Глава 13. Два закона 3 страница

Однако про Барнштейн так не скажешь. Её слова Щепкиной, кажется, нисколько не зацепили.

- Погодите-ка, Дарья Алексеевна. – обратилась она. – Вот вы сейчас обвиняете Анну Анатольевну. Но откуда у вас появилась вся эта информация? Назовите хоть один источник!

- Ха, мой источник – это ученики самых разных классов, которые уже три года изливают передо мной свои недовольства от такого английского. – ответила Щепкина.

- Ученики? – уточнила Барнштейн с явным презрением, но потом просто рассмеялась. – Да вы что, заработались? В таком деле – и слушать учеников! С ума сойти!..

- Что же вам не нравится? – поспешила поинтересоваться Дарья Алексеевна.

- О, и вы ещё спрашиваете!.. – показательно произнесла директриса. – Да как же можно, Дарья Алексеевна, при такой серьёзной теме слушать учеников? Да вы хоть знаете, сколько всякой ерунды они могут вам наплести, сколько чуши льют они при каждом удобном случае?! А фантазия! – вы о ней подумали? Не представляете ли вы, как много нереального бреда таится в их диком воображении? Это же болезнь! – это же поистине больное воображение!

В этот момент я почему-то вспомнил собрание и выступления мелких, - и вдруг, к собственному удивлению, подумал, что в чём-то Барнштейн, наверное, права.

- Верно! – поддакнула Чивер. – У этих чёртов одна ересь в голове! – нашли, кого слушать… - неодобрительно заявила она.

Дарью Алексеевну именно эта фраза и возмутила более всего:

- Ну, знаете, … я с вами категорически не согласна! – воскликнула она. – Ерунда полная. А то что же получается? Что ученики – не люди? Что они, мол, никогда не говорят правду? Нет, вот уж нет… И очень уж нехорошее мнение у вас сложилось, Людмила Арнольдовна. Донельзя нехорошее…

Барнштейн выпучила глаза. Сомневаюсь, что она привыкла к такой явной критике в свой адрес.

- Я же, как учитель, считаю, - продолжала Щепкина, - что прислушиваться к мнению учеников необходимо. Они молодые и учатся, а мы, по сравнению с ними, - уже старые и должны многому учиться у них. Да и как, спрашивается, ещё может строиться педагогика? Они – наше будущее, наши надежды, и потому получают от нас знания; мы же должны не отставать от их темпа жизни и прислушиваться к каждому их замечанию!

- Вот уж не понимаю, что вы такое говорите. – прервала её Чивер. – Моё мнение таково, что ученик должен во всём беспрекословно слушаться учителя, - и только так! А если этого не происходит, то грош цена такому учителю. Его задача – подчинить себе класс и сделать так, чтобы все слушали его! – а не устраивать всякие там прения.

- Простите, но вы, кажется, против демократии?.. – смекнула Дарья Алексеевна.

- Какая может быть демократия на уроках, о чём вы вообще? – возмутилась Барнштейн. – Ученики на уроках должны молчать – и слушать, что им говорят. В конце концов, мы – опытные люди, а они ещё ничего в жизни не добились.

- Так и не добьются. – сказала Дарья Алексеевна. – Не добьются, пока вы не перестанете держать их в подчинении.

- Чушь. Ерунда полная! – заявила Барнштейн, даже встав. – И школа рассчитана не на то, чтобы они чего-то добивались, - школа должна учить их строгости! С самых первых дней!

- Ошибаетесь… - произнесла Дарья Алексеевна. – То, что вы говорите, есть тоталитарный режим. И вы должны знать, каковы могут быть его последствия…

Тут уж директриса окончательно рассердилась:

- Ну всё, хватит. – решила она. – Это уже не относится к теме. И не заговаривайте мне зубы. Факт остаётся фактом: Лавров нахамил.

