Глава 21. Последнее письмо

В первый раз в жизни дорога на «Электросилу» представляется мне такой жаркой. Кто-то ещё отказывался сначала от поездки, уповая на занятость, подготовку к ЕГЭ, дачу и плохое самочувствие, - ссылались даже на Первомай. Но мои постоянные звонки днём и вечером не уходили впустую в коммутатор, а оборачивались крайне неожиданными переменами решений даже ночью и утром. Если сперва люди желали посвятить предстоящий день празднику весны и труда, то потом понимали, где будет праздник истинный. Его можно назвать Днём Компании или Днём Справедливости, и посчитать моментом посвящения бывалых и иных в невероятное приключение, продолжающееся уже столько месяцев, и представить часом X, историческим событием, великим по настойчивости и последствиям действием… – вообще как душе угодно можно всё обрисовать. Главное – понимать, что этот день действительно наступил. Время безнадёжного, вялого и меланхоличного сопротивления Бандзарту началось давно, - но конкретных, грамотных, тактически выверенных, уверенных, хитрых и разумных действий – только сейчас. Всё, вот так я и обрамляю картину наступающего дня. Ох, что он нам принесёт?!..

Из моих наиболее закадычных друзей не было лишь Миши, … ну и Кости. Конечно, не было ещё и Болта, но он, кажется, предал нас, и на поездку его никто не звал. Все остальные пришли, и теперь… Боже, мне даже трудно описать это вавилонское столпотворение, грянувшее на Московском! Напоминало какой-то один большой вояж взрослых и подростков, - которые прибыли туда, куда опасно соваться в одиночку, - в далёкую и неизвестную страну, - с большой неорганизованностью и разболтайством в составе, но с колоссальной деловитостью на лицах и совершенно чёткими планами и намерениями. И, похоже, эти люди в чём-то даже были уверены.

Но уверенности добавлял в первую очередь тот факт, что нас было много. По улице Решетникова сейчас шли даже те люди, которых я либо совсем не знал, либо знал очень плохо, - ну, и ещё не самые любимые мною персоны: Ломанова, Баранько, Шарова, Никанорова, Фёдорова… Правда, был с нами и Басурманов, и Ставицкий, и Василий Сергеевич, и Конторкина, - и, в любом случае, всё это создавало невероятное единение. Я даже спрашивал себя, взаправду ли всё это, действительно ли эти люди идут с нами, в старый и заброшенный склад, громить самого Бандзарта?! Не почудилось ли мне? – не сон ли всё? Но вот ведь, оказывается, как много у нас ненавистников, вот как права была Щепкина. Какая умница! Какой человек!!

И всё-таки сознание моё с трудом принимало видимое. «Ах, это и вправду феноменально – всё происходящее. Компания видала многое, - вспоминал я, - но такое!.. И как только ей – потрясающей ей – удалось собрать всех этих людей?!.. Нет, это не феномен. Это гений. Гений Щепкиной!»

Подобный сбор школьной братии можно было увидеть разве что на линейке 1 сентября, - когда действительно собирались все – от мала до велика, и от администрации до школьных электриков. Однако … кому нравится эта линейка? И можно ли сравнивать её с делом, которые затеяли мы?! Кстати, мы. Да-да, мы. Это ведь с нас всё началось! Это мы впервые задумались о тайне! И даже придумали интервью. А потом … Потом были провал и месть – это проклятое задание Феликса, его удар исподтишка. Но как ему ответный?! – ведь так получается, что, выполняя его, я нашёл фотографию, – а это был главный ключ! – ключ ко всей информации. Он и помог нам прийти к разгадке. Может, существовали и иные варианты, может, мы были недалеки от другого, но выпал этот. Вероятно, самый необычный и самый парадоксальный, - однако что ещё могла ожидать Компания?!.. Вот ведь чудо! Можно ли было себе представить?.. А теперь!.. Теперь эта фотография приводит нас сюда, на Московский. И не одних – а всех тех, кого тоже столь долгое время напрягала фигура Бандзарта. Они могли не говорить, не думать об этом, вряд ли стали бы как-то намекать на свою ненависть, ещё более мала вероятность, что они стали бы принимать какие-то контрмеры, – но в душе, в душе-то!.. Какая жгучая неприязнь могла там таиться! Что за скрытые мысли являлись к ним во снах! И сейчас, - сейчас, естественно, они с нами, - потому что ратуют за нашу идею, по-настоящему вдохновлены нашими соображениями, готовы и хотят помочь. А мы… Мы, конечно, принимаем это, воодушевлены и восхищены, сильны и бодры. Компанией? Нет, уже просто одним огромным коллективом. И тут – такие люди! Эх, если бы возможно было сыграть в фант со временем… Но всё это – сейчас, а началось – именно с нас!

Но, впрочем, ближе к делу. Теперь только о нём и стоит говорить.

Итак, выйдя из метро «Электросила», вся наша большая группа сразу увидела улицу Решетникова. Чтобы оказаться ещё на несколько метров ближе к победе в деле о Бандзарте, нужно было перейти Московский проспект.

Да, наверно, со стороны прохожие думали, что из подземелья на мостовую вылезла целая экскурсионная группа – и вот решает она, куда пойти, но пока, несколько странная и разношёрстная, бродит вокруг исходной точки. Да и сама, возможно, походит на некую материальную точку – только разросшуюся так, что её размерами даже в рамках одной задачи уже никак нельзя пренебрегать. «А что они пытаются найти? Что они так скрупулёзно высматривают? Ах, ну, вероятно, как и все туристы, они желают увидеть местные достопримечательности. Чтобы запомнить. – Правда? Но тут ведь их нет. Это же не центр. – Тогда … может, недорогую гостиницу, или магазин дешёвых товаров, или рынок-базар? – Ха, наверно. Только … ведь и этого вроде тут нет. – Да? Хм, а ведь и вправду нет. Что же ещё? – стадион, центр документов, гавань, вокзал… – Нет, друг, и этого тут не замечалось. К сожалению. – Чёрт, что же они всё-таки ищут? – Хрен знает, что, но поверь одному: всё же это очень странные туристы» –

– вот такими, если пофантазировать, и могли быть мысли прохожих. Кстати, весьма справедливые. Ведь никто, кроме нас, не может знать, куда мы, в реальности, направляемся и что нас ждёт впереди. А последнего мы и сами пока не знаем.

Тем интереснее расклад. Пока же мы достаточно быстро добрались до нужного перекрёстка (людей там, кстати, вновь не замечалось), нашли вход в бесхозную зону и выбрались на знакомую территорию. Тут замечу сразу, что ещё до поездки, когда только начал информационный поток бороздить благодаря нам просторы школы, многие просто-таки сгорали от нетерпения узнать, где находится столь примечательно описываемое нами логово Бандзарта, и, конечно, увидеть его. Действительно, уж очень много прилагательных – верных и неверных – гуляло по нашей школе, – а требовалось разрешить всё разом всего одним визитом. Это, к слову, и есть одна из главных причин столь большого ажиотажа.

Впечатления же, надо сказать, были разными. Многие сначала вообще недоумевали, возмущаясь: «куда вы, дескать, нас привели?» Какая-то заброшенная всеми территория, повсюду – мусор и старые автозапчасти, – а впереди – старый и невзрачный склад, не блещущий свежестью, олицетворяющий собой убогость и дисгармонию в душе и навевающий на мысли о прикладбищенских помещениях полудеревенского типа. И, уж конечно, если возвращаться к главной бандзартовской теме, то склад этот никак не сходится с представлениями о чём-то действительно химическом и опасном. Какой там Бандзарт? – в этом районе вообще, похоже, людей не водится.

Впрочем, неприметный с виду склад скоро заставил много о себе говорить. На него смотрели с пренебрежением, как на что-то, само по себе – и внутренне, и внешне – диссонирующее и не вызывающее и подобия оптимизма. Но это и заставило вспомнить о самой натуре Бандзарта, - натуре тёмной и такой же диссонирующей. Да и сам Феликс чем-то уже напоминал собравшимся людям этот склад – скрыт от всех, вечно один, посреди пустыря взаимодействий и смеси разных непривлекательных вещей.

- Возможно, если бы Феликс Павлович и выбирал себе убежище, то остановился бы на этом. – первым заметил Ставицкий. – По-моему, идеально для него подходит.

