Рождение и слава Российского флота 2 страница

На похоронах императора Феофан Прокопович произнес знаменательные слова: «Застал он в России свою силу слабую и сделал по имени своему твердыней адамантовою; застал воинство в дому вредное, в поле некрепкое, от супостат ругаемое, а ввел Отечеству полезное, врагам страшное, всюду грозное; такодже неслыханное от века дело совершивши, строение и плавание корабельное, новый в свете флот, но и старым не уступающий!».

Наследники Петра I, будучи людьми, совершенно непохожими, одинаково пренебрежительно относились к судьбе флота. О «корабельном налоге» и императоры, и их недалекие фавориты забыли, и средств на ремонт и содержание кораблей практически не выделялось. Если Екатерина I и отпускала казенные деньги на военно-морские парады, которых, впрочем, хватало только на покупку полотна для завешивания щелей в бортах прославленных боевых судов, то Анна Иоанновна вообще приказала вытащить их на берег, а матросов перевести в парадные экипажи. Абсурд заключался и в том, что гардемарины Навигацкой школы получили новый устав, подписанный вице-канцлером Бироном и военным министром генералом-фельдмаршалом Минихом, где главными учебными предметами назывались «кавалерийские экзерциции», «фехтование» и возведение «инженерных сооружений». Морские курсанты астрономии и навигации учились буквально тайком. Гардемарины обучались флотскому мастерству на узких московских реках на старых галерах.

Ситуация изменилась к лучшему с воцарением «дщери Петровой» Елизаветы. Она восстановила флот, приказав построить на верфях Кронштадта и Архангельска еще 40 линейных кораблей типа «Ингерманланд» и 120 галер. Только благодаря новым кораблям России удалось успешно завершить затянувшуюся войну со Швецией в 1743 году, присоединив к России часть финской территории до реки Кюмень. Навигацкая школа была, наконец, переведена в Петербург, и обучение вновь проходило по утвержденной Петром I программе. Однако опытных морских офицеров из-за последствий «бироновщины» все-таки катастрофически не хватало. После русско-шведской войны флот почти не проводил учебных плаваний и - за исключением блокады с моря крепости Кольберг эскадрой адмирала Полянского в декабре 1761 года - так и оставался декорацией новой столицы.

Екатерина II поначалу тоже не придавала большого значения флоту, но внезапное объявление Турцией войны в 1768 году и тяжелые оборонительные бои 2-ой армии генерал-фельдмаршала Румянцева в Малороссии и Молдавии заставили энергичную императрицу искать выход, чтобы вынудить турок и крымских татар спешно отойти к Дунаю. На помощь ей пришел брат ее фаворита граф Алексей Григорьевич Орлов. Он предложил за зиму восстановить флот и направить его вокруг Европы в Средиземное море, где, уничтожив турецкие корабли, высадиться и поднять восстание в Греции. План представлялся Сенату совершенно невыполнимым. Тем не менее, Екатерина II его одобрила и именным указом, вполне в духе Петра Великого, присвоила Орлову звание генерал-адмирала и приказала весной следующего года отправиться в плавание.

Стихией Алексея Григорьевича были прекрасные дамы, кавалерия и разведение породистых коней - он вывел новую породу всемирно известных орловских рысаков. Морское дело он знал исключительно по книгам и катаниям на прогулочных лодках в петергофских прудах и невских затонах. Но Екатерина II умела точно угадывать настроение и самолюбие своего фаворита, внимательно слушать и попадать в такт с его мыслями, заставляя мужчину поверить в то, что это его собственные цели, и это в его силах. Она не приказывала, а как бы подсказывала ему свои намерения и желания. Поэтому императрица никогда не страдала от нехватки способных и талантливых умов. «Неурожая на людей не бывает», - не раз повторяла она.

Будучи человеком умным и обстоятельным, Орлов на всю зиму засел за учебники и наставления. Целыми днями он лазил по вантам, учился стрелять из укрепленной на качающейся доске пушки, изучал рангоут и корабельные снасти. Скоро новоиспеченный генерал-адмирал стал превосходным теоретиком. Практическую работу по ремонту кораблей он поручил начальнику Кронштадского порта капитану 1-го ранга Григорию Андреевичу Спиридову, отличнику гардемарину первого выпуска Навигацкой школы петровских времен.