- А вот это и относится. – с необычайной мудростью в словах произнесла Щепкина. – И очень многое определяет. – заметила она, крайне внимательно посмотрев, при этом, на Гарееву. – Я готова говорить о провокации, которая шла в сторону учеников от Анны Анатольевны! – неожиданно резко и рьяно произнесла завуч по творческой работе.

При слове «провокация» Гареева явно встрепенулась. Она попыталась было изобразить на лице форменное непонимание сего понятия, но итак было видно, что для неё оно, напротив, значило очень много. Возможно даже, что это было ключевое слово.

И всё же в защиту свою она ничего сказать не решилась.

- Поясните, пожалуйста, что вы понимаете под словом «провокация». – потребовала Барнштейн.

- Легко. Речь, собственно, идёт о многочисленных оскорблениях, допущенных госпожой Гареевой. – мигом ответила Щепкина.

- Да какие оскорбления? Что вы говорите? – выскочила вдруг Гареева и начала отчего-то активно жестикулировать руками – в лучших традициях Людмилы Гурченко. Непонятно, правда, что она пыталась этим показать – непонимание ли, страдание или смех, - но все эти взмахи только ещё раз доказали, насколько ей пока далеко до действительно хорошей актрисы.

- Я ещё раз повторяю, что знаю, что говорю. – бросила в её сторону Щепкина. – И поверьте, что мне известно, какие выражения, если можно их так назвать, вы позволяли себе употреблять на своих уроках английского. Кстати, очень многие ваши ученики могут об этом рассказать.

- Подождите. Неужели вы хотите опросить ещё и всех учеников? – насторожилась Барнштейн.

Намерения она угадала:

- Ну, всех-то не стоит. А вот некоторых … я бы с удовольствием привлекла. – подумала Щепкина. – И лучше из разных классов – чтоб убедительнее было.

- Но они же наврут нам с три короба! – заявила Чивер. – Вы, что, не понимаете?

- И нам ещё придётся три часа слушать их белиберду! – подхватила Барнштейн.

- Вот опять вы за своё, Людмила Арнольдовна! – заметила Дарья Алексеевна. – И откуда в вас столько недоверия?.. Между прочим, эти ребята очень многое могут нам рассказать. – прямо-таки со шпионским акцентом произнесла Щепкина. – И даже показать!

После таких заверений Барнштейн явно пребывала в замешательстве. В этой школе вообще-то она обычно заведовала правилами игры, особенно при своих любимых допросах, - но сегодня один настрой Щепкиной убивал всю её многолетнюю тактику.

А вообще, вся эта дискуссия всё больше напоминала мне судебный процесс. Причём Барнштейн, если такое вообще возможно, была в нём одновременно и судьёй, и прокурором: рассматривала гражданско-правовое дело об унижении чести и достоинства потерпевшей Гареевой и параллельно защищала её интересы. Помощником прокурора, или, что привычнее, секретарём была, естественно, Тамара Чивер. Долганов же являлся лишь молчаливым наблюдателем процесса – этакий Герасим в зале суда. Ну, а на «скамейке для подсудимых» сидел, конечно, я – Николай Лавров.

Судебный процесс начался с допроса подсудимого, с не вполне легитимным вмешательством секретаря, замечу, - после чего допросили и потерпевшую. Затем как-то сразу, без раскачки, пошли прения – всё из-за того же секретаря и теперь уже и судьи, - после чего в зал внезапно ворвался понятой Долганов (пусть будет хотя бы понятым). Многословия тут не было, и процесс вроде бы продолжился, - однако вскоре к нему внезапно, но стремительно подключилась адвокат Щепкина Дарья Алексеевна – она на ходу ознакомилась с материалами дела и решила тоже, не теряя времени, перейти к прениям, – в ходе которых незамедлительно обвинила потерпевшую. Та с обвинениями вроде бы как не согласилась, но особо активной гражданской позиции не проявила. Правда, это и не вызвало замешательств со стороны судьи и секретаря, - ибо к ним тоже нашлись претензии у адвоката Щепкиной, хотя уже и сугубо процессуального характера. В какой-то момент прения вывели защищавшую интересы подсудимого к мысли о необходимости представить свидетелей защиты, причём представить в течение самого ближайшего времени. И вот судья Барнштейн погрузилась в раздумья: вызывать или не вызывать свидетелей? Конечно, особого желания у неё по этому аспекту – кстати, очень важному аспекту! – не было: во-первых, дело итак развивалось для её стороны неудачно, а, во-вторых, своих свидетелей – свидетелей обвинения – прокуратура предоставить, в принципе, не могла, ибо те двое пятиклассников, что присутствовали в кабинете во время совершения подсудимым проступка, хотя и могли считаться таковыми, но вряд ли проходили по возрасту; – и всё-таки, отказываться от вызова свидетелей защиты было бы неправильно – это лишь запутывало бы дело и, кроме того, рушило бы основы демократического и либерального судопроизводства, а заодно и ударяло бы по базовым понятиям о последовательности и справедливости.