С ним согласились многие. А Конторкина добавила:

- И людей вокруг нет. Дом как дом. Как раз то, что он любит.

Но вот Басурманов не преминул пуститься в критику:

- Да вы что, товарищи?! Разве это дом? Разве это место для жизни? Да это скорее конура для пса, чем нормальное здание.

- Ну, может, для Бандзарта это и есть «нормально». – подумал я.

- Ха, да я таких «домов» могу хоть штук пять за день построить! – всё продолжал – и теперь с особой гордостью – Басурманов. – Плёвое дело ведь – кирпич купить, железяки всякие, цемента вот побольше, бетон… Главное – желание, а так – плёвое дело. Говорю вам.

- Да мы и не сомневаемся. – заметила Щепкина, попытавшись чуть заглушить столь внезапно прорвавшийся «строительный» порыв Михаила Геннадьевича. – Уж для кого, как не для вас!..

- Господи, какое мрачное место. – сказала Шарова. – Ни за что бы не подумала, что здесь может жить наш коллега.

- Даже жалко… - сказала Конторкина.

- Но-но-но! Рано его жалеть. – пригрозила Щепкина. – У него ещё на Марата квартира есть!

- Неужели? С какой тогда стати он тут живёт? – сухо произнесла Никанорова.

- Вот сейчас и узнаем. – ответила ей Дарья Алексеевна. – А то подозрений много, а разгадки – как отрезало.

Вся группа подошла к складу на расстояние максимальной близости.

- Вот! Теперь действуем тихо и осторожно. А то – предупреждаю сразу! – тут одна ненормальная водится… - сказала Щепкина.

Это новость, будучи впервые слышимой, произошла на собравшихся своё особое «впечатление». Многие переглянулись, обменялись сочувственными выражениями, посмеялись, а Василий Сергеевич решил спросить:

- Психическая, что ли?

- Возможно. – ответила Щепкина. – Во всяком случае, похоже на то.

- Ну, я с такими много работала!.. – заявила Конторкина. – Уж их всех хорошо знаю…

- Сразу видно – опыт есть. – заметила Дарья Алексеевна.

Но если Конторкина имела хорошее представление о подобных персонах, - и не понаслышке! – то вот остальные этим «похвастаться» не могли. Не мудрено, что у учителей возник жгучий интерес увидеть эту странную особу. Слишком быстро о ней успело сложиться такое нетривиальное мнение.

- Звуков не слышно. – прислушивалась Щепкина, стоя на пороге. – Не исключено, что там пусто.

- Но в прошлый раз мы тоже не услышали. – заметила Даша Красина.

- Это верно. Но она может и спать, и ходить очень тихо… Отсюда не разберёшь.

- Так что, мы входим или нет? – прервал небольшую тишину басистый голос Басурманова.

Щепкина поняла, что конспирация уже не к чему, и ответила:

- Да, наверно.

- Вот и славно! – сказал тот и буквально вломился внутрь. – Аж стены, показалось, затряслись, не говоря уже о дверях.

- Осторожнее, Михаил Геннадьевич! – предупредила его Щепкина. – Лучше так не шуметь.

- Спокойно. – отозвался он и уверенно показал: - Всё под контролем.

С этого момента, по сути, начался осмотр дома. И, прежде всего, важно было понять, есть ли кто внутри, - в частности, Бандзарецкая. Всё-таки, как ни прислушивалась Щепкина, а даже её музыкальный слух не мог дать нам чёткого ответа на этот вопрос. Склад был не таким уж и маленьким по габаритам, поэтому расслышать с порога все звуки было просто невозможно.

Мы шли крайне осторожно, на каждом шагу сохраняя бдительность, - ибо помнили, как в прошлое воскресенье здесь была совершена попытка убийства, причём не одиночного, а сразу массового и тем более неожиданного, что провернуть всё пыталась с виду обычная женщина лет пятидесяти, по имени Юралга. Что она ещё может придумать, мы не знали. Но лучше осмотреть, как и тогда, каждый уголок. Учитывая, что команда собралась большущая, сделать это будет куда проще. Важно лишь ничего не проморгать.

Полсостава сразу побежало наверх, на второй этаж. А остальные, в том числе и я, пока остались внизу.

По времени осмотр наш длился около пяти минут – этого времени вполне хватило, чтобы понять, что никого, кроме нас, в доме нет. Конечно, мы допускали вариант, что Бандзарецкая может где-то притаиться – в конце концов, это её территория, и я даже боюсь представить, сколько всяких разных лазеек похлеще школьного подвала здесь имеют возможность быть, – и сидеть там, в своём укромном месте, до того момента, пока не настанет её пора действовать. И в прошлый раз она явилась неожиданно, но ввязалась в разговор, потому что, видимо, хотела получше узнать нас, - однако сегодня такого точно не будет. Если она захочет истребить нас, то сделает это, или, хотя бы, попробует, - пусть и не подумает, скольких людей сразу рискует угробить. По ней видно: это дама не из простых, - и вряд ли кому-то из той воскресной группы хочется снова с ней увидеться. А вот как не хочется видеться ей!..

Но мы – клянусь Богом! – осмотрели всё. И даже щели между плинтусами и стеной не обошлись без нашего внимания. Проверены были все столы, стулья, комоды, лестницы, химические шкафы и кладовки – и там, и во многих иных местах, и везде было пусто.

Зато было найдено, а точнее обнаружено, кое-что другое, – но не менее любопытное. На кухне мы нашли тарелку с кусочками оставшейся еды и небольшим надкусанным куском хлеба. Рядом стояла настойка «корвалола», а по соседству с ней – стакан, в котором, судя по запаху, эта настойка помещалась. Лежали рядом и какие-то бумаги – впрочем, что на них изображено, – понять было невозможно.

- Кто-то не закончил трапезу… - рассудила Женя.

В комнате, где стояла кровать, царил небольшой беспорядок. Постель была совсем не убрана – напротив, вокруг неё вне какой-либо закономерности валялись мятые подушки, простыня, плед и одеяло.

Но главное откровение содержалось в другой комнате. Там, где в прошлый раз витали различные химические запахи, стол был заполнен реактивами, приборами и бумагами, а наверху всего виднелись хроники, сегодня был ещё более страшный бедлам. Всё было перевёрнуто вверх дном; казалось, будто здесь побывала армия трансформеров.

Поразился даже Басурманов:

- В моей мастерской было и то чище…

- Да, тут явно кто-то был. И недавно. – заключила Даша.

- Смотрите: тут посуда разбита! – замахал рукой Арман.

- Где? – послышались голоса из других комнат.

- Здесь! В химической комнате.

Вскоре все прибежали сюда. На первом этаже, кажется, никого не осталось.

- Вот! Это здесь! – показывала Наташа.

Действительно, рядом с вытяжным шкафом валялись разбитые колбы, стаканы и чашки. По полу текла некая жидкость, - и, возможно, не одна. А у самого подножия стола кучами валялись какие-то пособия, книги и – в полурабочем виде – различные канцелярские предметы. Разбросана была также простая газетная бумага.

- Боже!.. – ужаснулась Фёдорова. – Вот это да!.. – сказала Татьяна Анатольевна, которая в отношении своего рабочего стола, напротив, всегда была очень педантична.

А Саня обратил внимание на ещё одну деталь:

- Тут у стола один ящик сломан.

- Где?

- Неужели?!

- Покажи!

- Вот. – махнул рукой Саня. – В воскресенье с ним всё было в порядке. – заметил Топор.

- Да… Запоздали мы с приходом, запоздали. – сказала Никанорова. – Представляю, что тут могло твориться утром.

Щепкина чуть было не кивнула ей в ответ, готовясь выразить согласие, но вдруг замерла.

Это было настолько показательно, что замерли все. А Дарья Алексеевна, традиционно слышащая многое, если не всё, произнесла только:

- Тссс!!!

И тут же этот наказ перехватили остальные. В комнате воцарилась гробовая тишина, абсолютное pianissimo.

Никто по-прежнему не двигался. Спустя секунду послышалось, как внизу кто-то открывает дверь.

Я хотел было сказать «Вот опять – это она!», но не посмел и рта раскрыть – Дарья Алексеевна жестами показала всем необходимость сохранять абсолютное молчание. И что-то ещё на ухо прошептала Басурманову.

