Читайте также: |
|
А пока я украшала эту ёлку в прихожей, мимо проходила Галина с фотоаппаратом и сфотографировала меня за этим занятием. Так что у меня остались видимые воспоминания о тех блаженных минутах.
Воспоминания о празднике меркнут перед воспоминаниями о подготовке к нему. Получается, что сам праздник не так интересен, как подготовка. Хотя, кому как… Почему-то все взрослые с ног валятся и жалуются на жуткую усталость, а потом несколько дней не могут прийти в себя. И всё потому, что они целый день украшали ёлки… Если бы я целый день украшала ёлки, то я была бы на верху блаженства. Собственно, именно это тогда и происходило.
Чаша блаженства переполнилась, когда Азария подарила всем девочкам воскресной школы (и мне в том числе) новогодние фонарики – такие же, как купила нам в келью мама, только более короткую гирлянду. Подаренные фонарики я повесила на ёлку в класс, и она приняла окончательно праздничный вид…
И после всех этих приготовлений сам праздник как-то не оставил у меня впечатления. Помню только, что после всенощной службы (часа в четыре утра) состоялась торжественная трапеза, посреди которой мама сказала:
- Простите. Можно мне ребёнка спать уложить?
Ей разрешили, и она увела меня в келью. Я немного обиделась, что меня назвали ребёнком, но спать действительно хотелось отчаянно. А трапеза продолжалась без нас. Традиционно её продолжительность составляла не меньше часа, и это было после каждой ночной праздничной службы.
Концерт воскресной школы назначили на четырнадцатое (первое воскресенье после Рождества в том году), а генеральную репетицию, которая одновременно служила праздником лично воскресной школы без присутствия посторонних – на восьмое января. Репетировали в классе. Мама для концерта подготовила внушительную лекцию (иначе не назовёшь), но сейчас не стала её зачитывать, а просто начала праздник традиционным вопросом (рассчитанным на младших учеников), имея в виду Рождество Христово:
- Чей день Рождения мы собрались здесь отметить?
Полина подняла руку и сказала серьёзно:
- Моего дедушки.
И это была чистая правда, потому что у её дедушки действительно сегодня был день рождения.
Не помню точно, какого числа, но, по-видимому, до нашего концерта, нас пригласила в гости на свой рождественский концерт воскресная школа храма «Всех Скорбящих Радость», та самая, которая приезжала к нам. Мы приехали в тот храм в небольшом составе. Мы с мамой взяли скрипки, чтобы сыграть свою «Ёлочку». Песню про ёлку должна была петь Даша. Ещё кто-то должен был выступить с песней. Мы взяли с собой наших кукол, просто чтобы показать. Мы тоже должны были участвовать в концерте той воскресной школы.
В общем-то, всё прошло замечательно: сначала выступила та воскресная школа, а потом и мы своё добавили. Поводили хоровод. Но мне было жутко неприятно, что я должна красоваться на виду у всех в своём послушническом наряде. Да ещё и хороводы водить. Какой-то ужас…
Четырнадцатого января, в воскресенье, после литургии, началась суматоха.
В храм притащили ёлку из прихожей – вокруг неё дети должны были водить хоровод. Потом притащили музыкальный центр и поставили на ступеньках на клирос. Там же положили скрипки. Я побежала на клирос, где уже была поставлена наша кукольная «сцена», и прикрепила булавками, стащенными из арсенала Азарии, голубые звёзды с буквами «Христос раждается, славите». Сцену потом снесли вниз и поставили между лестницей на клирос и колонной, с левой стороны храма, боком к алтарю. На правой стороне храма должны были разместиться зрители.
Нам помогали главным образом Полинина Тётя, пономарь Владимир и Ника. То есть это так казалось, что она помогала.
В прошлом году у нас были куклы простые, мы их двигали руками. В этом году Полинина Тётя сделала кукол на верёвочках. За эти верёвочки мы должны были их водить. То есть это сначала так предполагалось. Потом Полинина Тётя передумала (очевидно, видя нашу бестолковость) и решила, что водить кукол она будет с кем-нибудь вдвоём. Нужен был человек. Мама сказала:
- Ну, я вам дам толковую девочку.
