Колонна.

ВЕТЕРАНЫ АУСТЕРЛИЦА.

Вторник, 16 мая 1871 года. Мы с Вермешем позавтракали не­далеко от редакции в винном погребке, куда иной раз заглядывали с Пиа.

— И д е м на В а н д о м с к у ю площадь,—говорю я Вермешу.—Прото
даст, нам конечно местечко на балконе министерства.

Едва мы сделали несколько шагов по улице Монмартра, как встречаем Курбэ. Мы знаем его оба. Что за веселые вечера прово­дили мы вместе у Лавера, в швейцарской пивной и у Андлера! Швейцарская пивная на улице Медицинской Школы давно закры­лась. Пивная Андлер на улице Отефейль тоже не существует больше. Исчез и старинный пансион Лавера на улице Пуатевен. На Курбэ долгополый синий сюртук. Он подходит к нам.

— Ты идешь на Вандомскую площадь? — спрашивает его
Вермеш.

Курбэ не отвечает. Н а м кажется, что какая-то тревога омра­чает его лицо. Вдруг он вытаскивает из кармана пачку бумажек всевозможных размеров и цветов. Он увлекает нас в уединенный угол улицы и сует нам под нос одно из писем, которые держит в руке:

—• Прочтите это... Прочтите только...

Не успел я взглянуть на письмо, протянутое мне Курбэ, как меня охватило безумное желание смеяться...

— Ты смеешься, мальчишка, — бросает м н е Курбэ очень се­
рьезно.

Если я не хохочу во все горло, то только потому, что до крови кусаю себе губы. Рядом с собой я вижу нос Вермеша, которьп краснеет от удовольствия. Наконец, я не выдержал и мы покаты­ваемся оба от чистого сердца.

Письмо, которое показал нам Курбэ, — одно из тех идиотских посланий, которые приходится получать во д н и борьбы, подобно

той, которую мы переживаем. Корреспондент его, дурак или просто шутник, грозит Курбэ громами и молниями, если колонна падет.

— В тот день, когда падет «мой старый император», — пишет
он, — н и т ь твоей жизни прервется, презренный вандал... и т. д.

Курбэ показывает нам целую пачку таких писем. В одном из н и х грозят заколоть его ночью, К 0 1 д а он будет возвращаться д о -мой один. В другом—его собираются столкнуть в Сену когда он будет проходить по мосту,—он живет на левом берегу. Третье— предрекает ему смерть от яда за столом, и так далее. Следуют ку­рьезные подписи: скрещенные кинжалы, «старые солдаты Напо­леона I», «ветераны великой армии», и все они клянутся отомстить за победителя при Аустерлице на шкуре бедного великого худож-н и к а. М ы, к а к у м е е м, успокаиваем его.

— Хочешь, мы д а д и м тебе конвой из «Детей П°р-Дюшена»?—
говорим мы ему. —• Это—храбрецы, которые не боятся самого
чорта и не дадут спуску твоим старым гренадерам...

Курбэ начинает смеяться вместе с нами и к - о г ^ а мы подходим к площади Оперы, уже окончательно успокаивается.

ВАНДОМСКАЯ ПЛОЩАДЬ

Огромная толпа теснится на улице Мира. На безоблачно синем небе — майском небе —• четко выступает стройное тело колонны. Красный флаг, укрепленный на баллюстраде, мягко ласкает лицо цезаря. Тройной канат~тянется от вершины к лебедке, которая вот-вот сейчас начнет вращаться и потянет колонну.

Из толпы поднимается ропот. Не настал ли уже последний час колонны?

— • И д е м скорей, — говорит м н е В е р м е ш, — кажется, она у ж е
шатается.

Ш а г за шагом подвигаемся мы сквозь людскую массу. Слушаем, чго говорят наши соседи. Мало кто негодует. Преобладающая нотка —• это боязнь последствий.

