Третье призвание

Какими различными бывают знакомства: иногда после несколь­ких встреч уходят в небытие, а порой, поражая неординарностью человека, его духовным богатством, щедростью души, крепнут, пре­вращаясь в искреннюю тесную дружбу.

Именно так сложились наши отношения с Александром Влади­мировичем Блещуновым — известным альпинистом, страстным коллекционером, талантливым инженером-исследователем.

Необычным было и наше знакомство. Состоялось оно много лет тому назад. Проходя по улице Гарибальди, однажды я обратила внимание на открытое окно, в котором висели необычные коло­кольчики. Когда их касался ветерок, они отвечали ему мелодич­ным, очень приятным звоном различной тональности. Словно здо­ровались. Остановившись, чтобы его послушать, я обратила внима­ние на прикрепленные к каждому из них тоненькие полоски не­обычной бумаги с начертанными на них иероглифами. Что бы это могло означать?!

А однажды... я увидела сидящего у окна человека. Он очень осто­рожно и тщательно приклеивал ручку к изящной, безусловно ан­тикварной, вазочке. Увидев мою заинтересованность, он спросил:

— Любите красивые вещи?

— Очень, — ответила я.

— Тогда разрешите пригласить вас к себе. Поднимитесь на сту­пеньки, а я вам открою дверь.

Все, что я увидела в этих двух комнатах, буквально лишило меня дара речи. В старинных шкафах, шкафчиках, застекленных тумбах стояли сотни ценнейших антикварных изделий известных мануфак­тур, заводов XVII-XIX веков Англии, Германии, Австрии, Италии, России — фарфор, хрусталь, венецианское стекло, бокалы, сервизы, предметы культа, иконы, гравюры на кости, эмали, моя любимая рус­ская финифть. Стены комнат были сплошь увешены картинами.

Он открыл мне все шкафы, кстати, ключи торчали в замках, и, улыбнувшись, сказал:

— Наслаждайтесь красотой, а я на несколько минут оставлю вас. Позабочусь о чайке.

И ушел на кухню. Я растерялась. Оставить совершенно незнако­мого человека одного среди этих ценностей... Да ведь это безумие!

Наверное, именно в этот момент мне открылась первая удиви­тельная черта его характера — вера в человека. Этим жестом дове­рия он сразу покорил меня. Отсутствовал он достаточно долго, а потом пригласил меня на чай. Когда, сидя за столом, я упрекнула его за такое легкомысленное поведение, он ответил:

— А я ощущаю человека, влюбленного в красоту. Я видел ваши глаза, полные восторга. Такой человек украсть не может.

Позднее я убедилась, что, несмотря на множество посещавших его людей, ни одна вещь из его коллекции не пропадала. Кроме од­ного браслета с камеями, вырезанными на нефрите. Кстати, взял его тоже "любитель красоты" — коллекционер, но волею судьбы браслет вскоре вернулся на свое место.

Наша первая встреча затянулась надолго. Александр Владимиро­вич на мой вопрос о колокольчиках ответил, что это подарок, полу­ченный им во время работы в Монголии, а эти пластиночки — за­клинания от злых духов. Потом он увлек меня своим рассказом о самом загадочном экспонате коллекции — небольшом деревян­ном сундучке-ларце, обитом латунными листами с глубокой чекан­кой. Много лет пролежал он на антресолях коммунальной кухни ветхого двухэтажного дома на Конной улице и был настолько покрыт слоем грязи и копоти, что рисунок едва угадывался. Но чутье коллекционера не подвело — и он купил его. Каковы же были ра­дость и удивление, когда, очистив и отмыв с помощью друзей жи­ровые наслоения, он обнаружил четыре медальона с жанровыми сценками, характерными для известного фламандского художника XVII века Давида Тенирса-младшего, на одном из которых стояла надпись "Тенирс". Но авторитетная экспертиза высказала предпо­ложение, что эта чеканка, выполненная неизвестным автором в конце XVII века, — только блестящее подражание работе знаме­нитого фламандца. Но, даже зная об этом, Александр Владимиро­вич все же ценил этот ларец.

Не знаю, сколько бы еще продолжалась наша беседа, которая до­ставила мне огромное удовольствие, если бы не появилась группа его учеников-альпинистов, которых хозяин сразу усадил за стол. Я ушла, попросив разрешения еще раз побывать у него с моей доче­рью, а он искренне ответил:

— Буду очень рад видеть вас у себя.