Послышались первые шаги – два глухих, но ясно слышимых звука.

Все переглянулись, – но никто ничего не сказал. Если как-то и можно было переговариваться, то только взглядами, и к этому, кстати, сразу прибегли и учителя, и члены Компании. Я же пока не переглядывался, но моментально начал перебирать в голове возможные варианты, кто бы это мог быть.

Щепкина же, как дирижёр, продолжала показывать жестами, чтобы никто не произносил и слога и не допускал лишних шорохов. Даже разговор шёпотом был сейчас крайне опасен. Выдать нас он мог в два счёта.

А незнакомец уже очень уверенно ступал по основанию первого этажа. Делал он это всё более громко, но очень медленно – видно, тоже работал с максимальной осторожностью.

«Интересно, может, тоже наш сообщник?..» - подумал я.

Шаги незнакомца напоминали постепенно стиль andante.

«Нет, всё же вряд ли…»

Двигался он теперь, как казалось, даже несколько уверенно и свободно. А вот наше положение удобным никак нельзя было назвать. Вся наша большая группа находилась сейчас в этой вонючей и погромленной комнате, и пусть габариты её были достаточно велики и перспективны, но всё же не настолько, чтобы чувствовать себя раскованно и комфортно. Дверь – вот некстати! – в момент движения внизу была открыта, а затворять её было уже слишком поздно, - так что все постарались прижаться поближе к стенам.

Щепкина стояла к выходу ближе всех нас, почти у самой двери, но чуть правее, - и это была наиболее грамотная для неё позиция. Как человеку с превосходным слухом, ей нужно было стоять у самого стрёма, чтобы максимально контролировать или хотя бы чувствовать ситуацию, – и, в то же время, жестами руководить нашими взглядами и манёврами. Теперь уже все непрестанно переглядывались и даже перешёптывались, но делали это настолько бесшумно, что Щепкина особо и не противилась. Она и сама была, наверно, уже не прочь перекинуться с группой двумя-тремя словцами.

Впрочем, конечно, сейчас они могли касаться только ситуации. Мы сгрудились у стен, как могли, старались не шуметь, а незнакомец, тем временем, всё ещё ходил по первому этажу – продолжалось это, в общей сложности, минуты четыре.

Мне, - да и многим, наверно, - казалось, что он что-то искал. Наша группа даже слегка успокоилась, мы подумали, что на первом этаже неизвестный человек и остановится – поймёт, что зря пришёл, и уйдёт. Но вдруг, после этого хождения по первому этажу и, соответственно, нашего опрометчивого расслабона, послышалось, что человек подошёл…

- …к лестнице. – шёпотом сказал я Сане.

Топор, из всех, находился, думается, в самом неудобном положении. Ему, чтобы не скатиться со стола, - а располагался Саша ввиду перегруженности комнаты именно на нём, - приходилось, во-первых, опираться ногами в стену, а, во-вторых, сохраняя равновесие, держаться за моё плечо.

Саша слегка кивнул мне, взглядом передав то неожиданное волнение, что вдруг охватило всех нас.

Но было от чего – незнакомец ступил на лестницу.

Когда это случилось, все уже откровенно дрогнули. Оно и понятно – наступил, если так можно сказать, момент неотвратимости. Теперь деваться уже точно было некуда. Оставалось лишь надеяться, что неизвестное лицо – кем бы оно ни было – каким-то образом прошмыгнёт мимо, обойдя столь любопытную и всё ещё источающую химический аромат комнату стороной.

Хотя надежда эта была глупа, как муха на лампе. По-моему, все понимали, что незнакомец не пройдёт мимо, и обязательно остановится напротив нашей комнаты, - и что тогда и произойдёт нечто решающее. Предчувствуя это, Щепкина жестами показала, чтобы мы, по возможности, сместились ещё ближе к стенам. Если уж хранить интригу – так до последнего.

«Но кто же это всё-таки может быть?..» Он двигался, – а я перебирал варианты.

Бандзарецкую я отмёл сразу – это была не её походка, в то воскресенье она шагала совсем по-другому. Бандзарт? – «вполне возможно. Это очень даже реальный вариант, он всегда умел так таинственно шагать…»

Но тогда возникает вопрос: «Если это Бандзарт, то кто, выходит, был раньше нас? Кто устроил этот погром? Ведь всё говорит за Феликса, все рассуждения по раскладам – за то, что он сегодня заходил в этот домик и перерыл здесь свои вещи. Зачем? Почему? – очевидно, что-то искал, – и, наверно, хроники. Что ещё могло ему так понадобиться?!..

Так если не Бандзарт, – то кто тогда?»

Удивительно, но из знакомых… – больше и подозрений нет. Так что вполне правдоподобным кажется вариант с посторонним человеком. «Кого можно иметь в виду? Ну, если местечко выглядит странно, - то, конечно, речь о местном бомже, или наркомане, или пьянице… Для укрытия ведь – сойдёт. Правда, знает ли этот посторонний, что тут обитает ненормальная Бандзарецкая, и ещё иногда заявляется её сын?!.. – скорее всего, нет. Но, значит, в первый раз. Вот и решил проверить новое местечко.

Однако тогда … это может быть и местный участковый – тоже решил проведать территорию. Район ведь глухой… Почему бы и не осмотреть его, не разобраться, так сказать, что тут творится?.. По его же части».

Это были только мысли. И они разом улетучились, когда движение незнакомца по лестнице закончилось. Все продолжали оставаться на своих местах, – хотя теперь уже понимали, что ждать осталось недолго. Действительно недолго – незнакомцу, чтобы увидеть нас, теперь оставалось пройти всего около пяти метров в западном направлении. Мысли, как будто тоже осознавая это, исчезли совсем – я уже готов был увидеть тут едва ли не кого угодно.

Но невероятная интрига таилась ещё в глазах работников школы! И не понятно даже, чего в них было больше – смелости или испуга. Одно читалось точно – напряжение! Колоссальное напряжение, которое за оставшиеся секунды не отпустит уже никого. Никто ведь не знает, кто там. Никто пока его не видит. И скорее всего, и не увидит, пока наши взгляды не пересекутся уже здесь, в этой комнате. Только им уже точно будет некуда деться!

Никто его не видит – и никто не может точно себе его представить. Каков он? Что на лице? Что в глазах? Что в руках? Может, чёрт возьми, у него в руке пистолет, или нож, или динамит, или атомная бомба?!.. Нет, наверно, всё возможно. Мы читали книги, смотрели триллеры, слушали хронику происшествий – и вариантов можем выдать массу. Есть лишь надежда на то, что идущий к нам не вооружён.

Я говорил, что ему оставалось всего только повернуть на запад – и он повернул сразу на запад. Словно повиновался какому-то внутреннему знамению, словно что-то его сюда повело! А, может, какое-то незатейливое движение, какой-нибудь случайный шорох, какая-то секунда, когда раздался чей-то глубокий вздох, или писк, или топот, или крик?!.. Нет, мне уже кажется. Ничего ведь не было. Точно ничего не было! Он просто сам сюда повернул, - повернул –

– и сам пошёл. Именно на запад. Именно к нам. Теперь он мог уже не сворачивать. Пространство – и этот коридор, и эта комната – были в его распоряжении.

Итак, метр, два, три… – без задержек, со внутренней силой, ясными движениями. Я считал каждый его шаг – и каждую секунду. «Вот четвёртый шаг, пятый… Кажется, остаётся метр. Давай!»

Отсчёт завершился. Нога ступает на порог комнаты. Появляется лицо.

Раздаётся глухой стук. Внутренних чувств – много, но их интерференция даёт ноль. Человек уже стоит на пороге. Мы едва только осознаём, кто это, как вдруг центр внимания смещается на Басурманова. Он отталкивается от стены и, создавая себе простор, с криком «Держи гада!», бросается на человека.

Попавшегося Болта тащат к стулу. Басурманов орёт:

- Помогайте же! Я три года жаждал поймать этого мерзавца!!!

Но мы не можем и двинуться, потому что всё ещё на нас действует этот поворот ситуации. И не настолько мы удивлены тому, что Басурманов откуда-то знает Болта, - нет, нам трудно поверить в то, что Олег – здесь. В последнее время мы называли его предателем, подозревая в нём что-то нехорошее, - но всё равно не могли подумать о том, что увидим его сейчас, в этом месте, и о том, что он сразу же будет схвачен.