И дала ей в помощь Нику. Ника начала спорить с Полининой тётей, доказывая, что в сценарии не в том порядке приходят волхвы и пастухи, потом добросовестно запутала все нитки у кукол, и этим дело кончилось. В это время Владимир и другой пономарь, Сергей, устанавливали синтезатор и носили скамейки для публики. Но и тут Ника помогла: ножки для синтезатора ставила она. Кончилось это плохо.
Концерт был назначен на два часа. К этому времени мы все были на нервах. Мама сделала последние изменения в программе праздника, и у меня получилось так, что порядок песен на диске, который я записала для того, чтобы под него петь, кое-где не совпал со сценарием. Я проверяла в последний раз два микрофона, колонки, синтезатор, давала последние наставления тем девочкам, которые должны были петь. Полинина Тётя распутывала кукол.
Зрители всё собирались, и скоро стало ясно, что скамеек хватит только на то, чтобы посадить самых маленьких детей. Там были детки, наверное, от года до бесконечности. Разумеется, младенцев родители держали на руках. У дверей вообще образовалась пробка. Храм, вернее, его свободная половина, был набит битком. Конечно, мешала ёлка, предназначенная для хоровода. Она стояла на том месте, где обычно стоит аналой с иконой.
Праздник рассчитывали снять на телевидение и сделать прямую трансляцию, но работники телевидения сказали, что трансляция невозможна. Тем не менее, пообещали они, можно будет снять всё это сначала просто на камеру, а потом сделать небольшой, минут на двадцать, выпуск в «новостях» или ещё чём-нибудь подобном. Поэтому на наш праздник прибыла внушительная телекамера, и первоначальный, полный вариант фильма у меня остался, так что теперь у меня есть возможность описать наш концерт во всех подробностях.
Когда все собрались, дождались матушку, мама торжественно встала перед пюпитром (специально поставили аналой, чтобы разложить наши ноты, мамин текст и всё прочее), взяла микрофон и торжественно и немного чересчур строго начала:
- Дорогие воспитанники. Дорогие наши гости. Уважаемая матушка настоятельница. Скажите, пожалуйста, чей день Рождения мы сегодня собрались здесь с вами отметить? – Она улыбнулась и заговорила более просто: - Поднимите ручки, кто знает, чей день Рождения мы сегодня отмечаем?
Поднялся малыш со второго ряда скамеек и заявил:
- Нового года.
Все засмеялись. Мама тоже:
- Хорошо, он думает, Нового года. Кто думает по-другому? Ну, скажи…
Девочка с первого ряда робко сказала:
- День Рожденья Христа?
Мама согласилась:
- День Рожденья Христа. Вот, за правильный ответ сейчас наши воспитанники воскресной школы… Анечка, иди, будешь раздавать призы.
Под «Анечкой» она имела в виду не меня, а Аню «Бешеную», которая Аней была только в крещении, а на самом деле её звали Виолеттой. Я пошла к Ане, которая безмятежно сидела в первом ряду и глазела по сторонам. Она и забыла, что должна была раздавать «призы» - конфетки за правильный ответ на вопрос. Я вручила ей корзинку («Ты же раздаёшь призы!») и взволнованно бросилась обратно к маме, сообщая ей, что конфет в корзинке слишком мало и выглядят они поэтому неубедительно. Мама не обратила на меня внимания:
- Мы сегодня собрались на большой праздник…
В это время Нике что-то срочно понадобилось на клиросе, и она полезла вверх по лестнице, огибая музыкальный центр и три скрипки.
- Наверное, вы хотите узнать об этом празднике побольше. Ведь праздник – не для праздности, так учат нас наши великие святые…
Мама рассчитывала свою лекцию явно не на детей.
- … А для того, чтобы глубже осознать произошедшее событие.
Во время произношения этой торжественной фразы маме приходилось ещё незаметно успокаивать разволновавшуюся меня и подсыпать конфет в корзинку Ане-Виолетте.
