Читайте также:
|
После нескольких месяцев в семье я поправился, и мне казалось, что я могу вернуться к моим возлюбленным сынам, многие из которых ежедневно приходили проведать меня или писали мне письма, побуждая вернуться как можно скорее. Но где поселиться, ведь меня уволили из Дома призрения? Какими средствами поддержать дело, день ото дня становившееся более трудоёмким и затратным? На что буду жить я сам и необходимые мне люди?
В то время в доме Пинарди освободились две комнаты, и они были сняты под жильё для меня и моей матери.
«Мама, — сказал я ей однажды, — я должен поселиться в Вальдокко, но из-за людей, занимающих там дом, не могу никого взять к себе, кроме вас». Она поняла силу моих слов и сразу же ответила: «Если тебе кажется, что это угодно Господу, я готова отправиться сейчас же». Моя мать приносила огромную жертву: ведь в семье, пусть и не зажиточной, всем распоряжалась она, все её любили, для малышей и взрослых она была царицей.
Мы собрали наинужнейшие вещи, и вместе с хранившимися в Доме призрения они были отправлены на новое место жительства. Мать собрала корзину с бельём и прочим необходимым добром; я взял Бревиарий, Миссал с несколькими [книгами] и самыми нужными тетрадями. Вот и всё наше состояние. Мы пешком отправились из Бекки в Турин. Сделали краткую остановку в Кьери и вечером 3 ноября 1846 года прибыли в Вальдокко.
При виде совершенно пустых комнат моя мать, шутя, сказала: «Дома мне много приходилось думать об управлении и раздаче приказов, а здесь гораздо спокойнее: нечем распоряжаться и некем командовать».
Но на что жить, что есть, как платить за аренду и обеспечивать множество ребят, ежеминутно просивших дать им хлеб, носки, платье либо рубаху, без чего они не могут пойти на работу? Мы распорядились привезти из дома немного вина, маиса, фасоли, зерна и тому подобного. Для оплаты первых расходов продали несколько участков поля и виноградник. Мать велела доставить своё приданое, которое до сих пор ревностно сохраняла в целостности. Некоторые из её платьев пошли на пошив орнатов, из белья были сделаны амикты, пурификаторы, рошетты, альбы и алтарные покровы. Всё прошло через руки госпожи Маргериты Гастальди, с тех пор принимавшей участие в нуждах Оратория.
У матери было несколько колец и тонкая золотая цепочка, она сразу продала их, чтобы приобрети галуны и отделку для священных облачений. Как-то вечером она, всегда сохранявшая хорошее настроение, смеясь, мне пропела: «Беда, если мир узнает: мы чужаки, и без всего»…
Кое-как обустроив домашние дела, я снял ещё одну комнату, предназначенную для ризницы. Не имея помещения для занятий, некоторое время я был вынужден проводить их на кухне или у себя в комнате, но ученики, отъявленные сорванцы, либо всё ломали, либо переворачивали вверх дном. Некоторые уроки мы начали устраивать в ризнице, на хорах, в разных уголках церкви; однако голоса, пение, хождения взад и вперёд одних ребят мешали заниматься другим. Через несколько месяцев нам удалось снять ещё две комнаты и, следовательно, лучше организовать наши вечерние занятия. Как сказано выше, зимой 1846-7(1)[70] наши школы добились превосходных результатов. В среднем каждый вечер у нас было триста учеников. Помимо научной части, школу оживляли григорианский хорал и вокальная музыка – в них мы упражнялись во всякое время.
Дата добавления: 2015-07-20; просмотров: 48 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Болезнь — Исцеление — Готовящаяся обитель в Вальдокко | | | Правила для Ораториев — Товарищество и праздник св. Алоизия — Визит монсеньора Франсони |