И вот, в надежде услышать или увидеть некую подсказку секретаря, судья-прокурор Барнштейн посмотрела на Тамару Чивер. Но… Секретарь молчала, видимо, осознавая, что в данный момент, в этой точке развития дела, им придётся уступить пожеланиям адвоката и затребовать-таки для дальнейшего процесса свидетелей защиты. На понятого можно было и не смотреть – он, похоже, очень хорошо вжился в роль своего Герасима, - а больше смотреть было и не на кого. Тогда и пришлось судье принять, думается, соломоново решение:

- Ладно. Давайте выслушаем ваших учеников. – объявила Барнштейн. – Но только после перерыва. По-моему, настала самая пора отдохнуть. – произнесла директриса, после чего встала и первая продвинулась к двери кабинета – вот именно в таком стиле судьи обычно и покидают зал суда, разве что ещё стучат своим молотком.

За ней встали по очереди Чивер, Гареева, Долганов, а потом и я.

«Наконец-то! – подумалось мне. – Уже зае..ало в этом кабинете торчать!..»

Но вот я уже вышел в рекреацию, – и сразу вдруг меня пробил жуткий интерес узнать, что делает наш класс. Дело в том, что время на часах соответствовало третьему уроку, то есть английскому. Однако … Гареева только что сидела, как и я, в кабинете Барнштейн, - следовательно, на нужном месте её не было. Отсюда напрашивается вопрос: где, если не на английском, находится сейчас 11б? Бродит ли по лестницам, скрывается ли на самом безопасном четвёртом этаже или покорно стоит перед четвёртым кабинетом в ожидании своего урока? В последнее, конечно, трудно поверить, хотя … урок начался не так давно, и всё ещё вполне даже может быть. Вследствие такого размышления я и решил для проверки спуститься на первый этаж.

Но только тронулся, как вдруг… Чья-то рука схватила мою руку и тут же повела в сторону центрального коридора. Перед тем, как я дёрнулся, было ещё произнесено «Пойдём», и я узнал голос Дарьи Алексеевны.

Мы дошли с ней до её кабинета, зашли внутрь, и там она сразу заявила:

- Ну, доигрался… - с иронией, конечно.

Я встал около двери.

- Теперь вот разбираться приходится… - произнесла она, суетясь около стола.

Я хотел было промолчать, но потом всё же сказал:

- Поверьте, я не мог больше терпеть…

- Да ладно уж, забей. Ты, наверно, даже правильно поступил. Только теперь не об этом надо думать. – она продолжала нервно ходить вокруг стола. – И ты знаешь, о чём…

- Я знаю. – подтвердил я.

- Главное – запомни: ситуация у нас под контролем. Они проиграли. … Почти. Осталось только народ собрать. Твои не подведут?

Я понял, что под словом «твои» Дарья Алексеевна разумеет Компанию – в частности, 11б, – и ответил:

- Всё отлично. Они сейчас вне урока.

- То есть как? – не поняла Щепкина.

- По расписанию у них английский – и как раз с Гареевой. Но её нет. Только вот где они?.. – думал я. – Чёрт, надеюсь, она не станет их искать… – возник вдруг у меня испуг.