- И задуматься, а что же для меня лично это событие значит. Сейчас я сделаю маленькое отступление от нашего праздника. Во-первых, я хочу спросить вас: кто умеет тихонечко вести себя в храме. – Мама резко переходила с «взрослого» разговора на «детский», при этом она нервно теребила то апостольник, то провод микрофона. – Поднимите ручки. Кто умеет и будет у нас весь праздник … спокойненько, потому что детки подготовили вам представление и будут петь… Опустите ручки, молодцы. Постараемся, чтобы вы своё слово сдержали. И ещё я хочу сказать: давайте в нашем храме не будет раздаваться аплодисментов, это не то место, чтобы наши детки не возгордились, они у нас будут как бы проповедниками слова Божия…
Меня многое раздражало в мамином сценарии праздника, и этот момент был одним из таких, на которых я каждый раз при просмотре фильма испытываю крайнее раздражение.
- … Поэтому, если выступление вам будет нравиться, просто возносите молитву об этих детках. И будем … с вами… - Тут мама немного растерялась и закончила коротко: - Начнём. Я предоставляю слово настоятельнице женского монастыря во имя иконы Божией Матери «Всецарица» матушке Неонилле.
В это время на заднем плане Ника немного неуклюже спускалась с клироса.
Матушка взяла в руки микрофон и начала:
- Ещё раз добрый день, с праздником вас всех, дорогие.
Мама что-то зашептала ей, и матушка показала назад. Матушка хотела на этом празднике зачитать какое-то письмо от патриарха, в котором, кажется, нашему монастырю присваивался официальный статус монастыря, но ничего рождественского не было. А само письмо матушка где-то забыла. Ника вывернулась с перил лестницы и исчезла за ширмой. Матушка продолжала:
- Я бы хотела всех поздравить вас с праздником… Великим праздником Рождества Христова. Что такое – день рожденья каждый имеет, да? – Матушка сосредоточенно вертела в руках микрофон и, казалось, совсем забыла, что говорить надо непосредственно в него. – Каждый год мы отмечаем день своего рождения. – Матушка, забыв о микрофоне, помогла маме подвинуть аналой. – Но Рождество нашего Спасителя – это особый праздник. Поэтому православная церковь с любовью ждёт этого праздника, и, слава Богу, дождались – две тысячи седьмой год… - Матушка оживлённо махала микрофоном. – Летоисчисление новое сейчас идёт от Рождества Христова. – Матушка исследовала на микрофоне рычажок «включить-выключить», при этом она смотрела даже не на него, а в публику. – Родился Спаситель мира, Спаситель всего человечества. И очень больно, что сегодня очень мало людей верят в Господа. Не заходят в храмы, все счастливые проезжают мимо, богатеют, бизнесом занимаются… - Матушка говорила серьёзно, с паузами, спокойно, и опять-таки не рассчитывала речь на детей. – Стараются быть богатыми, стараются выделиться чем-то от всех других людей. И жалко этих людей. – Лицо у матушки было озарено вдохновением. – Люди эти пропадают, поверьте. Чем больше денег, тем меньше счастья, ни детям, ни родственникам, никому. – Я стояла за спиной у матушки, но вела себя пока что спокойно. – Если есть деньги… Мы не просим, чтоб нам помогали: помогайте храмам, там… Помогите бедным. Помогите детским домам, старикам брошенным. Сколько людей сегодня брошены государством. – Матушка исследовала микрофон, держа его чуть ли не у пояса. – Сколько у нас сегодня интеллигенции за чертой нищеты. – И очень…
Внезапно матушка повернулась к зрителям (и телекамере) спиной и стала вместе с мамой и со мной искать всё то же злосчастное послание патриарха. Искали мы некоторое время возле музыкального центра, сгрудившись в кучу, потом мама отправилась за ширмы, а матушка как ни в чём не бывало повернулась снова лицом к зрителям и продолжила:
- И очень хочется попросить вас всех: не забывайте Господа. Верьте в него. – Голос у матушки был такой, будто она вот-вот расплачется. Я стояла за её спиной. В этот момент я заметила возле двери одну из своих одноклассниц – близняшек Кащиц. Я их пригласила на наш концерт. – Ведь мы все находимся в гостинице, это временная жизнь. - Я помахала рукой, привлекая внимание одной из Кащиц, и подняла два пальца, спрашивая этим жестом: «Где вторая?». Она показала рукой на дверь. – Нам Господь посылает испытание. Нам Господь посылает скорби, болезни, для того, чтобы мы очистились… - Я заметила свою бывшую учительницу сольфеджио, Ларису Анатольевну, и ей тоже помахала рукой. – Чтобы мы пришли, покаялись, и чтобы мы унаследовали Царствие небесное. Сегодня, знаете, верующих людей, некоторых… считают, что у них мозгов нет. Если кто-то в монастырь ушёл, считают, что это ушли убогие люди… - Я бросилась к маме и с радостным лицом ей зашептала, что Кащицы здесь и Лариса Анатольевна тоже. Вид у меня был сияющий. - … Какие-то неудачные, то ли в любви, то ли в жизни, то ли какие-то… знаете, вот… ущербные. – У матушки, в отличие от меня, вид был вовсе не сияющий, а сосредоточенно-мрачный. – Но, поймите, сегодня в монастырь уходят грамотные люди. Верующие, которых родители… вот у нас сегодня подвизаются детки, наши сестрички с Украины. – Матушка оживлённо жестикулировала микрофоном, как дирижёрской палочкой. – Они с молоком матери веру восприняли, поэтому они так служат Господу! Как они молятся! Почему в нашем храме благодать – да потому, что у нас здесь молитвенники, мы молимся день и ночь. Если храмы открываются… там, в восемь открываются, в семь закрываются, священники уходят, потому что у каждого семья. – Матушка сосредоточенно вертела в руках несчастный микрофон, как будто забыв, что говорить надо в него. – У нас здесь нет семей, и мы молимся… Люди ещё спят – мы молимся, люди уже спят – мы молимся. Каждый келейно молится, в храм приходим – молимся. И молитвы эти, конечно, Господь слышит, мы молимся за всех. Мы не за себя молимся – за весь православный мир. И поэтому я просто прошу вас: не забывайте Господа, не забывайте нашего Спасителя. – За спиной матушки мы с мамой сосредоточенно перешёптывались, очевидно, она до сих пор искала это несчастное послание патриарха. - Ведь это наша жизнь. Посмотреть вообще на всю жизнь – жалко людей, которые… вот… Я часто в храм даже иду – стану так и наблюдаю за людьми. Кто зашёл в первый раз – видно. – Матушка периодически продолжала терзать бедный микрофон. – Кто зашёл от отчаяния, случилась беда, случилось что-то, то ли кто-то заболел, кто-то умер, или кто-то там с кем-то разошёлся, в бизнесе непорядок, они растерянные, они берут кучу свечей, они не знают, кому поставить эти свечи. – Мама давала мне какие-то инструкции, сжимая руку в кулак и махая своими листами с текстом, потом я куда-то полезла, очевидно, за ширму. – И человек в растерянности, но слава Богу, что он преступил порог храма, Господь увидит это. И растерянную душу. И душа, которая, может, потянулась навсегда к Господу, а может, это приступообразно. «Знаете, вот плохо мне сегодня, я пойду, свечей куплю двадцать-тридцать, поставлю, Господь услышит». – Микрофон так и летал по воздуху. - Нельзя быть, знаете, фарисеями, нельзя быть неискренними. Господа не обманет никто. – Я откуда-то вылезла со встревоженным лицом. – Он всё знает, Он всё видит – душу, мысли. – Микрофон чётко отбивал такт. – Зачем это всё говорить, все знают. Поэтому я всех просто прошу: поверьте в Господа и никогда не оставляйте Его. Детки сегодня, какая красота, что детки сегодня духовные. Ведь сегодня поколение рождается духовное, это предсказывали старцы. – Матушку что-то очень интересовало на рычажке микрофона «включить-выключить». – По воле Божией, вы знаете, в нашем городе открылся монастырь. Вы нашли? – добавила она негромко и обернулась к маме. Мама заговорила очень тихо что-то вроде:
- Ну, мы сейчас найдём… - Дальше непонятно и неразборчиво. Матушка кивнула и продолжила:
- Двести четырнадцать лет не было монастырей в городе Екатеринодаре. Очень тяжело было его открывать. Я два года мучилась… - Матушка имела очень интересную особенность: почти каждый разговор они сводила к тому, как трудно ей было открывать монастырь. – Молилась, с сестричками… Потому что… Не для того, чтобы для себя здесь монастырь был, нет, для того, чтобы мы молились за весь город, потому что здесь был Красный пояс… - Что такое «красный пояс», мы не знали. – Очень много здесь было уничтожено священнослужителей, монашествующих. Сегодня многие одели кресты. – Микрофон так и не использовался по прямому назначению. – Но кресты необязательно носить, если в душе нет Господа. И поэтому я ещё раз прошу вас: дорогие мои, не оставляйте ни на минуту Господа. Поверьте: и здоровье будет, и удача будет, и деньги, которые вам необходимы для жизни, будут – я не говорю, чтобы дойти до нищеты и просто Богу молиться и ничего не делать. Господь всё даст, сколько надо. – Микрофон снова прыгал в воздухе, отбивая такт. – И излишнее даст: поделитесь с бедными. – Амплитуда колебаний микрофона была уже более полуметра. – Отдайте бедным, отдайте нуждающимся. Будьте добрыми, Господь за всё это вознаградит вас. Поверьте. Если сегодня цель в жизни – деньги, то это погибель души, ещё раз я повторюсь… Потому что, говорят, верблюду пройти сквозь иголочное ушко, нежели богатому попасть в Царствие Небесное. Это Евангелие… поэтому, я вас ещё раз, дорогие мои… мне очень приятно, что вы сегодня отозвались на наш праздник. – Лицо у матушки наконец-то приняло просветлённое выражение, и она даже заулыбалась. – Вот, я выношу глубокую благодарность нашей сестричке Ирине. – Она поклонилась маме, и мама с сумрачным лицом поклонилась тоже. Вид у неё был такой, будто она хотела бы, чтобы никто её не видел и не слышал. – Она преподаватель музыки, с большим стажем. – Мамино лицо выражало полную отрешённость от происходящего, и видно было, что ей хочется провалиться сквозь землю. – И она организовала нам воскресную школу. Мы делаем ещё первые шаги, нам очень трудно, у нас мало площади, но мы всё-таки маленькими шагами идём, и вот, по её заботам, по её труду, у нас создалась такая небольшая детская группа, мы хотели бы больше… чтобы больше деток к нам ходило, но мы не можем больше принять. Если Господь даст, и мы на подворье что-то построим, конечно, там… так я рассчитываю… что если Господь управит… там можно будет даже сделать такой небольшой детский дом, и обязательно, хотя бы человек на двадцать, богадельню для брошенных стариков, потому что жалко на детей брошенных смотреть, но ещё жальче смотреть на стариков. Которые приходят, бедненькие, они не могут здесь свечку купить, они ходят здесь, просят кушать. Понимаете, хотелось бы всех обогреть. Хотелось бы всех покормить, но нет у нас возможности ни физической, ни вот… - матушка развела руками, и ясно было, что о микрофоне она забыла прочно. – Ни материальной нет, у нас очень ограниченная площадь. Я больше не буду вас отвлекать, мы приступим к празднику нашему… Ирина Владимировна, я вас прошу… - Она с облегчением избавилась от микрофона, передала его маме, мама зашептала что-то про конвертик, а матушка ответила «Я тогда пойду сейчас конвертик найду» и отошла. Кажется, все испытали невероятное облегчение. В конце концов, матушкино слово продлилось больше десяти минут, а рождественское в нём было только самое начало, несколько первых фраз.
- Ну что, мои хорошие, - заговорила мама, и все оживились, - будем смотреть представление?