И в очередной раз Россия изумила мир - как только вскрылся ото льда Финский залив, иностранные дипломаты увидели шесть 66-пушечных, три 58-пушечных новых и отремонтированных линейных кораблей, три 40-пушечных фрегата и 17 вспомогательных судов, грозно покачивавшихся на балтийской волне. Командир авангарда адмирал бригадир Джордж Эльфинстон поднял свой флаг на новейшем линкоре «Европа», а назначенный командующий эскадры Спиридов, незадолго до этого произведенный в контр-адмиралы, - на отремонтированном «Святом Евстафии». Арьергардом командовал вице-адмирал Самуил Карлович Грейг, ранее возглавлявший Балтийский флот, на новом линейном корабле «Святой Ростислав».

В мае 1769 года тремя колоннами русские военные корабли двинулись в первое дальнее плавание.

В сентябре эскадра зашла на двухнедельный ремонт в английский порт Гуль, где на русских моряков смотрели как на людей, идущих на верную смерть. Тяжелой школой стал месячный переход через штормовой Бискайский залив, после которого шпаклевать корабли и латать паруса приходилось на ходу - в любую минуту мог появиться турецкий флот. В Неаполе на «Европу» взошел и сам Орлов, возглавивший всю русскую эскадру. Екатерина II поставила перед своим фаворитом альтернативу: либо окончательно победить турок, либо погибнуть в неравном бою.

Февральские грозы и шквалы 1770 года на Средиземноморье заставили турок держать корабли в гаванях. Орлов воспользовался относительным затишьем и направил два линейных корабля к гавани Наварин на полуострове Пелопоннес. 10 апреля после интенсивной шестидневной бомбардировки здесь был высажен десант в 300 человек под командованием бригадира морской артиллерии Ибрагима Петровича Ганнибала. Морские пехотинцы захватили 42 дальнобойных артиллерийских крепостных орудия и 800 пудов пороха. Более месяца Ганнибал оборонялся в этой удобной единственной для стоянки крупных военных кораблей на Пелопонесском полуострове цитадели, снабжая эскадру Орлова продовольствием, пресной водой и боеприпасами. Однако греки, радушно встречая православных братьев, к восстанию против турецкого ига еще не были психологически готовы. Тем не менее, стратегическая цель экспедиции была достигнута: сухопутная турецкая армия, преследуемая ничтожными воинскими силами фельдмаршала Румянцева начала откатываться из Новороссии в Бессарабию и Валахию.

С подходом в мае 1770 года 50-тысячного корпуса янычар Наваринскую цитадель пришлось взорвать и погрузить десантников, из-за численного превосходства противника, обратно на корабли. Командующий турецким флотом капудан-паша, прозванный «крокодилом морских сражений», Эски Гассан-бей увидел в этом признак слабости русских: у них теперь не было возможности пополнять припасы пресной воды и продовольствия в Наварине. В конце концов, русским кораблям пришлось бы либо уйти в дружественную Венецию или в Неаполь, либо обессиленными погибнуть в сражении с превосходящими силами турок.

Алексей Орлов это тоже понимал и активно искал боя. 24 июня у острова Хиос в Эгейском море русский авангард, наконец, обнаружил турецкие корабли. 12 русским крупным разнотипным судам противостояло 16 современных линкоров, 6 фрегатов и около сотни малых парусников. Силы были неравными, но после короткого совещания адмиралы, где правом решающего голоса обладали Грейг и Спиридов, решили дать сражение. Чтобы нарушить планы противника, в бой было предложено вступить в обратном порядке, начиная с арьергарда Спиридова, имевшего старые линкоры, которые в случае неудачи прикрыли бы новейшие корабли Грейга и Орлова и помогли им выйти из пролива.

На «Евстафии» загремел военный оркестр, которому контр-адмирал приказал «играть до последнего вздоха». Согласно вероисповеданию мусульмане не выносили громкой духовой музыки - турецкие моряки растерялись. Гассан-бей в свою очередь принял идущий в атаку корабль «с оркестром» за флагманский линкор и решил сосредоточить огонь на нем. Увидев это, в последний момент Орлов прислал за адмиралом Спиридовым шлюпку с категорическим приказом перейти на «Европу». Устаревший «Евстафий», ошеломляя противника маршевыми мелодиями, буквально рассек его строй и взял на абордаж адмиральский линейный корабль французской постройки «Реал-Мустафа», вдвое превышавший его по размерам, вооружению и экипажу. Гассан-бей, сознавая собственную обреченность, распорядился поджечь пороховые погреба, и сцепившиеся бортами гиганты взорвались. Сам капудан-паша с саблей, подаренной султаном, в зубах выплыл из-под горящих обломков. Оказавшиеся без флагмана турецкие суда отошли в Чесменскую бухту под защиту береговых батарей.