Текли месяцы, сменялись года... Наша дружба все крепла. После каждой встречи я открывала для себя самые неожиданные черты и черточки его характера. Как-то я увидела, что ребята выбирают в шкафу книги и перекладывают их в свои портфели. Я спросила Александра Владимировича, почему он не записывает эти долги.

— Книги существуют для того, чтобы обогащать знания челове­ка, а не стоять на полках. Не волнуйтесь, они их честно возвраща­ют в целости и сохранности. Еще ни одна не пропала.

Опять доверительное отношение.

Вскоре я обратила внимание на то, что этот человек не умеет ра­доваться один. Он свою радость должен обязательно разделить с друзьями.

Вечер. Десятый час. Раздается звонок: "Тамара Александровна, берите Людку и немедленно ко мне, не пожалеете". Начинаю отка­зываться, потому что плохо себя чувствую.

— Отказы не принимаются, — и трубка уже на рычаге.

Оказывается, только что из Кишинева приехал Александр Соло­монов, известный бард, и будет исполнять свои новые песни.

А бывает и иная причина "вызова". Из Средней Азии прислали огромную дыню, и вот мы уже за столом вкушаем это редкое аро­матное лакомство.

Я любила наблюдать поведение Александра Владимировича во время таких застолий. Моя дочь с альпинисткой Верочкой Митюхиной были в этот раз за хозяек, накрывали стол. За столом и моло­дые, и пожилые люди. Сюда приходят с одинаковым удовольстви­ем альпинисты, геологи, артисты, ученые, инженеры...

Непринужденная беседа объединяет всех. Возраст отсутствует. Принимая активное участие в беседе, Александр Владимирович внимательно следит за работой "хозяек":

— Люда, ты забыла вынуть икру из холодильника, — раздается его голос. Люда приносит баночку, на четверть наполненную ик­рой, и начинает намазывать маленькие бутерброды.

— Не хитри, там стоит полная банка, неси ее сюда. Моя дочь пытается возражать, но безрезультатно.

— Ты хочешь, чтобы я это сделал сам? И она огорченно подчиняется.

Щедрость во всем — еще одна черта, присущая хозяину. Никого из присутствующих он никогда не обделял своим вниманием, не было более знаменитых и совсем неизвестных — все были равны. Всех ожидал здесь радушный прием, уважительное отношение. Ис­тинное гостеприимство было в этом удивительно теплом доме нор­мой поведения.

Когда я познакомилась с матерью Александра Владимировича, Екатериной Мироновной, я вскоре поняла, что многие черты его характера — доброта, искренность, любовь к людям, стремление помочь в беде — унаследованы от нее. Неутомимый выдумщик, он умел эти частые встречи-застолья украшать неожиданными сюр­призами. Узнает, например, что в короткий промежуток времени были дни рождения нескольких присутствующих, и вдруг прерывается беседа, и Александр Владимирович поднимает бокал и очень искренне, тепло поздравляет именинников. Он умел про­явить внимание. Доставить радость человеку было радостью и для самого хозяина.

Трудно назвать область знаний, которая бы не интересовала это­го человека. Он жадно впитывал любую информацию, и, если она приходилась ему по душе, старался заинтересовать ею друзей.

Вспоминается мне один случай. Десятый час. Звонок в дверь. От­крываю. На пороге Александр Владимирович с группой молодежи.

— Тамара Александровна, одевайтесь быстрее. Люда дома? Идем в обсерваторию госуниверситета. Через сорок минут мы увидим редкую звезду, которая появляется раз...

Честно говоря, я забыла ее название и сроки появления в наших широтах. Помню только, что сроки исчислялись десятилетиями. Надо было только увидеть Александра Владимировича у этих при­боров, и становилось понятным, как велик, обширен и необъятен круг его интересов. Через несколько дней после этого посещения я встретилась у Александра Владимировича с сотрудниками обсер­ватории, которых он пригласил к себе с просьбой поконкретнее рассказать об этом явлении, о работе обсерватории, конечно, собрав предварительно заинтересованных слушателей.