- О нет! – успокоила меня Дарья Алексеевна. – Я видела, как она пошла в столовую – специально проследила.

- Вы прямо как агент! – похвалил я.

- Стараюсь, Коля. – заметила она. – Ну ладно – пойдём твоих искать.

И мы вышли в рекреацию.

Замечу, что сомнений в том, что Компания уже всё знает про вчерашний скандал, у меня не было никаких: наверняка потрудился на благо общества Арман, да и сообщение по радио с точным названием моей фамилии уже о многом могло сказать моим товарищам.

А вот относительно их местонахождения я, к сожалению, ничего не знал, - так что нам с Щепкиной предстояло сейчас сыграть в форменные hide-and-seek, что на ненавистном мною английском означает «прятки».

Итак, сначала мы с Щепкиной, как я сам и планировал, спустились на первый этаж. Я быстро заглянул в рекреацию имени Ставицкого – пусто. Аналогичная картина – около кабинета №4, который – я проверил – был закрыт.

Тогда же сразу стало понятно: либо класс гуляет, либо сидит на замещении.

Дарья Алексеевна, при этой мысли, предложила быстро подняться на второй, чтобы зайти в учительскую. Так мы, в общем, и поступили.

Однако в учительской тоже никого не было. Выделялся разве что стенд замещений, но там наш класс – в графе на сегодняшний день – не значился.

«Это и логично. – подумал я. – Скандал вышел спонтанным, и о замещении позаботиться было некому. Да и пустяк ведь…»

Что ж, вариантов стало чуть меньше. Но, учитывая вероятность хаотичного перемещения моих друзей по периметру школы – в прежние годы такой стиль прогулов мы очень часто практиковали, - мне и Дарье Алексеевне нужно было теперь очень внимательно просматривать все имеющиеся в школе рекреации – и не забывать, конечно, и о других возможных местах укрытия.

Впрочем, ещё мы решили – для начала – украдкой посетить столовую. Хотя, понятно, класс наш там сейчас вряд ли можно было обнаружить – с Гареевой вместе он мог присутствовать только в четвёртом кабинете.

В столовой мы издалека увидели такую картину: четыре действующих участника процесса – судья, секретарь, потерпевшая и понятой – превратились в ярых едоков. Пища так жадно пожиралась ими, что создавалось впечатление, будто есть некий конкурс на скоростное принятие пищи, и они – едва ли не главные фавориты этого состязания. Впрочем, во многом сиё говорило ещё и о настроении – возможно, была у этих четверых какая-то надежда на то, что, поев, они станут лучше соображать, найдут нужные аргументы и повернут дело в свою сторону – на голодный желудок ведь и думается хуже… Но пока заметна была только злость – она и проявлялась во всех их «обеденных» движениях.

Мы же с Щепкиной тоже не дремали – более того, на уме уже был план. «Эх, только вот найти бы своих!..»

Отойдя подальше от столовой, Дарья Алексеевна мне сказала:

- Так, до перемены ещё десять минут… Знай, Коля: она будет иметь очень важное значение для нас, - но, в первую очередь, для тебя. Ты, как лидер Компании, должен постараться собрать народ с разных классов. Надеюсь, тебе известно, у кого преподаёт Гареева?

- Да. Мне многое приходилось слышать.

- Прекрасно. Значит, соберёшь. На перемене помочь тебе я не смогу – надо дежурить внизу.

- Так…

- Но если мы сейчас найдём твой класс, как-нибудь постараюсь. Так что поспешим.

Всё было понятно и совпадало с моими же мыслями – сейчас надо срочно находить 11б. Не важно уже, как: главное – найти! Я искренне надеялся на то, что он сидит в какой-нибудь рекреации или сторожит палево на лестнице… – так у нас есть хоть какие-то шансы. И хорошо бы застигнуть хотя бы кого-то одного – может, самого бесстрашного, самого незаметного… Натолкнёшься на одного – считай, наткнулся на всех.