Инициативу упускать было нельзя. Ночью 26 июня 1770 года «Ростислав» под флагом адмирала Грейга, прикрываемый с тыла линейными кораблями «Саратов», «Гром», «Три иерарха», «Не тронь меня» и фрегатом «Надежда», несмотря на жестокий обстрел, вошел в бухту, пропустив вперед брандеры. Непосредственный выход в Хиоский пролив мористее прикрывал Алексей Орлов на «Европе». Три первых брандера были расстреляны береговой артиллерией противника и загорелись. Пламя ослепило и самих турецких пушкарей, что позволило лейтенанту Дмитрию Сергеевичу Ильину на последней «плавучей бомбе» прорваться к огромному 84-пушечному линкору, поджечь фитиль и самому прыгнуть в шлюпку, чтобы вернуться к своей эскадре. Раздался колоссальный взрыв, от которого вспыхнули все скученные в тесной бухте остальные турецкие корабли. Обычно сдержанный адмирал Грейг написал взволнованные слова в судовом журнале: «Легче вообразить, чем описать весь ужас, остолбенение и замешательство, овладевшее неприятелем, целые команды в страхе и отчаянии кидались в воду, поверхность бухты была покрыта множеством спасавшихся людей, но спаслись из них немногие». Спиридов был краток: «Разломали, сожгли, на небо пустили, в пепел обратили мы турецкий флот. Честь всероссийскому флоту!». В Чесменском сражении погибло не менее 10 тысяч опытных матросов и офицеров турецкого флота. В русских экипажах недосчитались только 11 человек.

Только линкор «Родос» да пять галер русским матросам удалось вывести из огня как трофеи. На них был поднят Андреевский флаг, а «призовой» турецкий линейный корабль был переименован приказом Орлова в «Память Евстафия». Таким образом, Чесменская победа не стоила России ни одного погибшего крупного корабля! Такого триумфа еще не знал ни один военно-морской флот Западной Европы.

Активная внешняя политика России во второй половине XVIII столетия потребовала от Екатерины II усовершенствования наградной системы, введя особый орден «за особливые воинские заслуги». Императрица со статутом не спешила, внимательно прислушиваясь к разговорам гвардейцев и офицеров и замечая в петлицах консервативно настроенных вельмож древние золотые монеты - «медали» с образом Георгия-Победоносца, доставшиеся от предков. Решение было принято в разгар первой русско-турецкой войны - 26 ноября 1769 года был учрежден «Военный орден Святого великомученика и Победоносца Георгия» с девизом «За службу и храбрость», в статуте которого Екатерина собственноручно записала: «Ни высокий род, ни прежние заслуги, ни полученные раны не приемлются в уважение при удостоении к ордену Святого Георгия за воинские подвиги; удостаивается же оного единственно тот, кто не только обязанность свою исполнил во всем по присяге, чести и долгу, но сверх сего ознаменовал себя на пользу и славу Российского оружия особенным отличием». Георгиевский орден имел особое положение и не входил в систему старшинства наград. Его предписывалось носить всегда на любой одежде и никогда не снимать. Орденская лента была черной с тремя оранжевыми полосами. Он имел четыре степени, получить все из которых можно было, начиная только с низшей. Георгиевские награды утверждала специально созданная Екатериной II Георгиевская Дума, заседания которой происходили с 1811 года в Георгиевском зале Кремля.

Первая награда досталась самой Екатерине как «учредительнице ордена», а вторая - ее фавориту генералу-фельдмаршалу князю Григорию Александровичу Потемкину, Президенту Военной коллегии, сумевшему в кратчайшие сроки реорганизовать русскую армию.

