Уважаемые читатели!

В старину говорили, что сила притяженья роднойземли неодолима. С возрастом я и сам убедился в истинности этих слов. Хотя на протяжении долгих лет живу в городе, но с годами все чаще вспоминаю родную деревню. Будто воочию вижу пестрые луга и поля, где бегал босоногим мальчишкой, нашу тихую Черемшанку, таинственно-манящие леса и горы... Девичья гора, Сенной овраг... Привольно и безмятежно раскинувшиеся вдоль речушки, они, наверное, прекрасны, как и прежде... Родная природа, видимо, определенным образом сказывается и на нашем будущем. Потому что я связал свою судьбу с землёй и выбрал профессию агронома. И всю жизнь трудился, испытывая огромное удовлетворение и радость от сопричастности к земле. Теперь у меня подрастают внуки. Захотелось и их познакомить со своей малой родиной и донести до них хотя бы некоторое представление о земле предков. Так появилось намерение написать эту книгу. Поскольку я все еще занят своим любимым делом, то написание этой книги поручил своему другу – писателю и журналисту Харису Закирову. Ему вызвалась помочь моя двоюродная сестра Гульсира Гайнанова, которая родилась и выросла в Карабикулово. Она тоже ќурналист, в течение двух десятков лет проработала в журнале “Идель” в качестве редактора и переводчика.

Что считать самым ценным наследством, которое человек оставляет своим потомкам? На этот вопрос каждый отвечает по-своему. По моему разумению, самое ценное, что могут дать родители своим детям и внукам – это воспитать их честными и совестливыми людьми, с почтением относящимися к истории и обычаям своих предков. Вера является самой сильной духовной опорой человека. Тот, кто помнит заветы своих предков, помнит, откуда он родом, тот и в сегодняшней жизни найдет себе достойное место. Человек сродни дереву – если у него крепкие корни, то и крона получается мощной, способной выстоять против жизненных бурь и невзгод. Своим потомкам я желаю жить полнокровной и интересной жизнью, чтобы они были чисты в помыслах и делах, чтобы стали достойными и уважаемыми людьми.

Хаджи Рахимзян Гайнуллин.

15 март 2011 ел.

“Родная моя деревенька, мое Карабикулово”

С какой бы стороны ни возвращался вКарабикулово, первым делом замечаешь минарет мечети. Устремленный в небо, стройный минарет придает особое очарование облику села, сразу ясно, что здесь живут благонравные, верующие люди. Видимо, у каждого поселения, как и у людей, свой характер и своя судьба. Не зря же говорят, что ни город, то свой норов. В одном селе люди веками живут-поживают как добрые соседи, во всём помогая друг другу. А неподалеку в другом селе из поколения в поколение рождаются отчаянные драчуны, готовые пустить в ход кулаки по любому поводу. А иная деревенька славится своими красавицами, испокон веку к ним сватаются парни со всей округи. В Карабикулово обосновался уравновешенный и умеренный во всем народ. Из уст в уста до нас дошло одно старинное предание. Якобы старец по имени Карабикул, избравший эти земли для поселения, вознёс такую молитву: пусть местный люд придерживается золотой середины – не забегает вперёд, но и не отстаёт от других. Наверное, его пожелание было услышано. Потому что на протяжении нескольких веков – за всю историю села – никто особо не разбогател, деревенский люд в целом умеренно благоденствует, конечно, не считая жестоких периодов голода и войн, пережитых вместе со всей страной. Вероятно, на всё это возымело своё влияние здешняя, сколь прекрасная, столь и богатая природа. Сколько бы веков ни прошло, а деревенька всё та же – всего-то одна-единственная улица вдоль Черемшанки. Говорят же, мал да удал. На той стороне речки до самой кромки горизонта раскинулись привольные хлебные поля, сочные луга и пастбища. По эту сторону Черемшанки тянется гряда холмов, будто зримые рельефные письмена на древнем лике земли. Они как бы оберегают деревенскую улицу от набега злых ветров и бурь. Вершины холмов окаймлены сосновыми и дубовыми рощами. Словом, как написал Тукай, здесь и ветры веют, и дожди льют в положенное время – благодатна природа этих мест. Щедрость её даров, возможно, способствует установлению ровных отношений и между здешними жителями.

