Мечта Паже.

Паже велел приготовить д л я нас в нише окна трапезной ма­ленький завтрак. Старый спартанец, известный суровостью своей жизни, он занимает в госпитале только одну комнатку, такую же, как та, которую он снимал в течение двух лет в скромном меблированном доме «Швеция» на набережной Сен-Мишель. Н и -какого особого стола не положено гражданину директору. Ни­какой другой прислуги, кроме той, что обслуживает больных. На столе в тарелке пачка дешевых сигар, тех самых, которые украшали вазы министерства народного просвещения в тот пе­риод, когда им управлял Паже, непосредственно после 18 марта

Паже делится с нами своими административными планами.

— Надо освободить как можно скорей этот сарай, в кото­ром мы находимся, и перебраться напротив. Вообще, госпиталь д о л ж е н б ы л б ы находиться в н е Парижа, с р е д и деревьев и цветов

— Твой сарай, да у тебя его скоро, пожалуй, разнесут вер-сальцы.

Паже задумывается.

— Однако, там дела идут хорошо! — говорит он, указывая на горизонт.

— О, прекрасно! Прекрасно!—соглашаюсь я, лишь бы только успокоить его.

Паже, на минуту усумнившийся в прочности своего положе­ния, кажется успокоенным. Завтрак окончен.

Теперь пойдемте посмотреть моих добрых сестер.

— Твоих сестер?

— Ну, да! Моих гражданок, если хотите.

¹ Барбес (Арман^ (1809 —1870), известный французский революционер, активный участник революции 1848 года, которого Прудон прозвал <рыцарем демократии». Вильом намекает здесь на известную вражду между ним и Бланки (Прим. рвд).

КРЕСТЫ И СИРЕНЬ.

Мы вошли в соседнюю палату. Одетые в черное с красным сиделки хлопотали вокруг больных. В изголовьях кроватей цветы. Цветы и на подставке у стены

— А г д е же твои сестры?

— Мои сестры? Да вот они, — ответил Паже, представляя нам одетых в черное монахинь.—Эти славные девушки, вчераш­ние августинки, не захотели покинуть своих больных. Они согла­сились несколько изменить свой костюм. И вот они одеты те­перь сестрами Коммуны.

Лицо Паже сияет от удовольавия. Одного он нам не говорит, этот ярый революционер и в то же время добрейшей души чело-век,—того, что он преклоняется перед этими достойными девуш­ками, преданность и самопожертвование которых безграничны.

Если Паже любит своих сестер, то и августинки отвечают ему тем же. Когда армия вступила в Париж, они предложили е м у у себя в доме убежище. Благодаря этому старый Паже б ы л спа­сен от самосуда.

— А так как они сделали мне уступочку в вопросе о ко-
стюме,—продолжает Паже,—то я не хотел остаться перед н и м и
в долгу. Подойдите. Отодвиньте этот букет сирени у изголовья
кровати. Ну, что вы видите за ним? Распятие, не так ли^ Те,
кто не желают его видеть, видят только сирень. Вот и все.

Мы разинули рты от изумления. Каков Паже! Ай да хитрец! Но нас ждал новый сюрприз.

— Взгляните на эти большие снопы цветов..—продолжает
Паже...—Сюда.

И он сам отодвигает на мраморной подставке,—мы думали, что это подставка—вазы, полные полевых цветов.

— Ну, да!., это алтарь!. Кой чорт! Разве для того, чтобы
быть с Коммуной, надо быть каким-то чудовищем!.. Не так ли,
сестрица?—прибавляет Паже, вопросительно взглядывая на одну
из сопровождавших нас монахинь.

Сестра добродушно улыбается вместе с нами невинной хитро­сти гражданина директора.

— А все-таки,—говорит одна из них,—господин директор не все нам разрешает. Сегодня утром он нам отказал...

— Да! да!—подтвердил Паже.—Но только не это! Вы не пове­рите, чего они требовали для своей Богородицы?

—. Ну, ну, старина,—сказал я в свою очередь,—раз ты так хо­рошо начал, то можешь продолжать в том же духе. Я поддер-

лишаю ходатайство твоих сестриц, которые так хорошо ухажи вают за нашими ранеными,

Но тут в Паже проснулся чиновник:

— А что если Трейяр нагрянет сюда?

— М о й д о б р ы й Паже, Трейяр сделает го же, что и м ы. Он только посмеется над этим...

