Внешняя политика США в период Французской революции и Наполеоновских войн

Как отмечалось выше, одной из главных особенностей развития международных от­ношений в начинавшемся XIX в. стало заро­ждение первой системы международных от­ношений вне Европы — американской. В отличие от европейской, одной из главных пружин развития которой на протяжении веков был принцип равновесия, в Западном полушарии с самого начала вы­делился безусловный лидер, что определило главную долгосрочную тенденцию развития американской системы — становящуюся все бо­лее явной со временем гегемонию США. Вместе с тем в первые деся­тилетия существования молодого североамериканского государства на первом плане его внешней политики стояли не столько связи с мо­лодыми республиками Латинской Америки, сколько взаимоотноше­ния с великими европейскими державами.

Обладая численностью населения рядового европейского государ­ства, США тем не менее с самого начала располагали качественно иным потенциалом и стремились проводить внешнюю политику, ос­нованную во многом на новых принципах и побудительных мотивах.

Фактором фундаментального, основополагающего значения была географическая удаленность США от Европы. Проблема обеспечения стратегической безопасности, составлявшая суть большинства усилий европейских внешнеполитических ведомств, в случае США уже ре­шалась этой исходной геополитической данностью. К ней добавились еще два важнейших фактора государственной мощи: приносящая ог­ромные ресурсы возможность, по сути, неограниченной экспансии на практически не заселенном континенте и беспрецедентный демогра­фический рост, когда за счет иммиграции население США в течение XIX в. удваивалось каждые 27 лет. Все эти факторы и ставший в зна­чительной степени следствием их соединения огромный рост эконо­мики предопределили многие характерные черты политики США на международной арене.

Одной из них было превалирующее значение экономического фактора. Американцы смотрели на взаимоотношения с окружаю­щим миром предельно прагматически и в отличие от большинства ев­ропейских держав в первые десятилетия своего существования стре­мились утвердиться как сила не столько военная и политическая (армия США вплоть до середины XIX в. в мирное время насчитывала лишь около 12 тыс. человек), сколько как сила экономическая. Осо­бенно отчетливо тезис подчинения дипломатии торговым интересам США стал звучать в период президентства Э. Джексона (1829—1837), утверждавшего, что международные договоры нужны для торговли.

С этим же была связана и такая характерная черта американской внешней политики, как изоляционизм. Еще Дж. Вашингтон в своем знаменитом «Прощальном послании» 1796 г., своеобразном полити­ческом завещании, до сих пор ежегодно зачитываемом перед Кон­грессом, выступил за «минимально возможные политические связи» с иностранными государствами как залог развития с ними свободной торговли. В политической реальности изоляционизм никогда не су­ществовал в чистом виде, речь всегда шла скорее о степени связи с европейскими державами, а некоторые историки даже говорят о «мифе американского изоляционизма».

Характерной чертой американской внешней политики было почти парадоксальное сочетание сугубо материальных экономических моти­вов со значительной идеологической заряженностъю. Считая свою страну главным бастионом свободы на земном шаре, американцы, в частности, последовательно поддерживали все либеральные и освобо­дительные движения в Европе — греческое восстание, революции 1830 г., стали единственным крупным государством, признавшим вре­менное правительство во Франкфурте в 1848 г., в том же году первыми признали Третью республику во Франции и т. д. В то же время амери­канцы становились далеко не столь последовательными в служении делу свободы и независимости, когда речь шла о соседних латиноаме­риканских республиках, в отношении которых у США были свои ин­тересы, часто мало согласующиеся с идеологическими принципами.

Еще одной рано проявившейся чертой американской внешней политики были претензии на некое особое, исключительное поло­жение, имевшее градации от простого противопоставления новой, полной сил республики дряхлой монархической Европе до нацио­нального мессианизма, веры в право США выступить в роли лидера и учителя для прочих народов Земли. Из идеи национальной исключи­тельности довольно рано стали делаться и агрессивные выводы, наи­более известным из которых стала так называемая «доктрина явного предначертания» О'Салливана.