Такие целенаправленные интересные встречи здесь не были ис­ключением, и они всегда доставляли радость собравшимся. Но, честно говоря, мне больше удовольствия доставляли встречи в "ма­лом круге": Александр Владимирович, я, Чара, Рыжик — две чудес­ные собаки — и три милые кошечки, дружно уместившиеся рядом на тахте. Моим любимым местом в этой квартире было удобное кресло у старинной американской конторки внушительных разме­ров конца XIX века с массой ящиков и ящичков. Если открыть лю­бой их них, то содержимое раскрывает некоторые странички жизни Александра Владимировича, глубокое уважение и любовь к учите­лю его воспитанников-альпинистов и многочисленных друзей.

В строгом порядке размещались здесь сотни их писем, из которых ни одно не оставалось без ответа, полного искренней заботы о судь­бе отправителя. Под стеклом конторки менялись фотографии ре­бят, призванных на службу в армию, от которых он тоже регулярно получал весточки. Очень дороги они были страстному коллекцио­неру, покорителю горных вершин, воспитавшему и обогатившему их духовный мир.

В одном из отделений конторки я как-то увидела коробку с на­градами Родины за подвиги ратные: несколько орденов и множест­во медалей, среди которых одна, "За отвагу", была ему особенно дорога. Получил он ее за спасение знамени бригады в очень слож­ной боевой обстановке под Тернополем. Когда Александр Влади­мирович рассказывал об этом случае, меня поразило напряженное выражение его лица, прерывающийся голос. Видно, нелегко да­лось ему выполнение задания, память о котором так взволновала его через десятки лет.

Один большой ящик заполнен десятками папок с грамотами спор­тивных обществ ВЦСПС, Укрсовпрофа, совета ДСО, профсоюзов и многих других. Усаживаюсь и вновь осматриваю этот личный уго­лок хозяина. Над конторкой художественные фотографии, этюды, картины, написанные акварелью, маслом. Это изображения тех мест на Памире, в Средней Азии, где он побывал за долгие годы. Они словно воскрешают в памяти трудные восхождения и радость откры­тий. Пик Ленина, выполненный инкрустацией из различных пород дерева, Ужба, пик Хан-Тенгри, выжженный по дереву. Все это рабо­ты его учеников. Среди них обращали на себя внимание две большие цветные фотографии космодрома и стартового устройства с ракетой перед запуском в космос. На них личные подписи космонавтов Се­вастьянова, Савиных, Рукавишникова, Аксенова и других, а внизу дарственные надписи. На одной: «Дорогому Александру Владимировичу на память от участников этого мероприятие с благодарностью». Прислал их своему воспитателю заместитель генерального директора по строительству объединения "Энергия" Аркадий Леонидович Мартыновский. С благодарностью — за что? Очевидно, за те черты характера, которые воспитал и развил в нем его учитель.

На одной из полок конторки стоит чучело синей птицы. Алек­сандр Владимирович рассказывал мне, что этот подарок сделал ему мастер спорта по альпинизму, известный орнитолог, кандидат био­логических наук А.Я. Кузнецов. Когда Метерлинк писал свою тро­гательную повесть о синей птице как символе счастья, он, очевид­но, не подозревал, что они действительно существуют в природе в горах Гиндукуш, на территории Афганистана, и изредка залетают на Памир — где и поймал ее орнитолог.

Чем глубже я изучала внутренний мир этого человека, тем силь­нее становилось желание рассказать о нем людям. Чтобы этот рас­сказ был ярче, полнее, я встречалась со многими его учениками-альпинистами, которые помогли мне дорисовать его портрет.

Мастер спорта международного класса по альпинизму, заслужен­ный тренер РСФСР Владимир Дмитриевич Кавуненко рассказы­вал мне, что решающую роль в его жизни сыграло знакомство с Александром Владимировичем.

Сложные послевоенные годы. Было ему шестнадцать — возраст формирования личности. Учился он тогда в железнодорожном тех­никуме. Он не скрыл от меня, что попал в очень дурную компанию, и если бы не встреча с Блещуновым, в квартиру которого его слу­чайно привели, неизвестно, как бы сложилась его жизнь. Именно с этого момента началось не только увлечение альпинизмом, а ос­новное направление жизненного пути юноши. Он взволнованно вспоминал, как ненавязчиво воспитывал в них Александр Влади­мирович чувство плеча, честность, доброту, дисциплину. Он под­черкивал, что только эта школа научила его на высоком уровне проводить десятки сложнейших восхождений на Памире, Кавказе, на Тянь-Шане. Характеризуя Александра Владимировича как ру­ководителя походов, он рассказывал запомнившийся ему на всю жизнь эпизод, свидетельствующий о самообладании тренера в экс­тремальных условиях.