А вот перспектива отыскивать их в каком-нибудь кабинете – не радует. Разве что перемена уже скоро, и замещение, если оно существует, через десять минут завершится. Правда, тогда и Щепкиной со мной рядом уже не будет...

В спортзале, куда мы с Щепкиной заглянули сразу же после столовой, занимались начальные классы, и одиннадцатого «Б» там быть точно не могло. Первый и второй этажи осмотрены, включая и «маленькую комнату», уже полностью – там никого (правда, так я говорю, не учитывая возможное перемещение). Оставалось подняться ещё на два, но вдруг…

Что-то осенило меня:

- Актовый! Где, если не там? – вскрикнул я.

Щепкина с уважением посмотрела на меня и повернула в сторону актового зала. Кажется, она даже на секунду не усомнилась в правильности моего предположения.

Действительно, где же ещё? Много ли ещё в нашей школе есть таких одновременно просторных и скрытых мест? Ведь там не один – десять классов могут поместиться! И так, что половину всё равно не будет видно.

И ведь, к тому же, сейчас урочное время – значит, он пустует, - и прячься – не хочу! Ну, просто идеальное место для прогула. Конечно, порой тут проходят какие-то экстренные репетиции, или проводят свои заседания учителя, или ведутся работы по подготовке сцены к некоторому мероприятию, которое должно будет состояться вот-вот совсем уже скоро… Всё это – иллюстрация кипеша и суеты. На данный же момент ближайшее мероприятие – традиционный весенний концерт творческих коллективов школы, но до него время ещё есть – обычно он проходит в апреле, да и то – ближе к концу. Короче, это говорит об одном: зал пуст!

И… Действительно, пуст! Аппаратная, комната отдыха, курилка, костюмерная, келья звукорежиссёра, в конце концов, сцена и закулисье!.. – везде ступила нога Щепкиной и моя, но … опять мы нигде никого не увидели! Увы! Даже в потайных местах, которые Щепкина просматривала особо (она знала зал как свои пять пальцев), ни одного ученика обнаружено не было.

Я, как и она, лично проконтролировал все места и все двери: многие – из чистого любопытства, какие-то – «на всякий случай», … но и мне приблизиться к друзьям пока было не суждено.

Кстати, во время краткого осмотра сцены мне удалось бегло взглянуть на то место, где ещё не так давно зияла яма. Признаюсь, сейчас о ней уже совсем ничего не напоминало, так что я без риска прошёлся по залатанной территории.

«Хорошо заделана. – подумал я. – Басурманов, конечно, мастер».

Но о чём сейчас мне могло сказать это место? Напомнить – да, пожалуй, - но ведь и то – не по теме…

А времени было потрачено немало. Чуть ли не четыре минуты! – и это при беглом осмотре…

Однако найти надо. Хотя бы постараться. А то на перемене – будет та ещё запара… И – вот чёрт! – как назло, с собой нет телефона! Дома, треклятый, остался!..

Мы всё ещё стояли на втором этаже, но вдруг Дарья Алексеевна решила – спонтанно, конечно – обратиться к нашему охраннику, Василию Сергеевичу.

- Вы не видели 11б? – спросила она у него.

Тот поморщился:

- Господь с вами, Дарья Алексеевна, мне бы знать, о ком вы конкретно говорите…

- 11б. Я говорю об одиннадцатом «Б». – нервно повторила она.

- Так неужто тут целый класс станет бродить? – изумился наш охранник.

- Ну, а я вот почём знаю?..

- Нет, ну это трудно. На перемене, разве что…

- Не на перемене. Сейчас. – уточнила Дарья Алексеевна.

- Нет, сейчас я никого из них не видел. – вспомнил он. – Только если кто-то случайно… А вообще, - Василий Сергеевич вдруг поменял интонацию, - вообще, на уроках класс должен учиться, а не бегать по рекреациям! – бодро закончил он.

