Это заблуждение

В 1965 году я счастливо попал в окружение Александра Владими­ровича (далее — А. В.), не будучи ни альпинистом, ни путешествен­ником. И хотя общение было эпизодическим, за четверть века впе­чатлений набралось достаточно. Оговорюсь, что реплики привожу не с магнитофонной точностью, но близко по смыслу.

Диапазон людей, бывавших на ул. Гарибальди, 19, был широк по возрастам, интересам и привязанностям. Были и такие, кого А. В. только терпел, но он был так деликатен, что отказывать в визите и общении не мог.

Через полгода общения я впервые оказываюсь на Буге в обста­новке радостной альпинистской вольницы. Цветные палатки, голу­бой дым от полевых кухонь, гул воды на порогах, приветственные алые лозунги на окрестных скалах, цветущая майская природа. По­нимая, что тогдашняя черно-белая фотопленка не сможет передать все это великолепие, все-таки снимаю направо и налево. Направ­ляю объектив и на А. В., уже зная, что он этого не терпит. И полу­чаю вежливую выволочку, достаточно суровую. Вижу, что А. В. глубоко раздосадован.

Но прошло лет 20, и настал день, когда А. В. попросил сделать его портрет. Позу и место он выбрал сам, и я сфотографировал его в кресле с кошкой на коленях. Выражение лица грустно-задумчи­вое. Чаще всего оно именно таким и бывало, особенно когда он слушал.

Слушателем А. В. был очень внимательным. Иногда вечер у него мог пройти "под флагом" одной темы. Как-то Юрий Александрович Прендель прочитал шутливую поэму 20-х годов "Космос и соцвос", смахивающую на репертуар Синей Блузы, а дальше предложил по­святить следующую встречу Игорю Северянину.

— Его нужно читать жеманно, — заявил он.

Это странный вечер состоялся тоже к большому удовольствию А.В.

В другой раз мы с братом принялись рассказывать о посещении коктебельского Дома Волошина, тогда еще не музея. Рассказ мы расцветили волошинскими стихами. На строке "Я не изгой, а пасы­нок России..." А. В. проворчал, что тут автор прибедняется.

Конечно, чаще всего рассказывали о своих делах и впечатлениях аль­пинисты, переполненные эмоциями от походов и восхождений. С тех пор и запомнился загорелый и улыбчивый Валентин Симоненко.

Любил А. В. своих ребят, хвалил их, но не давал расслабляться. Однажды доверительно сказал: "Покоренные вершины" — это за­блуждение. Они никому не покоряются, они нас могут только тер­петь до поры, как гостей, если мы почтительно себя ведем".

Отношение к матери у А. В. было почти молитвенным.

Свое собрание диковинок А. В. очень любил и буквально внушал:

— Ты не так смотришь. Взгляни под этим углом. Поверни к свету. Прислушайся к этому звону. Пропусти ткань между пальцами. Ощу­ти тяжесть этого камня. Эта техника называется "миллефьоре".

Системы коллекционирования у А. В. не было, он просто окру­жил себя интересными и любимыми вещами. Вместе с осколком Сихотэ-Алиньского метеорита лежал немецкий кортик, рядом ази­атский пояс, отделанный пластинами серебра, тут же перламутро­вая табакерка.

Были чудесные дореволюционные детские книжки с цветными картинками.

От "Щелкунчика" я буквально оцепенел и растрогался. Улыбал­ся, приоткрыв рот, фарфоровый китайский божок Шао-син, сим­вол здоровья и благополучия.

— Если ты скормишь ему 15 копеек, проси чего хочешь, только начинай со слов "Господин Шао-син", — лукаво говорит А. В.

Монетка звякает, и я шепчу на ухо господину Шао-сину свою просьбу, а напоследок целую в фарфоровую лысину. А. В. улыбает­ся и вдруг озабоченно говорит:

— Все бросают по монетке, а что потом со всем этим делать? Не
представляю!

А. В. был издавна неравнодушен к сочинениям Александра Гри­на. Имел с полдюжины его сборников 20-х годов.

