Начатки приюта — Приём первых мальчиков

Пока изыскивались средства для содействия религиозному образованию и грамотности, появилась ещё одна весьма немалая потребность, требовавшая срочных мер. Многие туринские и пришлые ребята [были] исполнены доброго намерения вести нравственную и трудолюбивую жизнь; но когда их призывали начать её, обычно отвечали, [что] у них нет ни хлеба, ни одежды, ни пристанища, где можно было бы хоть немного отдохнуть. Чтобы приютить хотя бы некоторых, кто вечером не знал, куда пойти, я приготовил сеновал, где мальчики могли переночевать на охапке соломы. Но одни постоянно уносили с собой простыни, другие — одеяла; наконец, была утащена и продана даже солома.

И вот, дождливым майским вечером [1847 год], поздно, появился юноша лет пятнадцати, насквозь промокший. Он просил хлеба и пристанища. Моя мать приняла его на кухне, посадила к огню и, пока он грелся и сушил одежду, дала подкрепиться супом и хлебом.

Тем временем я расспросил его, ходил ли он в школу, есть ли у него родственники, каким ремеслом он занимается. Он мне ответил: «Я бедный сирота, пришел из Валле-ди-Сезия в поисках работы. У меня было с собой три франка, я их потратил прежде, чем смог заработать другие, больше у меня ничего нет, и я никому не нужен».

— Ты уже допущен к святому причастию?

— Нет, пока не допущен.

— А миропомазание принял?

— Пока нет.

— А исповедовался?

— Несколько раз.

— Куда теперь хочешь пойти?

— Не знаю, прошу о милости провести ночь где-нибудь в углу этого дома.

Сказав это, он заплакал; моя мать плакала вместе с ним, я был растроган.

— Если бы я знал, что ты не воришка, то постарался бы пристроить тебя, но другие уже унесли у меня одеяла, а ты стащишь ещё одно.

— Нет, господин. Будьте покойны; я бедняк, но никогда ничего не крал.

— Если хочешь, — вмешалась моя мать, — я пристрою его на эту ночь, а завтра как Бог даст.

— Где?

— Тут, на кухне.

— Да он вынесет всё до последней кастрюли.

— Я позабочусь о том, чтобы этого не случилось.

— Ладно, дело ваше.

Добрая женщина вышла на улицу, с помощью сиротки собрала несколько обломков кирпичей, составила на кухне четыре столбика, на них настелила доски, положила сверху матрас – так появилась первая в Оратории кровать. Моя добрая мать затем прочитала мальчику краткую проповедь о важности труда, верности и религии. И наконец предложила ему прочесть молитвы.

— Я их не знаю, — ответил тот.

— Повторяй за нами, — сказала она; так он и сделал.

Чтобы всё осталось в сохранности, кухню заперли на ключ и до утра не открывали.

Это был первый юноша в нашем приюте. К нему скоро присоединился другой, затем ещё, однако из-за нехватки места в тот год нам пришлось ограничиться двумя. Шел 1847 год.

Догадавшись, что со многими ребятами любые усилия окажутся бесполезны, если не предоставить им приюта, я позаботился о том, чтобы взять внаём ещё комнаты, а потом — и ещё, пусть и по завышенной цене. Так, помимо приюта, я смог начать школу григорианского хорала и вокальной музыки. Поскольку это была первая публичная музыкальная школа (1845 год) и впервые мы стали преподавать музыку в классе многим ученикам одновременно, то стечение желающих было огромным.

Знаменитые маэстро Росси Луиджи, Бланки Джузеппе, Черутти, каноник Луиджи Нази с энтузиазмом каждый вечер приходили на мои уроки. Это противоречило Евангелию, ведь там сказано, что ученик не выше учителя – а я, не знавший и тысячной доли из известного этим знаменитостям, тем не менее, был среди них наставником. Впрочем, они приходили понаблюдать за использованием нового метода, до сих пор применяемого в наших домах. В прошлом любой ученик, желавший научиться музыке, должен был искать себе учителя и брать частные уроки.

Дата добавления: 2015-07-20