А убежать Олег, как он всегда это делает, сейчас не имел возможности. Басурманов моментально схватил его, оцепеневшего не меньше нас, за ноги и поволок к стулу, - а тот – даже не мог воспротивиться. Очевидно, он был в шоке, для него эта ситуация значилась как «первый раз – в первый класс».

- Там верёвка! – показал Басурманов на область около стола. – Привязывайте! – прокричал он.

Щепкина, о Болте никакого понятия не имевшая, с помощью решила не медлить. Она быстро вытянула с пола верёвку, но вдруг сказала:

- Она почему-то оборвана. И короткая.

- Давайте её сюда! – нашёлся Басурманов. – Я лучше сам привяжу, и не с такими возился. – решил он, и тут же приказал: - А вы все – держите его! Крепко! И не смейте упустить!!

К Болту тут же сбежались все, кто только мог. Особенно подсуетились преподы и малознакомые мне люди, но, конечно, держать жертву было доверено, в первую очередь, Василию Сергеевичу и Ставицкому.

- Держите крепче! – скомандовал им Басурманов, а сам принялся немедленно исполнять обещанное. По узлам он действительно был мастак, – поэтому проблем, даже с короткой верёвкой, у него не возникло. Вскоре Олег был уже по рукам и ногам привязан к стулу. Выбраться он не имел и малейшей возможности, так как стул, в свою очередь, Михаил Геннадьевич заботливо соединил с крюком, выпиравшим из стены.

Шум вокруг пойманного стоял невообразимый. Наверно, не все, как и Щепкина, понимали, кто только что попался в их сети, но большая часть собравшихся, конечно, имела о пленнике хорошее представление, - особенно это касается местных жителей. Они и рассказывали тем, кто не в теме, о Болте и его приключениях, слава которого уже не первый год простиралась на весь Фрунзенский район. В Компании упоминать об этом лишний раз, разумеется, не требовалось, ибо история наших взаимодействий с Болтом, - в частности, за последний год, - не менее увлекательна и известна самой истории Болта; – но те учителя, которые особенно хорошо знали нашего Олега, не могли упустить шанс как следует и наперерез другим потрещать об этом «негативном, злом и порочном мальчишке» и перемыть ему едва ли не все кости – даже мнимые и несуществующие.

Впрочем, и та чепуха, которую с излишними пафосом и азартом плели о нём коллеги Щепкиной, могла, в какой-то степени, служить зародышем справедливого суждения о личности Болта. Если даже у Компании в последнее время складывалось слишком неоднозначное о ней представление, то что могли подумать о нём остальные?! И ведь все мы знаем – действительно, знаем, – на что способен Болт, - зато совсем не ведаем каких-либо пределов его действий.

Пределом, в определённом смысле, являлось и то, что мы видели сейчас. Болт не выказывал и подобия возмущения. Он только регулярно озирался вокруг, вздыхал, - но молчал. Впервые за долгое время – молчал. А глаза его вдруг показались мне даже несколько грустными. Никогда ещё я такого не замечал: обычно в них всегда искрятся счастье и раскованность, задор и веселье, но вот сейчас…

Когда шум и гомон, то есть первое впечатление, завершились, Щепкина объявила:

- Давайте начинать! А то мы никогда ничего не узнаем.

Допрос было решено провести здесь, – и немедленно. Все столпились вокруг стула, к которому был привязан Олег, и приготовились к действу.

Было видно: неприязнь к нему, даже у некоторых компанейцев, сильная. Злость и отвращение – кажется, ещё немного, - и эта смесь выльется во всеобщее избиение; и случится воплощение всех давних желаний тех, кто жаждал до него добраться. Их, вообще, было много, но всё говорил уже один взгляд Басурманова…

- Итак, товарищ, объясни, почему ты сюда пришёл? – начала Щепкина.

Первые десять секунд Болт промолчал. И это естественно: первые слова нелегки всегда.

- Ты что, глухой? Не слышал вопроса? – возмутился Басурманов.

Болт сделал кивок – слышал.

- Ну так отвечай!

- Помни: мы ждём только честных ответов. – предупредила Дарья Алексеевна. – О вранье можешь забыть сразу. Говори всё, что знаешь.

Болт попробовал пошевелиться – с трудом. Выбраться сейчас нереально.

- Тебе лучше всё сказать. – обратилась Даша Красина. – Мы не собираемся обсуждать твои предыдущие истории.

- Верно. – сказал я. – Так что лучше расскажи про свою связь с Бандзартом…

- Бандзарт – мой дядя. – выпалил Болт.

В комнате стало жарко. Даже открытые окна не сдерживали напряжения. Они, как и все, были не готовы к подобному заявлению…

- Дядя?! Но … как? – недоумевала Щепкина.

- Как? … Биологически. – ответил Болт.

- Да врёт он всё! – не выдержал Басурманов. – Я его давно знаю. Не верьте ему. Это он всё х..рню несёт!

Несколько учителей принялись успокаивать Михаила Геннадьевича.

- Ты, что, решил нас всех удивить? Разыграть? Обмануть? – обращалась к Болту Фёдорова.

- Нет. Я сказал правду. – отвечал тот.

- Ты отвечаешь за свои слова? – спрашивала Конторкина.

- Абсолютно.

Отвечал он открыто – так, что не придерёшься. И как тут можно обвинять во лжи?..

А что Компания?.. – не считая нескольких нервных пошатываний, обрисовать я реакцию не могу.

Однако прояснение ситуации требовалось. И я, пока все остальные молчали, не зная, как относиться к высказыванию Болта, спросил:

- Олег. Ты, что, внук Бандзарецких?

- Да, внук.

И опять какой-то очень серьёзный и спокойный ответ. Без тени шутки. «Неужели он не врёт?..» - задумался я.

- Да не верьте ему! – настаивал Басурманов. – Это же всё бред! Он просто хочет жалости. А сам щас такого наговорит, что выяснится, что его прадед – сам Ленин!! – кричал он.

И снова его принялись успокаивать, хотя многие – это читалось по глазам – были с ним согласны. Про Болта успели узнать уже все, а когда узнали, - не поверили его словам сразу.

- Хорошо, я так понимаю, сомнения есть у всех. – рассудила Щепкина, приглянувшись к окружению. – Тогда давайте всё проверим. – решила она и повернулась к Болту: - Чем ты можешь доказать своё родство с Бандзартом?

«Вот это хороший вопрос!» - мысленно оценил я.

Подумав с десяток секунд, Болт ответил:

- Это будет тяжело. Но я мог бы показать одну вещь… - несколько нехотя процедил он.

- Какую?

- Сейчас узнаете.

- И где твоя эта вещь? – недоверчиво спросила Никанорова.

- Она лежит в мешке, прямо у входа. Если вы посмотрите…

- Мы никакого мешка не видели. – звонко ответила Люба.

- Ха, и правильно. Этот мешок принёс я. – коварно произнёс Болт.

- Что там? – интересовалась Щепкина.

- Кое-что важное. – заметил Болт. – Если отпустите – я сбегаю вниз и принесу это вам.

- Вот уж нет! Пусть это сделает кто-нибудь другой. – заключила Дарья Алексеевна. – Например, … вы, Михаил Геннадьевич. – повернулась она к Басурманову.

- О, это без проблем. Я быстро. – обозначил он и отправился вниз своей характерной гремучей походкой.

Честно говоря, мы ожидали, что вернётся он оттуда с пустыми руками; предполагали, что мешок и «кое-что важное» - лишь очередная выдумка Олега, его попытка сбежать. Но велико было наше удивление, когда Басурманов, – и сам поражённый, – появился на пороге комнаты с большим чёрным мешком в руках.

Я же говорил! – сказал Болт.

Мешок сразу приковал всеобщее внимание.

- Давайте проверим содержимое. – предложила Щепкина и первая сунула руку внутрь. Через две секунды из мешка была вынута небольшая металлическая коробочка серого цвета.

- Предмет! – вскричала Дарья Алексеевна.

Все быстро поняли, что она сейчас достала. Только что раскрылся, кажется, ещё один ключ.

Впрочем, Дарья Алексеевна не могла не спросить:

- Откуда ты его взял???