Раздалось недружное «да». Мама тоже не сразу вспомнила о микрофоне.
- Рождество Христово… - Она вспомнила, что держит микрофон в руке. – Называют матерью всех праздников. Действительно, рождением Иисуса Христа, Спасителя мира, Сына Божия, начинается его земная жизнь. – Голос у мамы был очень высокий, как у ребёнка. Сзади, на лестнице, копошились мы с матушкой и Ника. – Страдания, смерть и?.. Что?
Кто-то из взрослых подсказал «воскресение». Матушка прошла к выходу.
- Кто сказал «воскресение»? Кому можно дать приз?
Какой-то ребёнок немедленно поднял руку и сказал:
- Воскресение.
- Где у нас Анна с призами? Найдите Анну с призами, пусть она вручит приз.
Нашли Анну с призами. Я в этот момент что-то настраивала на музыкальном центре и поправляла огромную бумажную звезду с фонариками внутри.
- Даже само наше летоисчисление мы ведём от Рождества Христова. – Я пыталась запихнуть непослушные фонарики в звезду, они из неё выпадали. Мама тронула меня рукой. – С рождением Спасителя началась новая эра в истории человечества.
Мама отошла, а я включила диск и стала на ступеньках, сжимая второй микрофон. Первой песней был мой «Рождественский вальс». Проиграло вступление, и я запела загробным голосом, никак не вязавшимся с моим детским личиком:
- В эту ночь зима холодная…
Внезапно на диске что-то заело, и фонограмма повторила предыдущие несколько тактов, а я совершенно растерялась, и слова «одаряет нас теплом» промямлила неразборчиво, потому что к аккомпанементу они теперь не подходили. Потом я решила пропустить несколько тактов и начать со следующей строчки, а мама вдруг решила, что я забыла слова, и начала петь:
- Свечка каждая…
Я пихнула её локтём и прошипела «Тихо». Дождалась, когда фонограмма дошла до следующей строчки песни, и запела дальше той же замогильной интонацией:
- Свечка каждая на ёлочке светит ярким огоньком…
При этом я смотрела на Ларису Анатольевну и улыбалась, показывая этим, что песня – моё собственное сочинение. В правой руке я держала микрофон, а левой нервно теребила намотанные на запястье чётки. Песню я допела без приключений. Мама в это время сосредоточенно листала свой сценарий, кроме этого, ей приходилось постоянно успокаивать разволновавшуюся Аню-Виолетту.
- Перекрестимся, помолимся о послушнице Анне, - объявила мама таким голосом, как будто ставила двойку нерадивому ученику. – Праздник Рождества Христова был всенародным и одним из самых любимых в России. В ночь на двадцать пятое декабря по старому стилю по всей стране, в малых и больших церквах, - я в это время куда-то полезла мимо мамы, и она схватила меня за рукав и потянула к себе, - совершалось торжественное богослужение.
Мы с ней вдвоём пропели тропарь Рождества знаменным распевом, при этом немного ошибаясь и чуть-чуть вразнобой.
- Ещё накануне праздника россияне украшали в своих домах любимую с детства ёлочку, - продолжила мама после пения, а я опять куда-то полезла. – Скажите, пожалуйста, кто из вас знает, в какое время появился такой обычай в нашей стране? – мама несколько раз повторила этот вопрос. В зале зашептались, задумались. – Ну, только старшие детки могут ответить. – Но какой-то малыш уже вскинул руку и закричал:
- Зимой!
Все засмеялись.
- Давай приз, Анна, давай приз, - одобрительно сказала мама, и Аня-Виолетта в своём наряде Снегурочки, с накрученными кудряшками, довольная, отправилась выдавать конфетки. Ей нравилось покрутиться лишний раз перед камерой и зрителями. Я в это время зашептала маме на ухо и указала на близняшек Кащиц, стоящих возле самой двери.
- Ну, кто там у нас, ответь! – радостно повернулась к ним мама.