Случилось это в 1953 году в Домбае при восхождении на верши­ну Суфруджу. Было оно несложным, но внезапно они попали в гро­зовой фронт. Сильный дождь со снегом слепил глаза, они заблуди­лись. Владимир Дмитриевич признался мне, что тогда решил: если выберутся из этого кромешного ада, ноги его больше не будет в го­рах. Поражало удивительное спокойствие тренера, его оптимизм заражал участников восхождения. И вдруг раздался его восторжен­ный крик: "Смотрите, смотрите! Это же огни святого Эльма!".

Неподдельная радость, что удалось увидеть эти плывущие в воз­духе огоньки, звучала в его голосе. И этот возглас уверенного в сво­ей силе человека заставил всех поверить в благополучный исход восхождения.

Найдя с рассветом свои палатки, мокрые, счастливые они верну­лись на базу.

Во всех сложных ситуациях, трудных восхождениях Владимир Дмитриевич вспоминает ту далекую ночь и утверждает, что она по­могает ему всегда выходить победителем в поединках с капризной природой.

Очень тронула меня его фраза "под занавес". Он подчеркнул, что в жизни каждого человека есть самые дорогие сердцу люди. Это отец, мать, жена, дети. Что Александр Владимирович для него в их числе.

Не менее восторженно отзывался об Александре Владимировиче мастер спорта по альпинизму Павел Сергеевич Серенков. От него я узнала, как, случайно попав к Блещунову, не понял, куда его приве­ла знакомая спортсменка. Вместо строгого педагога, о котором ему говорила Римма, он познакомился с обаятельным человеком. Вмес­то обсуждения альпинистских восхождений в этот вечер здесь зву­чали песни бардов. А потом собравшиеся слушали, затаив дыхание, увлекательное сообщение литературоведа о какой-то редкой книге. А окружающая обстановка? То ли музей, то ли лавка древностей, интересных, притягивающих внимание, но непонятных. Одно ста­ло для него ясным: попав сюда однажды, он уже не перестанет тут бывать. Так и случилось.

Вскоре в эту теплую квартиру Павел привел своих друзей, они, в свою очередь, ощутив особую атмосферу этого дома, безотказное гостеприимство, приводили своих близких. Так появлялись здесь новые люди, становившиеся вскоре частью дружного коллектива.

Серьезно увлекшись альпинизмом — спортом сильных, мужест­венных людей, — Павел регулярно выезжал на сложные восхожде­ния, ответственные соревнования в Среднюю Азию, на Памир на Кавказ. Когда узнавали, что он одессит, первым вопросом ветера­нов-альпинистов был: "Как там Александр Владимирович?". Эта необычайная популярность, глубокое уважение, рождены, видимо, его мастерством альпиниста, блестящими организаторскими спо­собностями во время сложных восхождений, даром общения с людьми и большим личным обаянием. Он подчеркивал, что всегда на себе ощущал доверительное отношение руководителей. Школа Блещунова — этим сказано все.

Я встречалась со многими его учениками и друзьями и могла бы привести еще очень много таких примеров. Все они по-разному формулировали мысль, отзываясь о нем в превосходной степени, утверждая, что он через всю жизнь пронес два увлеченья — собира­тельство и альпинизм.

Мне кажется, что на равных правах в нем живет третье увлеченье, вернее, призванье, потребность души. Это — большая искренняя любовь к людям, стремление воспитать настоящего человека, при­вить ему понятие чести, высокой морали, справедливости, ответст­венности за порученное дело, целеустремленности. Все это проис­ходит так естественно, что ученик даже не всегда понимает, что так формируется его личность. Секрет успеха Блещунова в этом не­простом деле был прост. Учил он личным примером. И только спу­стя годы, становясь учеными, занимая ответственные посты, неред­ко, уже сами воспитывая молодежь, они в полной мере осознавали, какую решающую роль в становлении их личности сыграл их лю­бимый воспитатель. За четыре с лишним десятилетия нашей дружбы я никогда не слыхала от него слов: "мой ученик", "мой воспитанник", а было их за эти годы более пяти тысяч.

