Человек-легенда

Мне и поныне хочется грызть

красной рябины горькую кисть

Марина ЦВЕТАЕВА

Годы появляются из неясного будущего и

уходят в туманное прошлое.

Так пусть же ярче будет настоящее!

Александр БЛЕЩУНОВ

На улицах Одессы был сентябрь. Секция одесских альпинистов со­бралась обсудить поездку на Буг. В районе села Константиновка, что ниже Мигей, покорители вершин долгие годы оттачивали свое мас­терство....Отвесные стены для спуска дюльфером... Это когда от скалы Пугача птицей взлетаешь ввысь... и, скользя по веревке, большими прыжками так же стремительно уходишь вниз... И не было в той жизни более сильного ощущения, чем ощущение такого свободного полета...

На второй этаж Дома ученых поднимался стройный мужчина. Чуть тронутая сединой голова. Зеленый зал переполнен. Впервые об Алек­сандре Владимировиче услышала еще летом 1952 года в долине Домбая у нарзанного источника, от Ореста Глембоцкого.

Вот и увидела человека-легенду: обаятельно открытого и таинствен­ного, доступного и сдержанного, завораживающе притягательного, строгого, насмешливого, внимательного и всепонимающего... Да, это он — Александр Владимирович Блещунов, Блещ и Босс был таким — одинаково сложным и простым.

"Спешите, пока жив", — сказал однажды... И к нему спешили. И он был щедр. Колю Кота А. В. нашел на остановке трамвая. Помогал, под­нимал, спасал, учил, увлекал в мир прекрасного — природы и рукотвор­ного... Слева от входной двери — тахта, там сидела завороженная всем происходящим в синей комнате часами... "Кто такие конквистадоры?" - мог спросить неожиданно. И было стыдно, если не мог ответить, а кон­квистадоры после этого становилось лучшими друзьями...

Вскоре А. В. покинет Одессу и переедет жить в Москву и Ереван. Это будет сложным периодом в его жизни: интерес к работе и забота о мате­ри Екатерине Мироновне Драбкиной станут мало совместимыми. Одна­ко Блещунов не сможет устоять перед соблазном работать бок о бок с со­временным физиком И.Е. Таммом — академиком, лауреатом Нобелев­ской премии, работы которого касались области квантовой механики и ее применения, главным образом, в теории ядерных сил — и А.И. Али-ханьяном, физиком, членом-корреспондентом АН СССР, работавшим тогда в области изучения космических лучей и ядерной физики.

А. В. на темы о своей работе разговоров не вел, но все-таки мне запом­нились упоминания о синхрофазотроне, о Серпухове, о Дубне, а томи­тельное пребывание в Армении было связано с установкой какого-то сверхчувствительного телескопа в какой-то особой пещере. Была еще одна тайна — поездка Александра Владимировича и Коли Дивари на Камчатку. Николай Дивари — доктор физико-математических наук, по­томок первожителей Одессы, колоритный и неповторимый, как и опи­санный у де Рибаса... По поводу этой поездки помню только то, что она была связана с наблюдениями за Луной...

Ереван, 1.12.57 г.

Аллочка, милая, Вы не можете себе представить, как я был огорчен тем, что не повидал Вас.

Вы не застали меня дома, передали, что зайдете позже, не зашли и, главное, даже не пришли на вокзал, как опять-таки обещали. Я до послед­ней минуты высматривал Вас и просил ребят передать Вам об этом…

Мне кажется, если все будет благополучно, то так скоро в Одессу мне не попасть, и это особенно заставляет меня жалеть о несостоявшейся встрече. О себе писать трудно. Сложная и беспокойная жизнь, чего-то не хватает, а, в общем, не остается времени ни для оценки, ни для раз­думья... Всего лучшего.

А. Блещунов

Ереван, 11.0558 г.