Что касается истории этого края, то некоторые сведения по Самарской области, весьма скудные, можно почерпнуть из Интернета. В том числе можно приблизительно вычислить период возникновения оседлой жизни и первых поселений и в нашем Шенталинском районе. До нашей эры на территории будущей Самарской области скифо-сарматские племена вели кочевой образ жизни. В 1236 году по нашему краю прошли войска Батый хана. Они разгромили государство Волжской Булгарии, господствовавшей на этих землях. С того времени они считались под правлением Золотой Орды. В 1361 году, по данным археологов, было заложено основание города Самары. А 18 июня 1391 года на реке Кондурче состоялось самое кровопролитное столкновение того времени между войсками эмира города Самарканда Тамерлана и хана Тохтамыша за верховную власть над востоком – Средней Азией и Поволжьем. На поле битвы сошлись две огромные армии – каждая по 200 тысяч человек. Косвенным образом эта битва повлияла на судьбу всей России, так как после победы Тамерлана в этом сражении начался быстрый закат Орды. Об этом написал выдающийся татарский историк Шигабутдин Марджани. Казанский учёный-историк Марсель Ахметзянов в своей книге “Ногайская Орда” (Казань, 2009) упоминает о том, что “Хан Тохтамыш (отец его Туйхуджа) имел свой летний стан на берегу реки Большой Черемшан. Вероятно, там же и его могила”.

Колонизация северо-востока Самарской губернии началась в конце 17 века. Здесь проходила граница Российского государства, поэтому важное значение имело укрепление её опорными крепостями. А по ту сторону границы начинались ногайские земли. Поэтому в рамках строительства Закамской линии в 1741 году была построена Черемшанская крепость, а в 1742 году – Кондурчинская крепость. Новая Закамская линия проходила через всю территорию будущего Шенталинского района. Возводили укрепленные линии служивые люди Закамской черты, крестьяне и посадские люди Казанской губернии. Переселенцы получали по 10-15 десятин на семью, необходимые орудия, ссуду деньгами и хлебом на проезд и обзаведение. Есть основание полагать, что в этот же период были заложены поселения Шенталинского района Самарской области.

Земли, где испокон веку карабикуловцы сеяли, пахали и пасли свои стада, хранят в своих названиях отзвуки давних событий. Говорят, со времен гражданской войны вошли в обиход названия речушки “Канлы елга” (Кровавая речка) и множества родников с чистейшей студёной водой “Канлы чишмђ” (Кровавый источник). Пастбища простираются до околицы мордовского села Ойкино. Чуть повыше, на склоне округлых холмов, на опушке леса угадывается множество заросших травой небольших углублений. По рассказам старожилов, будто бы там находились окопы, и во время ожесточённых столкновений между белыми и красными солдатская кровь ручейками стекала вниз. Теперь там журчат хрустальные родники, а среди сочной травы рдеют красные капельки земляники и брусники... В стародавние времена и стар и мал, когда пасли коров, собирали сено или ходили по ягоды, любили спускаться к источнику и утолить жажду целебной водой. В последние годы у односельчан, приезжающих в родную деревню на отпуск, появилась привычка устраивать у родников шумные пикники.

Воспоминания о летней благодати навеяли желание ещё раз пройтись по знакомым лесным тропинкам. Оставив позади деревенские дома и миновав деревенское кладбище, по грунтовой дороге поднимаешься по покатым холмам к опушке леса. Когда неспешно шагаешь по зарастающей травой колее, в душе поднимается неизъяснимо-щемящая грусть от перекатывающегося волнами хлебного поля... От приветственно выстроившихся в ряд звонких колокольчиков и ярко-синих васильков. Войдя в зелёное царство не успеваешь и ста шагов пройти, как оказываешься на пасеке. В воздухе гудение пчёл и разлит медовый запах. Каждый знает, что в домике пасечника стоит большая дубовая бочка с водой и рядом же висит кружка. Если уставший и обессилевший шагаешь с ведёрком ягод, то можешь войти в домик и утолить жажду. Жаль, что в памяти не сохранилось имя этого доброго человека, никогда не отказывавшего детворе в кружке воды.

Далее по лесной тропе поднимаешься на гребень довольно крутой горы, именуемый в народе “Сырт” (то есть, горный хребет). После Сырта тропинка начинает петлять среди полян и чащоб, постепенно катясь под гору до тех самых студёных родников. Помнится, самые крупные и сладкие ягоды созревали на полянах Хыруллы (видимо, названного в честь какого-то человека) и каких-то безвестных Героев. Лес радовал местных жителей и богатыми сенокосными угодьями, и ягодами, и целебными травами. А вот привычки собирать грибы у местного населения до недавних пор не было, хотя нынешнее поколение понемногу уже приохотилось к этому увлекательному и полезному занятию. Исстари здесь заготавливали душистые берёзовые веники, сушили лекарственные растения, варили варенья, словом, умело пользовались щедрыми лесными дарами. Ранней весной взрослые и дети по ещё не растаявшему снегу спешили в берёзовую рощу, чтобы набрать в бутыли и банки прозрачный лесной нектар – берёзовый сок.