Важной чертой американской внешней политики было достаточ­но широкое распространение идей экспансии, связанное не только с мессианизмом и верой в собственную исключительность, но и с объ­ективными реалиями, в которых начало свое существование амери­канское государство — огромные незаселенные пространства и — в отличие от Европы — практически полное отсутствие какого бы то ни было противовеса.

Создание американского дипломатиче-

Дипломатическая ского аппарата уходит своими корнями в

практика эпоху Американской революции, когда Кон­-

гресс в сентябре 1776 г. учредил Дипломати­ческую комиссию для подготовки планов договоров о торговле и дружбе с иностранными государствами. Трем членам комиссии — Б. Франклину, Т. Джефферсону и С. Дину — Конгресс поручилот­правиться для переговоров в Европу и таким образом стать первыми дипломатами в истории США. Наибольший успех сопутствовал Б.Франклину, сумевшему добиться заключения в 1778 г. союза с Францией.

После принятия Конституции 1787 г. началось формирование органов государственной власти. Внешняя политика оказалась в веде­-

нии созданного в июле Департамента внешних дел, однако уже через полтора месяца он был включен в состав Государственного департа­мента. Возглавивший его государственный секретарь сосредоточил в своих руках управление как внешней, так и внутренней политикой. Подобная неразделенность функций сохранялась до 1849 г., когда внутренние дела были переданы специально созданному для этой це­ли департаменту. Ключевую роль в руководстве внешней политикой играл президент, который назначал государственного секретаря и ди­пломатических представителей, принимал иностранных дипломатов, обладал правом объявлять войну и т. д. На процесс принятия полити­ческих решений влияли также неформальные советники при прези­денте (например, «кухонный кабинет» Э. Джексона), экономические лобби и, конечно, Конгресс и представленные в нем партии.

Особенностью американского дипломатического корпуса было практически полное отсутствие профессиональных дипломатов. На дипломатические посты назначались видные представители партий, крупные политики, академические специалисты. Не имея вплоть до конца XIX в. статуса великой державы, американские дипломатиче­ские представители имели статус не выше посланника; первый посол был назначен президентом Кливлендом в 1893 г.

Дипломатический стиль американцев значительно отличался от европейской манеры. Сосредоточив практически все интересы на своем континенте, где они были безусловными лидерами, амери­канцы не заключали союзов, не комбинировали, не вели тонкой дипломатической игры. Стиль американской внешней политики был гораздо более прямолинейным, и особенное значение уже на самых ранних этапах существования США приобрели «дипломатия доллара» и «дипломатия силы». США в первую очередь стремились просто ку­пить то, что им было нужно, — Луизиану, Техас, Калифорнию, Кубу, и если это не удавалось, то, как в трех последних случаях, были готовы применить силу. Само применение силы значительно облегчалось той ситуацией сильного среди слабых, в которой находились США на сво­ем континенте, в отличие от ситуации многих сильных в Европе, где любая война и территориальные приобретения требовали значитель­ной предварительной подготовки и были, по сути, европейским делом.

Одним из широко применявшихся методов дипломатии США, как и Англии, рано осознавших важность ссылки на демократические институты и ценности в целях собственной внешней политики, было задействование общественного мнения и «волеизъявления народа», причем не только у себя в стране, но в интересовавших американцев иностранных государствах. Обращения с просьбой о приеме в Союз «Техасской» и «Калифорнийской» республик существенно облегчили отторжение соответствующих территорий от Мексики; подобное же обращение американцы пытались инспирировать в 1850—1851 гг. со стороны Кубы. Даже сам язык американских представителей, быв­ших, по признанию Т. Джефферсона, «самыми презираемыми во всем дипломатическом племени», был тем не менее далек от смире­ния. Американцы предпочитали высказываться прямо, часто свысо­ка, легко апеллировали к силе. Например, когда в 1848 г. Австрия заявила протест против попыток США установить отношения с восставшей Венгрией, государственный департамент США дал Вене отповедь на языке, не имевшем ничего общего с дипломатическим.

В качестве довода Австрии — великой державе! — было высокомерно указано, что США большие, а она маленькая; ведь ее территория по сравнению с Америкой «не более чем заплатка на поверхности Земли».

