Последние дни.

ОБЕД У РАШЕЛЬ.

Майский день. Три часа пополудни. Газета уже сдана в набор. Мы уходим из типографии на улице Круассан. Вечером один из нас еще раз заглянет туда.

' Мы —• Вермеш и я —• поднимаемся по улице Монмартра к бульвару.

— Рашель?..—говорит вдруг Вермеш.—Ты помнишь Рашель?
—• Еще бы!.. Ты ее опять встретил?

— П о й д е м сегодня обедать на Московскую улицу, — он гово­
рит мне номер дома. — Она будет там...

Помню ли я Рашель! Рашель из поэмы «Великий Завет»!

Уже несколько лет, как Вермеш и Рашель любят друг друга, расходятся и вновь сходятся, чтобы снова любить и опять ра­зойтись. Это зависит от состояния кошелька поэта.

Не сошелся ли он с н е ю снова? Он на это способен, хотя м н е он ничего не говорил такого. А Рашель, если только Вермеш -блеснул перед ее синими глазами золотыми луидорами Пер-Дюшена, вполне способна соблазниться. Впрочем, поживем, увидим.

Вечером я снова встречаюсь с Вермешем. Он м н е рассказы­вает, что на этот раз легкомысленное дитя окончательно верну­лось к нему. Он устроил ее на Московской улице. *

— Ты сам увидишь, — заканчивает он, покручивая свой ус.

Вот мы и пришли. Миловидная горничная встречает нас в пе­редней. Дверь в гостинную открыта. Едва мы вошли, как по­является Рашель, все такая же белокурая, с большими голубыми глазами и тонкой фигурой, в бледноголубом кружевном пеньюаре. Роскошная обстановка. Лаковая мебель с инкрустацией из перла мутра, по которой порхают золотые птицы с большими лазоре­выми крыльями. Мы садимся за стол. Безукоризненная сер­вировка. Серебряная посуда блестит за стеклом витрины. За обедом царит самое безоблачное веселье Была первая поло-

вина мая 1871 года, самого чудесного мая, какой когда-либо ви­дела земля. Время от времени до нас доносился глухой грохот пушек заставы Майо. В д р у г —• за столом было двое и л и трое го­стей —• Вермеш ударяет кулаком по столу:

—• Все это ерунда... Я только что видел Росселя. Мы готовим выступление. Коммуну надо выкинуть к черту.. Эти л ю д и никуда не годятся. Мы поделим между собой диктатуру. Россель, Риго, Эд, Домбровский, мы... «Пер-Дюшен» участвует в деле... Мы устро­имся в Тюльери, да, в Тюльери... В павильоне Флоры... г д е засе­дал прежний Комитет Общественного Спасения \

Мы уже не слушаем Вермеша... Рашель, на которую политика наводила скуку, поднялась. Мы перешли в гостинную пить кофе. Четверть часа спустя я возвращался на улицу Круассан, в типо­графию Валлэ, чтобы просмотреть последнюю корректуру «Пер-Дюшена».

Через неделю, в воскресенье 21-го, я опять обедал на Москов­ской улице, на этот раз втроем с Вермешем и Рашель. На гори­зонте сгущались тучи. Утром, после завтрака у Вальяна в м и н и -стерстве народного просвещения, мы получили в министерстве юстиции, куда забежали, прежде чем пройти в редакцию, мало утешительные вести. Войска были всего в сотне метров от кре­постного вала. Около одиннадцати часов вечера я покинул влю­бленных и вернулся к себе на улицу дю-Соммерар. В лавочке, расположенной в нижнем этаже нашего дома •— • пост федератов.

— Ничего нового?

— Ничего.

Через четверть часа забил барабан. Люди суетятся в темноте Со всех сторон раздаются тревожные гудки.

—• Версальцы вошли! К оружию! К оружию!

Это б ы л конец...

Мне суждено было увидеть Вермеша только уже в изгна­нии. На другой день Московская улица была занята. Прощайте, мечты о диктатуре, лаковая и золоченая мебель, серебряная по­суда... Прощай, Рашель...

«ПЕР-ДЮШЕН» ПРИКАЗАЛ Д О Л Г О Ж И Т Ь.

Понедельник, 22 мая. Я провел ночь на балконе, дожидаясь первых проблесков дня.

Все кончено, это ясно. Едва только я вышел на улицу, как

понял, что положение безнадежно. На площади Пале-Рояль встре-¹ См. по поводу этих заговоров «Посмертные бумаги» Росселя (стр. 110 и след.) и «Пережитые дни Коммуны» Да-Коста (том II, стр. 190 и след.).

