Штрихи к портрету

Мы учились вместе в 39-ой школе на Канатной улице. У нас были прекрасные учителя. На всю жизнь запомнились уроки Александра Ва­сильевича Вишнякова, учившего нас не только русской грамматике и литературе, но и жизни. Он много путешествовал, охотно рассказы­вал о своих поездках и встречах с интересными людьми. На маленькой школьной сцене организовал постановку "Пер Гюнта" в концертном ис­полнении, запомнившуюся как что-то волшебное. Математику вел за­служенный учитель Израиль Осипович Гольденберг, организовавший для мальчиков деревообделочную "математическую мастерскую", изго­товлявшую учебные пособия — всякие конусы, пирамиды, призмы. В шестом классе всем особенно полюбилась география. Ее преподавала Ольга Сергеевна — высокая, легкая, с красивым лицом и совершенно седыми волосами. По школьному коридору она не шла, а просто летела, постоянно держа в руках то огромный глобус, то карту. Не с ее ли рас­сказов о горах и пустынях, об экзотических странах зародился у Алек­сандра Владимировича интерес к путешествиям? Как знать.

Три любви, три больших чувства жили в душе Александра Влади­мировича — любовь к первозданной природе, любовь к искусству и к людям. Какое из них сильнее? Трудно сказать, он был гармонич­ным человеком, и все они прекрасно сочетались друг с другом. Но однажды он сам ответил на этот вопрос. Я была у него вместе с депутатом горсовета Тамарой Поповой. Она спросила: "Что вы считаете главным в своей деятельности?".

Ответ был для меня неожиданным.

"Представьте себе, все-таки альпинизм. Он дал мне возможность втянуть в сферу своего влияния 6-7 тысяч молодых людей, приоб­щить их к своим интересам, и это я считаю самым главным. Что же касается собирания предметов искусства, то я этим занимался, по­тому что мне самому это нравилось, доставляло большое удо­вольствие. В результате получился музей".

Итак, на первом плане человек, в особенности молодой, которо­го можно повести за собой в горы, показать величие природы и красоту искусства. В любом попутном городе Александр Влади­мирович приводил своих спутников то в краеведческий музей, то к развалинам старой крепости или к скифской могиле, стараясь не пропустить ни одной местной достопримечательности. Дом его был открыт для всех. Влияние его на молодежь было огромным. Он никого не поучал, но то, что каждый мог прийти в его дом, по­падая в совершенно иной мир, — мир красоты, сидеть за одним сто­лом с выдающимися учеными или артистами, оставляло неизгла­димое впечатление.

В школе мы учились в разных классах, и контактов у нас было не много. Настоящее общение началось с ноября 1954 года, когда Александр Владимирович пригласил меня поехать вместе с ним на соревнования по скалолазанию. Они происходили на Буге, там, где посреди совершенно ровной украинской степи течение реки преграждали пороги, а на берегу вздымались огромные ска­лы. Так впервые я попала в обстановку альпинистского лагеря, с песнями у костра, шуточным "домбайским боксом", в окруже­ние сильных и смелых.

Однажды во время таких сборов произошел случай, о котором хочется рассказать особо. Скалолазание начиналось утром. Нуж­но было подняться на двадцатиметровую высоту, как можно быстрее пробежать по узенькому карнизу и спуститься вниз на ве­ревке. Один из альпинистов при спуске забыл накинуть страхов­ку. Естественная реакция зрителей — ахнуть или закричать что ты делаешь!" — могла погубить человека. Он мог растеряться и упасть с высоты.

Александр Владимирович не сказал ни слова. Он только взгля­нул на всех стоявших внизу альпинистов, взглянул так, что каждо­му стало понятно — "молчать!". Юноша благополучно спустился вниз. Все бросились его обнимать, а он растерянно смотрел на сво­их друзей — время пробега было у него далеко не лучшим, — что же случилось? Только по бледности, покрывшей лицо Александра Владимировича, можно было понять, что пережил он за прошед­шие минуты.

Дисциплина в лагере была абсолютной. Для провинившихся в чем-нибудь одно-единственное наказание — отправка в Одессу. Никакие извинения и просьбы тут не помогали.

