Двенадцать ступеней духовного выздоровления

В последние годы многое было сказано и написано по поводу тяги к алкоголю, табаку, наркотикам, еде, сексу и поддержанию социальных связей. Теперь вполне ясно, насколько распространен сам принцип тяги, т. е. приверженности. В своей книге «Священная сексуальность» (1) я подчеркиваю, что сама обыденная жизнь вполне может расцениваться как форма приверженности, по­скольку мы привыкли к этому доминирующему состоянию созна­ния.

Данное состояние сознания вращается вокруг дихотомии между эго и миром. Мы естественным образом и в силу привычки ощущаем себя как нечто отдельное от всего и от всех. Названный разрыв между субъектом и объектом лежит в основе восприятия. Однако особенно дихотомия сказывается на том, что шведский фи­лософ Джон Гебстер назвал «рациональным сознанием», определя­ющим структуру сознания западной цивилизации. Как он пояснял в «Вечносущем Начале» (2), рациональное сознание разделяет, вы­являет атомы и абсолютно деструктивно. Это несовершенная фор­ма ментальной структуры сознания, возникшая около 500 г. до н. э. в эпоху, которую Карл Ясперс назвал «аксиальным веком» (3).

Рациональное сознание извратило естественную динамику со­держательных восприятий между воспринимающим субъектом

ГЛУБИННОЕ ИЗМЕРЕНИЕ ЙОГИ ^/&^

и воспринимаемым объектом, породив сметающую все идеологию, которая полностью доминирует не только в науке и технике, но и во всех отраслях культуры и всех без исключения аспектах личной жизни. Это, в свою очередь, обострило противостояние между эго и миром до точки, в которой мы ощущаем себя полно­стью оторванными от мира, в котором живем.

Изза упомянутого отчуждения мы испытываем сердечные муки, а наш мир лежит в осколках. Весьма полезно сравнить такое состояние дел с исполненной проблем и хлопот жизнью людей приверженных. Но, называя глубоко укоренившуюся привычку дуалистического восприятия эго и мира приверженностью, мы признаем, что это состояние, пусть широко распространенное и поддерживаемое культурой Запада, не является естественным.

Вопервых, когда мы отрицаем, что с нашим «обыденным» состоянием не все гладко, мы впадаем в коллективное самоотри­цание. Люди приверженные всегда стремятся жить в состоянии отрицания. Они отказываются признать, что испытывают серьез­ные проблемы с пьянством или наркотиками. Они делают все, чтобы поддержать иллюзию полного благополучия. Присваивая своему обычному состоянию, консенсусу сознания, ярлык «нор­мального», мы проходим мимо и лишаем силы все другие состо­яния сознания. Об этом четко свидетельствует тот факт, что мы называем их «измененными» состояниями, т. е. «просто» модифи­кациями обычного бодрствования, которому приписана «нор­мальность». Иногда такие состояния все хором уничижительно называют «иррациональными», а это, разумеется, предполагает, что идеальным стандартом для вынесения суждений является рациональное сознание.

Вовторых, наше упорство в жестком противопоставлении эго и мира порождает изоляцию и страх. Люди приверженные посто­янно страдают от этих двух негативных эмоций. Для поддержания иллюзии относительно себя они отгораживают себя от всех остальных, что неизбежно порождает страх. Сходным образом, наше собственное отчуждение сопровождается страхом: как стра­хом помех со стороны внешнего мира, нежелательной ответной реакции других, так и реалистическим страхом перед потерей контроля над своей жизнью.

Втретьих, в своей приверженности к рациональному созна­нию и его бесчисленным подпоркам, мы верим мифу о том, что

'&>^ Георг Фойерштейн

ГЛУБИННОЕ ИЗМЕРЕНИЕ ЙОГИ r^Sfc

совершенно бессильны чтолибо изменить. Люди приверженные, как правило, ощущают бессилие. Объект, к которому они привер­жены, кажется им больше и сильнее их собственной воли. Сход­ным образом, запутавшись в сетях мировоззрения, расставленных рациональным сознанием, которое стремится дискредитировать прочие формы и состояния сознания, мы не верим, что можем каклибо изменить эту ситуацию. Будучи приверженными к ра­циональному сознанию, мы не верим в унаследованное благо Все­ленной. Мы не хотим признавать, что мир, в котором мы живем, на самом деле включает все измерения реальности, о которых говорят религии и духовные традиции. Мы лишаем себя возмож­ности внутреннего или духовного роста, потому что наш взгляд на потенциал человека ограничен способностями рационального мышления, которое считается высшим достижением эволюции.