Щепкина знала, что, сказав это – сумничав, он теперь ждал когда она одобрительно улыбнётся ему в ответ – так всегда раньше было, - в противном случае, … А неизвестно, что было бы в противном случае; но, думается, он бы обиделся.

Поэтому она улыбнулась – фиктивно, разумеется.

Кстати, вот ещё момент: Василий Сергеевич, сколько я его помню, всегда был сторонником такой интересной концепции, как «Теория идеальных учеников». Он просто-напросто ни за что не верил, что ребята, пусть даже и самые современные, способны на то, чтобы в учебное время ни с того ни с сего прогулять тот или иной урок. На это надо, мол, решиться. И он отчего-то трезво полагал, что такое невозможно. Ну, разве что только для самого отъявленного хулигана.

Что ж, это его мысли, а мы с Щепкиной, тем временем, поднялись на третий этаж. Предположение о том, что именно тут тусуются мои друзья, нужно, наконец, проверить.

- Странно. И тут никого.

- Пустая сцена. – подтвердила Дарья Алексеевна.

В небольшой степени мы, однако, были не правы. На этом этаже нам встретился какой-то незнакомый мальчик – кажется, из шестого класса. Щепкина подошла к нему и спросила:

- Ты чего тут бродишь?

Мальчик явно испугался. Он посмотрел вниз, потом вверх, затем – на окно, далее – вниз, и опять вверх… - в общем, ничего так и не сказал. Может, и пытался что-то вымолвить, но вышло что-то вроде:

- Я … м-м … бб … т-п-р…

- Прогуливаешь? – строго спросила Щепкина.

У мальчика, кажется, совсем сердце в пятки ушло – думается, сейчас в голове его вертелась лишь одна мысль – скорейшего прекращения этих вопросов. Впрочем, совсем немым он ведь не был, и, помотав головой и слегка попятившись назад, он тихо, еле уловимо и едва для нас (если только для нас) доступно всё-таки сумел выдавить:

- Нет.

- Тогда иди вон отсюда! – тут же сердито произнесла Дарья Алексеевна.

Мальчик испарился.

- Ходят тут всякие… Если прогуливаешь – так и скажи, не съем же. А так вот шляться… - поди разберись, чего он тут забыл.

- Не шпионит ли? – подумал я.

- А почём мне знать? Лицо – обычное, а вот мыслей его я не знаю.

И тут вдруг послышался какой-то дикий топот.

- Вы слышали? – спросил я.

- Сверху. – тут же поняла Щепкина.

Мы пошли к лестнице. Мои шаги были чуть шире и быстрее щепкинских, но и топот, как слышалось, перешёл чуть ли не в бег. Более того, он усиливался. Шум достиг предела. В этот момент я и открыл дверь на лестницу, и…

- Е..ать!..

Я был уже на ступеньках. Валялся там вместе с Саней. Рядом были Лёха, Даша и Арман. Кто-то ещё нёсся сверху, спотыкаясь и падая… А сверху лился чей-то разъярённый голос – очевидно, он и стал причиной возникшей толкотни.

- Ну, я вам покажу! Устроили здесь цирк! – всё неслось с четвёртого этажа, по мере того, как многие добегали до места моего злополучного столкновения с Топором и поневоле останавливались, оценивая степень случившегося падения. Удар был несильным, и мы с Саней достаточно скоро пришли в себя. Кто-то помог нам подняться.

На лестницу вышла Щепкина. Она быстро окинула глазами всю картину – а вокруг было около двадцати представителей одиннадцатого «Б» - и сказала:

- Боже правый, так это вы!

И вдруг к месту подошла оравшая сверху тётка:

- Придурки! Нахалы! Хулиганы!

Она долго двигалась по ступенькам, но, наконец, приблизилась к эпицентру скопления народа. И только тогда – конечно, нисколько сего не ожидая, – заметила Щепкину. По выражению её лица я сразу понял, что она решила устроить наверху банальную оргию – только для выплеска эмоций и внутренней разрядки, – но сейчас, после такого внезапного видения завуча по творческой работе, чуть изменила выражение лица и даже убрала свой зверский оскал.

