Театрально-зрелищная природа лубка

Одной из главных сложностей при рассмотрении такой темы как театрально-зрелищная природа лубка является четко сложившиеся мнение о разделении искусства по принципу жанровости, что совершенно чуждо народному искусству.

Конечно, после изменений, произошедших в начале XXв., когда знаменитые художники обратили свое внимание к примитивным видам искусства, художественная ценность лубка стала общепризнанной.

Все чаще стали говорить о вкладе народной гравюры в развитие «большой» живописи, об ее эстетическом своеобразии. Милая, успокаивающая далекая старина становится все более привлекательной. Ранее считавшаяся примитивно-неумелой графика теперь же вызывает одобрение – эти наивные линии, простые и грубоватые сюжеты считаются ее своеобразием.

В ходе исследования необходимо показать, что лубок прежде функционирует в атмосфере комплексной, общей игровой художественности, взаимодействует с фольклором, с другими устными и письменными формами культуры. Особенно органична связь лубка с театром.

Первоначально графические лубочные листы по своему назначению выступали в роли декораций, неподвижного заднего плана, на фоне которого разворачивается театральное представление. И в этом случае задаётся совершенно иное направление: аудитория особо начинает чувствовать текст, благодаря тому, что сказанное подкреплено визуально, создается так называемый эффект переживания «картинок»[12c.312]. И это зрелище оказывает настолько сильное впечатление, что люди начинают двигаться, танцевать, петь.

Словесный текст – это не только часть изображения гравированного листа, а в семиотическом смысле совокупность всех изображений и надпи-сей, помогающих дополнить театральную картинку.

Особым образом организовано художественное пространство лубочной композиции: зрители сориентированы на пространственные переживания скорее театрального типа, нежели живописно-графического. Окаймление многих листов изображениями драпированных занавесов, мотив рампы - все это как бы воспроизводит обрамленную кулисами сцену.

Намек на сцену создавал необычный художественный эффект. Условные изображения на самом листе, часто упрощенные до знака, переносят смотрящего в игровую, особую «действительность»[12c.314]. Все это подчеркивает ярмарочно-балаганную-театральную сущность лубка.

Рамочное, кулисное обрамление – не единственный признак театральной природы лубочных картинок. Куда более важный момент – это тяготение к изображению персонажей в маске. И прообразом в данном случае стала комическая фигура итальянских гравюр Калло. Картинки с его изображением служили сценическими декорациями гастролировавшего итальянского театра в XVIIIв. Это явление, надо признать, оказало существенное влияние в последующем на русские гравюры. Заимствованы были не только маски и одежды, но и перенят синтез театрального и графического. Русский лубок так же подражает шутовскому поведению: позы, надписи такие как “ и дух из заду своего испущаю, тем ся от комаров защищаю”[12c. 319]. Подобные вольности, перевертыши создавали динамичность, что является необходимым условием балаганного, карнавального действа.

Стих лубка относится к наиболее архаичным пластам театрального искусства. Феномен соотношения словесного и изобразительного получает несколько иное освещение, чем просто в книжных иллюстрациях. Изображение приобретает неожиданное значение, если при этом, как в раечных представлениях, оно подкреплено бойким, «крепким» пояснением. Острота пояснений очень важна - тогда становится возможным надолго удержать внимание зрителя, заставить его переживать. Подпись поясняет рисунок, придавая ему подвижность; создается ощущение полноценной постановки, а не просто статичной изобразительной композиции. Словесный эффект может быть еще усилен использованием музыки, превращая гравюру, живописный текст в настоящее зрелище.

Необходимо обратить внимание на то, что в народной картинке временное ощущение создается особым образом. Понятия «плановость» как такового не существует, однако мы понимаем благодаря последовательному размещению фигур, их выделению – что за история перед нами, определенную событийность. Сцена – это та же плоскость, чередование одного сценического эпизода с другим создает последовательную хронологию, выстраивается общая ясная картина из отдельных сценических фрагментов. И построение текста сложено именно по театральным законам: это не долгое, подробное описание, а отдельные части, звенья между которыми должны вообразить и восстановить сами зрители. Часто все повествовательные элементы изображены на одном листе, на одной плоскости. Так, например, гравюры, рассказывающие о победах русских войск, одновременно заполнены микро-группами - сюжетами, где можно увидеть врагов-захватчиков и защищающихся жителей, стойкость и мужество людей, принесших себя в жертву, победу, изгнание врага. Ориентация на множественное синхронное повествование в народной гравюре роднит ее с постренессансной живописью, приемами в иконописи.

Сатиричность, преувеличение, как например, в формах раешного стиха, показ не натуралистичных бытовых сцен, а именно комичных, ирреальных - все это проявления театрализованной природы лубка. Примером может служить данный монолог: «Я детина небогатой, А имею нос горбатой,Собою весмаважеватой. Зовут меня Фарное, Красной нос, Три дня надувался, Как в танцавальные башмаки обувался, А колпак с пером надел — Полны штаны набз...л»[11c.46].Любовные и эпические сюжеты так же были переработаны в сторону пародии.

Встречается соединение двух монологов, образующее вместе прими-тивный диалог. Так выстроен словесный текст в лубочном листе "Пожалуй поди прочь от меня» («Кавалер и блинщица») [11c.54].