Но и она понимала всю глупость данного вопроса.

- Украл. В вашей школе. – равномерно ответил Болт.

И всё! – больше его слова ни у кого не вызывали сомнений. Всё начало сходиться так, что уже бессмысленно было включать какое-то неверие. Все были в смятении, да! – но разве можно было теперь не расшифровать ту фразу Бандзарецкой: «Он полностью отвечает за сохранность того, без чего невозможно всё, ибо сам вернул это»!? Суть её и заключается в том, что под словом «это» следует понимать предмет, то есть коробочку. Когда-то ей, наверно, владел Бандзарт, а потом она оказалась в яме, под сценой. Как? – пока неясно совершенно, можно лишь предполагать, что это тоже часть какого-то хитрого плана Феликса. Но все мы помним осеннее происшествие, когда после обвала сцены предмет был обнаружен. Так он и попал в руки Дарьи Алексеевны. Но ненадолго…

- Значит, ты и спёр его тогда, осенью? – спрашивала Щепкина.

- Да. Мне нужно было взять его – и вернуть коробку в собственность семьи. Когда я это сделал, Феликс поручил мне охранять предмет. – гордо заявил Болт.

- Ах ты негодяй! – вскричала Дарья Алексеевна. – А мы ещё искали, скандалили вокруг него, диск с видео нашли…

При этих словах Болт ухмыльнулся.

- А это всё был ты! Ты, мерзавец!!! – заорала она.

- Вот-вот, Дарья Алексеевна. Вот, на что он способен! – вставил Басурманов.

- По закону, ты заслуживаешь колонии! – пригрозила Щепкина.

- Верно! – сказала Фёдорова.

Болт снова усмехнулся. О колонии он и сам не раз думал.

А Щепкина была в бешенстве:

- Ладно, гад. Пока я тебя не прибила, говори сейчас же, что там!

- Там – это где?

- В коробке, конечно. Где ещё?

Болт молчал – видно, не всё ещё он готов был сказать.

- Тут замок. – сказала впервые взявшая предмет в руки Женя. – Просто так его не открыть.

- Разумеется... – хитро ответил Болт.

- Чего смеёшься, подонок? Ключ у тебя? – грубо обратился к нему Басурманов.

Смех закончился. Кажется, вечно задорный Болт понял, что с Михаилом Геннадьевичем шутки плохи.

- Ты слышал вопрос? – обратилась Щепкина. – Говори, что ты там охраняешь! И давай сюда ключ!

Болт не решался произвести движения. Наконец, Басурманов не выдержал:

- Проверим карманы. – решил он – и сам стал шарить по одежде Болта. Искать долго не пришлось – Михаил Геннадьевич вынул ключ из правого кармана куртки.

- Вот говнюк! А ещё молчал. – выругался он.

Басурманов передал ключ Жене – и та стала открывать коробку. После нескольких поворотов замок уже перестал быть препятствием.

- Что там? Что там? – спрашивали все вокруг.

Содержание бутылки оказалось химическим. Внутри неё лежало несколько небольших по объёму бутылочек – с различными, но неизвестными нам жидкостями.

- Что это? – вопрошал Арман.

- Похоже на какие-то реактивы… - рассудила Щепкина. – Откуда они у тебя? – грубо спросила она у Болта.

- Это не моё. Это моего дяди. – ответил Олег.

- Ах, штуки Бандзарта!.. Да, я могла догадаться. – подумала Дарья Алексеевна. – Так зачем они ему?

Болт не отвечал.

- Говори, собака! – ревел Басурманов.

- Я не могу сказать. У меня нет права…

Басурманова это разозлило:

- Слушай ты, ублюдок! Твоим правом здесь заведуем мы. Понял? … Так что быстро говори: зачем они ему? А то щас как вмажу!..

- Не надо. – испугался Болт.

Для него это была слишком экстренная ситуация. Но ответив сначала как Бандзарецкая, на второй раз ему пришлось признаться:

- Это … надо. Д-д-для сп-п-пасен-ния д-д-деда. – промычал он.

- Чего? – не поняла Никанорова.

- Говори нормально! – потребовал Басурманов. – Для какого ещё деда?

Но нормально сказать он уже не мог. Не в состоянии был и нормально сидеть. Одно замечалось: внутри у него что-то колотится. И это колотит его. Сидя на стуле, он то и дело нервно двигался.

- Что с тобой? – испуганно спросил Саня.

Болт опустил голову. Сначала в это невозможно было поверить, но вдруг по его лицу потекла капля…

- Это слеза. – пригляделась Даша. – Он… Он плачет.

- Что?! – возмутилась Щепкина.

Ещё несколько капель проехались по щекам Олега.

- Он точно плачет. – повторила Красина.

- Ну да, очередной ход. Прикинулся бедной овечкой. – рассудила Никанорова.

- Нихрена он не плачет. – подтвердил Басурманов.

Отчасти он был прав – Болт и не мог плакать. Руки его были повязаны так крепко, что предаться реальным рыданиям он не имел возможности. Однако из глаз Олега действительно сочились слёзы, и это уже совсем никак не могло сойти за розыгрыш. Этот поток воды лился внесистемно, неконтролируемо, как бы сам по себе, - и просто так его нельзя было остановить.

Болта отвязали от стула – и Олег в ту же секунду горячо ухватился руками за лицо. Но это опять был не плач – это были уже нервные всхлипывания.

- Он пытался спасти отца! – судорожно промолвил Болт.

- Господи! Бандзарецкая говорила о том же! – тихо сказала Щепкина.

Через несколько секунд Болт встал и начал ходить по комнате. Он, кажется, впервые заметил бардак на столе, но смотрел как бы не на него. Олег порылся в бумагах, заглянул под стол, пошарил на полу, посмотрел за шкафом… Потом обернулся к нам, – и что-то вроде ужаса – тихого ужаса – выразилось на его лице.

- Нет, этого не может быть. – произнёс он с дрожью. – Нет, нет!..

Болт увидел всё: и разбитые колбы, и разбросанную бумагу, и валяющуюся канцелярию, и пролитую жидкость, и сломанный ящик…

- Это вы сделали? – спросил он.

- Нет, ни в коем случае. – честно ответила Щепкина.

- О чёрт!.. – сказал Болт и вдруг стал стремительно рыться на столе, разгребая на ходу целую кучу всевозможных предметов.

Целых пять минут мы наблюдали за этим действием, пока, наконец, Басурманов, с привычной ему строгостью, не спросил:

- Чего ты ищешь?

Но Болт, кажется, даже не заметил, что его о чём-то спросили. Под действием инерции он продолжал разгребать стол. Особенно внимательно Олег рассматривал книги, вглядываясь сразу в обложку. Было очевидно, что он ведёт поиски.

Болт был так увлечён действиями, что совсем не обращал внимания на последствия своих движений. А бардак, тем временем, не уменьшался, а только усиливался – просто всё то, что ранее дружной кучей лежало на столе, теперь переместилось на пол. Даже ступать стало неудобно.

Но вот Болт остановился и спросил:

- Вы взяли его?

- Ты про что? – не поняла Шарова.

- Я про химический практикум. Мой дядя вёл его и хранил на этом столе. Я это точно помню! Отвечайте, где он?

Не все пока понимали, о чём идёт речь, но те, кто понимали, ответить не решались.

- Вы брали его? – прозвучал вопрос.

И прозвучал как-то надрывно – так, что Щепкина неуверенно ответила:

- Ну, предположим, что брали.

- Брали?? – громко повторил Болт.

- Брали. – более твёрдо ответила Дарья Алексеевна.

- Ну, всё. Это конец. – бросил Болт – и метнулся к стулу.

Сел. Потом вдруг крикнул:

- Вы хоть понимаете, что вы натворили?!

Мы перепугались. А Олег неожиданно встал и со всего размаху ударил по столу.

От удара многие вскрикнули. Кажется, сломался ещё один ящик.

- Ты … поосторожней. – предупредил Басурманов.

Но он опять его не слышал. Теперь он нервно метался по комнате, иногда хватаясь за голову. Наконец, снова сел.

Посидел так с минуту – и снова встал. Осмотрел опять всё: посуду, бумагу, канцелярию, жидкость, ящик; взглянул на какие-то записи… И спросил:

- Вы точно её брали?