По обыкновению, весной, когда появляется легкая зелёная вуаль на оживающем лике природы, стар и млад собираются на опушку леса, за ещё одним весенним подарком. А на пригорке уже кучками стоят взметнувшие в небо упругие зеленые стрелки семейства дикого лука. А если захватил с собой краюху ржаного хлеба с солью, то угощение получается знатное!

Уместно вспомнить и об исконных занятиях местного населения. Плодородные земли и просторные заливные луга позволяли сельчанам успешно заниматься хлеборобством и скотоводством.

О предыдущих поколениях карабикуловцев в нашем повествовании нам следует упоминать с огромным почтением и благодарностью. Они оставили после себя добрую память, сохранили деревню и её уклад в самые страшные годы голода 20-х годов ХХ века, вынесли все тяготы военных лет, пережили трудные послевоенные годы. Единственная во всей округе деревня, где мечеть действовала в течение ста лет, включая самые суровые годы гонений на религию. По рассказам старожилов, в годы гражданской войны здесь шли кровопролитные бои. Если с утра деревня находилась в руках белых, то вечером она переходила к красным. Будто бы однажды красные со стороны села Татарское Абдикеево долго палили из пушек по минарету мечети. Но как бы ни целились, ни одно ядро не попало в мечеть. В народной памяти сохранилось ещё одно событие, связанное с её минаретом. После гражданской войны под лозунгом “Религия – опиум для народа” началось повальное разрушение мечетей и церквей. Однажды в Карабикулово тоже нагрянули активисты из района, чтобы спилить минарет нашей мечети. Однако мордовское население, веками проживавшее в этой деревне бок о бок с татарами, решительно воспротивилось тому. Накануне несколько мордовских парней обошли все деревенские дома и предупредили: “Татары, вы завтра не выходите на улицу, мы сами встретим актив и отстоим мечеть. Мы православные, нам ничего не будет за это, а вас упекут в тюрьму”. На следующий день с вилами в руках православная мордва выстроилась вокруг мечети: “Не трогайте эту мечеть, она – наша красота деревенская!” Видя, с какой решимостью готовы противостоять эти люди, районные активисты немного потоптались на месте и несолоно хлебавши уехали обратно.

Кстати, о мордве. Сколько поколений мордвы живёт в нашей деревне бок о бок с татарами, но ни одного случая межнационального конфликта или неприязненного отношения друг к другу не сохранилось в народной памяти. Наоборот, о своих мордовских соседях татары отзываются как о трудолюбивом и радушном народе, который всегда готов прийти на помощь в трудную минуту. Они уважают обычаи других народов, почитают и свои исконные традиции и обряды. Наверное, в деревне не было ни одного мордвина, не знавшего татарский язык. Есть даже местная байка о том, как у магазина встречаются два мордвина и долго разговаривают, а только потом спохватываются: ба, да ведь они, оказывается, балакают по-татарски! Большинство татар тоже неплохо знает мордовский язык. Однако в последние годы молодёжь из мордовских семей разъехалась по разным городам и весям в поисках работы, а вслед за детьми уехали и старики. Впрочем, у татар наблюдается то же явление.

Не будет преувеличением сказать, что слава нашей деревенской мечети разнеслась очень далеко. Хочу рассказать об одном событии, чему сама стала свидетелем. Вечером 18 июля 1992 года в Казани, в театре Камала состоялось юбилейное торжество в честь 80-летия со дня издания журнала “Казан утлары”. В зале царила особая атмосфера, поскольку сюда были приглашены высокие гости, прибывшие со всех концов света на Первый Всемирный конгресс татар. Выдающиеся деятели национального искусства и литературы один за другим выходили на сцену, поздравляли авторитетное национальное издание с юбилеем, дарили подарки... Вот на сцену поднялся художник Канафи Нафиков и вручил главному редактору журнала Равилю Файзуллину небольшую картину. В поздравительном слове он сказал: “Это – мечеть деревни Карабикулово. Эта мечеть на протяжении ста лет ни разу не закрывалась, оставалась действующей и служила людям. Вы тоже неустанно служите просвещению народа”. Не веря своим ушам, я переспросила у сидящих рядом: “Мечеть какой деревни?” Услышав в ответ: “Карабикулово”, – мне захотелось встать и на весь зал крикнуть: “Это же наша мечеть – нашей деревни!” В перерыве я отыскала художника Нафикова и познакомилась с ним. Расспросила его, когда и каким образом он оказался в нашей деревне и нарисовал нашу мечеть. Канафи абый оказался моим земляком. “Моя мама родилась в селе Денискино, я навещал её во время отпуска, заодно побывал и в Карабикулово, там сделал несколько рисунков вашей мечети”. Таким образом, простая деревянная мечеть маленькой татарской деревеньки на том памятном вечере вдруг неожиданно обрела глубокое символическое значение в глазах всего мирового сообщества татар. Стала символом стремления к свету и призыва к вере.