Лубочная картинка не могла стать частью торжественно оформленного жилища, светского интерьера, хотя простой народ украшал избы графическими листами, однако исключительно в праздничные дни. Потому что именно в праздники снисходительность моральных норм, которые ярко выражены, подмечены и использованы в балаганно-театральной культуре, преобладание социального аспекта над личностым, общность, братание, всеобщая дозволенность соответствовала функциональному назначению лубка. Только на ярморочных представлениях люди могли услышать сатирический, едкий текст театральной сценки «Харлекин, Старик и Жена», подчеркнутый не менее острым визуальным сопровождением. И нигде больше. Нормы морали стирались. И игровая активная реакция - ожидаемый и необходимый элемент в массовых видах искусства. Это театральное действо, ритуально-смеховой компонент которого отдаленно напоминает магические акты наших предков. А фривольные тексты являются как бы «заклинаниями», провоцирующие плодородие. Моральные запреты нарушены и переведены в нереальную, гротесковую форму. В праздничных балаганных представлениях свои правила, которые не распространяются в обыденной жизни. Непристойности, выкрикиваемые из толпы, смех-это своеобразная разрядка, необходимая людям, которые в обычной жизни живут в рамках традиционной строгой морали.

Лубок, а именно та его часть, которая тяготела к осмеянию, фриволь-ности, не принадлежал будничному, обыденному, а использовалась в смеховым представлениях: карнавалах, балаганах, кулачных боях, медвежьих потехах и др.

Интересны образцы лубка - афиш, извещающих население о прибытии артистических балаганов. Здесь мы можем говорить о народной гравюре, предназначение которой - реклама. Выкрики балаганного зазывалы соответствовали тексту на плакатах. К сказанному можно добавить, что в статье Ю.М. Лотмана, где он исследует художественную природу народных картинок, вывески, по его мнению, тяготеют к стационарному быту, а реклама – к бродячему. Одновременно, очевидна связь и между бесписьменным бытом и вывеской-изображением: рекламные выкрики вместе с графическими листами являют собой бродячую театральность, для людей безграмотных это действо функционально идентично представлению. Рисунок не смотрят, а разглядывают, придумывая на основе увиденного различные ситуации. Иллюстрация представляет некое свернутую балаганную историю. В последующем же, человек смотря на подобное «объявление» воспроизводит в своем сознании и повторно переживает игру, в которую он был вовлечен: свистел, кричал, одобрял, и где ему отводилась роль активного участника в этой совместной двусторонней деятельности.

Еще одно удивительное свойство лубочных листов заключается в том, что с ними можно совершать различные манипуляции - и тогда изображение начинает скорее напоминать настольную игру. Существует уникальный лист «Любовь крепка яко смерть». Содержание его стало предметом отдельного изучения, потому что при вращение, рисунки слева и справа построены так, что они меняются местами, а в центре - переплетенная фигура, и что бы ее разглядеть, лист надо поворачивать. Подобное этому существует изображение «Маловременная красота мира сего» и «Зерцало грешного»[12c.325]. Так, в первом случае, печать произведена с двух сторон: вверху – это щеголь и щеголиха, внизу - два черепа.

Однако, поражает другое: в народном быту XVII-XVIII вв. карты не являлись предметом каждодневного обихода, как может показаться, а со-ставляли часть праздничной атрибуки, представляли необычный быт карнавала, кабаков, ярмарок, служили обязательным таинственным инвентарем гадалок. Карты имели и свою мифологию, исключительно близкую народной лирике, где каждому символу соответствовал свой персонаж. И вновь мы встречаемся со свидетельством игровой активности при восприятии народной картинки.

Очевидна была связь лубочных листов и с газетным повествованием. Эта особая «народная» газета, Петровские «Ведомости», существовавшая в России XVIII в., рассказывающая о военном деле в нашей стране, описывающая нормы порядка, стала невероятно популярна именно из-за ее визуальной доступности для малограмотной части населения. И вот, что удивительно, носитель фольклорного мышления если и читает или смотрит газету, то обязательно с целью узнать какие-либо происшествия, странные, фантастические и мистические события. Так, в рассказах Гоголя часто можно встретить описание подобных героев.

Тематический репертуар лубка часто включает изображения различных чудес: землетрясения, бедствия. Несмотря на то что события, описанные в газетах, вполне реальны, иллюстрации к ним в виде уродов, карликов, различных диковинных предметов явствуют из того, что газетное сообщение сродни выкрикам зазывал – должно привлечь внимание. Часто заголовки - переложенные раешные стихи: «Чудо морское поймано весною…». Этот вид лубков оказался очень устойчивым и популярным среди мещанской среды и в XIX в.

Игровые тексты полностью противопоставлены пассивности аудитории. Их задача переключить человека из обычного состояния в игровое, вызвать активную реакцию, заставить почувствовать себя внутри данного события, а не вовне. Активное и синкретическое восприятие, при котором рисунок вовлекает в игру, а скульптура или живая фигура воспринимаются игрушкой, превращение в антиподы знакомые формы-все это составляет эстетическую природу лубка, его театрально-зрелищную природу, к которой обращаются крупнейшие мастера затем и в начале 20 века, так называемые «Мирискуссники», окружение Дягилева. Репродукции, сохранившиеся описания, подлинники позволяют оценить роль народных театрально-зрелищных традиций в художественных открытиях профессиональных мастеров А. Н. Бенуа, М. В. Добужинский, Б. М. Кустодиев, В. Е. Татлин, А. Г. Тышлер и др., составивших гордость русской культуры XX века.

Лубочные мотивы используются и современными художниками, при оформлении народных театров, праздничных площадок в городах, как в целях пропагандистских, так и просто для создания праздничного народного колорита.

Дата добавления: 2015-08-10