Он помогал молодежи стать достойными людьми, поверить в свои силы, возможности, а когда человек расправлял крылья — уходил в сторону. Но кто хоть раз в своей жизни столкнулся с Александром Владимировичем, уже не порывал эту связь никогда. Он не ставил перед собой задачу воспитать "звезду", супермена. Наоборот. Он уде­лял большое внимание подросткам, еще не определившим свой жиз­ненный путь. Я знала десятки парней, которых он приводил прямо с улицы, находил в поездах, в глухих отдаленных селах и не успока­ивался, пока не помогал им получить образование, крепко стать на ноги. Мне доводилось наблюдать за возмужанием, духовным ростом многих из них. Помогал он людям незаметно, словно походя, стара­ясь, чтобы человек не ощущал неловкости, зависимости.

Это был человек несгибаемой воли, предельно целеустремлен­ный, с обостренным чувством ответственности. Он не умел ничего делать вполсилы. Если уж брался за какое-то дело, то вкладывал в задуманное всю свою недюжинную энергию, блестящие организа­торские способности. Доводил дело до конца.

Так было с послевоенным возрождением альпинизма в Одессе и созданием музея личных коллекций, организацией специального лагеря и полевой лаборатории для исследований физиологических реакций человека и активности фотосинтеза у растений на боль­ших высотах. Проводились они на Восточном Памире в районе перевала Ак-Байтал Музкольского хребта на высоте 6000 метров. Впоследствии этому перевалу было присвоено имя Блещунова.

Естественно, что когда я готовила об Александре Владимировиче передачи на радио, писала очерки, мне приходилось подолгу бесе­довать с ним. Меня всегда поражала его феноменальная память. С увлечением рассказывал он о давно минувших событиях своей жизни, довоенных покорениях горных вершин на Памире, Кавказе, Средней Азии. Он так ярко описывал сложнейшие восхождения, экспедиции — с мельчайшими подробностями, оперируя точными деталями, — что я диву давалась. Причем эти воспоминания чере­довались с волнующими отступлениями, историями о знаменитых труднодоступных, овеянных легендами пещерах.

Когда я готовила материал о его музее для вышедшей в изда­тельстве "Маяк" книги "Есть город у моря", та же точность была присуща всем его рассказам о приобретении экспонатов, многочис­ленных подарках, ряд из которых имел свои истории, биографии — совсем как живые люди. За долгие годы он не забыл имен тех уче­ников, которые, зная его увлеченность стариной, постепенно при­общаясь к ней, находили в захламленных коридорах коммуналь­ных квартир выброшенную поломанную мебель. Так один из его учеников — Александр Гришин — набрел на старинное массивное разбитое кресло, спинку которого венчала корона. Он немедленно притащил его к учителю. Оказалось, что кресло это из замка князей Вишневецких. Установили принадлежность по фотографиям в до­революционном журнале "Старые годы". Таких примеров можно привести десятки.

Долгие беседы всегда доставляли мне большое удовольствие. Искренняя влюбленность звучала в голосе Александра Владимиро­вича, когда он, осторожно беря в руки хрупкую чашечку из фарфо­рового сервиза, говорил: "Если бы вы только знали, как я заворачи­вал каждый предмет этого уникального сервиза, чтобы ничего не разбить. А купил его на рынке в Харькове, за бесценок. Возвраща­лись из эвакуации хозяева этих вещей, а те, кто их присваивал, ста­рались от них избавиться".

Я тогда тоже жила в Харькове, также ходила на Благбаз (так на­зывался центральный рынок) и тоже покупала чудесные изделия. Некоторые из них и сегодня украшают музей Блещунова.

Во время одной из наших бесед Александр Владимирович расска­зал мне, что после демобилизации он был назначен начальником высокогорной станции по исследованию космических лучей. Раз­мещалась она на горе Аргац в Армении, на высоте 3200 метров, в че­тырехстах метрах от вершины.

Случилось так, что, путешествуя по Армении в начале семидеся­тых годов, я побывала на "Черном озере", рядом с которым разме­щалась эта станция.