Екатерина II по достоинству оценила беспримерный подвиг русских военных моряков. Генерал-адмирал Алексей Орлов и лейтенант Дмитрий Ильин награждались орденами Святого Георгия 1-ой степени; первый получил почетный титул графа Чесменского и огромные земельные пожалования с 50 тысячами крепостных, а Ильину досрочно присваивался чин капитана 1-го ранга. Спиридов и Грейг стали кавалерами ордена Святого Георгия III-ей степени, а все матросы и офицеры награждались золотой медалью с датой сражения и простой надписью «Был». Позже князь Григорий Александрович Потемкин, внося изменения в воинскую форму, по личному указанию императрицы введет для военных моряков гюйс, откидной воротник, с тремя черными полосками в память самых великих побед русского военно-морского флота.

Воспользовавшись началом второй русско-турецкой войны, шведский король Густав III объявил в апреле 1788 года России войну. Зная, что лучшие сухопутные силы русской армии и многочисленный современный Черноморский флот ведут тяжелые бои с войсками и боевыми кораблями Оттоманской империи, он потребовал возвращения территорий, которые были утрачены Швецией по условиям Ништадского и Абовского мирных договоров. 36-тысячная шведская армия перешла границу и осадила город Нейшлот. Русская армия, которой командовал генерал-полковник граф Мусин-Пушкин, насчитывала всего 14 000 штыков и по причине завершения очередного рекрутского набора состояла из плохо обученных гарнизонных войск, солдат инвалидных команд и конницы, укомплектованных ямщиками и крепостными конюхами. Артиллерийские орудия были старыми и изношенными. И русские солдаты выдержали многомесячную осаду, и шведы отступили в Финляндию.

Тяжело больной вице-адмирал Грейг 6 июля 1788 года разгромил эскадру шведских галер у острова Гогланд.

В 1789 году русская армия увеличилась за счет посадских добровольцев, послушников и монахов из окрестных монастырей и пустыней, а кавалерия увеличилась за счет уральских «татар». Но шведская регулярная армия с боями методично отступала на север, увлекая русских солдат в труднопроходимые скалистые леса и болота. Реванш неприятель вознамерился взять в морском сражении.

2 мая 1790 года командующий Балтийского флота генерал-адмирал граф Павел Васильевич Чичагов (Грейг к этому времени скончался) сосредоточил на рейде Ревеля всю русскую эскадру – 10 устаревших линкоров типа «Ингерманланд», 5 разнотипных фрегатов, включая древний «Штандарт» и 14 галер. Команды для них набирались из гардемаринов и отставных офицеров, мичманов и матросов. Шведский флот включал в себя 20 линейных кораблей английской постройки, 6 фрегатов и 6 галер. Ожесточенный бой длился пять часов, и противник потерпел сокрушительное поражение и отошел мористее. Однако 25 мая шведские корабли атаковала береговые укрепления Петербурга, чтобы высадить десант на окраине столицы. У артиллерийского форта Красная Горка их настигли русские корабли, заставили шведов укрыться в Выборгской бухте и блокировали корабли противника. Не имея ни питания, ни достаточного количества пороха шведские суда в течение двух дней с отчаянными ожесточенными боями прорывались из плотного кольца окружения. В результате, шведы лишились 18 крупных кораблей и 3 000 офицеров и матросов. 5 тысяч человек добровольно сдались в плен. Через два дня русские галеры догнали уходящие неприятельские корабли у Рокенсальма и вынудили их сдаться. Король Густав III предложил Екатерине Великой начать мирные переговоры, навсегда отказываясь от всех территориальных претензий и давая России право иметь стационарную базу Балтийского флота на Аландских островах. Документ был подписан 3 августа 1790 года в городе Верель. Правда, Россия и Швеция фактически остались без военных кораблей на Балтике, и хозяйкой северных морей стала Великобритания.

Потери, понесенные русскими и шведами, оказались огромными, тем более что русские матросы часто не вносили свои фамилии в списки команд кораблей в момент боевой тревоги. В память обо всех погибших матросах России Екатерина II приказала заложить в Кронштадте военно-морской собор Святого Андрея Первозванного.

Так ангальт-цербстская «немка», объявившая себя императрицей Екатериной II оказалась достойным продолжателем петровских забот о России «могучей флотом своим». С победы при Гангуте Россия стала одной из ведущих морских держав мира, а русские эскадры стали постоянно крейсировать в мировом океане.