Кто-то из близняшек неуверенно заговорил:
- Пётр… Первый… издал указ…
Последние слова потонули в шуме, потому что мама сочла это за полный ответ и заговорила:
- Да, совершенно верно. Вот, такому знатоку дайте… Действительно, Пётр Первый. Но и до этого наши дома украшались можжевельником, вечно зелёным лавром, потому что вечная зелень была символом обновляющейся жизни.
В это время матушка стояла возле кассы и вместе с кассиршей (какой-то мирской бабушкой, работающей у нас вообще-то в церковной лавке), очевидно, продолжала искать письмо от патриарха. Я пошла вместе с Аней-Виолеттой давать приз Кащицам (шестилетняя Аня попросту не дотянулась бы до них сквозь толпу).
- А теперь у нас воспитанница Дарья споёт нам про ёлочку, - счастливо объявила мама. Из-за ширмы вышла сосредоточенная, бледная Даша в зелёном наряде ёлки (пышное платье со множеством оборок и пелериной и островерхий высокий колпак) и с маленькой искусственной ёлочкой в руках. Мама передала ей микрофон, и в этот момент раздался душераздирающий грохот. Между скамейками и синтезатором, стоящим между кассой и мамой, практически не оставалось места, и я, продираясь обратно к маме, чтобы включить фонограмму следующей песни, задела ножку подставки синтезатора. Подставку ставила не кто иная, как Ника, и поставила она её боком. Когда я споткнулась о ножку, подставка резко сложилась, и синтезатор грохнулся на пол.
- Ничего, ничего, - залепетала мама, испуганно бросаясь к синтезатору, - это просто сложились ножки, ничего страшного.
Что бы там ни случилось, концерт надо было продолжать. Я включила фонограмму, и Даша с видом мученицы запела песенку. Пела она неплохо, почти не фальшивила, не ошибалась и песню выучила хорошо. Но, тем не менее, чтобы детям было не так страшно выступать перед публикой, я должна была во время исполнения песни стоять у каждого за спиной и подпевать им в ухо: вдруг испугаются и забудут слова. Пока Даша пела, в стороне мама и матушка хлопотали над бедным синтезатором, слышалось позвякивание подставки, которую поднимали и ставили правильно.
Песню Даша допела до конца с таким видом, будто её сейчас поведут на смертную казнь. Мама уже встала снова за свой аналой и сказала:
- Помолимся о рабе Божией Дарье.
Даша перекрестилась и поскорее ускользнула за ширму, всем своим видом показывая, что это было её единственное желание.
Мама как ни в чём не бывало продолжила свою лекцию.
- Праздник Рождества имел массовый характер. В обычае было с самого утра двадцать пятого декабря славить Христа на улицах и площадях. Полиночка… - Мама протянула руку к ширме, вызывая Полину.
В это время синтезатор уже вновь стоял на подставке, а над ним навис сосредоточенный пономарь Владимир. Синтезатор не хотел включаться, и это было серьёзным поводом для переживаний. Впрочем, потом выяснилось, что сам синтезатор не пострадал. Но он упал на адаптер (блок питания, включённый в розетку) и разбил его. К счастью, у нас был запасной универсальный адаптер для плееров и прочей подобной техники, он подходил и для синтезатора, его потом принесли и включили.
Вышла Полина. Она была менее взволнована, чем Даша (по крайней мере, не вздыхала судорожно на весь храм). Её номером была песенка «Водят звёзды хоровод». Полина тоже неплохо пела (не хуже Даши). Я подняла своё изделие – звезду с фонариками – и вручила Полине на втором куплете. Подпевая Полине, я нервно теребила чётки и стреляла глазами по сторонам. Полина держалась спокойно. Она вообще-то должна была представлять ангела, но пока что с неё сняли крылья, чтобы не выдавать себя раньше времени. Рядом с ней, стараясь обратить на себя внимание, стояла, расправляя кудряшки, Аня-Виолетта. Когда песня закончилась, к нам подошёл озабоченный пономарь Владимир (очевидно, чтобы рассказать о синтезаторе). Мама была так взволнована, что даже забыла помолиться о Полине, а начала сразу:
- Давайте перенесёмся мысленно на две тысячи лет назад, в небольшой город Вифлеем. Вифлеем называется Городом Давидовым, потому что в нём родился Давид и в нём же был помазан на царство. Патриарх Иаков, когда пас там свои стада, назвал это место домом хлеба – Вифлеемом, предвидя духом и предвозвещая, что в этом месте должен был родиться Хлеб, сшедший с небес – Христос Господь.