Французская революция оказала огром-

Французская ное влияние на все развитие США благодаря

революция и США не столько своим идеям, сколько самому

своему факту. Именно тогда в первый, но далеко не в последний раз проявилась взаимосвязь, суть которой кратко и емко выразил известный американский историк С. Ф. Бемис: «Нужда Европы — благо Америки». С 1789 по 1814 г. в течение целого поколения Европа была до предела занята своими собствен­ными делами, и в результате государственность США становилась на ноги в почти тепличных условиях отсутствия серьезного иностранно­го вмешательства. Не менее важным последствием Французской ре­волюции стал крах испанской колониальной системы в Западном по­лушарии, подготовивший почву для будущей экспансии США. Непосредственно же на повестке дня стояло определение курса по от­ношению к Французской революции, большую роль в котором сыг­рала только что появившаяся американская двухпартийная система.

Во время существования первой двухпартийной системы («феде­ралисты — республиканцы») проблема внешнеполитических приори­тетов занимала настолько большое место в программе обеих партий, что иногда их неофициально называли «английской» и «француз­ской», поскольку и после окончания Войны за независимость именно Англия и Франция сохраняли ключевое значение для американской внешней политики.

Вопреки традиции и формально сохранявшимся союзным отноше­ниям с Францией федералисты во главе со своим лидером, министром финансов А. Гамильтоном, выступали за сближение с Великобритани­ей. Они считали, что близость с Англией, главным торговым партне­ром и мощнейшей морской державой, диктуется как экономическими, так и стратегическими интересами США, в то время как Франция вступила в полосу слабости и к тому же выступила в роли агрессора.

Со своей стороны республиканцы, ведомые министром иностран­ных дел (1789—1793) Т. Джефферсоном, видели в профранцузском курсе средство добиться большей самостоятельности и избавиться от слишком большой зависимости от Лондона. Вместе с тем Джефферсон не предполагал прямой поддержки революционной Франции и высказался за политику нейтралитета США в начинавшейся в Европе войне.

В целом предлагавшиеся федералистами и республиканцами аль­тернативные внешнеполитические курсы, за которыми в том чис­ле стояли противоречия экономических интересов промышленных и аграрных кругов, сочетаясь и сменяя друг друга, во многом опре­деляли внешнюю политику США в период революции и Наполеонов­ских войн.

В продолжившийся вплоть до 1800 г. пе-

Декларация о ней- риод преобладания федералистов США при-

тралитете и «дело няли скорее антифранцузскую ориентацию,

гражданина Женэ» восприняв аргументы Гамильтона, Вашинг­тон 22

апреля 1793 г. заявил о полном ней-

тралитете США (однако само слово «нейтралитет» не было использо­вано) в связи с тем, что с казнью Людовика XVI подписанный им договор 1778 г. утратил свою силу.

Все это стало серьезной неожиданностью и даже ударом для Франции. Там надеялись не только на то, что союз 1778 г. сохраняет свою силу, но и на то, что американцы испытывают к Франции чув­ство благодарности за помощь в Войне за независимость. Однако в 1793 г. французам пришлось на собственном опыте убедиться в том, что, как заметил по этому поводу один американский историк, «благодарность — это самая редкая из монет».

Франция не смирилась с таким положением вещей. С 1793 г. в США стали прибывать эмиссары Конвента, надеявшиеся побудить американцев к выполнению союзнических обязательств. Особенно активную деятельность в этом отношении развернул новый посол Франции в США Э.-Ш. Женэ, предпочитавший называть себя не иначе как «гражданин Женэ». Он должен был ускорить выплату аме­риканских долгов и поставку продовольствия во Францию, а также организовать каперские и сухопутные операции против англичан. Женэ взялся за дело настолько энергично, что еще до вручения своих верительных грамот успел снарядить четыре каперских судна с командами из американских добровольцев. Однако, несмотря на до­статочно широкую поддержку населения, он не сумел добиться пони­мания у официальных властей, поскольку деятельность французского посла стала серьезно осложнять англо-американские отношения. Прием французского посланника Дж. Вашингтоном оказался под­черкнуто холодным и происходил в зале, украшенном портрета­ми Людовика XVI и Марии Антуанетты. Последней каплей стал захват английского судна «Маленькая Сара», переименованного Же­нэ в «Маленькую демократку». Вашингтон потребовал отозвать Женэ с его поста. В ответ французы объявили персоной нон грата амери­канского посланника Г. Морриса. В итоге Женэ так и не вернулся во Францию, поскольку после известия о том, что пришедшие к власти в Париже якобинцы отдали приказ о его аресте, ему позволили при­нять американское гражданство. Однако в целом «дело Женэ» спо­собствовало дальнейшему ухудшению американо-французских отно­шений, одновременно став еще одним свидетельством курса на сближение США с Англией.