- Да. – ответила Щепкина.

Болт вздохнул:

- Ну, точно. Всё ясно. Всё сходится. – и крикнул: – Так, как он грозился.

- Он – это?.. – не поняла Щепкина.

- Сами знаете, кто. – злобно ответил Болт. – Чёрт, что мне делать?.. Позвонить! – вдруг воскликнул он. – Может, не поздно?

И из левого кармана брюк он достал телефон. Набрал номер. Стал ждать…

- Отвечай!.. Давай, отвечай!

Так продолжалось две минуты.

- Нет. Не отвечает. Бл..ть, не отвечает! – выругался Болт и с силой бросил телефон об стену. Энтропия пола увеличилась на несколько осколков.

Болт и сам покосился вниз – как видно, от безысходности. Только догадываться оставалось, что с ним происходит, но даже самые смелые предположения не смогли бы сэквивалировать вновь начавшиеся всхлипывания. Он ведь рухнул так, будто сама планета завибрировала и снесла его с нормальной поверхности.

- Да что происходит? – недоумевал Басурманов.

- Вы всё испортили! – огрызнулся Болт. – Вы, все причастные к краже!

- Подумаешь, кража! А вспомни свои дела. Ты забыл уже, как три года назад мне машину спалил, с этим своим дружком?.. – вспомнил Михаил Геннадьевич.

- Это не то! Ваша машина здесь ни черта не стоит! – резко ответил Болт.

- Что? Да как ты смеешь?! Это был прекрасный старый УАЗик!

- Да идите вы!.. Только о машине думаете…

Басурманов аж оторопел от такого ответа.

- Вы даже не понимаете, что сделали!..

- Зашибись! И что нам теперь делать? – обратился я.

- Теперь? … Теперь, я боюсь, худшее уже произошло. – сказал Болт и снова предался стенаниям.

Наша группа продолжала недоуменно взирать на Болта. Но вдруг он вскочил и крикнул:

- Надо ехать. Срочно!

- Что? – встрепенулись все.

Олег уже помчался к двери, но там его остановил Василий Сергеевич.

- Я не поняла. Куда ехать? – спросила Щепкина.

- Туда. На Марата, 47. – скомандовал Болт.

Он всё рвался к выходу, но наш охранник его не пускал.

- Нет, я ничего не понимаю. Зачем ехать?

- Это необходимо! Мы срочно должны ехать! – настаивал Болт.

- Почему именно на Марата? – не поняла Баранько.

- Потому что там наверняка что-то случилось! – метался Олег.

- Опять ты врёшь! – рассердился Басурманов.

- Да нет же, вы не понимаете. Это он так говорил!

- Снова он?! – возмутилась Щепкина. – Ты что, о Боге?

- Да какой Бог?! – вскричал Болт. – Ну же! Собирайтесь! Нам надо ехать! – повторял Болт, видя, что движение в комнате идёт слабое, а Василий Сергеевич всё стоит у двери.

- И прямо сейчас? – спросил я.

- Да!

- Но мы не можем. Мы не готовы… - ответила Щепкина.

- Вы врёте! Вы сами врёте! – рассердился Болт и совершил ещё один удар по столу. – Вы готовы, вы всё время были готовы, вы готовились к этому целый год!!! – орал он. – И сейчас вы, враги его, тоже должны быть там!

- Нет, я ничего не поняла. – призналась Никанорова.

- Он не умеет объяснять. – пожаловалась Фёдорова.

- Почему? Почему должны быть? – обратился к Болту Саня.

- Потом это поймёшь. – кинулся к нему Олег. – Слышишь, потом?!!

- Олег, но мы…

- Не надо слов, Топор. Крикни им, дружище, - объясни, что надо ехать, немедленно ехать!

- Но я… - Саня замялся.

- Это необратимо, друг. Понимаешь?! Я не могу сейчас сказать, что там, - я боюсь. Но мы должны ехать, срочно ехать! Я вас прошу!!!

Это была уже грань срыва. Но выбора не оставалось. Перед новым поворотом событий отступать мы уже не могли – это было бы не только не по-компанейски, но и противоречило бы всей логике развития событий. Противоречит ей и само наставление Болта ехать, но … что тут скажешь? Что можно сказать, глядя на эти метания?..

- Ладно. Мы всё равно планировали… - подумала Щепкина. – Едем! – решила она и ещё, что-то как будто почувствовав, добавила: – И немедленно, как он говорит.

Реплика вышла удивительной, но все поняли, что ехать действительно придётся.

Далее события развивались стремительно. Вопросов «На чём ехать?» не было: понятно, что для такой большой группы подходит только метро. Его и избрали. Нам предстояло достичь «Технологического института», затем пересесть на красную ветку и – до «Владимирской».

Собрались мы быстро, - да, в общем, и собирать было нечего… Скорее, надо было собраться морально. Болт не сказал, что нас ждёт на Марата, - значит, ждать следует чего угодно. Разбираться в его мыслях не легче, чем возвращаться на это неприятное место – а один раз я там уже побывал. День был холодный и тёмный, сегодня, напротив, – светлый и праздничный. Может, это что-то изменит? Но всё же…

Я замечу, что сначала Болт вообще хотел добежать до Марата:

- Я знаю самый короткий путь! – уверял он.

И я ничуть не удивился, вспомнив, что то же самое он, по сути, уже проделал 1 января, - хотя путь – если мерить от улицы Гашека – был длиннее. Да и с его скоростью!..

Однако Басурманов не спешил доверять Болту:

- Нет уж, никакой беготни. Ты поедешь с нами – и будешь находиться под моим личным контролем! И не думай закосить – мы тебя всё равно разыщем.

На эти слова Болт отреагировал несколько индифферентно – действительно, сколько уже раз ему приходилось слышать подобное?!.. Впрочем, Басурманова он, как видно, всё же остерегался – и побаивался, даром что когда-то сжёг его любимый УАЗ. К тому же, сейчас, в знак обещанного контроля, Михаил Геннадьевич крепко схватил Олега за руку, пообещав не отпускать.

Освободился же Болт от такой «опёки» только в момент захода в вагон – когда сбегать ему, по существу, было уже некуда.

Правда, и на том Михаил Геннадьевич не успокоился. В вагоне он старался поменьше отвлекаться, ибо пристально наблюдал за всеми движениями, которые совершает хулиган-юморист. Я чувствовал, что настрой у него решительный, – и если он вдруг упустит Болта, то вряд ли когда-то себе это простит.

Но всё это, в общем, детали. А нам необходимо двигаться по действию – так же, как наш поезд двигался по ветке метро.

Итак, мы приехали на «Владимирскую». По времени было около двух (то есть ещё достаточно рано), – и вокруг вовсю шло празднование Первомая. Люди шли с транспарантами, флагами, плакатами и баннерами и выкрикивали различные лозунги. Особенно шумно было на Загородном проспекте – там, в основном, и проходила вся эта процессия. Кажется, издалека были видны коммунисты и либерал-демократы – по крайней мере, по характерным цветам их ни с кем нельзя было спутать.

А вообще, народу было очень много. В такой день и в такое время многие граждане не поленились выйти на улицы города – и даже не столько подтвердить свою политическую компетентность, сколько просто приобщиться к общему всенародному и великому празднику. Оттого, к слову, люди и выглядели очень весёлыми. Отчасти это можно связать и с прекрасной погодой, воцарившейся в центре Петербурга, но всё же … праздничная атмосфера захватывала всех. Они и сами её поддерживали, активно участвуя в шествии, произнося нараспев бравурные патриотические идеи и запуская в воздух сплошные сине-бело-красные шары. Со стороны, кстати, это смотрелось привлекательно и просто великолепно.

И вот – выбегает вдруг из метро большая группа человек. Двигается наперебой всем веселящимся и поющим людям, захватившим, до этого, чуть ли не всю Владимирскую площадь, не слышит красивых речей, не восхищается шарами, не подхватывает гимн, не улавливает нить праздника… Она подвержена лишь своей суете и какому-то хаотичному движению отдельных её представителей. А один – так и вовсе совершает в высшей степени странные стремительные действия, выделяясь среди всех, - даже этой группы.