И в жизни было то же самое. Он очень любил людей, но если в ком-либо приходилось разочароваться, то это был разрыв навсег­да. Такой человек просто переставал для него существовать.

Памир оставался самым ярким впечатлением его жизни. "Там все грандиозно, — говорил он. — Высочайшие горы, огромные ледники. Нужны очень большие усилия, чтобы чего-нибудь достигнуть". И немного помолчав, добавил: "Однажды я ушел в горы один, даже без собаки. Это было полным нарушением правил альпинизма, но мне хотелось хоть раз в жизни испытать это чувство — быть на­едине со всем величием первозданной природы. Его не сравнить ни с чем". А горы испытывали его. Он не сразу мог найти обратный путь, друзья его искали. Но он не жалел об этом поступке, как не жалел ни о чем в своей жизни.

Александр Владимирович был великолепным рассказчиком, но в не меньшей мере обладал редким в нашем обществе талан­том — умением слушать. Сколько людей приходило к нему поде­литься своими тревогами, горестями, и одного его молчаливого со­чувствия было достаточно, чтобы человек уходил успокоенный. Всегда готовый помочь в беде и разделить радость — таким запом­нился он всем, кто его знал.

У Александра Владимировича было много книг, но он приобре­тал их выборочно.

"Я не читаю многого из того, что называют беллетристикой и чи­тают все. Например — "Сагу о Форсайтах". Мир слишком несовер­шенен, и если книга правдиво все описывает, то на душе становит­ся еще более грустно. А если приукрашивает — то кому это нужно?" Он покупал книги о великих путешественниках, об искусстве, обо всем, что было близко его душе. Очень любил поэзию, преимущест­венно романтического склада, например, Гумилева. Любил сказки. И еще — книги о родной своей Одессе, к которой относился с ка­кой-то особой нежностью. В его библиотеке были и "Старая Одес­са" Дерибаса, и "Рассказы об Одессе" Утесова. Иногда приехавших из другого города приводил на соседнюю Карантинную улицу, где сохранились такие своеобразные дворики прошлого века, о кото­рых не подозревал никто.

Как-то у нас возник спор об истории — можно ли ее считать пол­ноценной наукой? Я напомнила слова Покровского: "История -это политика, перевернутая в прошлое". Конечно, факты, установ­ленные историками, могут быть вполне достоверными, но их ис­толкование всегда субъективно и может принять любую окраску.

"Нет, — решительно заявил Александр Владимирович. — Исто­рия великая наука, но только найти в ней общие закономерности, найти связи между фактами несравненно труднее, чем в физике или химии. Но они есть и носят объективный характер. Со време­нем они будут открыты".

Я вспомнила эти слова несколько лет спустя, когда впервые про­чла статьи замечательного историка Льва Гумилева о возникнове­нии, развитии и упадке этносов. Это были те самые законы, кото­рые предвидел Александр Владимирович. Он умел смотреть вглубь, только не знал, что откроет эти законы сын столь любимо­го им поэта.

Трудно сказать, когда Александр Владимирович начал собирать предметы искусства. Он не считал себя коллекционером.

"Коллекционер, — говорил он, — это человек, который ведет со­бирательство в определенном направлении. Например, собирает марки или фарфор. У меня нет какого-либо предпочтения, меня ин­тересует все. Посмотрите, сколько красоты содержится в предметах прикладного искусства, какой-нибудь ложечке, веере, печатке".

Многое из того, что сегодня хранится в музее, он привозил из сво­их путешествий. Но еще больше находил в родном городе, на чер­даках, в захламленных кладовых коммунальных квартир, в закоул­ках городских базаров. Наконец, многое дарили ему друзья. Худож­ники приносили свои картины, другие дарили старинные вещи из сундуков своих прабабушек. Однажды он мне показал изумитель­ной красоты розовую раковину — ее прислал бывший альпинист, ставший моряком, из Индийского океана. И не было у него боль­шей радости, чем показать навестившему его другу какие-нибудь новые приобретения — то миниатюры Волошина, то книгу Рериха или курительную трубку. Сейчас трудно себе представить, что все выставленное в свободной экспозиции музея некогда хранилось всего в двух его комнатах.