Напишите! Ведь хочется знать, что у Вас слышно... Ну, а обо мне Вы, вероятно, знаете: работаю, уезжаю, снова приезжаю, снова работаю и т. д. Привет всем Вашим.

А. Блешунов

Ереван, 11.06.58 г.

Аллочка, дорогая, открытка действительно чудесная, и, главное, уди­вительно напоминает один из карпатских снимков с Вами во главе! Спа­сибо! Где же обещанное в приписке к письму Волкаца Ваше письмо? Рабо­таю и хандрю. О планах на лето Вы знаете больше, чем я, и рад был бы получить от Вас описание теперь чужой для меня одесской секции...

Ваш А. Блешунов

Гостиница Астория, Ленинград, 26.12.59 г.

Поздравляю с Новым годом! Желаю, чтобы он пришел в Ваш дом с воро­хом хороших вестей. Их должно хватить на всех троих....Главное, что-то интересное, что скрашивает невзгоды повседневности. Да будет так!.. Очень жалею, что не видел перед отъездом.

А. Блещунов

Ереван, 7.05.61 г.

В Одессе думаю быть к сроку открытия памятника, о котором долж­ны сообщить ребята. В Ереване уже четвертый день... Аллочка, не забы­вайте моих старушек!

А. Блешунов

Речь о памятнике Оресту Глембоцкому, студенту-медику, трагически погибшему в горах. Альпсекция должна была установить памятник на могиле Орлика в Котовске. Однако не складывалось, и А. В. поручит это мне, как "состоявшей в списках РГК" — Резерва Главного Командо­вания. Был у нас такой.

Ереван, 25.11.61 г.

Алла, дорогая,...сколько я ни стараюсь вспомнить, кому отдал эти до­кументы, — не могу....Во всех случаях: это либо Аркадий Мартыновский либо Надя Кужелева или Люда Голубова. Больше я ничего сообщить не могу. Буду Вам очень признателен, если напишете мне, что получилось с глыбой. О прессе не может быть и речи!!! Арбитраж — еще куда ни шло.

А. Блещунов

А с "глыбой" получилось вот что. Горсовет продал альпинистам за 70 рублей основную часть (круглый постамент) памятника Екатерины Вто­рой работы скульптора Б.В. Эдуардса и архитектора Ю.М. Дмитренко. Постамент ("глыба") в то время лежал на улице Приморской под забо­ром одесского порта и склада стеклотары. Я сочинила примерно такую версию: что из Москвы едет комиссия, что есть уже распоряжение о рес­таврации памятника Екатерине, что комиссия уже знает, где лежит пье­дестал, что бюст Екатерины тоже сохраняется (а он действительно стоял тогда за каменным забором во дворе краеведческого музея, однако под открытым небом и какими-то тряпками), и все это надо тщательно охра­нять. Такой слух распространила среди работников горисполкома, музея и склада стеклотары... А глыбу для памятника Орлику заказала, если па­мять не изменяет, в карьере не то Кировоградском, не то Житомирском.

Ереван, 10.12.61 г.

Аллочка, дорогая, большое спасибо за исчерпывающую информацию. А еще больше — за Ваши усилия. Ну, как будет, так и будет... Примите мои приветы, целую, Ваш А. Блещунов.

27.12 маме 80 лет. Зайдите к ней в этот вечер.

Москва, 4.01.62 г.

Аллочка, дорогая!...Почему я откладывал это письмо? Оставим это до нашей встречи, а я просто мечтаю, что на Карпатах этого года окаже­тесь и Вы, и Нелли (Бондарь). Это будет здорово, как-то напомнит про­шлое, увы, уже далекие годы.

Я собираюсь 25.01 выехать из Москвы и числа 27-28 быть в Рахове. Так как с 7.01 по 18.01 я буду в Ереване, а с 19.01 по 25.01 в Москве, то соот­ветственно адреса: Ереванпочтампт или Москва-К-9.