Он вырывается из рук Басурманова, которые снова захватили его при выходе из метро, и легко и непринуждённо избавляется от последних узлов вокруг ладони. Внешне это выглядит диковинно, и никто вообще не может понять, что происходит – все ведь вокруг празднуют и ликуют! – а тут, по-видимому, разворачивается какая-то … драма?

Драма и праздник – вещи несоединимые. Но этот день как будто всё меняет, осыпая одним большим оксюмороном тротуар Кузнечного. Басурманов кричит:

- Стой! Ты куда?

Но понимает, что опять упускает Болта.

Что-то становится ясно и нам. Мы подхватываем ускорение, но темп Олег взял просто сумасшедший. Создаётся впечатление, будто сегодня внутри него завёлся какой-то мотор. Мы еле поспеваем.

Однако и раскисать – уже некогда. Щепкина сзади кричит:

- Догоняйте его, быстро! Немедленно догоняйте! – и мы, как можем, бросаемся в погоню, - опрометчивую, наверно, но погоню. Мы ещё видим его спину – и поэтому на первых метрах пока не сдаёмся. Заводится даже Басурманов. Он начинает бежать как угорелый и ещё кричит:

- Вперёд! Вперёд! Догоним этого ублюдка! – добавляя в темпе.

Ориентируемся сразу на него.

- Ох, я ему таких пи..дюлей надаю!.. – угрожает он.

А мы не отстаём и видим поворот – это уже улица Марата. Мы поворачиваем. Несколько десятков метров отделяют нас от Болта, а впереди – Свечной переулок. До него всего несколько секунд.

Но Олег вдруг сбавляет в темпе. Он пробегает ещё несколько метров – и неожиданно ныряет во двор. Только тогда я вспоминаю:

«Это же и есть адрес – Марата, 47. Он никуда не сбегал!»

Становится очевидно, что Болт всего лишь спешил по адресу – это ведь, фактически, его родной дом. Но некогда размышлять об этом: Болт сам говорил, что нам надо быть там, как врагам его, – мы немедленно забегаем во двор. Сначала, конечно, молодёжь: представители Компании, - потом – чуть сдавший под конец Басурманов, далее – кое-как доползают все остальные, кто-то уже плетётся откровенным шагом.

- Эх… Ффу… Ох… – вздыхает намучившийся Басурманов. – Вот мерзавец хренов!.. Ффу… Пид..р ё..аный! Ох… Ну, погоди, - ффу, - ты у меня за всё ответишь!..

На мгновение показалось, что скоро наступит драка – Михаил Геннадьевич выглядел очень сердитым. Но, к счастью, некоторым учителям удалось его успокоить, а попутно – и сделать краткий выговор за такую хамскую речь в два часа дня в центре города.

Хотя… – кому тут было дело до Басурманова?.. В уже знакомом мне по декабрю дворе стояла тоже такая шумиха, что, найдись ещё двести матерящихся Басурмановых, – всем было бы до лампочки.

Двор был просто переполнен людьми – сюда пришёл и стар, и млад. И, конечно, сначала мы всей группой подумали, что тут также происходит празднование Первомая – попали, мол, в один из эпицентров, - оттого такая толпа. Однако примечательны были лица собравшихся – они вовсе не выражали ни веселья, ни эйфории, ни высших патриотических чувств… Эти люди не могли не знать о том, какой сегодня отмечается праздник, но почему-то выглядели они совсем не по-праздничному. Напротив, глаза были как будто залиты минором и даже … трауром. Вход в одну из парадных был наполовину закрыт, а возле него сгрудились полицейские и медики.

- Что здесь происходит? – обратилась к случайной женщине Дарья Алексеевна.

Та обернулась и удивлённо спросила:

- А вы не знаете?

Щепкина сделала вопросительное движение головой: «что, дескать, я должна знать?» – и так же поступили остальные.

- Тут жертву химии нашли. – грустно и открыто сказала женщина.

Болт, тем временем, бешено метался у входа в парадную, который работал сейчас только на выход, и умолял полицейских пустить его внутрь.

- Мы не можем этого сделать. У нас нет оснований.

- Поймите, мне надо. Я обязан туда зайти. – надрывно просил Болт, то и дело пытаясь-таки прорваться. Однако грозный кордон не собирался уступать его уговорам, а один из полицейских раз за разом отталкивал Олега в сторону.

Наконец, за Болта вступились некоторые местные жители, видимо, знавшие его хорошо и с положительной (!) стороны.

- Пустите его!

- Он их родственник,

Даже удивительно, что Болта тут не ненавидели так, как у нас в Купчино – скорее, наоборот.

После же того, как люди минуты две настаивали на том, чтобы Олега впустили, полицейские всё же сжалились.

- Ладно. – приказал один. – Пусть войдёт.

Дальше и начали происходить интересные явления. Болт вбежал в дом – и сделал это так, что сразу улетучился. Нашей группе показалось, что это уже точно конец и всё заканчивается привычно – неуловимый Болт исчезает на наших глазах, и снова возникает гадкое и ужасное чувство, свойственное чудакам и подходящее под сочетание «остались с носом». И как-то так опять выходит, что поездка была осуществлена напрасно: огромная группа зря пропутешествовала с «Электросилы» до «Владимирской», большой состав потерял много времени, праздник оказался бездарно омрачён. А ведь мы знали Болта, могли догадаться, что всё сложится так, как складывалось раньше, и не ждать иного расклада.

Но какой же странный и исключительный день! – ровно через две минуты после своего ухода внутрь Болт вернулся. И тут … такой момент: он вернулся словно не таким, каким исчезал.

Я совершенно не понимал, что там могло случиться, но Болт выглядел настолько потерянным, что, казалось, просто не осознавал и не мог вспомнить, где сейчас находится, - и где вообще весь мир. Он шёл в каком-то странном шатании, чуждом разуму и невнятном окружающим, и это движение словно показывало его внутренний мир – по-моему, всё его мировоззрение, вся его жизнь сейчас пошатывались!

Потом прозрение всё же наступило. Болт вспомнил это место и осмотрел людей, собравшихся вокруг. Особо пристально взглянул на нас.

Затем подбежал опять к полисмену – показалось, решил ещё о чём-то его попросить.

И сначала смысл той беседы был нам неясен. Лишь отрывки фраз доносились до большой группы – и даже блистательный смысл Щепкиной не мог уловить всё, о чём говорилось. Болт говорил почти спокойно, старался не повышать тон, - но почему-то всё время показывал рукой на нас.

2И что он там разбалтывает?» - недоумевал я.

Постепенно ситуация накалялась. Болт всё же вскипятился, и теперь спор стал чуть-чуть ясен:

- Поверьте, это нужно! Они должны там быть! – настаивал Болт.

- Кто «они»? – выяснял полицейский.

- Моя группа.

- Какая ещё группа? Что ты говоришь? – не верил он.

- Я знаю, что говорю.

- И дальше что?

- А дальше я требую впустить их, не то…

- Не то – что?

- Не то я … я сейчас…

- Слушай, заткни хайло и вали! Пока я ещё добрый.

- Нет, вы не понимаете…

- Бл..ть, зае..ал уже! Хватит стоять тут! Х..ли ты возникаешь?! – разъярился полицейский. – Пи..ды хочешь получить?

Исходя из правила «Где Болт – там скандал», всё происходило предсказуемо. Разговор, сведшийся к уже откровенному хамству полицейского, выглядел очень показательным – наверно, с таких же споров начинались когда-то проблемы Болта в Купчино.

«Сейчас он прославится и в этом районе…» - подумал я.

Однако и здесь у него имелись связи – по крайней мере, такого объяснения требует неожиданный поворот ситуации в сторону Олега. Ведь невесть откуда появились какие-то люди, которых наш хулиган-юморист, очевидно, знал. Наша группа, напротив, видела их впервые.

Без долгих раздумий люди, выглядевшие, к слову, как простые дворовые парни и напоминавшие даже чем-то нашу купчинскую гопоту, вступили в словесную перепалку.

Мы стояли чуть поодаль и не могли видеть разборок полностью. Но в зону нашего внимания попал момент, когда один из тех парней что-то передал полицейскому. Скорее всего, это был откат, хотя конкретно и точно никто из нас этого не увидел, - но, в любом случае, передача таила в себе нечто важное. Недаром спустя ещё две минуты дополнительных разговоров и уговоров нашу группу вдруг любезно позвали и в полном составе пропустили в дом, - причём без всяких лишних вопросов.