Мама передала мне микрофон. Я включила фонограмму. Теперь был мой номер. Песня называлась «Ночь тиха», на слова А.Фета. Эта песня была одна из моих любимых, но обработка её оказалась неудачной – я так любила колокольчики, что они у меня получились слишком громкими и резали слух своим звоном. Во время песни мама с матушкой искали письмо (как будто маме и без того дел мало!). Зато на втором куплете внимание всех было переключено на кукольный театр: на словах «Ясли тихо светят взору, озарён Марии лик» включили настольную лампу, скрытую за ширмой, и она осветила стоящие фигуры: ясли, Марию, Иосифа и животных.
Видимо, в этой песне на словах «И над ним горит высоко та звезда далёких стран» я должна была поднять звезду – ту самую, с фонариками внутри, - потому что взглянула на неё очень нерешительно: она лежала на ступеньках, и я, очевидно, размышляла, стоит ли во время пения наклоняться за ней или это будет нехорошо. И остановилась всё-таки на втором варианте.
Вообще суетилась я очень много. Раз пять после песни я дёрнулась в разные стороны, нервно перекладывала микрофон из одной руки в другую. Тут ещё у меня сразу после этой песни заиграла минусовка следующей, потому что я не успела нажать «паузу». Матушка стояла рядом с моей мамой и тоже нервничала. Мама тоже нервничала. После моей песни она перекрестилась (то же самое сделали я и матушка) и начала:
- Рождество Иисуса Христа было так: оно случилось по обручении Преблагословенной Матери Его, Пречистой Девы Марии с Иосифом, мужем праведным и уже старым. С трёх лет Мария жила при Иерусалимском храме, Её отдали туда родители, святые Иоаким и Анна, исполняя обет, данный Богу. Когда Марии исполнилось 14 лет, первосвященник объявил ей, что по обычаю, имевшему силу закона, Она обязана оставить храм и выйти замуж. Но Она отвечала ему, что от рождения своего посвящена родителями Богу…
В это время я схватила микрофон и замахала руками кому-то за ширмой. Мама продолжала:
- И впоследствии сама дала Богу обет сохранить навсегда своё девство и не желает нарушить его. Первосвященник не мог принудить Деву нарушить обет, и тогда Дева Мария была обручена, то есть вручена не для брака, но для хранения её девства праведному старцу Иосифу, чтобы он хранил её девство и заботился о ней.
Я усиленно махала руками у мамы за спиной, время от времени судорожно вглядываясь в раскрытую перед ней папку с текстом.
- Известно, что у иудеев до появления Мессии девство было в поношении, - невозмутимо продолжала мама, не поднимая глаз от текста. Видимо, только так ей удавалось сохранять видимое спокойствие. И всё-таки я до сих пор не понимаю, кому она предназначала всю эту лекцию? Перед ней сидели малыши, а она рассказывала как будто для студентов. – И только супружество считалось вполне благословенным состоянием. Иосифу было более восьмидесяти лет. – Я в это время наклонилась и начала что-то включать на музыкальном центре. – Его первая жена, Саломия, давно умерла, у него осталось шестеро взрослых детей, четыре сына и две дочери. Иосиф происходил из царского рода и был потомком Давида. – Я сидела спиной к зрителям и возилась с музыкой и микрофоном, а мама наконец подняла голову и посмотрела куда-то в сторону. Потом я встала и суетливо, нервно кивнула маме и протянула микрофон Насте-с-косой, появившейся из-за ширмы. Настя держала в руках фигурку Божией Матери – одну из наших кукол.
Дата добавления: 2015-07-20; просмотров: 46 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Воспоминания о монастыре 10 страница | | | Воспоминания о монастыре 12 страница |