Первый в стране

Так уж совпало, что с перерывом в один день в Одессе открылись две выставки, ставшие заметным явлением в художественной и об­щественной жизни нашего города.

Оба вернисажа разделены в пространстве и во времени. В залах музея на Пушкинской экспонируется выставка членов Творческого объединения художников (ТОХ), собравшего под свои знамена представителей разных поколений современных одесских мастеров. А несколькими кварталами дальше — на улице Гарибальди — при­нял первых посетителей Музей личных коллекций — собрание А.В. Блещунова, содержащее предметы искусства, преимущественно XVIII-XIX веков.

Объединяет эти выставки устроитель — Музей западного и восточ­ного искусства, расширивший в эти дни не только свою экспозици­онную площадь, но и число своих друзей.

Если бы нужно было выделить главные черты этих выставок, каза­лось бы, столь разных, то, на наш взгляд, ими могли бы стать демокра­тичность, открытость, отсутствие предвзятости в отборе материала.

Признаться, не без волнения и удивления наблюдал я за тем, как Александр Владимирович перерезает красную ленточку перед вхо­дом в собственную квартиру, в которой многие из нас, столпивших­ся сегодня у входа в нее, пивали чаи, рассматривали очередную но­винку, пополнившую коллекцию Блещунова, и слушали истории не менее удивительные и изящные, чем предмет обсуждения.

И вот теперь для того, чтобы посмотреть на фарфоровый сервиз XVIII века или бронзовую индийскую статуэтку, которую не раз держали в руках, нужно будет купить билет и прийти сюда на Гари­бальди, 19, в строго определенное время.

Теперь здесь музей — первый в СССР Музей личных коллекций. Впрочем, пока музей одной коллекции — Блещунова.

— Александр Владимирович, что вы испытывали, когда перере­зали красную ленточку перед входом в собственный дом?

— Признаюсь: страшное облегчение. Я рад, что избавился от ог­ромной ответственности за будущее своего собрания...

Подобное чувство испытывал и выдающийся собиратель, ученый, член президиума Советского фонда культуры И.С. Зильберштейн, который писал в журнале "Наше наследие": "Ни один настоящий коллекционер не может быть безразличен к дальнейшей судьбе свое­го собрания". Илья Самойлович, к сожалению, не дожил до откры­тия в Москве Музея личных собраний. Это счастье довелось испы­тать нашему земляку Александру Владимировичу Блещунову, с ко­торым мы ходим сегодня по залам музея, родившегося из комму­нальной квартиры и подвала под ней.

— Александр Владимирович, как бы вы сами охарактеризовали свое собрание?

— Не ищите здесь шедевров. Это в большинстве случаев предме­ты среднего художественного уровня, которые по прошествии вре­мени стали представлять определенный интерес для нас. Но не могу не хвастнуть — есть у меня и некоторые вещи, достойные музея...

В этой оценке нет ни ложной скромности, ни кокетства, хотя специалисты дают собранию Блещунова высокую оценку. Алек­сандр Владимирович говорит то, что думает. Он действительно испытывает, прежде всего, живой интерес к миру вещей, окружав­ших наших предков, справедливо полагая, что проникает таким образом в мир духовный, в мысли и чувства, владевшие просве­щенными людьми Запада и Востока и простыми кочевниками, крестьянами, охотниками.

— Вы — известный альпинист, много путешествовали. Смотрели ли вы во время экспедиций на мир глазами коллекционера?

— Я никогда не был коллекционером. Я — этнограф. И больше дра­гоценного фарфора ценю вот эти джурабы — чулки горцев Памира, ко­торые собрал, путешествуя по Средней Азии. Таких нет и в Эрмитаже.
Посмотрите, какая красота, а ведь они созданы в глухих селениях, зате­рявшихся на многокилометровой высоте. Предки этих мастеров ушли в горы тысячелетия назад, спасаясь от Александра Македонского.

— И.С. Зильберштейн вспоминал, что начало своей великолепной коллекции живописи и графики он заложил именно в Одессе в 1921 году, купив у букинистов на Дерибасовской несколько рисунков.

— Любопытно, что примерно в это же время, в начале 20-х годов
сделал свои первые шаги собирателя предметов искусства и я. Мне
было одиннадцать лет, мы жили в Харькове. В то время в магазинах
не было ткани, и мой отец решил починить прохудившийся диван
при помощи старой паранджи, привезенной им из Средней Азии. Я
возмутился и вырезал ножницами эти лоскутки из спинки дивана.
Был наказан. Но старую паранджу храню и по сей день. Ее можно
увидеть в зале Востока.

Старая паранджа, чулки горцев, украинский рушник... Вот чем он гордился. А ведь есть в коллекции Блещунова и драгоценная утварь, и редчайший фарфор, и изысканное стекло, и старинная резная ме­бель, и картины известных мастеров.

Впрочем, в экспозиции встречаются и вещи, на первый взгляд обыкновенные, которые сегодня можно увидеть в одесских семьях. Вернее, еще можно увидеть, ибо все меньше остается в нашем обихо­де старых пианино, хотя и потерявших голос, но радующих глаз бла­городством форм, сервантов, похожих на небольшие готические со­боры, хрупких этажерок из бамбука...

