Постструктурная Алхимия

Тогда принял Бог человека как творение неопределенного образа и, поставив его в центре мира, сказал: "Не даем мы тебе, Адам, ни определенного места, ни собственного образа, ни особой обязанности, чтобы и место, и лицо, и обязанность ты имел по собственному желанию, согласно твоей воле и твоему решению. Образ прочих творений определен в пределах установленных нами законов. Ты же, не стесненный никакими пределами, определяешь свой образ по своему решению, во власть которого я тебя предоставляю. Я ставлю тебя в центре мира, чтобы оттуда тебе было удобно обозревать все, что есть в мире. Я не сделал тебя ни небесным, ни земным, ни смертным, ни бессмертным, чтобы ты сам, свободный и славный мастер, сформировал в себе образ, который ты предпочтешь. Ты можешь переродиться в низкие, неразумные существа. Но можешь переродиться в великие по велению своей души, и высшие, и божественные. О высшее восхитительное счастье человека, которому дано владеть тем, что пожелает, и быть тем, что он хочет.

Пико делла Мирандола[lxvi] «Речь о достоинстве человека»

Перед моим взором возник кафедральный собор и голубое небо. Высоко над миром на своем золотом троне сидит Бог – и из под трона на сверкающую новую крышу собора падает кусок кала и пробивает ее. Все рушится, стены собора разламываются на куски... Я почувствовал несказанное облегчение. Вместо ожидаемого проклятия на меня снизошла благодать, а с ней невыразимое блаженство, которого я никогда не знал...

Карл Густав Юнг «Воспоминания, сновидения, размышления»

В Питер я вернулся в конце августа. О, я вернулся уже совсем иным, чем был перед отъездом. Ничто так не лечит и не закаливает душу, как подобное странствие. Я был спокоен, я научился доверять жизни и смело смотреть ей в глаза. И я знал, что должно произойти еще что-то важное. Я ждал встречи с Аней и не задавался вопросом, каким образом она найдется. Просто знал, что это произойдет.

Кирилл появился в городе в начале сентября. Я давно уже заметил, что все важные события случаются со мной в августе или сентябре. Так и эти несколько бесед с Кириллом.

- Ну, Макс, пора мне, наконец, объяснить, что же с тобою происходило в последнее время. Тебе прекрасно известно, что Великое Делание имеет три стадии: «Нигредо», «Альбедо» и «Рубедо[242]». После знакомства с Joker’ом ты пару лет был в подготовительной стадии, когда «смешиваются разные ингредиенты». Затем Лика, своим уходом от тебя, втолкнула тебя в «Нигредо». Ты невыносимо долго, несколько лет находился в «Нигредо», – я, правда, не знаю, кто прошел бы эту стадию быстрее. Ты цеплялся за что только можно, чтобы не войти в самый центр «Нигредо» – черную, как чернота черноту[243]. В то, самое жуткое, что субъективно переживается, как символическая смерть. Ты придумывал для себя удобненькие отношения с женщинами, сторонился любого риска. А ведь все, что тебе необходимо было сделать, – это, наконец, вступить в честные и рискованные отношения, – я не раз намекал тебе на это. Наконец, появилась Аня. И ты – хотел ты этого или нет – в эти честные, ничем не защищенные и не гарантированные отношения вступил. И – естественно, – полный крах. Иного и быть не могло. Но при этом произошло главное – ты перестал сопротивляться. Ты позволил себе упасть на самое дно разложения. Ты сдался, ты решился упасть... В этот момент ты и прошел через эпицентр «Нигредо»... А сейчас, благодаря своему путешествию по городам и весям, – ты уже в стадии «Альбедо» – белизны. Как сказали бы Алхимики, «жизнь победила смерть, Царь воскрес, земля и вода сделались воздухом, небо и земля бракосочетались, потому что белизна указывает на союз, или брак, устойчивости и летучести... [244]». Теперь следующий шаг, шаг в стадию «Рубедо» – качественную «переплавку» всего ценностного сюжета. Судя по твоему виду и состоянию, ты созрел для этого шага. Только для этого необходим некий внешний агент, какое-то мощное событие...

- Я знаю, что будет таким событием. Встреча с Аней...