Секрет подобного отношения карабикуловцев к своей мечети прост. Потому что ещё до революции как мужское, так и женское население деревни было грамотным, все учились в медресе, хорошо знали арабский и персидский языки. Образованный человек всегда стремится к духовности, о чём красноречиво свидетельствует и пример наших односельчан. Даже в годы советской власти, когда религию всеми силами отчуждали и изгоняли из жизни народа, в каждой татарской семье хранились Коран и сборники религиозной литературы, произведения древних поэтов Бакыргани, Кул Шарифа, Мухаммедьяра и других на арабской графике.

О трудолюбии и склонности сельчан к ремёслам свидетельствуют и некоторые примеры, как, например, доживший до наших дней ткацкий станок, на котором тончайшие льняные полотна ткала наша соседка Хамидя-эби. Во многих семьях поныне используют домотканые полотенца и скатерти, доставшиеся в наследство от прабабушек. Многие в сундуках ещё хранят приданое своих бабушек – вышитые передники, намазлыки (молельные коврики), длинные полотенца и платки – как дорогую реликвию в память о своих предках.

Помимо сельскохозяйственных работ, многие мужчины занимались рыбной ловлей. Для этого из ивовой лозы сплетали длинные корзины и на ночь погружали в воду. Рыба забредала в эту корзину и оставалась там. Еще на нашей памяти то, как всё взрослое мужское население вручную забивало деревянные сваи и строило новый мост через Черемшанку. Если возводили сруб для новой избы, бани или сарая, то по давней традиции звали всю родню и соседей на помощь – омэ. О жизни и быте односельчан в последние мирные годы перед Великой Отечественной войной некоторое представление можно получить из воспоминаний моего отца – Абузяра Гайнанова.

“Свой первый учебный год я ждал с большим нетерпением. Мой отец Сабирзян на лошадях съездил в Куйбышев, привёз нам – мне и моему двоюродному брату Кияму – сумки, цветные карандаши в коробках, разные тетради.

И вот первого сентября 1934 года мы наконец пошли в школу. Нашим первым учителем был Киям Гайсин из соседнего села Абдикеево. Он был очень грамотным, умным человеком и весьма строгим учителем. С первых месяцев я учился только на хорошие отметки. В 4 классе к нам приехал новый учитель из Ульяновской области. Это был молодой и красивый мужчина по имени Фуат Фархутдинов. Хотя с виду он производил впечатление сурового наставника, однако оказался настоящим учителем – строгим, но справедливым, иногда в силу необходимости мог и больно надрать уши. Свою увлечённость учёбой в первую очередь я объясняю его учительским мастерством. Эти учителя дали нам основательные знания и многому научили по жизни.

В четвёртом классе мы уже считали себя вполне взрослыми, вовсю переписывались с девочками, бросая им письма с разрисованными цветами. Начали ходить на вечерние посиделки. Однажды с моим одноклассником Нугмановым Зиннятом мы уговорили одинокую бабушку Хадичу устроить нам посиделки с девочками. Бабушка не сразу согласилась. Сначала мы ей накололи дров, а потом из дому принесли по поллитра керосина, разумеется, тайком от родителей. Бабушка просила ещё и оконное стекло, но мы не смогли его достать. С наступлением сумерек мы с Зиннятом направились в дом к Хадиче-ђби. Окна были плотно занавешены, свет не просачивался наружу. Девочки встретили нас с напускной суровостью и начали задирать: дескать, вы мало дров накололи, поэтому бабушка не велела вас пускать. Мы тоже не смолчали: Зиннят и я выполнили только то, что нам сказал учитель, а вот вы почему не вымыли полы, ведь и вы обязаны помогать старшим. После этого девочки дружно рассмеялись и пустили в дом. Только было разыгрались, тут кто-то сильно постучал в дверь. Девчонки приоткрыли занавеску и от неожиданности вскрикнули: “Фуат абый!” Мы с Зиннятом быстренько юркнули под большие деревянные нары (сэке). Фуат абый вошел и спросил, нет ли тут пацанов. Девчонки вразнобой ответили: “Нет-нет”.

Тогда он наклонился и из-под нар вытянул Зиннята за уши. Я отполз за печку, прошмыгнул на улицу и пустился наутёк. На следующий день Зиннят пожаловался мне: “Знаешь, уши и сегодня огнём горят”. А уши у него и впрямь будто бы слегка вытянулись...

