Открытые двери

Обычно ритуал посещения коллекционеров одинаков. Запирают­ся на все замки двери, плотно занавешиваются окна, голос переходит на шепот, ну а только потом — азарт с дрожью в руках и голосе. У Александра Владимировича тоже дрожали руки и голос, но это был результат контузии. Пожелтевшая фотография молоденького майора — тоже где-то попалась на глаза. Удивительная и необъясни­мая атмосфера начиналась сразу за порогом. Входные двери всегда были открыты, в доме всегда было много людей. Молодые ребята скатывали спальные мешки после сна вповалку в углу комнаты, пря­мо под шкафами, забитыми удивительными вещами. Сами на кухне готовили чай, потом наводили порядок. Но ни это, ни шум города из окон первого этажа не заглушали звук колокольчиков у открытой форточки. Мир вокруг переставал быть физическим, становился ду­ховным. А после короткой экскурсии, вон там то, там это, и как толь­ко он чувствовал заинтересованность, мог часами рассказывать о предмете — и как достался, как и когда сделан, название материала и каким способом сделан. Ну, а потом о стране, об особенностях бы­та, уклада, истории. И так без конца, с малейшими подробностями. После этих рассказов гости становились и друзьями, и хозяевами, свободно ходили по комнатам, вытирали пыль, становились в очередь на приготовления чая и приносили в дом, что считали нужным, Для пополнения коллекции. Так, при мне появилась акварель "Порт­рет Туни" (Лисогурской В.А.).

А. В. был человеком энциклопедических знаний. Просто и доход­чиво мог объяснить не только, чем энтропия отличается от энталь­пии, но и что имел в виду Гумилев, когда в таком-то стихотворении в таком то году и при таких то обстоятельствах писал об этом и, ко­нечно, вспоминал само стихотворение наизусть. Коллекционером его трудно было назвать. Он собирал вокруг себя, в первую очередь, людей, ну а вещи, которые у него хранились, — это, прежде всего труд, опыт поколений и то, что осталось после их хозяев на земле, по­этому отношение к ним было особенное — он их спасал для будуще­го. В отличие от других, он подробно рассказывал о своих приобре­тениях. Вот этот мейсенский фарфор и нефритовые печатки я выме­нял у наших солдат в Германии на патефонные иголки; а за этим лар­цом мне пришлось ездить в Ригу, спасибо другу, прислал телеграм­му, что в комиссионке продается; а эти серебряные пояса из Арме­нии, подарок за одну услугу. При мне двое ребят принесли икону и просили дать денег на билет домой. А. В. денег дал, но при этом по­дробно рассказал, что икона очень старая, старообрядческая. Сдела­ли, скорей всего, липоване Юга Украины. И что инкрустирована она не камушками, а это "русский" речной жемчуг, и вставили его, конеч­но, позже. Русским он называется потому, что находят в речных мол­люсках, обитающих в северных речках, и ценнее, чем японский, ис­кусственно выращенный. Но самое главное, он сказал, что она очень ценная, и они всегда могут приехать и забрать икону назад.

А. В. был необычайно деликатным и скромным. В гостях и шумных застольях из него и слова нельзя было вытянуть. Но если собиралась небольшая приятельская компания, и до него доходила очередь рас­сказать историю, то даже Зяма Гердт, непревзойденный рассказчик, слушал его разинув рот, несмотря на его тихий дрожащий голос.

Дата добавления: 2015-07-20