Теперь вернемся к памятнику... Я воздаю должное Вашей энергии, пони­маю как все это "мытарно", но надеюсь, что, в конце концов, все как-то наладится, глыба будет получена и установлена... Я очень не хочу ника­ких дополнительных сборов. Это должно быть строго между нами, но я хотел бы этот дефицит покрыть сам...

Новый год я встречал в Вильнюсе среди средневековых улочек, костелов и замков. Было хорошо. Все сложилось с удивительно благоприятной си­туацией... Шлю Вашим привет. Жду Вашего письма в Ереван. Целую Вас.

А. Блещунов. Обязательно — на Карпаты!!!!!!!!

Москва, 7.01.62 г.

Дорогая Аллочка, по приезде в Москву застал Ваших два письма и тем самым получил разъяснения на ереванские телеграммы. Вчера получил письмо от Аркадия, где он пишет, что памятник готов, и воз­дает должное Вам. Это хорошо... У меня сейчас настолько неопреде­ленно, что я никак не могу даже спланировать ближайшую неделю, не говоря о большем. Понятно, что на Селигер я ехать не могу!

Несказанно рад был бы повидать Вас в Москве. Напишите, когда ду­маете быть, а о выезде телеграфируйте.

Зина (Плаксионова) сказала мне, что у Вас есть 2 экз. "Москвы" № 4 (Там был опубликован Солженицын). Если можно, оставьте 1 экз. для меня. Привет Вашим, Виктору и Нелли. Целую Вас и наде­юсь увидеть скоро.

А. Блещунов

P.S. Снова — нужны ли деньги на установку памятника, сколько и куда выслать?

Москва, 22.02.62 г.

Дорогая Аллочка, письмо в Рахове получил и очень сожалел, что Вас не было. Ведь мы справляли там 10 лет пребывания одесситов зимой на Карпатах... У меня к Вам просьба: сообщите, пожалуйста, какие дела с памятником. У меня буквально сердце сжимается, когда я о нем вспо­минаю... Привет Виктору и Вашим. Я буду в Москве до 1.03 и с 10.03.

Москва, 5.05.62 г.

Аллочка, дорогая, у меня отвратительное настроение, и я просто не в силах о чем-либо писать. Если со стороны посмотреть на ход моих дел, то вроде бы все благополучно — переведен в Серпухов, еще немного тер­пения и все будет так, как я задумал еще год назад.

А по сути все плохо, потому что я делаю то, чего мне не хочется, и те­перь, на пороге моей "земли обетованной", я это удивительно ясно понял. Ну, об этом, сколько бы я ни говорил, сколько бы ни думал, я нового ниче­го не придумаю, и поэтому лучше оставить... Не сердитесь, что я не пи­шу, не поздравил с маем. Ничего не мог делать!

Что с памятником? Нужна ли моя помощь, и в каком размере?.. Боль­шое спасибо за фото Сашки! Он выглядит очаровательный бутузом, и приятно иметь такого тезку (Сына назвала Александром в честь Бле-щунова.) Пишите, ради Бога! Целую Вас.

А. Блещунов

Ереван, 16.06.62 г.

Аллочка, дорогая, получил Ваши 2 телеграммы! Что случилось?.. Я бу­ду в Москве с 25.06. Надеюсь застать там Ваше письмо. Я просто встре­вожен. Привет всем вашим и Вите "особливо". Целую Вас.

А. Блещунов

Москва, 29.12.62 г.

Алла, дорогая, только необходимость заставляла меня написать те несколько писем, которые за декабрь были отправлены в Одессу. Поэто­му прости меня и не сердись, что я не писал. Естественно, что у меня весьма угнетенное состояние. Я снова в Ереване, которого я органически не переношу, мама с Еру ней (Груня — няня Блещунова) в Одессе, обста­новка усугубилась еще больше — Еруня больна, и выхода из этого заколдо­ванного круга я не нахожу. Вот потому и плохое настроение, и нет же­лания кому-либо писать. Кроме случаев, повторяю, необходимости. В Москве думаю быть еще дней 9-10. Потом Ереван. Напиши, пожалуй­ста, как у тебя с работой, что слышно с Карпатами, как учеба Андрея (Петрова).