Неожиданно в наш дом постучала беда и разом прервала мое безмятежное детство. В августе 1937 года моего отца арестовали как “врага народа” и по решению суда “тройки” приговорили к 8 годам тюрьмы.

В пятом классе я начал учиться в соседнем селе Денискино. В 1939 году я один из нашей деревни продолжил учёбу. Однако и мне пришлось вскоре оставить школу. Матери нужен был помощник в домашних делах. Директор школы Ахмет абый Гимадиев пробовал меня уговорить: дескать, не бросай учёбу, у тебя и отметки хорошие. Но в деревне ровесники меня и так дразнили: “прафисыр, прафисыр”, поэтому 20 марта 1940 года моя учёба закончилась. Получив на руки справку об окончании семилетки, я распрощался со школой и любимыми учителями. Уже на следующей неделе я работал в колхозе. С утра запрягал своего коня по кличке Калмык и из конюшни вывозил навоз в качестве удобрения на колхозные поля.

С той поры и настали для меня суровые будни. Постепенно бразды правления перешли в мои руки и в домашних делах. Мы на лошадях пахали и бороновали, возили сено и солому для колхозных коров и лошадей. А во время уборки урожая на лобогрейках косили и вязали снопы. В те же дни я приобрёл одну скверную привычку, о которой сожалел потом всю жизнь, – научился курить...

Вот так без отца мы прожили четыре года. От него изредка – один или два раз в год – приходили письма. На небольшом клочке пожелтевшей бумаги он коротко сообщал о себе: в Сибири, в тайге, валим лес в Красноярском крае. Несколько наших посылок вернулось обратно, но одну, в которой мы посылали ему табак, он всё же получил и, по его признанию, этот табак спас ему жизнь. Хотя бы на несколько лет, как оказалось...

Весной 1941 года я, по обыкновению, участвовал в посевной. Затем прошел и наш деревенский сабантуй. По традиции, перед уборочной страдой район ежегодно устраивал ярмарки. В том году она была назначена на 22 июня. С утра день выдался солнечным и жарким. В колхозе была своя “трёхтонка”, которую мы купили в обмен на 11 голов лошадей в колхозе “Молот и звезда”. В те годы только несколько хозяйств в районе могли похвастать своими автомашинами. Было решено везти людей на ярмарку на этой автомашине. Ввиду отсутствия денег я не поехал на ярмарку, но проводил односельчан. После этого взял удочку и спустился к плотине, авось, поймаю хотя бы на ушицу несколько красноперок. Часа в два пополудни, гляжу, толпа людей пешком идет обратно, причём, не по большаку, а по мосткам через речку. Когда они поравнялись со мной, я спросил: почему пешком? Машина сломалась, ответили мне. Тут один пожилой дяденька тяжело вздохнул и сказал: “Я бы и сто километров пешком прошагал, чтоб только этой войны не было”. Какая война, изумился я. Тут уж все заговорили: “Да вот Германия против нас начала войну, поэтому и ярмарки не было, все вон плачут”... Многие ополоснули лицо речной водой и молча прошагали дальше. Вслед за ними и я пошел домой. Вот так в одночасье к нашему семейному несчастью прибавилось горе, обрушившееся на всю страну...

23 июня в деревню доставили 45 повесток – почти половина мужского населения была призвана на военную службу. Те, кто уходил первым, не успели просушить даже сухари в дорогу. Вся деревня плакала – и татары, и мордва. Перед отъездом на сборный пункт татары прошлись по улице с молитвенным песнопением. Увозили их на двух грузовых автомашинах, а провожающие поехали вслед за ними на телегах, кое-кто пошел даже пешком. На следующий день, посадив своих родных и близких в вагоны, провожающие вернулись. Многие виделись в последний раз, потому что из 45 человек только пятерым было суждено вернуться с войны...”

О том, что довелось пережить ему, рядовому солдату, на той страшной войне, Абузяр Гайнанов изложил в двух общих тетрадях. К 60-летию Великой Победы некоторые эпизоды из его воспоминаний увидели свет на страницах журнала “Идель” (на тат. яз.) (№№ 2,3,4 за 1995 год) под названием “Тышауланган замана” (“Стреноженное время”). Позднее они были перепечатаны газетой “Бердэмлек”.

В память о тех карабикуловских парнях, кто не вернулся домой с полей сражений Великой Отечественной войны, в центре деревни стоит скромный обелиск, где высечены их имена.

В послевоенные годы деревня пережила, наверное, свои самые весёлые, полнокровные и многодетные годы.