Очередным благоприятным для Англии

Сближение с Анг­лией решением был принятый Конгрессом в

и конфронта­ция июне 1794 г. акт о нейтралитете США в

с Францией европейской войне. Однако самым ярким

выражением этого курса стал «договор Джея» 1794 г., подписанный отправленным со специальной миссией в Англию председателем американского Верховного суда Дж. Джеем.

К моменту переговоров в англо-американских отношениях сущест­вовали многочисленные трения, основными из которых был отказ Лон­дона вопреки статьям мирного договора 1783 г. эвакуировать свои фор­ты на северо-западной границе США, а также практика произвольных захватов на морях. Они особенно усилились после соответствующих указов английского правительства летом — осенью 1793 г., в результате которых было захвачено более 300 американских кораблей и многие члены их команд насильственно завербованы в английский флот.

По «договору Джея» Великобритания обязывалась до 1 июня 1796 г. эвакуировать свои пограничные форты на северо-западе Америки и выплатить компенсацию за некоторые захваченные на мо­рях американские грузы; американцы получили право торговать в Вест-Индии, хотя и обремененное некоторыми ограничениями; США получили статус наиболее благоприятствуемой нации во внеш­ней торговле. Американцам не удалось добиться успеха по наиболее спорным вопросам. Они признали довоенные долги, в то время как Лондон отказался компенсировать американским гражданам потери за вывезенных англичанами из США негров-рабов; не были получе­ны гарантии и от продолжения Англией политики антиамериканской поддержки индейцев и произвольных досмотров и конфискаций на морях. Столь серьезные уступки вызвали протесты в стране и еще бо­лее усилили противостояние республиканцев и федералистов по во­просам внешней политики.

Вместе с тем урегулирование отношений с Англией укрепило аме­риканские позиции на шедших практически одновременно перегово­рах о разграничении с другим соседом США на североамериканском континенте — Испанией. Заключив в 1795 г. Базельский мир с Фран­цией, Испания стремилась к обеспечению безопасности своих коло­ний и со стороны США. В результате в октябре 1795 г. в Мадриде был заключен договор, названный по имени подписавшего его американ­ского посланника в Великобритании Т. Пинкни, — «договор Пинкни». Он предусматривал разграничение американских и испанских владений в Северной Америке по 31-й широте. Кроме того, амери­канцы получали право свободного плавания по Миссисипи и право в течение трех лет пользоваться Новым Орлеаном как свободным портом.

В результате поворота США к Англии произошло резкое ухудше­ние американо-французских отношений. В первую очередь французы ответили мерами против американских морских сообщений и торгов­ли. С 1794 по 1797 гг. французские корсары захватили более трехсот американских судов.

Специальная миссия, направленная в 1797-—1798 гг. новым аме­риканским президентом федералистом Дж. Адамсом (1797—1801 гг.) в Париж для поисков компромисса, не имела успеха в том числе и из-за так называемого «дела XYZ». Действуя в привычной для себя манере, Талейран через посредников — «господ X, Y и Z», как они именовались в американской дипломатической переписке, — намек­нул, что в обмен на подписание договора он ожидает займа для Франции в 10 млн, а также «подарка» лично для себя в размере 240 тыс. долларов. Крайне возмущенные этим предложением (по дру­гой версии, просто не имевшие соответствующих полномочий), американские представители покинули Париж.