чаю Разуа, который только что эвакуировал Военную Школу. На улице Круассан меня ждет Эмбер.

— - Т ы видел Вермеша?

— Я оставил его вчера вечером у Рашель.

Входим в нашу маленькую контору. Там все уже перевернуто вверх ногами. Касса — где хранились счета и деньги — открыта и пуста. И д е м в типографию. Бумаги больше нет. Кто-то распоря­дился вывезти ее. Этот кто-то, наверное, один из двух наших компаньонов. Комплекты нашей газеты — их должно быть не меньше семи тысяч, сброшюрованных тетрадками по десяти номе­ров в каждой \ — сложены в подвалы пассажа Сомон².

Что делать?

Вокзал Сен-Лазар, говорят, взят. Вокзал Монпарнасс—тоже Скоро трехцветное знамя взовьется над Монмартром...

Продолжать издание?

К чему?

К чему послужил бы теперь «великий гнев», или, увы, мало­вероятная, «великая радость»! Нет! Мы не б у д е м больше вы­ходить.

Теперь не до слов.

«Пер-Дюшен» приказал долго жить.

ЧТО СЛУЧИЛОСЬ С ВЕРМЕШЕМ?

Нам не пришлось встретиться с Вермешем в течение страш­ных дней мая.

Когда мы "перешли границу и очутились в безопасности ³, он в Лондоне, я в Женеве, я написал ему письмо, в котором просил

¹ 60 первых номеров были собраны в цветные тетрадки: желтые (1—10),
рыжие (11—20), синие (21—30), зеленые (31—40), красные (41—50), лиловые
(51 — 60). На обороте обложки воспроизведены были прокламации, воззвания,
речи и пр.

² Пассаж Сомон, недавно разрушенный, уступил место улице Башомон.
Понятно, мы никогда уже не увидали 7.000 сброшюрованных комплектов
нашего «Пер-Дюшена». Кто их присвоил? Одно верно,—это, что их выгодно
продали любителям. Были даже сделаны, благодаря оставшимся в типо­
графии старым клише, новые выпуски. В июле 1871 года я написал из Же­
невы лицу, которое нас так бессовестно ограбило, и просил его прислать
мне хоть один комплект. Он мне даже не ответил. Я не печатаю здесь его
имени, он давно умер.

³ Арестованный Эмбер находился тогда в Версале, ожидая военного
суда, который и приговорил его к пожизненным каторжным работам. Вермеш
и я были приговорены заочно к смертной казни (3-й военный суд, засе­
дание 20 ноября 1871 года).

его рассказать мне историю своих злоключений. Вот что он м н е ответил в сентябре 1871 года:

...Ты спрашиваешь меня, что я делал с момента вступления версальцев Со мной случилось то, что случилось со многими, почти со всеми, а именно— я узнал об их вступлении только в понедельник утром.

Между тем я не ночевал в ту ночь дома на улице Сены ¹ и про­снулся в занятом неприятелем квартале; все соседние улицы были запружены войсками, и поя окнами моими свистели пули.

Я справился у привратницы, знавшей, кто я, о движении версаль-с к и х войск. М н е сообщили, ч т о о н и овладели уже двумя третями Парижа, и уверили, что бой не продлится и 24 часов, в чем я и сам был давно убежден.

Я оказался оторванным от своих повседневных дел и своей среды, со­вершенно одиноким в центре потерянной позиции, не зная никого кругом. Без оружия, без единого друга, без единого патрона, я лишен был возмож­ности предпринять что-либо, тем более что, не принадлежа ни к какой части, я не имел даже сборного пункта.

Но я должен заявить что, даже не будь этой физической невозможности сделать что-либо, я, вероятно, не стал бы драться по той простой причине, что никогда не буду солдатом проигранного дела.

Я готов сражаться в день восстания, но не в день поражения, в час, когда раздается «вперед», но не в час, когда раздается < спасайся, кто может».

Эмбера я видел в последний раз на левом берегу в среду утром, за несколько часов до осады Пантеона. Он боролся до самого последнего дня.

Н а м о ю д о л ю выпало — • я у ж е рассказывал о б этом — быть арестованным в четверг вечером и отведанным в Люксембургский военный суд.

Н А Ш И ФИНАНСЫ.

—• Они это делали ради наживы!