Особенно процветал наш колхоз “Красный путь” в 1960-е годы, когда у руля стояли председатель Гавриил Бутинов и агроном Рафкат Кадыров, всей душой преданные своему делу. Выращивая зерновые культуры и развивая животноводство, они по-новому, в полной мере использовали возможности здешних земель. Заливные луга прекрасно подходили для овощеводства, поэтому появился огромный колхозный “огород”. Тут росли и огурцы, и морковь, и капуста. А на солнечных склонах крутых холмов выращивали теплолюбивые арбузы и дыни. То-то радости было у детворы! Когда сторож Газимзян бабай уходил домой пообедать или на пятничный намаз, то мальчишки с ловкостью обезьян карабкались по крутому склону за арбузами, а потом под гору катились небольшие полосатые “мячики”. Сидя под тенистым деревом ребятня лакомилась этими чуть порозовевшими и совсем ещё не сладкими ягодами... Газимзян бабай, конечно, после этого сильно ругался, порой даже стрелял из своей, заряженной солью одностволки, однако мальчишек уже и след простыл, лишь под деревьями белела кучка арбузных корок...

В середине 60-х годов прошлого века благодаря инициативе руководителей колхоза сельчане получили возможность улучшить условия быта. Дело в том, что на Черемшанке построили плотину и поставили генератор для выработки электроэнергии в пользу колхоза и сельчан. Хотя до этого там же действовала водяная мельница, однако электричества она не давала. В домах сельчан впервые появилась лампочка Ильича, в клубе начали показывать кино. В кино любили ходить и взрослые, и дети. Билеты стоили соответственно двадцать и пять копеек. Затаив дыхание смотрели индийское кино и советские фильмы. А после летнего сеанса молодёжь дружно продолжала вечер на Девичьей горе. В те годы парней и девушек в деревне было много, как никогда уже потом... Почти каждый умел играть на гармони. На тальянке зажигательно наяривали плясовые мелодии и народные песни Наиль Кашапов и Раис Мустафин. Поколение, которое пришло позднее, уже тянулось к баяну и хромке. Особенно способными к музыке и пению оказались все шестеро сыновей Асии апа и Кияма абзый Гайнановых – Рашит, Джадит, Шавкат, Равиль, Асхат и Раис хорошо играли на баяне и гармони, вот и сменяли друг друга на посиделках в клубе и на концертах.

В те же годы культурная жизнь в деревне била ключом. Сельчане тянулись к искусству. К праздникам обязательно ставили концерт силами местных самодеятельных артистов, несколько раз в год устраивали спектакли по небольшим пьесам или инсценировку детских сказок. Самыми активными участниками и организаторами этих творческих выступлений были, конечно, представители сельской интеллигенции – учителя начальных классов Шамсебану апа и Зуфар абый Минибаевы, библиотекарь Райса апа Фатыхова, ученики разных классов, причем, старшие обучали младших танцевать и петь. Были здесь и свои народные певцы, и легконогие танцоры, и прирожденные артисты. Невысокого роста, белокурая Исламия апа Ризванова, покорившая односельчан своим сильным грудным голосом, позднее блистала уже на сцене казанских клубов, где прослыла “маленьким соловьём”. Прекрасным голосом и истинно народной манерой пения снискала любовь слушателей Минсара апа Гадельшина. Кстати, признанной певицей была и её мать – Летфия апа.

Сельская молодёжь увлекалась футболом и хоккеем. Хотя особых условий для занятий спортом не было, однако мальчишки своими силами сооружали футбольные ворота и с азартом гоняли мяч на самодельной площадке. А зимой едва Черемшанка покрывалась тонким слоем прозрачного льда, все собирались на хоккей. Правда, коньки имелись не у всех, но разве это могло служить помехой?! Каждый мог смастерить себе “коньки” из гладкой липовой коры или деревянной дощечки. Как ловко катались мальчишки на этих “коньках”, перевязанных бечёвкой поверх валенок. У подростков того поколения любимой игрой были “городки”, “лапта” и другие подвижные игры.

Видимо, послевоенное поколение было не лишено романтизма, они острее чувствовали любовь к жизни и ко всем её проявлениям после самой кровопролитной войны в истории человечества. Любые события в жизни деревни происходили при активном участии всего населения. Скажем, всем миром возводили новый деревянный мост через Черемшанку, строили плотину. Когда заработала своя электростанция, то на берегу пруда установили пилораму и любой желающий мог заготовить себе пиломатериалы. Строили в те годы много, люди хотели обновления, чтобы поскорее забыть тяготы военных лет.