Не редкостью бывали мимолетные выставки в доме А. В. Запом­нились свитки с китайскими акварелями, сумрачные городские пейзажи Владимира Стрельникова и работы Михаила Потапова на темы Древнего Египта.

А. В., случалось, организовывал вылазки в природу для своих друзей. Он знал чудные ландшафты, мог и любил порекомендовать привлекательную местность для недальних и недорогих поездок. Мне с маленькой тогда дочкой А. В. объяснил, как добраться до молдавского села Сахарна. Ехали на катеришке по Дубоссарскому водохранилищу, шли в гору мимо монастырских руин. Заканчивал­ся август, созревал кизил, в таинственной зеленой лощине шумел маленький водопад. Все это впечаталось в память вместе с благо­дарностью к А. В.

Любил книги, расширяющие кругозор, спешил делиться впечат­лениями, убеждал прочесть тоже. В частности, запомнилась книжка об экспедиции Фоссетта в дебри Амазонки. Стараниями А. В. я чи­тал самиздатовского Галича, а также "Доктора Живаго", изданного где-то там, знакомился с журналами "Континент". Однажды предо­стерег его, что рискованно все же распространять такие вещи — раз­мах неприятностей может быть непредсказуемым.

— Не только ты мне это говоришь, но что делать? Люди долж­ны знать.

Однажды в трех залах Музея западного и восточного искусства была выставлена коллекция А. В. Много экспонатов и много посетителей.

— Ты бы не мог сфотографировать мою выставку? А то потом все снова будет упаковано.

Прихожу с аппаратом, недоумеваю, как это все помещалось в тес­ном жилье А. В.

Я увлекся съемкой, и в результате получилась толстая пачка фо­тографий. А. В. был растерян:

— Слушай, как я с тобой рассчитаюсь? Мне очень неловко!

— А. В., это не сразу, но пройдет.

Блещунов, обычно лишь сдержанно улыбающийся, рассмеялся и потряс меня за плечи.

Решеток на окнах квартиры не было, летними вечерами окна бы­ли распахнуты, и прямо с улицы хозяина окликали:

— А. В., можно к вам?

В доме редко переводились приезжие. Среди многих были Т. Гнедич, В. Купченко.

А. В. похоже, в душе одобрял всяческие эскапады и однажды с на­игранным ужасом рассказал:

— Представляешь, вечером, часов в одиннадцать, меня зовет
с улицы Алла Шевчук. Выглядываю — она под окном в наряде ка­ракалпакской невесты, и так шла через весь центр!

И о другом эпизоде:

— Как-то на слете эти черти ухитрились ночью унести полевую кухню и водрузить ее на камень посреди реки.

(И снова скрытое восхищение в голосе.)

Буг был не только местом соревнований по скалолазанию. Там еще искала выхода шалая молодая энергия. Расписанные илом и сажей фигуры вопили и плясали у костра на острове. На эту неофициальную традицию под названием "мезозой" А. В. смотрел сквозь пальцы.

Организаторские способности А. В. были удивительными. Знал, кому и что поручить с гарантией стопроцентного исполнения. Аль­пинисты за глаза называли его "босс", но он это не приветствовал. Однако вот бытовой штрих: А. В. на кухне неуверенно поворачива­ет с боку на бок не вполне ощипанную куриную тушку.

— Что с ней делать, ты хотя бы представляешь?

Обладал малозаметным дефектом речи: его "р" звучало как-то не­четко, не раскатисто, но и грассированием это не было. Явно укло­нялся от рассказов о себе. Как-то мимоходом упомянул о дружест­венных отношениях с академиками Игорем Таммом и Виктором Амбарцумяном. А. В. участвовал в сооружении Бюраканской обсер­ватории, когда оборудование нужно было доставлять в горы на себе.

Очень давняя обоюдная симпатия связывала А. В. с Борисом Игна­тьевичем Точидловским, преподававшим в Холодильном институте.

Где-то на исходе жизни руководил Проблемной лабораторией, расположенной на площади 10-го Апреля.

— Знаешь, где бы я сейчас по-настоящему хотел работать? —
услышал я от А. В. — Заведовать Музеем морского флота. Но для этого нужен и партбилет, и серьезные связи "там".

Дата добавления: 2015-07-20