Пора уходить. Н а д о готовить завтрашний номер «Пер-Дю-шена». Чтобы добраться до выхода, мы снова проходим кори доры, украшенные именами революционеров, любезных сердц\ Паже.

— Смотри, —' говорим мы, расставаясь с ним, — не вздумай
ради своих сестриц восстановить имена святых. Ты на это спосо­
бен, старый предатель.

РЫБОЛОВ.

Утро в среду майской недели. На Меновом мосту мне пере­секает дорогу телега, нагруженная бочками, которую везут че гыре сильных першерона. Верхом на одной из передних лоша дей мой друг Н.

—• К у д а ты везешь это?

Н, не говоря ни слова, указывает мне пальцем на префек туру полиции, которая скоро запылает. Пламя уже показалось над Ратушей \

М е н я беспокоит м ы с л ь о Паже, славном Паже.. Чю-то он делает сейчас? Старается ли найти себе убежище? П о й д е м наве стим Паже.

Окольными путями направляюсь к госпиталю. Вхожу Никто не знает, где Паже. Его нет в его кабинете. Я расспра­шиваю сестру, которая проходит м и м о с озабоченным видом. Она ничего не знает.

Я уже собирался вернуться назад, когда из палаты вышел са­нитар.

— Вот, — говорит м н е сестра, — этот наверное знает, г д е господин Паже.

— Г д е г о с п о д и н директор?

— Господин Паже? Я только что видел, как он спускался со своей удочкой..

С удочкой? Какой удочкой? Я ничего не понимаю. Санитар и монахиня об'ясняют мне, что Паже каждый день, как д о б р ы й

¹ Первые огненные языки появились в десять часов утра над каланче и Ратуши.

буржуа, отправляется с шапочкой в одной руке и удочкой в дру­гой ловить рыбу в Сене, не выходя из госпиталя.

— Проводите меня к нему, не теряя ни минуты, — говорю я
санитару.

Мы проходим коридорами. В последний раз вижу я револю­ционные надписи, выведенные крупными красными буквами. Про­щай, коридор Бланки! Прощай, коридор Барбеса! Коридор Прудона ¹, коридор Ламеннэ ² — я, конечно, не ручаюсь за точ­ность приводимых м н о ю имен, — я вас больше не увижу! Завтра или через неделю вражеская кисть уничтожит труды моего друга Паже..

— Осторожнее, мы спускаемся,—говорит мне санитар.
Свежий воздух ударяет мне в лицо. Мы попадаем в полумрак

Скользкие, сырые ступени, мокрые, обросшие мхом стены. Но, ведь он ведет меня в настоящее подземелье!—подумал я.—Уж не заключен ли Паже в какой-нибудь каменный мешок!

Вдруг я увидел перед собою могучую спину Паже под сводом залитой светом полукруглой площадки. Он сидел неподвижно на корточках, держа в руке удочку, о которой только что говорил мне санитар. В ногах у него стояла жестянка, а рядом на стене висела легендарная шапочка. У ног директора—река. На рас­стоянии метра от него, в мутной воде с плавающими на поверх­ности тряпками, выброшенными из окон госпиталя, качается по­плавок.

—• Клюет, гражданин директор?—кричит санитар.

—• Какое там!—отвечает Паже, видимо разочарованный и не в духе.

Он так углубился в свою ловлю, что даже не оборачивается. Мне приходится хлопнуть его по плечу:

— • Послушай' Ч е м это т ы занялся здесь?

Паже весь отдается своей любимой страсти, которая нераз­дельна у него с великим спокойствием души.

— Однако, — говорю я ему с некоторым нетерпением, — ты
не чувствуешь, значит, запаха д ы м а из Ратуши? Я только что

¹ Прудон (Пьер-Жозеф) (1809—1865), французский философ, экономист,
публицист. Основатель особого направления во французском утопическом
социализме -(«прудонизм), пользовавшегося огромным влиянием среди ре­
месленного полупролетариата Франции и имевшего немало сторонников
в среде французских секций Первого Интернационала, где с прудонизмом
вел упорную борьбу Маркс. В Коммуне насчитывалось несколько десятков
прудонистов, из коих некоторые играли очень видную роль. (Прим. ред.).

² Ламеннэ (1782—1854), французский философ и утопический социа­
лист, безуспешно пытавшийся примирить социализм и христианство (<хри­
стианский социализм) (Прим. ред).