Сколько раз приходилось м н е читать на другой день после поражения в листках версальского лагеря это нелепое обвинение

Вот что принес нам «Пер-Дюшен». За вычетом расходов на издание «Социальной Революции», которую мы выпускали по ве черам и которая пользовалась только половинным успехом, 68 номеров «Пер-Дюшена» дали нам чистого дохода 25.000 фран­ков в круглых цифрах.

Эта прибыль, разделенная на пять частей — между нами тремя и двумя нашими пайщиками, Обуэном и Родольфом Си­мон, —• дала каждому из нас по 5.000 франков.

¹ Здесь Вермеш забывает о нашем обеде в воскресенье в день всту­пления армии в Париж.

Не знаю, что сделали со своими деньгами наши товарищи. Когда после амнистии я встретил Обуэна на улице Крассан, нельзя было сказать, чтобы его дела ш л и блестяще. Что касается Симона, я уже говорил, что его судьба мне не известна. У нас же троих доходы or «Пер-Дюшена» как-ю так проскользнули между пальцами, что мы оказались почти без гроша, когда при­шла катастрофа.

Могу здесь сказать, что репутация капиталистов, которую мы заслужили среди широкой публики, благодаря большому ти­ражу «Пер-Дюшена», окружила нас в тоже время целой армией попрошаек. Можно было бы простить этим людям, если бы не­которые из них не пускали в версальской прессе, в то время, когда мы еще скрывались в Париже, предательских заметок и доносов.

Мир праху их!

КОЛЛЕКЦИОНЕРЫ, ГЛЯДИТЕ В ОБА!

Несколько добрых советов коллекционерам. Прежде всего, кроме нас троих—Вермеша, Эмбера и меня,—никто не написал ни одной строчки в нашей газете.

«Пер-Дюшен» прекратил свое существование на 68 номере. Три последних номера были подписаны нашими тремя фамилиями, как ответственных за издание лиц.

В каталогах книжных магазинов встречается иногда указа­ние на JY» 69 \

Этот номер, по словам каталогов, был отпечатан в Роттер­даме в 1882 году. По этому поводу была сочинена целая малень­кая история. Рассказывали, будто в тот момент, когда кончали набор этого номера, типография на улице Круассон была захва­чена войсками и набор б ы л увезен в Бельгию бежавшими рабо­чими.

У меня есть экземпляр этого подложного номера, г д е ано­нимный автор между прочими образчиками стиля отпускает са­мую непечатную брань...

Другое предупреждение.

Десять первых номеров «Пер-Дюшена» удостоились спе­циального издания в количестве десяти экземпляров на дорогой

¹ Вот заголовок этого номера' «Великое ликование «Пер-Дюшена> вместе с приветом версальским негодяям которые сами явились к нам. чтобы сесть в галошу, его большой призыв к славным ребятам Антуанского пред­местья и 20-го округа и его проект генеральной иллюминации города Па­рижа». Отпечатано 100 нумеэованных экземпляров. У меня имеется номер 80-й. И я даже заплатил за него 5 франков.

16Q

бумаге, с названием газеты, напечатанным красными буквами. Эти номера были об'единены в брошюру с желтой обложкой, такой же как для первых десяти номеров обычного издания.

Каждый из нас—трое редакторов и двое продавцев, сохра­нили по одной такой брошюре. Пять остальных мы роздали раз­личным друзьям.

Ни разу не пришлось мне напасть ни на одну из этих редчай­ших брошюр, до того редких, что никогда никто из нас не встре­чал их более.

Никакого другого дорогого тиража не было.

Последнее предостережение.

Не доверяться памяткам, медалям и другим значкам батальона «Детей Пер-Дюшена>\ Я уже говорил, что батальон не успел надеть свою форму.

Однажды мне пришли предложить—после того, как предла­гали ее музею Карнавале—маленькую серебряную «печку», будто бы фигурировавшую на кепи гвардейца нашего батальона.

Опять-таки подделка.

Этот значек батальона «Детей Пер-Дюшена» б ы л выпущен, вероятно, фабрикой «сувениров Коммуны», которая была рас­крыта в 1874 году и очень дорого продавала любителям драго­ценности, и особенно медали, якобы выбитые во время Коммуны \

Доверчивые коллекционеры, раскройте глаза,—как говорил «Пер-Дюшен».

И притом пошире!

См. интересное место в книге «Двадцать лет в полиции*, воспоми­нания и анекдоты бывшего полицейского чиновника. Париж, Дентю 1881, стр. 212. См. также мою статью: «Фальшивые деньги, подозрительные ме­дали», появившуюся в «Авроре» от 11 июня 1907 года.

Дата добавления: 2015-08-10