Американо-французские отношения фактически перешли грань, отделявшую конфронтацию от войны. В июле 1798 г. США офици­ально аннулировали договоры с Францией и заявили о своем намере­нии в качестве ответной меры захватывать французские корабли. На­чалась так называемая «необъявленная морская война», или «квазивойна», между двумя странами, проходившая по 1800 г. Только в течение 1798 г. Конгресс принял 20 актов на случай возможной пол­номасштабной войны. Однако вскоре события приняли иной оборот.

Несмотря на широко распространенные

Нормализация в рядах федералистов антифранцузс-

отношений кие на­строения, президент Адаме, считавший

с Францией вой­ну с Францией ненужной и опасной для

США, весной 1800 г. направил в Париж новую миссию с целью урегу­лирования двусторонних отношений. Памятуя историю с «подар­ком», Наполеон на этот раз отстранил Талейрана от переговоров с американцами, которые вел его брат Жозеф. Результатом переговоров стало подписание в сентябре того же года Морфонтенского догово­ра: официально упразднялся франко-американский договор 1778 г. о союзе, восстанавливались торговые отношения на началах свободной торговли, французы возвращали захваченные ранее суда, однако компенсации за них упоминались без дальнейшей конкретизации.

Заключив Морфонтенский договор, которому он придавал на­столько большое значение, что даже на своем надгробии желал иметь надпись «Здесь лежит Джон Адаме, который взял на себя ответствен­ность за мир с Францией в 1800 г.», американский президент поло­жил начало новому курсу во взаимоотношениях с Францией, полно­стью соответствовавшему менявшейся международной ситуации. Пришедший к власти во Франции Наполеон стремился к сближению с США, поскольку полагал, что тем самым Англия будет лишена воз­можного союзника, а Франция в значительной степени обезопасит свои владения в Северной Америке и к тому же приобретет важного экономического партнера. Курс на нормализацию отношений с Францией упрочился и в связи с победой на выборах 1800 г. Джефферсона, в результате которой впервые — и на следующие четверть века вперед — во главе страны встала республиканская партия.

Особую роль в нормализации фран-

Покупка Луизианы ко-американских отношений и в дальней­шем

развитии США в целом сыграла уступ­ка Францией Луизианы. В октябре 1800 г. Испания вернула Франции полученную от нее еще в 1762 г. Луизиа­ну — огромную территорию от Миссисипи до Скалистых гор. Испан­цы пошли на это из опасения, что не смогут долго сдерживать про­движение американских поселенцев, и из желания отгородиться от них территорией сильного государства. Наполеон принял этот дар, пообещав не передавать Луизиану третьей державе и неясные уступки в Италии. Превращение Франции в ближайшего соседа вызвало огромное беспокойство в США, опасавшихся, что под угрозой окажется Новый Орлеан и свободное судоходство по Миссисипи, имевшее большое значение для всего американского Запада. По это­му поводу Джефферсон обратился к американскому посланнику в Париже с категорическим утверждением о Новом Орлеане: «...на зем­ном шаре есть только одно место, обладатель которого является нашим естественным и постоянным врагом...». В Париж на перегово­ры был отправлен Дж. Монро, которому были даны полномочия на покупку за 10 млн долларов Нового Орлеана и Флориды (поскольку, по мнению американцев, она составляла часть Луизианы); в случае неудачи он должен ехать в Лондон и вести переговоры о союзе с Англией.

Политика же Франции по-прежнему во многом диктовалась со­стоянием англо-французского соперничества. С одной стороны, во-

зобновление войны с Англией заставляло опасаться, что североаме­риканские колонии могут быть потеряны без всякой компенсации, с другой — Наполеон не хотел своей неуступчивостью в этом вопросе вновь толкать США к Англии. Кроме того, в связи с неудачей очеред­ной попытки подавить шедшее еще с 1791 г. восстание рабов на французском о. Гаити Наполеон окончательно отказался от планов по созданию крупной французской колониальной империи в Запад­ном полушарии. Поэтому, когда в марте 1803 г. американская делега­ция прибыла в Париж с предложением купить территории в районе устья Миссисипи, Наполеон сам предложил продать всю Луизиану. По подписанному в апреле договору США приобретали Луизиану за 160 млн франков (15 млн долларов), из которых Франция в реальности получала 11,5 млн, в то время как остальные деньги были использова­ны как компенсация пострадавшим от французского каперства. Все, что сохранили за собой французы, — это разделенное с Испанией право пользования в течение следующих 12 лет портом Нового Орлеана. Американцы же не только увеличили свою территорию практически вдвое, но и открыли себе дорогу для дальнейшего бес­препятственного движения на запад.