Генерал-фельдмаршал Петр Александрович

Румянцев-Задунайский

«Только Петру Великому, - заметил однажды Александр Васильевич Суворов, - предоставлена была великая тайна выбирать людей: взглянул на семеновского солдата Румянцева, и он - офицер, посол, вельможа; а тот за это отблагодарил Россию сыном своим, Задунайским».

Начиная с Петра I, российская армия развивалась своим, отличным от других западноевропейских армий путем. В противоположность вооруженным силам «просвещенной Европы» в результате военных реформ великого реформатора она приобрела неповторимые черты, свойственные регулярным национальным армиям. Рекрутский набор, делавший крепостного крестьянина формально свободным, на которого Воинским Артикулом возлагалась почетная задача обороны Отечества и укрепления его воинской славы, резко отличали ее от современных наемных армий. Однако это качественное отличие русской армии в большинстве случаев неверно понималось его преемниками, которые расценивали рекрутчину лишь как временное мероприятие, вызванное бедностью казны империи.

Анна Иоанновна с помощью Бирона набирала офицеров и гвардейцев из иностранных наемников – русские дворяне тогда составляли исключение из правил. Это проявилось в копировании принципов ведения военных действий наемными армиями, в частности в «кордонной» оборонительной тактике де Ласси, тогда как стратегия русской армии допускала быстроту маневра благодаря применению иррегулярной и легкой кавалерии, и концентрации основных сил и артиллерии на решающих участках боевого соприкосновения. Стремление втиснуть российскую армию в формации наемных армий в особенности сказывалось на методике воспитания, основанных на муштре и палочной дисциплине. По свидетельствам современников в России «тиранство достоинством, а щегольство фронта – службой именовались».

Императрица Елизавета Петровна в свою очередь стремилась соблюсти некий разумный баланс между иноземными и российскими офицерам в армии и на флоте, следуя заветам отца. Она сразу поручила Президенту Военной коллегии Петру Ивановичу Шувалову начать реформы в армии и на флоте.

Будущий военачальник родился в семье видного российского сановника, прославленного гвардейского майора Александра Семеновича Румянцева в год смерти Петра I и был назван в его честь. Когда в 1735 году императрица Анна Иоанновна разрешила записывать дворянских детей в полки с рождения и страна вступила в «славную и необыкновенную эпоху, - как заметил историк Андрей Тимофеевич Болотов, - которой потомки наши будут не верить и не перестанут удивляться», шестилетнего мальчика, еще учившегося читать по слогам, определили рядовым в Семёновский гвардейский полк. В доме Румянцевых часто бывали сослуживцы отца гвардии полковник Салтыков, генерал-фельдмаршал де Ласси, генерал-фельдмаршал Миних и вице-адмирал Войнович, которые за обычными воспоминаниями о славном прошлом обсуждали проблемы мировой политики и поддержания высокого авторитета России. Мальчик внимательно прислушивался к их разговорам, и в своих играх в солдатики пытался воспроизвести необычные идеи гостей. Отец все свободное время посвящал обучению подрастающего офицера, строго и терпеливо объясняя сыну требования воинских уставов и тактики применения войск на примерах из собственного опыта участника Северной и русско-турецкой 1735-1739 годов войн. Петя все схватывал на лету.

Благодаря связям родителей в пятнадцать лет юноша получил самый высокий чин, которого вообще можно добиться при таком «домашнем» прохождении службы - подпоручика гвардии. Поскольку он по Табели о рангах соответствовал армейскому званию подполковника, то Петр Александрович подал прошение герцогу Бирону с просьбой о переводе в инфантерию (пехоту), которого отец предварительно умилостивил щедрым подношением. И спустя три года в петербургских салонах появился молодой полковник, сразу привлекший к себе внимание серьезностью суждений и энциклопедическими знаниями обо всем, что касалось стратегии и вооружения современных армий. В остальном Румянцев ничем не отличался от сверстников, устраивая шумные холостяцкие пирушки и непременно участвуя в полуночных поездках на невские острова - излюбленном месте шутливых петербургских дуэлей. Жалоб на непоседу накопилось столько, что Елизавета Петровна вынуждена просить отца примерно наказать сына за «оные шалости». Потом в столичных салонах злословили, что отставной майор запросто высек сына-полковника. Во всяком случае, став командиром полка, офицер посвятил всего себя службе.