Вчетвертых, подобно типичному человеку приверженному, мы склонны плести любые «разъяснительные» сказки, чтобы оправдать собственное текущее состояние перед собой и други­ми. К этой категории относится позиция «так все думают», сфор­мированная не на мнении нескольких исключительных мужчин и женщин, которые способны видеть дальше остальных, а на низ­шем общем определяющем факторе мышления и жизни: возмути­тельном извращении демократического идеала. Другими словами, подчиняясь магии слова, мы участвуем в акте массовых репрессий, в результате которых отрицаем для себя возможность роста; мы лишаем себя доступа к формам и состояниям сознания, принуди­тельно отрицаемым и принижаемым рациональным сознанием. Благодаря этому спектр нашего опыта остается ограниченным, даже искалеченным путем отбрасывания верхушки.

Впятых, люди приверженные склонны к отсутствию гибко­сти, догматизму и надменны в защите своей позиции. Мы, привер­женные к рациональному сознанию, становимся жертвами того же настроя. Окопавшись на несостоятельной позиции, где безраз­дельно правит рациональное «я», мы встречаем любой вызов, каса­ющийся нашего нежизнеспособного подхода, с высокомерной непримиримостью. Нам обязательно нужно оказаться правыми, поскольку на кон поставлено все мировоззрение и образ жизни.

И все же, вшестых, подобно истинно приверженным людям, те из нас, кто прикован к рациональному сознанию, глубоко стра­дают от чувства сепарации, эгоцентризма и фрагментации лично

сти. Как заметил Будда Гаутама, вся жизнь — это страдание. Но есть страдание и «страдание». Повидимому, когда мы воспринимаем предполагаемую независимость человеческой личности слишком серьезно, отгораживаем себя от других живых существ и смотрим на мир как на врага, которого следует одолеть, мы сами становим­ся для себя источником страдания. Это страдание — неизбежная плата за любую приверженность, и в итоге мы испытываем боль как неотъемлемую часть странствия человека по этой планете. Такова психологическая болезнь, избавиться от которой можно только в том случае, если перестать мучить себя уколами.

Наша приверженность к «нормальному» рациональному со­знанию столь сильна, что мы не в состоянии легко избавиться от этой привычки, даже если поняли, что привычка эгоистического отгораживания себя от мира искусственна, навязана самостоя­тельно и основана на отрицании неотъемлемой взаимосвязи всего со всем и зависимости всего от всего. Эта универсальная взаимосвязь или, по определению чешского индолога Адольфа Янашека, «панплектический принцип» (4), непрерывно про­возглашался поколениями мистиков и духовных визионеров, ощутивших неразрывное единство и целостность космоса.

С точки зрения подобной, более широкой, многоплановой панорамы мира, обыденная жизнь основана на обедненном и да­же искаженном взгляде на реальность. Фрейд уловил отблеск дан­ного факта, когда говорил о психопатологии повседневной жиз­ни (5). К сожалению, он не заглянул достаточно глубоко, иначе бы понял, что корень болезни скрыт в самом дихотомичном рациональном сознании. Ибо именно рациональное сознание порождает нездоровый разрыв между эго и всем остальным, или между сознательным и бессознательным. Труды Фрейда были первой попыткой воссоединить в рамках современной рациона­листической психологии подсознание с сознательной частью че­ловеческой психики и культуры. Однако они все еще оставались в основном субъектом ограничений и предрассудков самого рационального сознания. Весьма показательно, что Фрейд был не способен выйти за границы собственной концепции бессозна­тельного как свалки, ни разу не соприкоснувшись изза этого с богатой текстурой других форм и состояний сознания, а также с философиями, основанными на опыте «неординарной» реаль­ности.

'&< Георг Фойерштейн

ГЛУБИННОЕ ИЗМЕРЕНИЕ ЙОГИ ^4>'

Когда Гебсер утверждал в «Вечносущем Начале», что сегодняш­ний кризис есть кризис сознания, он имел в виду кризис рацио­нального сознания. Хотя самому Фрейду не удалось понять это, некоторые из его учеников, в частности К. Г. Юнг (6), сделали сле­дующий шаг, благодаря которому возник первый пробный мостик между психологией и духовностью.

Духовная жизнь может рассматриваться как курс на постепен­ное избавление от приверженности к своеобразному типу осозна­ния, делящего все на субъект и объект. Эта первичная привержен­ность является почвой, из которой поднимаются все вторичные приверженности. Последние существуют лишь изза противо­поставления эго объектам, которые оно пытается контролировать или со стороны которых испытывает контроль.

Выражаясь определеннее, вторичные привязанности являются заменителями блага, которое есть сущность ощущения ясности, прозрачности, лежащей, по определению Гебсера, в сердцевине интегрального сознания. Это ощущение ясности открывает архаи­ческую взаимосвязь и одновременность всего сущего без отрица­ния, вытеснения или искажения магических, мифологических и ментальных структур сознания.