— Она продавит водосточные трубы на улице Мира!
—• А вдруг она разрушит дома на площади'

По поводу самой колонны, Наполеона, Великой армии, Аустер­лица — • н и слова.

Лавки закрыты. Оконные стекла оклеены крест-на-крест длин­ными полосками бумаги, чтобы ослабить сотрясение.

Наконец, мы добрались до баррикады, замыкающей вход на площадь. Пред'являем наши карточки караулу \ Я внимательно

¹ Эта карточка воспроизведена в альбоме Армана Дайо 'Война, вторже­ние и Коммуна, на стр. 283.

и.„., и-

10"?

рассматриваю лебедку, укрепленную в земле с помощью якоря, и два блока, на которые намотаны веревки, укрепленные на вер­хушке.

Что касается самой колонны, то я еще вчера взбирался на ее пьедестал. Способ свержения ее, придуманный инженерами, весьма прост. Сделана выемка у основания ствола колонны со стороны улицы Мира, и она надпиливается с противоположной стороны. Выемка и надпиленная часть равняются приблизительно толщине кагенного стержня (именно каменного, и б о бронза образует только тонкий верхний слой). Когда заработает лебедка, колонна должна будет податься v основания и упасть на подстилку из V E O -роста и навоза, приготовленную для нее внизу. Будучи только тридцати четырех метров высоты, она при падении не заденет даже начала у л и ц ы Мира.

Пройдя баррикаду, мы направляемся к министерству юстиции. Там нас ждут наши лучшие друзья. Почти каждое утро я отпра­вляюсь туда завтракать. Стол накрывается в зале первого этажа, выходящей на площадь. На одной из стен висит картина художника Ц о б и н ь и ¹, изображающая поле, покрытое с п е л ы м и колосьями, к о -торые косит красивая девушка, низкое небо и группу деревьев.

— В о д и н прекрасный день я сверну этого Добиньи в трубку и унесу, — говорил я, смеясь, Прото, занимавшему обыкновенно председательское место.

ПОВЕРЖЕННЫЙ ЦЕЗАРЬ

В большой зале министерства — толпа. Весь балкон уже за­нят. Через широко распахнутые окна видна площадь, кишащая мундирами. Солнце нестерпимо жжет мостовую. Молодой коман­дир одного из бесчисленных добровольческих батальонов —• Мсти­телей, Защитников или Тюркосов — стоит, прислонившись к ре­шетке колонны. На нем красные штаны, красное кепи* красная блуза, на которой блестит тройной ряд золотых аксельбантов.

По углам площади блестят медные инструменты военных орке­стров.

П о д нами пять и л и шесть членов Коммуны. М и о со своей РЫСО-кой фигурой и длинной белой бородой. Рядом маленький Фсрре с лицом, заросшим черной бородой, горбатым носом и парой из-¹ Эта картина Добиньи под названием Жатва) в 1907 году была пере­несена в Лувр.

синя-черных глаз, очень мягких и все же горящих странным пламе­нем из-за стекол пененэ.

На цоколе колонны с полдюжины людей, оживленно разговари­вающих и вопросительно рассматривающих надрез ствола.

— Е щ е несколько раз пройдитесь п и л о й, — > командует о д и н
из них.

И пила снова начинает пилить камень. Поднимается легкое бе­лое облачко.

— Прекрасно.. теперь можете тянуть...
Половина четвертого.

Тянут.

— Крак... 1
Лебедка не выдержала. Веревки ослабевают.

Ропот разочарования. Говорят, что есть раненые...

Бегут за новыми канатами... Проходит ц е л ы й час в ожидании

В одном углу площади откатывают в сторону забытую под от­крытым небом астрономическую трубу, которая могла быть разда­влена, ни в чем не повинная \

Четверть шестого. Л ю д и, стоящие на пьедестале, загоняют к л и -нья в надрез у основания колонны. Колосс упирается. Чтобы успо­коить нетерпение толпы, оркестры играют Марсельезу. У л и ц а Ка-стильоне и улица М и р а кишат людьми, глазеющими из-за баррикад

Вдруг оркестры умолкают. На самом верху, на платформе, по­является офицер, который снимает красный флаг и заменяет его трехцветным.