встретил на мосту приятеля Н. Он правил телегой, нагруженной бочками с керосином... Теперь все наверное уже в огне, старина, и потому советую тебе бросить свои удочки и бежать без оглядки, если не хочешь быть расстрелянным здесь через какой-нибудь час и послужить приманкой д л я твоих рыб.

— Расстрелянным—я!..

— А почему бы и нет? — сказал я смеясь — Наивный же ты человек, хоть и старый волк...

Наконец Паже вытаскивает свою удочку.

— Поставь ее в угловой шкаф, — говорит он санитару. —
В другом мои крючки ржавеют...

Я увел его на темную лестницу. Мы поднялись обратно. Через пять минут я возвращался по Меновому мосту. В два часа д н я Пантеон б ы л атакован.

ПОДЖИГАТЕЛЬ.

Когда несколько месяцев спустя, пробираясь к границе, я остановился в Шампаньоле, родине Паже, я осведомился о н е м в корчме, в которой ночевал.

— Господин Паже, — ответила мне молодая крестьянка в бо­
гато-расшитом корсаже, — а ведь он, сударь, был на-днях аре­
стован жандармами. Его отправили в Лон-де-Сонье.

Я притворился удивленным. Что м о г сделать Паже?

— Ах! сударь. Да ведь его арестовали в связи с парижскими
событиями... Славный б ы л человек... Вы его знавали?

Служанка пытливо смотрела мне в глаза. Уж не помню сейчас, что я ей тогда ответил. Кажется, что встречал его где-то с одним приятелем. Я расплатился и вышел, удирая не от этой славной девушки, которую не мог подозревать, но от праздного любопыт­ства какого-нибудь жандарма или комиссара.

Ареста Паже потребовал в следственной комиссии маркиз де-Кенсона.

Паже обвинялся в участии в покушении на поджог Собора Парижской Богоматери.

— Управление госпиталем «Божий Дом»,—говорил Кенсона -было возло­жено Коммуной на некоего Паже-Люписена. Там было четыре фармацевта. Эти молодые люди просили его выдать им пожарные насосы госпиталя, чтобы придти с ними на помощь Ратуше. Им было отказано в насосах. Не знаю, арестован ли этот Паже-Люписен. Может быть, это известно генералу? этом не знаю,—отвечал генерал Аппер,—в Париже

об '.

— Я ничего ведется следствие

После своего ареста Паже б ы л 6 сентября 1871 года предан суду исправительной полиции по обвинению в узурпации обще­ственных должностей. Тщетно пытались доказать его участие в покушении на поджог Нотр-Дам: было слишком очевидно, что он здесь не п р и чем. Паже-поджигатель! Поджигатель Собора Парижской Богоматери! Он—украшавший сиренью распятие авгу-стинских монахинь! Он отделался о д н и м годом тюрьмы.

Отбыв заключение, Паже, занимавший во время Коммуны, кроме безобидной должности директора госпиталя, ряд других должностей, решил во избежание дальнейших преследований, пе­ребраться в Швейцарию—в Саксон (кантон Валэ), 27 сентября 1874 года он писал м н е оттуда:

... Итак, я в Швейцарии, куда приехал, чтобы поправиться после воспа­ления легких. Я останусь здесь до следующей Революции, хотя я и отбыл уже пятнадцать месяцев тюрьмы и отсидел назначенный мне по приговору срок заключения.

Я был осужден только за узурпацию власти в качестве директора «Божьего Дома. Боюсь, как бы не притянули бы меня теперь за присвоение власти в министерстве народного просвещения и в министерстве обществен­ных работ. Я уже не так здсров, чтобы проводить месяцы и годы в тюрьме.

И добрейший Паже добавлял несколько строк, выдававших его вечное беспокойство пятидесятилетнего студента:

Здесь я известен только под именем «Доктора». Я уже жил в этих местах в 1865 и 66 годах, во время моего второго изгнания. Поэтому адресуй: «Доктору Паже». Можешь прибавить, если хочешь, Люписену.

Третьему изгнанию Паже, увы, не суждена была продолжитель­ность. Как-то, сидя в кафе в Цюрихе, я развернул газету и узнал о ььезапной смерти «симпатичного изгнанника, доктора Паже».

¹ См. «Парламентское следствие о восстании 18 марта, издание в одном томе, стр. 286. Г - н де-Кенсона во время борьбы против Коммуны был ад'ютантом у генерала де-Сиссэ.

Дата добавления: 2015-08-10