Я не преминула рассказать Александру Владимировичу, как по­разил меня таинственный уголок суровой природы, острые камни, как верные стражи, окаймляющие черную гладь.

"Подумать только, вы бывали в этих местах, значит, вы, так же, как и я, любите первозданную дикую природу Армении, ее глубо­кие каньоны, неповторимое величие древних монастырей, суровых скал. Одним словом, этот музей под открытым небом". И полились воспоминания.

Александр Владимирович вспоминал дивный скальный монастырь в Пехарде с необыкновенной акустикой, а я тут же переключала его память на древнейший монастырь в Татеве, выстроенный в конце чет­вертого века, — он был первым очагом культуры Армении.

Когда мы, перебивая друг друга, вспоминали менгиры в районе Гориса, Александр Владимирович воскликнул: "А помните, непода­леку от Гориса, пещерное поселение, в котором по преданию захо­ронена голова национального героя — Мхитара Спарапета?".

Эти воспоминания, эта разделенная радость одинакового воспри­ятия красоты природы и древней архитектуры Армении еще боль­ше сблизили нас...

...С начала 80-х годов началось осуществление заветной мечты Александра Владимировича — создание музея его личных коллек­ций, безвозмездно переданных городу. Огромная кропотливая ра­бота по составлению каталогов, картотеки, систематизации экспо­натов. Включились в нее и добровольные помощники — друзья и ученики. Продолжалась она несколько лет.

Вскоре резко ухудшилось состояние здоровья Блещунова. Ковар­ная астма все чаще напоминала о себе. Но не такой он был человек, чтобы смириться и уйти на покой. Врачи требовали длительного отдыха, пребывания на воздухе... Когда? Ведь в сутках не 48 часов. А весь день, с утра до вечера, он занят напряженной работой.

Прекратить встречи с друзьями, полюбившиеся всем застолья — тоже невозможно.

Как-то я пришла к нему после очередного его приступа.

"Подумайте, — обратился он ко мне, — эти эскулапы требуют, чтобы я убрал из квартиры животных, выбросил моих питомцев на улицу. Да я лучше выброшу докторов". И такое возмущение звуча­ло в его голосе, что я поняла: он никогда этого не сделает, потому что трогательная любовь к животным была тоже одной из черт его характера.

И все же я сделала робкую попытку убедить его, что врачи правы, что просто надо найти разумное решение. Боже, как он посмотрел на меня! В этом взгляде было явное обвинение в предательстве.

Все более частыми, длительными становились сроки пребывания его в больнице. Но только кончался приступ, он уже вызывал со­трудников, давал указания, диктовал письма. Требовал постоянно­го отчета о проделанной работе.

В январе 1989 года открылись двери музея.

Как счастлив был Александр Владимирович в тот долгожданный день! Казалось, даже болезнь отступила.

Друзья, поздравляя его, в один голос советовали хорошенько от­дохнуть. Благо, цель достигнута. "Что вы, — смеется Александр Владимирович, — только сейчас и начинается самая серьезная ра­бота. Необходимо добиваться отселения жильцов из второй части дома, чтобы расширять экспозицию, ей здесь явно тесновато..." Снова письма, встречи, проекты.

...И ожидание выхода книги, в которой есть статья о музее, его любимом детище, которому он отдал много лет своей жизни. Как он был счастлив, когда я ему принесла сигнальный экземпляр! "Нако­нец вышла. А я боялся, что ее не увижу".

Эти слова ясно подчеркнули... он понимал, что обречен. Но никогда никто не слыхал от этого сильного человека ни слова о его болезни.

Эта недвусмысленная фраза преследовала меня еще очень долго. Вскоре он ушел из жизни.

Нет, не умер этот необыкновенный человек. Он живет в делах му­зея, в сердцах друзей, учеников. Ведь помимо богатства материаль­ного, он завещал продолжателям свое дело, богатство духовного мира, который ярким факелом освещал всю его жизнь.

25 августа — день рождения Александра Владимировича, и так уже повелось, что он стал днем памяти о человеке, жизнь которого была отдана служению людям. В этот день в музее собираются его друзья, ученики-альпинисты, молодые и давно ставшие бабушками и дедушками люди, которые свято чтят память друга и учителя. И рождается ощущение, что он незримо присутствует на этих встречах и благодарит собравшихся за любовь и память о нем.

Дата добавления: 2015-07-20