Мама писала мне, что ты взяла машинку. Это Ерин? (В эти годы офи­циально не издавались Гумилев, Цветаева, Ахматова, Северянин, Ман­дельштам, Солженицын, Белла Ахмадулина, Грин, Коржавин, другие; поэтому "процветал" самиздат.) Ну как? Напиши мне! Ведь мне очень хо­чется знать, как идет время всего коллектива ребят, как вы встречали Новый год, где были... Целую тебя. Привет Виктору.

А. Блещунов

Открытка в этом же конверте.

Мне хочется послать всем вам четверым много хороших пожеланий. Но главное:...Пусть не покинет вас интерес ко всему прекрасному, что есть в жизни.

А. Блещунов

Москва, 16.01.63 г.

Аллочка, я, вероятно, через 2-3 дня выеду в Ереван. Очень хотелось бы получить от тебя большое обстоятельное письмо... Как встречали Но­вый год?... Что с печатаньем Ерина, как с Карпатами? Как с твоей рабо­той? Какие заботы тебя одолевают сейчас? Я не совсем понял причины твоего беспокойства... Большой привет Виктору. Целую тебя.

А. Блещунов

Ереван, 7.02.63 г.

Аллочка, дорогая, не дождавшись твоего письма, пишу тебе, посколь­ку у меня наметились кое-какие проблески определенностей. Видимо, я числа 15.02 буду в Москве, где пробуду до 22-23.02. Если ряд обстоя­тельств позволят, то выеду на 1-2 дня в Одессу и уеду на 10 дней на Карпаты... В связи с этим у меня к тебе следующие просьбы: числа 20-21.02 я дам телеграмму тебе о своем решении... Поехал ли Виктор, по­едет ли он со мной?.. Я хотел бы, чтобы со мной поехал Андрей. Поче­му он не пишет? Как его дела? Когда в Ереван приедет Володя?.. Если я не еду на Карпаты, я приглашаю Виктора приехать сюда (ну пусть на 7-10 дней)... Тебя я не приглашаю, т. к. ты на работе... Ответь мне на К-9 (Москва).

Твоя царевна-лебедь стоит на столике, напоминает мне все время о те­бе и доставляет много приятного. Спасибо! Привет всем. Целую тебя.

А. Блещунов

Ереван, 22.02.63 г.

Аллочка, из Москвы отправил тебе открытку, и сегодня получил твое письмо....Как видно, мой календарь складывается так: до 8-10.02 здесь, затем дней на 5-7 — Москва, и потом только, может быть, Карпаты. Чувствую я себя опять очень плохо (только не для мамы) и, может быть, из-за этого не смогу выехать. Таким образом, я лишен возможнос­ти лично пригласить Виктора в поездку.

Рад, что ты идешь на работу. Но почему ты ничего не пишешь, где ра­бота, какая. Напиши. Очень хотелось бы, чтобы написанное тобой по поводу Андрея было справедливым и в дальнейшем. Мне хочется, даже любопытно, получить от него письмо. А он увиливает. Заставь его. Мне любопытно, потому что письма иногда вскрывают неясные черточки че­ловека, а Андрей увиливает, потому что (так я думаю) не умеет писать и ему стыдно. Объясни мне все-таки, как произошла поездка Андрея в Москву и для чего она нужна была.

С телескопом таки ничего нового нет и раньше мая ждать нечего. Это очень и очень грустно... Привет многим, многим! Целую тебя. Привет Виктору.

А. Блещунов

Что с Грином?

Ереван, 22.03.63 г.