Больше всего пилорама доставляла радости детворе. Не мешал даже громкий зудящий шум, издаваемый ею. Бывало, искупаешься до посинения, а потом так приятно зарыться в теплые опилки и вдыхать аромат древесины. За “подножным кормом” можно было отправиться в ближайшие ивовые заросли на берегу Черемшанки и вволю наесться там черёмухи, смородины, а то ползком пробраться и сорвать пару крошечных, ещё не созревших огурцов на колхозном огороде. Безмятежная и сладкая пора детства!

Взрослые тоже не чурались романтических забав. Во время ледохода на Черемшанке люди целыми семьями собирались у моста. Мужики вооружались – брали с собой багор или на худой конец обыкновенное дреколье, чтобы проталкивать крупные льдины, застревавшие под мостом. Отчаянные мальчишки под испуганные возгласы собравшихся перепрыгивали с одной льдины на другую. Некоторые развлекались тем, что бросали на проплывающие айсберги зажжённые факелы из соломы, с восторгом провожая их взглядом до поворота. Отрешившись от всех забот, все, как заворожённые, следили за величественной картиной ледохода. Крупные льдины сталкивались с волноломом моста и с треском разбивались на мелкие куски... Допоздна раздавались смех и шутки, народ не спешил расходиться по домам. Словом, сельчане таким образом встречали весну, а вместе с ней рождались и новые надежды, шли разговоры о видах на новый урожай...

Не зря мы отметили, что в те годы деревня была “многодетной”. Почти в каждой семье росло по четыре-пять, а в некоторых и по десять детей.

Эти чудесные годы, вероятно, никогда уже не повторятся. Потому что сегодня коренное население только убывает, в последние годы сюда начали прибывать мигранты из стран ближнего зарубежья, которые, к сожалению, не знают ни прошлого, ни традиций нашей деревни. А тогда дети, родившиеся в 1945 – 1955 годах, росли вместе как одна дружная семья. Младшие ходили по пятам за старшими. Вместе ходили в школу, в клуб, на вечерние посиделки, играть в футбол или хоккей. Младшие учились у старших, повторяли увиденное. Мальчишки и девчонки по-настоящему соревновались между собой, старались превзойти друг-друга в спорте, учёбе или работе. Парни один за другим выучились играть на гармони и баяне. Откуда ни возьмись, появилась мода лихо мчаться по ночной дороге на легких мотоциклетах типа “Ковровец”. А потом одно поколение за другим они ушли служить в армию, многие уже не вернулись в родную деревню, обосновавшись либо в городах, либо завербовавшись на великие “стройки века” эпохи социализма. Девчонки, уехавшие на учёбу или на работу в города, тоже не захотели осесть в деревне, потому что молодёжи здесь было нечем заняться.

В тот период началась кампания по укрупнению колхозов. В 1963 году наш колхоз “Красный путь” присоединили к колхозу имени Камиля Якуба соседнего села Татарское Абдикеево. С того момента и началось разрушение созданного многими поколениями карабикуловцев богатства. Все более-менее значимое имущество нашего колхоза – животноводческие фермы, амбары, зерноток и другие строения, вся техника – было перенесено в соседнее село, а наши односельчане остались без работы. Вот и разбрелись они в разные стороны, уехали на чужбину с насиженного места... У оставшегося народа в душу закралась тревога “ведь деревня захиреет, тогда “прощай, Карабикулово”. Подобное положение дел продолжалось в течение нескольких десятилетий.

Наконец, грянула “перестройка”. Для вымирающей, “бесперспективной” деревни Карабикулово это был исторический шанс сделать хотя бы ещё одну попытку к возрождению. Однако для этого требовалось в первую очередь отделить свое хозяйство и начать жить как самостоятельный субъект хозяйствования. За это сложное и щепетильное дело взялись сельские энтузиасты. В числе первых проявили инциативу родной дядя Рахимзяна, ветеран войны, более-менее сведущий в правовой области и уважаемый “аксакал” Абузяр Гайнанов, и из молодёжи Раис Гайнанов, Равиль Гадельшин, Мияссар Гадельшин, Валерий Досаев, Анатолий Яковлев и другие. В течение трех лет они упорно ездили к районному начальству, стучались в двери областных чиновников, а вечерами, излагая свою просьбу, сочиняли обстоятельные письма в Москву. Куда только не направляли они своё ходатайство – в газеты “Известия” и “Труд”, на Центральное телевидение, в Министерство сельского хозяйства СССР. Однажды в деревню прибыла творческая группа Куйбышевского корпункта ЦТ и отсняла сюжет о деревенском житье-бытье. Таким образом из Москвы на весь СССР прозвучал “вопиющий глас” нашей деревни, пожелавшей не быть жертвой неумелой политики, а встать на ноги и жить самостоятельной жизнью. Видимо, в эпоху “гласности” телевидение обладало неодолимой мощью, потому что после растянувшейся на несколько лет процедуры отделения колхозов, наконец в 1991 году вновь был восстановлен колхоз “Красный путь”. Первыми руководителями отделившегося колхоза были избраны Раис Гайнанов и Равиль Гадельшин. При разделе имущества многие здания и строения, а также 300 га плодородной пашни, прежде принадлежавшие нашему колхозу, остались в распоряжении колхоза имени Камиля Якуба. Самостоятельное существование пришлось начать, имея за плечами четыре миллиона долга. Конечно, первоначально было очень сложно сводить концы с концами. Во время посевной наши поля обрабатывали техникой из соседних хозяйств, то же самое происходило и в уборочную страду. Приходилось надеяться на помощь и добрую волю соседей. И спасибо им, окончив дела у себя, они направляли технику к нам. Вот так и выжили, благодаря взаимовыручке и добрососедству.