Возобновление в мае 1803 г. боевых действий между Англией и Францией принесло с собой тяжелые последствия для США, по­скольку на этом этапе в невиданных масштабах стали применяться методы экономической войны, и в частности континентальная блока­да. В качестве ответной меры в декабре 1807 г. США приняли закон об эмбарго, по которому американским судам запрещалось заходить в иностранные порты, а иностранным судам — в американские. Торго­вый оборот с Англией снизился с 108 млн долларов в 1807 г. до 27 млн в 1808 г. В перспективе эмбарго способствовало развитию аме­риканской промышленности, но было совершенно разорительно для торговли. В результате Джефферсон под давлением республиканского Конгресса смягчил условия эмбарго. В 1809 г. был принят так назы­ваемый «акт о запрещении сношений», разрешавший торговлю со всеми странами, кроме Англии и Франции, до тех пор, пока они не отменят своих дискриминационных мер в отношении американских судов.

Одним из результатов обострения отношений США с Англией и Францией стало укрепление связей с Россией — как экономических, поскольку в эпоху континентальной блокады значение двусторонней торговли для обеих стран выросло многократно, так и политических. Фактически оказавшись в изоляции, США выступили с инициативой установления дипломатических отношений. Осенью 1809 г. первый американский посланник, будущий президент США Дж. Адамс при­был в Петербург, и спустя полгода за океан отправился и первый российский посланник — граф Ф. П. Пален.

Между тем в американском обществе нарастали антианглийские настроения, вызванные произволом, чинимым английским флотом в отношении американских судов. Кроме того, Англию обвиняли и в тайной поддержке индейцев.

Англия, обеспокоенная резким усилением в США враждебных настроений, взяла курс на разрядку и 16 июня 1812 г. объявила об от­мене всех мер, направленных против американских судов. Этот эпи­зод наглядно демонстрирует значение средств коммуникации в меж-

дународных отношениях: шаг, сам по себе вполне пригодный для смягчения ситуации, в США стал известен слишком поздно — в зна­чительной степени под воздействием общественного мнения прези­дент США Дж. Мэдисон (1809—1817) 18 июня объявил Англии войну.

Главной военной целью американцев была Канада, на которую они смотрели как на возможность территориальных приращений и своеобразный залог в будущих переговорах с Англией. Одновременно на повестку дня была поставлена и давно вынашиваемая аннексия Испанской Флориды, казалось бы не имевшая отношения к анг­ло-американской войне, но связанная с ней специфически американ­ской политической логикой. Стремление сохранить внутреннее рав­новесие между Югом и Севером США, которое позднее найдет самое яркое выражение в знаменитом Миссурийском компромиссе 1820 г. (уравновешивание каждого вновь принятого южного рабовладельче­ского штата северным свободным), имело и внешнеполитическое продолжение: если Север мог укрепиться за счет Канады, то Юг желал иметь компенсацию во Флориде. Однако при безусловно при­сутствовавших экспансионистских мотивах главным требованием американцев оставалось прекращение произвола Англии в отноше­нии американских судов и тем самым освобождение от остатков диктата со стороны бывшей метрополии. Именно поэтому многими современниками события 1812—1814 гг. воспринимались как «вторая война за независимость».

Ход боевых действий складывался не в пользу американцев. Их «марш на Канаду» не удался, в то время как английский флот полно­стью блокировал все восточное побережье, высадившийся десант за­хватил Вашингтон, сжег Капитолий и дворец президента (для устра­нения следов огня впоследствии была использована белая краска — так резиденция президента стала Белым домом). Однако долгая война была совершенно не в интересах английской торговли, к тому же борьба с Наполеоном вступала в решающую стадию, поэтому англи­чане пошли на мир на условиях статус-кво.