Вторичные приверженности являются отчаянной, хотя и оши­бочной, попыткой избавиться от первичной приверженности к опыту самосознания, вращающегося вокруг проведения разли­чий между субъектом (мысль) и объектом (миром). Ошибочной потому, что вместо ликвидации первичной приверженности, они укрепляют ее, а следовательно, и усугубляют чувства изоляции и бессилия, испытываемые дрогнувшей рациональной лично­стью. Британский новеллист Альдоус Хаксли понимал это очень ясно. Он говорил:

«Стремление к трансцендентной сознающей себя самости, как я отмечал, есть первичная потребность души. Когда по какойлибо причине мужчины и женщины не могут возвысить себя посред­ством поклонения, хорошо выполненной работы и духовных упражнений, они способны прибегнуть к химическим суррога­там, выбор которых определяется религией: алкоголю и «колесам» на современном Западе, алкоголю и опиуму на Востоке, гашишу в мусульманском мире, алкоголю и марихуане в Центральной Америке, алкоголю и коке в Андах, алкоголю и барбитуратам в бо­лее развитых регионах Южной Америки» (7).

Хаксли даже не упомянул в качестве двух широко распростра­ненных заменителей исходного блага трудоголизм и секс, однако он говорит об увлечении (фатальной приверженности) некоторых людей драгоценными камнями. Эта страсть к камням, замечает Хаксли, коренится в факте, что они «несут слабый отблеск сверка­ющих чудес, видимых внутренним оком визионера» (8). Но еще глубже этих ослепительных видений, если пользоваться термино­логией Гебсера, сияет трансцендентальный свет самого неразде­ленного Начала (9).

Осознание этого света через волевой акт трансценденции «я» есть ультимативная форма исцеления личности и планеты. В этом цель истинной духовности. Полезно представить духов­ную жизнь как прогрессирующее выздоровление от привер женностей обыденной жизни, которая, будучи унаследована шизоидной, лишена полноты и блага. В качестве подходящей схе­мы процесса духовного выздоровления может служить также двенадцатиэтапная программа, приведенная в литературе о при верженностях. Духовное выздоровление — это обретение духов­ного измерения, которое мы называем трансцендентальным «Я», Богом, Божественным или Первичным,— измерения, которое обычно скрыто разделенным по собственной воле личным эго, особенно если последнее находится под влиянием рационально­го сознания.

Вот эти двенадцать ступеней духовного выздоровления.

1. Мы признаем факт, что обыденное состояние человека, ос­нованное на дуалистическом восприятии жизни, является упор­ной привычкой, которую мы обыкновенно скрываем от себя путем отрицания.

2. Мы начинаем искать и просить руководства в попытках выработать новый взгляд, включающий духовное видение взаимо­связанности всего сущего. Средства достижения этого самые разные: от поддержания духовного окружения до чтения возвы­шенных книг.

3. Мы начинаем позитивно менять собственное поведение в подтверждение нового взгляда. Мало читать и обсуждать духов­ные принципы. Духовность неразрывно связана с практической деятельностью.

4. Мы практикуем познание себя, т. е. сознательно принимаем ответственность за осознание собственных автоматических

'&>< Георг Фойерштейн

ГЛУБИННОЕ ИЗМЕРЕНИЕ ЙОГИ ^Йй>'

программ и выявление моментов, в которых они отклоняются от нового понимания жизни.

5. Мы берем обязательство подвергнуться катарсису, или очи­щению, необходимому, чтобы изменить старые познавательные и эмоциональные шаблоны и утвердить новый взгляд и позицию, заменившие эгоистическую привычку разделять все на неприми­римые противоположности интегративным отношением.

6. Мы учимся быть гибкими и открытыми жизни, чтобы про­должать учиться и расти на основе нового взгляда.

7. Среди попыток обрести духовную зрелость мы сохраняем смирение и покорность. Только так можно избегнуть опасности душевной напыщенности.

8. Мы принимаем на себя ответственность сообщать все, что поняли о жизни и принципах духовного выздоровления, близким и знакомым, неся, таким образом, добро в мир.

9. Руководствуясь новым взглядом, мы работаем над интегра­цией собственной многократно разделенной души.

10. Мы поддерживаем реальную самодисциплину во всех ве­щах, как великих, так и малых.

11. Мы все интенсивнее практикуем духовное общение, от­крывающее нам то измерение, где все мы соединены. Благодаря этому общению и все углубляющемуся пониманию себя собствен­ная суть раскрывается перед нами.

12. Мы открываем себя к возможному благу, осуществлению прорыва трансцендентальной реальности в наше сознание, где сметается принцип эго, и мы полностью обретаем духовную иден­тичность. Благодаря этому осознанию мир делается ясным для нас, и мы обретаем цельность.

Дата добавления: 2015-07-20