Татарское Абдикеево – самое ближайшее к Карабикулово село. Испокон веку парни женились, а девушки выходили замуж за соседей, многие семьи породнились или стали близкими друзьями. Поэтому уместно сказать несколько слов и о людях этого села.

В этом селе родился видный революционер Камиль Якуб, который вел активную деятельность в Казани и погиб в годы гражданской войны. В советское время абдикеевская школа и колхоз носили его имя, однако дома-музея не было. Отец Камиля Якуба был известным в округе богачом и отправил сына на учёбу в Казань. А там сын увлёкся коммунистическими идеями и отказался от отцовского богатства. В итоге коммунисты разорили его отца, который впоследствии умер от голода в тюрьме. Известный татарский поэт Ренат Харис посвятил Камилю Якубу свою поэму.

Татарское Абдикеево является родиной известных спортсменов – борца Хабиля Бикташева и марафонца Равиля Кашапова. Уроженец этого села Наиль Гайсин в течение долгих лет преподавал студентам математику в Казанскомгосударственном педагогическом институте.

Конечно же, все карабикуловские дети учились сначала в абдикеевской школе-семилетке, а потом и десятилетке. Огромная благодарность всем сельским учителям, беззаветно отдававшимне только знания, но и душевное тепло и внимание каждому ребёнку.

Особого внимания заслуживает судьба одного из интеллигентных карабикуловских джигитов. Речь идет о представителе военного поколения – Рафкате Хакатовиче Калимуллине, 1941 года роќдения. После окончания школы он поехал учиться в город Мелекесс (Дмитровград). Успешно окончив физико-математический факультет Педагогического института, поступил в аспирантуру. Но учиться решил в Ленинграде. Потому что там были совершенно иные возможности для занятий наукой и научная литература всегда находилась под рукой. Он быстро нашел свою дорогу в науке, затем защитил кандидатскую диссертацию по физико-математическим наукам, выпустил несколько книг по высшей физике для молодых студентов. Его избрали заведующим кафедрой физики и математики Ленинградского педагогического института имени Герцена. Это было в 1975 году. Физика – большая наука, а ядерной физике и вовсе нет конца и краю. Совмещая преподавание с научной работой, Рафкат часто приезжал в Мелекесс, бывал в Дубне и других атомных центрах. Издал несколько книг по безопасным работам с силами могучей ядерной технологии. Но его научные интересы лежали в области, связанной с лазерной оптикой. Поэтому Рафкат перевелся в лазерный центр Ленинградской академии наук. Там защитил докторскую диссертацию, правда, большинство новшеств приходилось доказывать через иностранные академии наук. С научными докладами ездил в США, Японию, Германию и Францию. Так пролетело 20 лет. За это время он выпустил очень много книг по физике и атомным реакторам. Одна из разработок в области лазерной технологии принесла ему звание профессора в 1995 году. Перед молодым профессором открывались широкие научные горизонты. Но... Однажды после обеда он возвращался на работу и внезапно посреди дороги упал на мостовую. Позднее врачи пришли к выводу: отравлен неизвестным ядом. Так оборвалась жизнь молодого, талантливого человека, который занимался любимым делом и был полон надежд на будущее. В Ленинграде у него осталась семья – жена и двое детей.

Последний раз в родной деревне он был в 1977 году на похоронах матери. Как луч света промелькнула жизнь молодого, талантливого ученого. Пусть яркий след его короткой жизни надолго сохранится в сердцах его земляков. (Из статьи М. Нафикова в газете “Шенталинские вести”.)

Дата добавления: 2015-08-20