Однажды Александр Владимирович встретил меня с тем радост­ным выражением лица, которое бывало у него после очередного по­полнения своих коллекций. Но в этот раз причина была совершен­но иная. Это было уже после организации музея, но для его расши­рения нужно было освободить еще одну коммунальную квартиру в том же доме, такое решение уже было принято. Внезапно умерла женщина, занимавшая в этой квартире одну из комнат. И тут выяс­нилось, что у нее есть два сына, которых она отдала в разные горо­да. Ни один из братьев не знал о существовании другого. Свидание Этих мальчиков состоялось в комнате Александра Владимировича. Оба были счастливы. С безмерной радостью они обнимали друг Друга, смотрели в глаза, и тут же решили всегда жить вместе. Алек­сандр Владимирович сразу принялся хлопотать о том, чтобы горис­полком выделил им двухкомнатную квартиру. Это нелегко было осуществить, но он добился своего.

Влияние личности Александра Владимировича чувствовали да­же животные. У него жили две кошки и две собаки. Не породистые, обычные дворняжки. Он не искал их, они сами к нему пришли, и имена у них были самые простые — Рыжик, Серая. Все четверо спали в обнимку, ели из одной миски, уютно устраивались на тахте рядом с Александром Владимировичем. Он тяжело болел, но ника­кие уговоры врачей о необходимости удалить из своей квартиры животных (они вызывали приступы астмы) — на него не действо­вали. Ни за что не хотел Александр Владимирович расстаться со своими четвероногими друзьями.

У Александра Владимировича не было своей семьи. Он жил с ма­терью, Екатериной Мироновной Драбкиной, и старенькой няней своего детства Груней. Мать была обаятельной женщиной, во всем входившей в интересы своего сына. После войны Александр Вла­димирович руководил строительством уникальных научных объек­тов в Армении, затем ему предстояла такая же работа в Серпухове. Но в 1963 году ухудшилось состояние здоровья матери. Без колеба­ний Александр Владимирович отказался от лестного предложения и вернулся в Одессу.

После смерти матери Александр Владимирович жил один, но ни­когда не был одиноким. Его большой семьей были альпинисты и физики, художники и артисты, и когда наступало время ужина, за стол обычно садились 6-10, а то и более человек.

Шли годы. Все более стал Александр Владимирович задумывать­ся — кому же передать собранные им в течение всей жизни бесцен­ные богатства? Решение передать их в дар родной Одессе для создания музея личных коллекций было для Александра Владими­ровича совершенно естественным.

Очень непростой была борьба за открытие музея, но на этом пути у него оказались десятки помощников. Наступил счастливейший день его жизни — 28 января 1989 года, день открытия музея. Он гам был первым гидом, и эту экскурсию пришлось повторить несколь­ко раз, так много людей пришло в этот день его поздравить. Конечно, он не мог сразу рассказать обо всем, но в каждой комнате оста­навливался перед несколькими особенно дорогими ему предмета­ми искусства и рассказывал их историю. Эта было счастье.

Два года спустя Александра Владимировича не стало. У него было много замыслов — составить путеводитель, организовать при музее литературно-музыкальный салон, но времени на это уже не хватило.

Последние месяцы он тяжело болел, но ни на один час не остав­ляли его друзья. Основной уход за ним взяли на себя альпинистки Вера Петровна Митюхина и Наташа Товстуха, им помогали многие другие. И те, кто были верными друзьями при жизни, стали друзья­ми музея.

В памятные дни рождения и смерти Александра Владимировича, в день рождения музея приходят они сюда, в его мемориальную ком­нату, и снова, как при его жизни, звучит музыка Шопена и Листа в чудесном исполнении профессора Людмилы Гинзбург, артистка Елена Куклова читает стихи, а Валентина Ковач — рассказы Бабеля.

Но круги ширятся дальше. Почти каждый месяц в одной из ком­нат музея происходят выставки молодых художников. На эти вы­ставки приходят люди, зачастую ничего не знавшие ни о самом Александре Владимировиче, ни о музее, носящем его имя, а теперь с изумлением глядящие на его портрет в окружении альпинистов и на все, что с такой любовью собирал он в течение всей жизни. И в комнате, где жил этот уникальный человек, снова звучат моло­дые голоса.

Дата добавления: 2015-07-20