На Рождество 1814 г. в бельгийском Генте мир был подписан. Предусматривался взаимный отказ от захваченных в ходе войны тер­риторий, обмен пленными и т. д. Оговаривалось, что специальные комиссии установят сумму компенсации Англии американским граж­данам за потери, понесенные еще в годы Войны за независимость, а также займутся разграничением спорных территорий между США и Канадой. США не достигли практически ни одной из поставленных в начале войны целей, в том числе и уважения Англией прав нейтраль­ных государств на морях. И англичанам не удалось добиться своей основной цели в войне — укрепления безопасности Канады, главным способом обеспечения которой они считали создание между Огайо и Великими озерами своеобразной буферной зоны в лице индейских резерваций. Несмотря на создание смешанной англо-американской комиссии по определению спорных границ между США и Канадой, канадская проблема на последующие годы будет фактором, сущест­венно отягощавшим англо-американские отношения.

В течение первых десятилетий существо-

«Варварийская вания США практически вся их внешнепо-

проблема» литическая активность была связана с дея­-

1801-1815 гг. тельностью государств Старого Света на

американском континенте, и едва ли не единственным случаем про­тивоположного рода, вмешательства американцев в дела Восточного полушария, стала «варварийская проблема».

Со времен Средневековья одной из серьезных международных проблем Средиземноморского региона было пиратство со стороны так называемых «варварийских государств» — Алжира, Туниса, Ма­рокко и Триполи, находившихся под номинальным сюзеренитетом турецкого султана. Для обеспечения безопасности собственных тор­говых судов европейские государства предпочитали платить пиратам дань, в том числе и «владычица морей» Англия. После получения независимости США американские торговые суда одновременно ли­шились и защиты английского флага, поэтому одной из задач амери­канского правительства стало самостоятельное урегулирование отно­шений с «варварийскими государствами». В целой серии договоров (Марокко — 1787 г., Алжир — 1795 г., Триполи — 1796 г., Тунис — 1797 г.) США в обмен на беспрепятственный проход своих судов со­глашались на предоставление этим странам «подарков», общая стои­мость которых в конце 90-х гг. превышала 1,5 млн долларов. Тем не менее «варварийские страны» не были довольны количеством и регу­лярностью выплат. В 1800 г. в Алжир прибыл американский корабль, несший гордое название «Джордж Вашингтон» на своих бортах и оче­редную порцию дани в своих трюмах. Однако алжирский дей заста­вил капитана отправиться с данью непосредственно в Константино­поль. Таким образом, первый американский корабль, когда-либо заходивший в гавань Константинополя, вошел туда как данник ту­рецкого султана. Решающий же шаг к войне сделал паша Триполи, в мае 1801 г. приказавший срубить флагшток со звездно-полосатым флагом перед американским консульством в знак объявления войны США.

Начавшаяся после этого так называемая Триполитанская война 1801—1805 гг. представляла собой блокаду и обстрелы берегов Трипо­ли силами американского флота. Кроме того, был проведен ряд де­сантных операций, по сути ставших временем рождения американ­ской морской пехоты. Не случайно по сей день ее гимн начинается словами «К берегам Триполи...». В результате летом 1805 г. США и триполитанский дей подписали мир, по которому США освобожда­лись от уплаты дани, хотя и выплачивали 60 тыс. долларов за освобож­дение американских пленных и соглашались делать небольшие «по­дарки» при прохождении своих судов в будущем.

Окончательно США избавились от выплаты унизительной дани «берберийским государствам» в 1815 г., когда дей Алжира под предло­гом ее нерегулярных выплат стал захватывать американские суда и их пассажиров. В ответ США направили в Средиземное море сильный флот, который обстрелял Алжир и вынудил его к подписанию догово­ра, отменявшего всяческие выплаты, сначала алжирскому дею, а за­тем и остальным «варварийским государствам». С этого времени аме­риканское военно-морское присутствие в Средиземном море стало практически постоянным.

Дата добавления: 2015-08-10