Д р о ж ь пробегает по м о и м жилам. М н е кажется, чго колонна зашаталась.

Офицер исчез. Он спускается по лестнице. Что если бы она упала в ту минуту вместе с ним! Нет, вот он.

У меня вырывается вздох облегчения. Что за нелепая мысль при­шла мне в голову! Нет, она еще крепко стоит! Наверное, канат опять оборвется...

Вдруг у меня в глазах мелькнуло нечто, похожее на взмах кры­льев гигантской птицы... Чудовищный зигзаг. Ах! Никогда мне не забыть эту колоссальную тень, которая прорезала мое поле зрения...

Уф!..

Облако пыли..

¹ С незапамятных времен «астронома Вандомской площади установил свою трубу на тротуаре, окружающем решетку памятника. За скромное воз­награждение он об'яснял желающим картину небесного свода. Труба так и оставалась там во Еремя осады и Коммуны.

Все кончено...

Колонна лежит на земле, разбитая на части, ее каменные вну­тренности разворочены. Обезглавленный цезарь лежит на спине Увенчанная лаврами голова откатилась, точно тыква, к краю тро­туара \

ЧЕТЫРЕ Г О Д А СПУСТЯ

Как-то раз в мае 1875 года я навестил Элизе Реклю², в Веве Ученый оставил меня завтракать. Завтрак у него продолжался Недолго. Полчаса делового разговора, крепкое рукопожатие и до­мой. Всемирная География, первые два тома которой уже вышли тогда, поглощала все внимание изгнанника.

На улице я столкнулся с м о и м другом Сломом, б ы в ш и м секре­тарем Риго.

— Пойдешь со мной к башне Пейльц?—спросил меня Слом,
поздоровавшись.—Мы зайдем за Курбэ и вместе проведем день.

Бежим к башне Пейльц, куда удалился великий художник, ко­торого преследует из Парижа дикая ненависть ³.

— Ау' разрушитель'—кричит ему Слом, едва мы вошли в сад,
окружающий домик башни Пейльц. Курбэ не оборачивается. Он
довольствуется тем, что приветствует нас своим открытым смехом.

¹ Крылатая Победа, покоившаяся в правой руке цезаря, исчезла, как
исчезла уже оана такая фигура в 1814 году. Следы ее до сих пор не най­
дены В витринах музея Корнвалле имеется маленький кусочек памятника,
разрушенного 16 мая. Я знаю два других осколка, из которых один—голова
солдата, сорванная с фриз. Другой, более крупный, представляет собой один
из четырех болтов, с помощью которых был прикреплен к куполообразной
вершине сброшенный К О М М У Н О Й император.

Этот болт, бывший в 1895 году в руках моего друга Ж. Б. Д., был рас­пилен им на три куска. Один из этих трех кусков служит мне в качестве пресс-папье.

² Реклю (Элизе), географ, автор «Всемирной Географии >. Рядовой нацио­
нальной гвардии, взятый в плен при Шатильоне (4 апреля) Военным судом
приговорен к ссылке, которая была заменена ему изгнанием. Родился
в 1830, умер в 1905 году. Его брат—Реклю (Эли), известный анархист,
назначенный Коммуной директором Национальной Библиотеки (29 апреля)
Родился в 1827, умер в 1904 году.