Восемнадцатилетний командир полка оказался в армии в самый разгар военной реформы, которую начала осуществлять Елизавета Петровна. Президент Военной коллегии граф Петр Иванович Шувалов, будучи человеком, всесторонне образованным и решительным поставил своей целью модернизацию русской армии по образцу наиболее передовых стран. Лучшими сухопутными вооруженными силами, как тогда считалось, в это время располагала Пруссия, поэтому взятая им за образец, но с существенными поправками. Шувалов считал необходимым серьезное обучение офицеров артиллерии, инженерному делу и математике, которая, по его выражению, «есть основание всем наукам на свете». Главным в отличие от пруссаков Шувалов считал быстрый переход армии от обороны в контрнаступление, используя все роды кавалерии, артиллерию на конной тяге и рассыпной строй егерей. Прусские генералы оставались поклонниками малоподвижного линейного строя.

Пересматривались Воинский Артикул и Морской Устав Петра I, впрочем, не всегда в лучшую сторону. В первую очередь это касалось военной униформы и средств поддержания дисциплины. Русский солдат, надев обязательный теперь парик, осваивал прусский строевой «журавлиный» шаг и приобщался к «цивилизованным» наказаниям шпицрутенами вместо петровских затрещин даже за нарушение формы одежды. И если Петр I требовал учить солдат и прицельному ружейному огню, и особенно штыковому бою, то Шувалов отводил им только роль «машин для стрельбы».

Кавалерия выделялась в отдельный род войск с целью совершения налетов на тылы противника, для чего конники облачалась в кирасы, доспехи, и вооружалась штуцерами, пистолетами и тяжелыми палашами. Впервые создавалась маневренная артиллерия на конной тяге. Полевые учения из-за дороговизны заменялись плац-парадами, которые при преемниках Петра настолько укоренились, что ни одно празднество не обходилось без «торжественного прохождения со знаменами». Президент, конечно, отдавал себе отчет о малой пользе шагистики, но императрице Елизавете Петровне, которая весьма заботилась о производимом ее армией внешнем впечатлении, это представлялось необходимым.

Но бесспорной заслугой Шувалова было развитие артиллерии, призванной играть главную роль в предстоящих сражениях и конницы. Петр Иванович сам создал проект оригинальной двуствольной пушки «Близнята», которая могла стрелять одновременно и ядрами и картечью, причем вес снаряда, в конце концов, был доведен до 5 пудов (80 кг). На лафете этих секретных орудий изображался мифический зверь Единорог, взятый из фамильного герба Президента Военной коллегии, из чего их так и стали называть - «шуваловские единороги». Гаубица была сложной в производстве, и русские заводы еще не могли обеспечить необходимой точности изготовления, что отражалось на относительно небольшой дальности и кучности стрельбы. Однако, как показал опыт, именно высокая насыщенность орудиями пехотных частей и размещение артиллерийских батарей «единорогов» на опасных участках неизменно приводила русскую армию к успеху. Задолго до Наполеона, Шувалов разработал тактику сосредоточения артиллерии в ключевом пункте сражения, хотя в боевых наставлениях это не нашло должного теоретического обоснования.

Полковнику Румянцеву в шуваловских нововведениях нравилось далеко не все, в первую очередь ненавистная русским офицерам «пруссачина». Он писал в «Мыслях по устройству воинской части», что «мы мало сходствуем с другими европейскими народами» и поэтому «в армии полки хороши будут от начальников, а не от уставов, как бы быть им должно». Петр Александрович являлся противником связывания инициативы офицеров всех уровней длинными многостраничными приказами, где расписывалось все вплоть от количества шагов полка в том или ином направлении до количества выстрелов в бою. Военачальник вовсе «не входит в подробности, кроме предложений на возможные только случаи, против которых разумный предводитель войск сам знает предосторожности и не связывает рук».

Шувалов не успел придать реформе законченные контуры, когда в Европе началась дипломатическая подготовка к войне с Фридрихом II Великим, который претендовал на европейскую гегемонию. Канцлер Алексей Петрович Бестужев-Рюмин трезво оценивал прусскую опасность и пытался заключить оборонительное соглашение с Англией на условиях предоставления ею кредитов для комплектования 40-тысячной русской армии в Лифляндии. В российских дипломатических кругах было известно, что Лондон вел тайные одновременные переговоры с Берлином. Однако к этому и стремился канцлер Бестужев-Рюмин - расстроить планы коалиции, чтобы Россия не оказалась втянутой в большой европейский конфликт.