Аллочка, дорогая, не знаю, с чего и начать письмо. Вот уже 10 дней, как в Ереване. Хотелось бы пробыть здесь до конца апреля и уехать в Одес­су. Но пока еще это только желания....Очень сожалею, что так нелепо получилось с Карпатами. Я не виноват, и когда-либо расскажу... У меня сейчас гостит Гена Грачев и еще один ленинградец. Как жаль, что ты не можешь приехать! Не думай, что все это набор бессвязных фраз...

Я думаю о том, что буду здесь месяц, что вот у меня уже есть гости и как хорошо, если бы и ты была, и что это как раз можно было бы... Ну ладно, оставим пока! А не включит ли Виктор в свои планы поездку в Ере­ван? Ему здесь было бы крайне интересно. Поехал ли в Ереван Володя? Неужели он меня не найдет? Что Андрей и его школа?...Напишет ли он когда-либо?.. Что с Грином? Привет всем. Спасибо тебе за фото (твое).

А. Блещунов.

Пиши по адресу Ереван 36, ЭКУ мне.

Ереван, 14.04.63 г.

Письмо посвящено плану спасению Андрея. Андрей Петров и Воло­дя — одесские скульпторы. Именно они выполнили памятник Орлику и помогли установить его в Котовске. Работали на совесть. А. В. не мог не заботиться о тех, с кем каким-то образом сталкивала его жизнь, тем более, если ситуация требовала вмешательства. Как сложилась судьба Володи, я не знаю, а Андрей прожил еще более 20 лет и оставил краса­вицу дочь Анну, живущую и по сей день в Одессе.

Москва, 18.10.63 г.

Алла, дорогая!...Кавказская поездка была необычайной. Горы, ледники, пихты, родники. Три недели на маршруте: Донбай, Цей, Ростов, Минво­ды, Нальчик, Орджоникидзе, Большая грузинская дорога, Тбилиси.... Го­ры - без единого человека, пустые лагеря, солнце, снежные вершины и желтые травы, и листва. Удивительно!

Напиши. Привет Виктору.

А. Блещунов

Москва, 29.10.63 г.

Дорогая Аллочка, ты не можешь себе представить, до чего меня тро­нула твоя посылка. Спасибо! Ведь никакие деликатесы не могли бы заменить то впечатление, которое чувствуется в этой посылке. Я очень те­бе благодарен. В письме ты просишь, чтобы я вдохнул в тебя надежду. Увы, я никак не берусь это делать, ибо не чувствую за этим правдивос­ти. Повремени еще немного, и я напишу тебе, о чем можно мечтать. Странно и..., что ты не получила моего первого письма.

Грина, по-моему, пока допечатывать не стоит. Надо подождать — ес­ли будет шеститомник — что в него войдет? Возьми у мамы адрес Кри-ницыных и от моего имени напиши им, чтобы прислали две тетради Гу­милева. Цветаевой у меня нет. Привет Виктору и Нелли. Целую тебя.

А. Блещунов

Записка к письму.

Аллочка, я уже написал маме, что ничего не могу сообщить о своих пла­нах на праздничные дни. Возможно, что я уеду в командировку, и тогда меня не будет ни в Москве, ни в Одессе...

(Речь шла о поездке на Камчатку, которая состоялась.)

Москва, 21.11.63 г.

Алла, дорогая, в Одессе был сутки и дважды заходил в вашу квартиру. Никого не было. Жаль! Где ты и Виктор были на праздниках? Примите мой привет! Целую тебя.

А. Блещунов

Москва, 16.12.63 г.

Аллочка, дорогая, мне было очень грустно, когда я узнал, что ты была в Москве. В Одессе дважды заходил в вашу квартиру и никого не застал. Ни­чего не могу сказать, когда попаду в Одессу, и что буду делать зимой. На работе еще столько вопросов не определилось, что вообще могу оста­вить эту работу. Надеюсь, что в январе все будет выяснено... Целую твоя.

А. Блещунов

Москва, 29.12.63 г.