Кто были те парни, – мы тоже так и не поняли. Может, друзья его, знакомые, кореша… Или какие-то заинтересованные лица?.. Подумать над этим, конечно, следовало бы, но…

Такое я не могу описать без паузы. А пока – ещё раз адрес: сорок седьмой дом по улице Марата, первый этаж, та самая известная делом о наркотиках квартира.

В главной комнате, уже сплошь оцепленной и окружённой медиками, и полицейскими, и журналистами, и криминалистами, и репортёрами, и соседями, и просто посторонними людьми (Бог знает как сюда попавшими), даже находиться было нелегко. Но несколько человек из нашей группы, - а это я, Арман, Люба, Саня, Даша и парочка педагогов, - пробились вперёд, через нехилую толпу людей. Особенно огорожено было старое кресло наподобие софы: чёрный цвет, натуральная кожа, метр в высоту, полтора - в длину и ширину, – оно и стало фокусом нашего стремления и последующего шока. Ибо там мы и увидели самую ужасную картину за всё прошедшее время. В кресле, в совершенно распластанном виде, с явно неживым выражением лица, и в мёртвой позиции пребывал … Феликс Бандзарт. А рядом с его инертным, наполовину перекосившимся телом, на полу, валялась ампула – с веществом, о котором наш химик так часто любил говорить!.. – цианидом калия.

Поблизости суетились врачи. Бандзарт для них был уже потерян – и они пытались, с верой в чудо, воскресить ещё одно безжизненное тело, являвшее собой теперь только лишь трагическое воспоминание о Юралге Васильевне Бандзарецкой. Крюк на стене и свисающая с него верёвка говорили о том, что она стала второй жертвой этой дикой истории.

Что-то пытался я вспомнить о ненависти и неприязни к этой семье, но от этого становилось только тяжелее. Я и близко не мог представить себе такую значимость слов Болта, - но теперь осознание её вызвало в моей душе настоящее извержение самых разных категорий: подлости и справедливости, мести и сострадания, ненависти и любви, гнева и всепрощения, дьявольщины и совести, зла и добра… Мне трудно было осмыслить всё это, – но ведь дело, кажется, я уже переосмыслил! – иначе почему тогда так сильно занемела моя голова?!..

Я даже не пытался заглядывать в души других – мне хватало мучений своей. Я видел лишь траур – траур, который коснулся меня и всех остальных.

И до внутренней боли тяжело было смотреть на Болта. Невозможно оторвать с его образа эти весёлость, бодрость, бесшабашность, – и истинное компанейство. Я как-то называл его предателем… А сейчас он горько и горячо рыдает. И даже трясётся от ужаса.

Поворот к нам, - для одной фразы:

- Вот и итог … в-в-вашего д-дела.

После семнадцати лет безмятежной жизни эти слова корродируют меня. По счастью, я ещё не слишком знаю корень трагедии. И Компания его не знает. Но мы смотрим на человека из Компании и видим его трагедию. Это ли не корень?

Внезапно Болта отвлекает некий полицейский-следователь:

- Как ваша фамилия?

- Угаров. – следует ответ.

- Ах!.. Значит, вы, гражданин Угаров, и являетесь племянником погибшего сегодня Феликса Павловича Бандзарта?

- Да.

- Эх, сочувствую… - взгрустнул следователь. – Но, как родственнику погибшего, я обязан вам рассказать обо всём, что зафиксировало следствие. Всё, так сказать, что тут произошло.

- Я догадываюсь… - резко ответил Болт.

- И тем не менее. Сегодня, около 12.40, ваш дядя прибыл в эту квартиру. По-видимому, цель у него была одна: совершить самоубийство путём принятия парализующего препарата. Приблизительно в 13.05 он сделал это, воспользовавшись заранее приготовленной ампулой с бесцветными кристаллами ядовитого вещества. Позднее ампула была обнаружена на месте преступления – благодаря этикетке удалось установить, что она содержала цианистый калий. Сомнений в самоубийстве нет, и быть не может – и положение потерпевшего, и отсутствие улик говорит о том, что ваш дядя совершил его сознательно, будучи абсолютно уверенным в своём поступке.

- Да, так и должно быть. – прошептал Болт.

- Ориентировочно в 13.10 к месту подъехала мать жертвы, то есть ваша бабушка – Юралга Васильевна Бандзарецкая. – продолжал следователь. – Как сообщают свидетели, были слышны её вход в дом, затем – в квартиру, потом – первые шаги по коридору, крик, вопль, истерика… Собственно, именно эти звуки и вызвали первые подозрения на происшествие в данной квартире, ранее, кстати, уже бывшей местом одного очень громкого скандала по делу о незаконной деятельности вашего деда – Павла Фёдоровича Бандзарецкого. К тому же, как рассказывают свидетели, крики, доносившиеся отсюда, были настолько пронзительными и душераздирающими, что невольно навели их на мысли о нехорошем. Судя по всему, ваша бабушка умерла от невозможности перенести гибель сына – её сердце не выдержало, и она решила уйти из жизни через повешение. На месте трагедии её застали висящей на…

- Да понятно уж. – сказал Олег.

Далее полицейский-следователь рассказывал о точном положении, в котором пребывала Ю. В. Бандзарецкая, сообщал о том, как её сняли с петли, говорил, как тяжело ей было бы перенести ситуацию с её больным сердцем, как от неё разило «Корвалолом»… Я сейчас опущу это. Причины второй смерти итак ясны, да и Болт уже совсем перестал слушать следователя.

Когда же весь его монолог завершился, Болт, чтобы только тот, наконец, замолчал, кивнул полицейскому головой, - в знак, дескать, принятия полученной следствием информации к сведению и типа согласия с ней. Наверняка на этом все уже ждали от него ответного «спасибо» за то, что мы всё выслушали, и ухода к своему отряду, – что было бы логично, – но, оказывается, ещё не всё сообщил товарищ следователь.

- Мне нужно напоследок показать вам ещё одну вещь. – сказал он, полез в карман и вынул оттуда несколько свёрнутых листов бумаги. – Вот. Это было найдено на столе.

- Что это? – спросил Болт.

- Это письмо. Написано Бандзартом и, судя по заголовку, предназначается вам.

Болт заметно встрепенулся. До этого он безразлично валялся на полу, спиной прислонившись к комоду, - но сейчас встал и взял письмо своими немного трясущимися руками.

- Я могу его прочитать? – спросил он.

- Безусловно. – ответил следователь. – В теории, вы даже можете его забрать. Только не забудьте предупредить меня.

- ОК. – ответил Болт и отошёл с письмом в нашу сторону.

- Это его последние записи? – спросил я.

- Наверно. – сказал Болт и развернул бумаги. Текст письма помещался на нескольких листах.

«Какое большое!» - подумал я.

Типичный бандзартовский почерк выглядел более-менее разборчивым, - видимо, специально, чтобы все всё поняли.

Болт завидел, что мы все сгораем от любопытства узнать содержание письма. Он сказал:

- Думаю, вы тоже должны это прочитать.

- А, может, ты нам вслух всё сразу и прочтёшь? – предложила Даша.

- Можно и так. – ответил Болт. – Только давайте сначала перейдём в другую комнату, - чтобы нам не мешали.

Мы согласились. Во второй комнате было достаточно свободного пространства, - поэтому все сели и приготовились слушать. Вовремя подоспела и Щепкина, а я, на всякий случай, включил на телефоне диктофон, - хотя совсем не думал, что благодаря нему мне посчастливиться опубликовать это письмо здесь.

Болт стал читать:

ОЛЕГ

Вот уж не думал, что когда-то стану автором этого обращения к тебе. Обращения последнего и предсмертного. Да, тут нет ошибки – я, Феликс Бандзарт, сочиняя сейчас это обращение, уже твёрдо знаю, что будет на неделе. Здесь, на Марата, оборвётся человеческая жизнь.

Хотя… Жизнь ли? Скорее, тупое и бесполезное существование! Впрочем, и у меня была цель. Одна важная цель. Жизненно важная! И, наверно, справедливо, что, не выполнив её, я решаю на этой неделе уйти из жизни, - такой короткой и стремительной. Не имея выбора и дальнейшего смысла.

Дата добавления: 2015-08-02