Но этим замыслам не суждено было осуществиться: в 1756 году Англия и Пруссия заключили военный союз, ответом на который стало образование тройственной коалиции Австрии, Франции и России, позже пополнившейся Швецией и Саксонией. Елизавете Петровне в случае победы была обещана Восточная Пруссия для последующего обмена на Курляндию. Елизавета Петровна сообщала в своем Манифесте, что ее цель состоит в том, чтобы «ослабив короля прусского, сделать его для России нестрашным и незаботным; усиливши венский двор возвращением Силезии, сделать союз с ним против турок более важным и действительным. Одолживши Польшу доставлением ей королевской [Восточной] Пруссии, взамен получить не только Курляндию, но и такое округление границ с польской стороны, благодаря которому не токмо пересеклись бы нынешние беспрестанные об них хлопоты и беспокойства, но, быть может, и получен будет способ соединить торговлю Балтийского и Черного морей и сосредоточить всю левантскую торговлю в своих руках». Пока в Вене союзники делили шкуру неубитого медведя, а в Петербурге писали манифесты, Фридрих II Великий в августе 1756 года начал военные действия.

К этому времени прусская тактика уже принципиально устарела. Ее неприемлемость при столкновении с агрессивным противником и непригодность при действиях на пересеченной местности и лесных массивах были общеизвестны. Пруссаки предпочитали оперировать в линейном строю, в связи, с чем сокращалось количество стрелков, действовавших в рассыпном строю или небольшими группами, задачей которых являлась стрельба «с совершеннейшим прицеливанием». Обучению штыковому бою, вопреки указанию Петра I, Шуваловым отводилось последнее место в системе подготовки солдат, хотя именно в этой форме боя русский солдат являлся лучшим в Европе.

Спустя два месяца русская армия под командованием престарелого генерала-фельдмаршала Степана Федоровича Апраксина, не завершив полевой подготовки, поспешила на запад, чтобы отвлечь от терпящих поражения австрийцев прусскую армию. Генерал-майор Румянцев со своей недоукомплектованной пехотной бригадой двигался в авангарде.

19 августа 1757 года у деревни Гросс-Егерсдорф произошло первое столкновение с пруссаками, которыми командовал Левальд, один из лучших генералов Фридриха Великого. Апраксин действовал нерешительно, и русских стали теснить повсюду. Исход боя решил Румянцев, который без приказа главнокомандующего под огнем перестроил пехоту и напролом через лес вывел ее в тыл противника. Времени на перезарядку оружия не было, и он приказал идти в штыковую атаку рассыпным строем. Левальд растерялся, просто не зная, как отразить такой «варварский» натиск, не предусмотренный никакими боевыми наставлениями, и отступил. Это была первая победа коалиции в Семилетней войне. Однако ее плодами Апраксин воспользоваться не сумел, неожиданно начав отступление под предлогом нехватки продовольствия. Возмущенная Елизавета Петровна обвинила фельдмаршала в пособничестве Пруссии и приказала Председателю Тайной Канцелярии Александру Ивановичу Шувалову арестовать и предать суду престарелого фельдмаршала. Во время следствия Степан Федорович скончался от апоплексического удара.

Новым главнокомандующим русской армией по настоянию Президента Военной коллегии Шувалова был назначен Виллим Виллимович Фермор, всегда бывший превосходным генералом-квартирмейстером, исполнительным, но безынициативным военачальником. В своих постоянных неудачах он имел обыкновение винить невысокие боевые качества русских: «Самая посредственная немецкая городская милиция качеством бесспорно выше российских войск. Солдаты худо обучены, еще хуже снаряжены, офицеры никуда не годятся, особенно в кавалерии», - писал он. Об артиллерии урожденный российский англичанин отзывался еще презрительнее. Неудивительно, что, когда из Петербурга он получил приказ наступать на Берлин, Фермор оставил конницу на зимних квартирах, назначив героя Гросс-Егерсдорфа - пехотного командира Румянцева, - командовать лишь тремя тысячами драгун и конных гренадер «обсервационного» разведывательного отряда. Однако молодого и талантливого генерал-майора это не смутило.

Дата добавления: 2015-08-02