- Вера Львовна, что ж вы такая сердитая? – дружественно обратилась к ней Дарья Алексеевна.

И тут я вспомнил, что, находясь в учительской, видел на стенде эти инициалы – похоже, эта Вера Львовна преподаёт в начальной школе.

- Нет, вы представьте себе, Дарья Алексеевна: я веду урок, как обычно, и вдруг слышу какой-то говор в рекреации. Сначала ещё ничего, но потом – просто шум. Оказывается, компания эта, - она показала на народ, - там развлекается. Ну, я вышла, сделала замечания, а они – как припустили… Да ещё ругались в ответ! – особо гневно выделила она. – Вот я и пошла за ними, но тут – вы, и…

- Всё спокойно, Вера Львовна – это мои ребята. Я разрешила им порепетировать наверху, - до той поры, пока в зале не закончится уборка.

- Ах, репетиция… - деловито произнесла Вера Львовна, и на лице её воссияло полнейшее понимание и уважение. От былого гнева не осталось и следа.

- Да, они у меня сценку готовят.

У Веры Львовны больше и подобия претензий быть не могло. Она напоследок улыбнулась – и не только Щепкиной, но и всем, - и пошла обратно на свой этаж.

- Господи, и когда вы научитесь прогуливать?.. – задумалась тогда Дарья Алексеевна. – Сколько уже лет я вас спасаю…

- Да это всё Арман – как разведёт свою философию… - пожаловалась Карина.

- Ладно тебе… - ответил тот.

Тут прозвенел звонок.

- Всё, мне пора идти. Если Барнштейн увидит, что меня нет на посту, это вызовет подозрения. – сказала Щепкина и обратилась ещё ко мне: - Собирай народ, веди всех в комнату и объясняй ситуацию. При звонке оставайтесь там – я приду в 26-ой, и оттуда мы отправимся к Барнштейн.

На эти наставления я успел ответить только кивком головы: ещё мгновение – и Дарья Алексеевна, наверно, уже выполняла свой долг дежурного.

Третья перемена, к сожалению, представала очень скоротечной – по времени она занимала всего 10 минут. Так что медлить было нельзя.

Друзья мои начали было подходить ко мне с благодарностями, ибо именно из-за моей истории им удалось прогулять весь третий урок и избежать встречи с ненавистной Гареевой, стали говорить об очень тонких подробностях прогула, то есть как они, к примеру, очутились на четвёртом этаже, потом перешли к расспросам по поводу моего визита к директрисе… - тут я их и остановил.

- Она – мой враг. – сразу заявил я. – Вы слышали, что велела Дарья Алексеевна?

- «Маленькая комната»? – уточнил Арман.

- Да. Я вас очень прошу: отправляйтесь туда.

- Но зачем? – спросила Даша.

- Скоро там появятся люди – я их приведу. Потом придёт Щепкина – она вам всё и расскажет.

- А…

- А сейчас – просто идите туда. – я показал на часы, дав всем понять, что время, скорее, работает против нас.

Возможно, кстати, было преувеличением утверждать, что прогуливал весь класс. Может даже, и на лестнице я увидел вовсе не двадцать человек, и эта Вера Львовна приврала… - оно и понятно, всё же не все в нашем классе стали бы соглашаться с компанейскими идеями. Но главное – что те, кого мне особенно важно было встретить, были тут. Читатель знает, о ком идёт речь – эти люди и отправились в «маленькую комнату».

Я же на время оставил их и побежал искать новых людей – моих будущих свидетелей!