Среди икон, которые собрал Блещунов, есть, как говорится, и му­зейные, но есть и простые — домашние, украшенные засохшими цве­тами, полотенцами.

Став музейными залами, квартира Александра Владимировича не утратила живого тепла. Кажется, что здесь и сегодня живут люди. Впрочем, почему кажется? Александр Владимирович занимает две комнаты, которые, по сути, ничем не отличаются от музейных — кар­тины на стенах, вазы, старые кресла. Его жизнь — продолжение его собрания.

Среди гостей Блещунова в этот день были люди, поддержавшие его, а затем и музей. Подарившие Блещунову, а значит и городу, не­мало ценных документов, предметов искусства. И сегодня доцент П. Никифорова передает Блещунову портрет профессора Ю. Ко­вальского, доцент Б. Бондарь — дивную старинную кружевную шаль. Его приветствовала старейшая актриса Украины Мария Рос­тиславовна Капнист — потомок семьи декабристов, словно сошед­шая с одного из портретов екатерининской эпохи. А знаменитый одесский краевед Евгений Ермилович Запорожченко, однокашник Валентина Катаева, действительно сошел с портрета московского художника Б. Овчухова и вальяжно расположился в кресле. Портрет Запорожченко — в экспозиции музея, а сам он с живым интересом ходит по его залам.

В числе первых посетителей музея были те, кто создавал его, — председатель, исполкома Одесского горсовета В.К. Симоненко и мо­лодые альпинисты, директор Музея западного и восточного искусст­ва Н.Г. Луцкевич и устроители, художники и краеведы.

Порой мы грешим на наше время, уж слишком меркантильным и жестоким представляется оно нам. Но разве музей на Гарибальди, в который А.В. Блещунов вложил всю свою жизнь, — не доказа­тельство противного?

— Александр Владимирович, разрешите последний вопрос. Оставили ли вы за собой должность директора или хранителя музея?

— Я категорически отказался от такого предложения. Не хочу по­лучать от музея ничего, кроме удовольствия. А работать здесь будут четыре научных сотрудника.

Вот сколько людей понадобилось, чтобы систематизировать, пра­вильно хранить коллекцию, составить экспозицию и водить по ней экскурсантов. А ведь раньше все это делал один человек — Алек­сандр Владимирович Блещунов. Он подарил городу две тысячи еди­ниц хранения. Кто подсчитает их ценность?

Свое собирательское дело наш земляк не прекращает ни на один день. Сегодня мы идем смотреть его новые находки.

Феликс КОХРИХТ

"Знамя коммунизма", 2.02.89

P.S. Прошло 15 лет со дня, когда мы беседовали с Александром Владимировичем на его кухне — первой в первом в СССР Музее частных коллекций. Помню, с какой гордостью звонил в этот вечер московским друзьям: вот Зильберштейн только мечтает о подобном, а в Одессе музей уже открыт...

Действительно, зимой 1989 года сбылась мечта собирателей. По­явился дом, где могли бы найти приют произведения искусства, об­разцы народного творчества, старинная мебель, утварь, различные раритеты. Все это Блещунов подарил городу и горожанам.

С тех пор многое изменилось в мире отечественных коллекционе­ров. Их собрания путешествуют по миру, выставляются в лучших га­лереях, продаются на аукционах... Но, насколько мне известно, му­зея, подобного одесскому, на просторах бывшего Союза все еще нет.

Удивительно и другое. Сегодня, в начале XXI века, собранное им не только не затерялось в соответствующем контексте, но со време­нем как бы обрело особое качество. Мы вновь убеждаемся в аристо­кратизме помыслов Александра Владимировича, безошибочно отби­равшего из окружавшего его мира предметы высокого достоинст­ва, — будь то картина известного мастера, минерал из горной пеще­ры, украшения экзотической красавицы...

Если время не властно над экспонатами музея, то люди, увы...

Дом-музей стал мемориальным и носит имя своего создателя.

Ушли из жизни и первые дарители, о которых я рассказывал: Поли­на Великанова, Евгений Запоржченко, Борис Бондарь, а совсем не­давно и самая старшая — "декабристка", графиня Мария Капнист...

И вот еще о чем. Есть в Одессе собиратели, которые согласны передать в Музей частных собраний часть своих коллекций, в оп­ределенных обстоятельствах и все "единицы хранения". Естест­венно, при условии, что они будут выставлены и продолжат свою жизнь. К сожалению, помещение это сегодня тесно и для собра­ния Блещунова...

Музей стал муниципальным, его возглавляет Светлана Остапова. Вместе с коллегами она привлекает в его залы выставки произведе­ний самых разных авторов — от детей до маститых художников. Сре­ди них и наша землячка Лариса Звездочетова, чьи работы широко известны среди поклонников современного авангардного искусства Европы. В частности, она показала здесь инсталляцию "Долгая жизнь вещей". Не правда ли, звучит символично?

Ф.К.

2004 г.

ВЫДЕРЖКИ ИЗ ПИСЕМ,

Дата добавления: 2015-07-20