Аллочка, получил твое письмо. Большое спасибо за вырезку из письма о ракушках. Вероятно, сейчас Крым не радует — там тоже не очень тепло. Я на днях уезжаю в командировку дней на восемь, и, может быть, окажусь в Закарпатье...

Опиши Старый Крым и свое впечатление (Я посетила домик Алек­сандра Грина в Старом Крыму, познакомилась с его женой Ниной Ни­колаевной Грин. Наша связь поддерживалась: одесситы слали посылки Н.Н. Грин, помогая жене великого писателя физически выжить. Больно об этом писать, но так оно было. Мы пригласили Н. Н. в Одессу, и в школе им. Столярского произошла ее встреча с почитателями твор­чества Александра Грина. Двухтомник избранного А. Грина подарила мне Н. Н. с дарственной надписью. Идея создания музея им. А. Грина жива в обществе до сих пор. Будем надеяться на ее осуществление — м. б., в качестве отделения музея Блещунова?). Не известно ли тебе че­го-либо о выходе шеститомника? (Грина.) Целую.

А. Блещунов

С 1965 года А. В. уже постоянно живет в Одессе, и почти безвыездно. Мы общаемся ежедневно. Дом его становится меккой, к которой тянут­ся — нисколько не преувеличивая — тысячи.

Ни одного праздника — без Буга, ни одной зимы — без Карпат. Горо­да Черновцы, Коломыя, ж/д станции Ворохта, Зимир, а в горах — ко-лыбы, вершины Говерла и Петрос, становятся родным домом. А в про­межутках — ни одной субботы и воскресенья без загородных поездок, но уже более узким кругом, с детьми и по-семейному, по одесским жемчужинам: Овидиополь, паромом до Белгород-Днестровского; кре­пость и раскопки Тиры; скифская могила, унесшая с собой тайну по­явления; старинная армянская церковь, почти ушедшая под землю; са­мый большой из когда-либо встречавшихся диаметр алтаря у право­славной церкви, что на берегу лимана; коса Шаболата с краснокниж­ным синеголовником, раковинами необычайной формы, казацкими обожженными мундштуками; дремучие заросли Турунчука, мутные воды паводка, плакучие ивы, комары и неожиданное знакомство с со­бакой по кличке Катька Фурцева... Лиманы Хаджибеевский, Куяльницкий, простор и сказка бескрайних полей, усеянных холмами курга­нов, овеянных веками ушедших эпох. Где, в какой стране и каком краю можно увидеть все это?!

Прожив на Кубе около года, исколесив верхом все окрестности горо­да Нуэвитаса, а на газике — всю страну, собрав коллекцию многих дико­вин (один из консулов признался, что многое увидел впервые и не все знал из увиденного о своей стране), в один прекрасный момент поняла, что стала очевидной, почти физически ощутимой пустота окружающего пространства... К земле, на которой был обнаружен всего один средневе­ковый замок, а в глубине не лежали античные черепки, утратила всякий интерес. Жить здесь стало тяжело, невыносимо тянуло домой, в глубь веков и страсть событий... А имя всем этим переживаниям и ощущени­ям — скажем канцелярским словом: вышеперечисленным — имя это­му — "Блещунов".

Александр Владимирович бывал разным: то наследство предложит (тогда еще Екатерина Мироновна была жива, и разговор начался со слов "если мама... если я..."), то от дома откажет. В конце 70-х в Одессу при­ехала на съемки графиня Мария Капнист. Отсидев в сталинской ссыл­ке более 10 лет (? — уточню), эта великолепная женщина продолжала жить настолько активно, что выдержать ее ежедневные приходы, по крайней мере, А. В., в какой-то момент не смог и... сорвался. Но по­страдала не графиня.