И тут … видел бы кто моё рвение!.. Ведь не преувеличением будет сказать, что я метался от классу к классу – и столовая, и актовый, и спортзал, и каждая рекреация, и всякая лестница – всё было заполнено моим движением. От «маленькой комнаты» до кабинета Ставицкого, от кабинета Ставицкого до библиотеки, от библиотеки до медкабинета – так и весь центральный коридор оказался подчинён динамике. И здорово, что вся эта энергия действия материализовалась в то, что было так необходимо; центрирование кооперации проявилось в отправке в кабинет №26 Павла, Стёпы, Гоши, Аллы, Альхана, Славы… - да и ещё многих друзей. Они и есть мои свидетели – те, кто всегда скажут слово, нужное мне, и воспротивятся произносить то, что желает Барнштейн; они и скажут его перед ней – особой, не признающей и йоты справедливости. Но посмотрим ещё, как скажут!..

После звонка в кабинет №26 ворвалась Щепкина.

- Говорила сейчас с Барнштейн. – ещё запыхаясь, начала докладывать она. – Та просила передать: через десять минут начнётся слушание учеников. Так что объяснять ситуацию некогда – включайтесь по ходу. Главное – знайте, что на свете нет человека хуже Гареевой.

Помните также, что десять минут – это много. Наше счастье, что их обеденный перерыв явно затянулся.

- Это ведь неспроста… - заметил я.

- Да. Но сомневаюсь, что они что-либо придумали. Свидетелей у них всё равно нет, не приведут же они всех учителей… Да и те вряд ли что-то докажут.

Тут Дарья Алексеевна заметила, что на лицах моих друзей царствует некоторое непонимание. Действительно, вряд ли всем было ясно, о каких свидетелях идёт речь, и что значит это «неспроста».

- Объясняю популярно. – решила Щепкина. – Вы ведь в теме насчёт вчерашней истории?

По комнате разнеслось дружное «да».

- Славно. Значит, имейте в виду, что хамство Коли было, но причины ему – злоба и ненависть. Вы и сами знаете, кто такая Гареева и как она ко всем относится, так что это, я думаю, объяснять не надо. Я права?

- Конечно, правы. – ответил я. – В Компании только ленивый не знает о нраве Гареевой.

Этот тезис также был подтверждён утвердительным ответом.

- Поэтому сейчас, постепенно, вы подходите к кабинету Барнштейн и обдумываете свою речь. Сразу предупреждаю: возможно, выступят не все. Но этого и не требуется. Главное, чтобы речь выступающих была чёткой и убедительной. И никаких жалостей – вспомните, как жёстко к вам относилась Гареева, и расскажите про это. Не забудьте и про оскорбления! Вы много лет терпели их и молчали – теперь настало время просветить нашу директрису. Задача – сделать так, чтобы она хоть чуть-чуть вам поверила. ОК?

- То есть можно говорить всё, что угодно? – спросил Саня.

- В рамках фактов. И без мата. – предупредила Дарья Алексеевна.

- Ох, ну, я тогда такое расскажу!.. - решил Лёха.

- А у меня даже где-то была тетрадь с её грубостью… - вспоминал Миша.

- Если есть какие-то артефакты, выкладывайте. Всё выкладывайте! Кстати, об артефактах… - пойдём со мной, Коля. – скомандовала Дарья Алексеевна.

- Куда мы идём? – спросил я, когда мы уже покинули комнату.

- В кабинет Шаровой. Там у неё восьмой «Б» сидит.

- Зачем?

- Ты скоро узнаешь. Просто я не могу забыть, как однажды ко мне пришёл Рома Капитонов! – возвышенно произнесла она.

- Я его знаю.

- Тем лучше. Уверена, мы с ним быстро сговоримся.

Когда мы подошли к кабинету биологии, Дарья Алексеевна попросила меня скрыться – незачем, дескать, лишний раз показываться. Я отошёл в сторону – ближе к лестнице – и оттуда услышал, как Щепкина постучала в дверь. Разговор, очевидно, был коротким, и уже через десять секунд из класса вышел сам Рома Капитонов, собственной персоной. Естественно, я тут же выполз из укрытия и пожал ему руку. Меня с ним связывает весьма уже давнее знакомство.

Щепкина, следуя конспирации, предложила отойти к лестнице. Мы послушались, и только там она обратилась:

Дата добавления: 2015-08-02