³ Журналисты, художники и даже поэты занялись травлей великого
художника. В брошюре в 12 страниц, озаглавленной: «Спасем Курбэ! >
и изданной у Лемера, Эмиль Бержера восклицал;

Пускай живет! В экстазе перед собственным пупом, Скрестив персты на животе, как поп из Кармы! Пускай его откормят напоказ, и пусть от старости Подохнет он, а по углам стоят жандармы¹ И наивный великан, каким был Курбэ, с ума сходил при чтении этих благородных произведений¹

Сквозь листву деревьев мы в и д и м широкую спину, вокруг ко­торой раздуваются складки рубашки, обнажающей воловью шею художника. Курбэ рисует, сидя с трубкой в зубах на табурете, чицом к озеру. Возле него два-три приятеля

— Разрушитель! разрушитель! Далась им эта шутка! Н у,
что ж! Да, я просил, чтобы ее разобрали. Вы слышите: ра-зо-
бра-ли. А вовсе не кувырнули. Нет, только разобрали'

Здесь Курбэ намекал на петицию, с которой он обратился 14 сентября к Правительству Национальной Обороны, выражая пожелание,—я в точности привожу его слова,—чтобы правитель­ство разрешило е м у «разобрать колонну и л и же само озаботи­лось взять на себя инициативу этого дела, возложив выполнение е г о на а д м и н и с т р а ц и ю артиллерийского музея, с передачей в с е Т о материала на Монетный двор» \

— Разобрать ее!—продолжал Курбэ.—Разве вы не считали
тогда, так же, как и я, как все, что эта колонна просто гигант­
ская бронзовая труба? Нам столько толковали о тысяче двух
стах аустерлицких пушках! Да, как бы не так! Вся из бронзы
Видели вы ее, когда она лежала на земле? Толщины в ней не
было даже с ноготь. До такой степени, что через нос гренадеров
проглядывал камень. Тысяча двести пушек для дрянного метат-
лического листа!

И после минутного молчания Курбэ рассказал нам любопыт­ную историю, которую я, к сожалению, во-время не записал, чтобы иметь теперь точные подробности с цифрами и датами.

¹ В заседании 14 августа 1871 года (процесс членов Коммуны) Курбэ, отвечая на допрос председателя, следующим образом излагал свой проект разборки колонны и ее переноски в Дом Инвалидов:

Председатель. Повидимому, Вандомская колонна была вам особенно ненавистна. С 14 сентября [1870] вы не перестаете требовать ее раз­рушения.

Курбэ. Пс-моему, эта колонна была не на месте. Памятник не должен препятствовать движению. Эта колонна была не на месте... Я рассматривал вопрос только с точки зрения искусства. У меня не могло быть никакой не­нависти к колонне^- мой дядя был офицером во время первой Империи,—но я хотел перенести ее туда, где она была бы более уместна. Я хотел разо­брать ее Если бы вы обратили внимание на эту колонну с точки зрения искусства, вы были бы одного мнения со мной. Это было плохое подражание траяновой колонне. Совсем детская работа Никакой перспективы. Ничего. Фигуры просто смешные...

Председатель. Значит, один только инстинкт художника восстанавливал вас против этой колонны?

Курбэ. Да. На Вандомской площади это была жалкая претензия на произведение искусства, над которым только смеялись иностранцы. В Доме Инвалидов было бы другое дело. Там это была бы военная реликвия, ко­торая не должна быть непременно художественной»

ЮГ,

1 П>7

— Их колонна,—говорил он, оживляясь.—Подумаешь! А ведь
я хотел ее восстановить. И лучше, чем это сделали они, и де­
шевле. Я имел полное право на это, раз я один оплачивал ее.
Ведь я же оплачивал ее м о и м и картинами, которые они конфи­
сковали и продают. Прежде, чем приехать сюда, когда мне впер­
вые об'явили о наложении ареста на мое имущество, я отпра­
вился в министерство и предложил восстановить колонну по пла­
нам, которые мне дадут. М е н я отослали к подрядчикам.

История становилась интересной.

— У меня была составлена смета,—продолжал художник.—Но
когда они показали мне, ьо что обошлись им одни ю/ько леса,
моя цифра была уже превзойдена. Я оставил их и вернулся в м и -
нистерство. Теперь все давно кончено...

Дата добавления: 2015-08-10