Она приходила после съемок каждый день. Играла тогда ведьму в ка­ком-то фильме. В один из таких вечеров пришла и я, не ведавшая, что чаша терпения А. В. уже наполнена до края. За столом было не очень много людей, среди которых запомнился только Петя Капличенко — ак­тер из Одесской филармонии. Я слушала и смотрела на Капнист заворо­женно, и когда та вдруг предложила пройтись к морю — а было уже 12 часов ночи! — конечно же, поддержала ее моментально. Уходя, оста­вила авоську с едой и портфель у Александра Владимировича. Более того, чуть опомнившись, предложила ему нас не ожидать, ложиться спать, а вещи оставить в кухне и с черного входа дверь не запирать. А. В. согла­сился. И ничего такого особенного в том, что мы ушли к морю, замече­но не было. С моей стороны, по крайней мере... Луна светила ярко. Бы­ло тепло. Капнист бежала быстрее всех, повисала на ветках софор япон­ских и вдобавок... кувыркалась... Мы хохотали и дурачились. Время прошло незаметно, и когда вернулись, часы показывали три часа ночи. Дверь почему-то была заперта. Александр Владимирович, оказывается, спать не ложился. Я вошла с черного входа в кухню за своей авоськой — а он ее уже держал в руках. Отдавая тихо, обращаясь ко мне, спокойно сказал: "Я думаю, что сегодня ты была последний раз в моем доме". Я была не первой, кому отказывал Блещунов, но, признаюсь, такого фина­ла наших отношений не ожидала... Однако осталась на высоте и так же вежливо ответила: "Хорошо, Александр Владимирович", — и, взяв авоську, тихо вышла в темную ночь.

Все годы после я не чувствовала себя виноватой, но и не звонила. Про­шло лет десять. За это время мы виделись с А. В. где-то в присутствен­ных местах, раза два или три. Он подходил ко мне, мы разговаривали, как ни в чем не бывало, но он при этом ни разу не сказал слова "заходи". И я не заходила. Решила так: пока не пригласит, не приду.

А. В. через какое-то время написал. Это было общее письмо-обра­щение к коллекционерам, в котором он предлагал пополнить коллек­цию музея. Я не откликнулась. Потом мне позвонила сотрудник музея Валентина. Я испугалась... Она успокоила меня и сказала, что на мое имя есть письмо от А. В., и они хотят его как-то мне передать. Тогда я сказала, что зайду в офис музея сама. И зашла. Письмо лежало на сто­ле без конверта. Содержание, конечно же, знали все. А я читала... Где-то в середине письма — мне больно читать дальше — буквально оста­новилось дыхание от несправедливости написанного... с усилием до­читала... В конце письма Блещунов сделал предложение, от которого второй раз закружилась голова... Блещунов рассчитал все точно... Ме­ня проводили к нему. И мы встретились, словно не было этих долгих лет... будто вчера расстались... и тут же приступили к обсуждению задуманного им. Предложение было красивым и, я бы так определила, перспективным. Речь шла о создании при музее трех мемориальных комнат, посвященных Хаммеру как выходцу из наших мест, барону Фальц-Фейну и мне.

Александр Владимирович спросил, согласна ли я с таким решением. Я согласилась. Он попросил написать заявление. Я написала под его диктовку. Стал рассказывать, какой он видит эту комнату. Объяснил, что она будет большой, центральной в той половине дома, которая че­рез подъезд. Эта комната должна быть гостиной. Обставить ее предла­галось на мое усмотрение. Комната должна была стать гостиной для ка­мерных выступлений. Пока А. В. говорил, я уже "расставляла" мебель и "развешивала" картины... Он тут же соглашался. Мы хорошо понима­ли друг друга.

Я и потом приходила в музей, мы обсуждали разные детали будущего домашнего салона.

В последний день его жизни я стояла под дверью палаты. Ему было трудно дышать, и поэтому он сидел. Александр Владимировича не ста­ло через два часа после моего ухода.

Годы появляются из неясного будущего и уходят в туманное прошлое. Так пусть же ярче будет настоящее!

A.В. Блещунов, без даты

Дата добавления: 2015-07-20