- Не буду спорить. Увидим. В течение месяца мы с тобой еще пару раз побеседуем и я дам тебе несколько дополнительных комментариев о структуре Делания. Только не воспринимай то, что я тебе сейчас говорю, как гарантию успеха. Ты можешь так никогда и не попасть в следующую стадию. Все зависит, как минимум, от трех факторов: от тебя самого, от Joker’а и, наконец, от случая...

Через несколько дней мы повстречались с Кириллом в метро. Я должен был отдать ему книгу Жиля Делеза «Критическая философия Канта. Бергсонизм. Спиноза».

- Очень сложная книга, Кирилл. Честно говоря, я сумел понять лишь немногое.

- Видишь ли, – любой деконструктивистский текст, в том числе и этот, – содержит простор для неограниченного множества прочтений и интерпретаций. Вот ты, например, – взял ли ты на себя ответственность за то, что прочитал?

- Что ты имеешь в виду?

- Дело в том, что любой текст, не только деконструктивистский, обладает таким свойством, что читатель прочитывает именно то, что прочитывает, а вовсе не то, что подразумевал автор.

- Ты имеешь в виду, что любое прочтение любого текста является интерпретацией читателя и может иметь весьма отдаленное отношение к тому, что вкладывал в текст автор?

- Да. Именно поэтому в постмодернизме появляется совершенно новая трактовка понятий «текст» и «автор». «На смену понятия Автора постмодернистская философия выдвигает понятие скриптора, снимающее претензии субъекта на статус производителя или хотя бы причины текста. Важнейшим выводом из этой установки является идея о порождении смысла в акте чтения, понимаемого, как активная интерпретация, дающая утверждение свободной игры мира без истины и начала. [245]»

- Это понятно, хотя и неожиданно. Но зачем ты поднял эту тему?

- Затем, чтобы показать тебе, что, согласно выражению Ролана Барта[lxvii], «присвоить тексту Автора – это значит... застопорить текст, наделить его окончательным значением, замкнуть письмо». Это значит, что все, что ты когда-либо читал, можно интерпретировать в самых разных смысловых системах координат.

- И все, что ты мне подсовывал читать за эти годы, – можно толковать «за Спартак», а можно – «за Динамо»?! Что же это получается? Я еще раз сбит с толку...

- Игра, дружище...

- А Joker? Неужели это все фикция?

- В каком-то смысле – да. Но ведь кто-то играл с тобой все это время, подставлял тебе людей, ситуации, мысли и чувства. Мы выбрали одну из систем координат, в которой Joker – важнейшая фигура...

- Мозги опять плавятся.

- Ну, а чтобы они окончательно доплавились, я поделюсь с тобой одной своей невероятной гипотезой. Как ты думаешь, что такое «Второе Пришествие»?

- Ну, это пришествие Христа... При чем тут оно?..

- Пришествие Христа – это понятно. Но вот в какой форме? Ты, видимо, как и большинство чудаков, предполагаешь, что если это произойдет, то появится некий бородатый дядька в рубище и будет вещать громовым голосом... А как тебе идея, что «Второе Пришествие» – это текст?

- Какой текст?

В принципе, любой, который обладает свойством ризоморфности[246].

- Я так понимаю, что он уж конечно не из тех, что тоннами выдают разного рода контактеры, ибо их тексты предельно примитивны и линейны.

- Верно. А в нелинейном тексте содержится возможность того, что читатель будет взбудоражен и выброшен из точки устойчивого равновесия. Такие тексты сейчас появляются. И самое главное, – появляются читатели, способные их воспринять. Так что, «Второе Пришествие» уже вовсю шествует по земле...

- Признайся, Кирилл, – то, что ты сейчас говоришь, – тоже Игра, тоже взгляд из какой-то системы координат?

- А что еще может быть, кроме взгляда из какой-либо системы координат? Вне координат нет и описаний... А все, что я сейчас говорил, суммируется в словах того же Жиля Делеза, – они очень помогут нам в следующий раз при развитии темы: «Но, может быть, существует более тонкая форма реальности, схватывающая законы и игры, время и вечность. В метафорической системе постмодернизма установка на отказ от идеи внешней причинности находит свое выражение также в парадигме отказа от Автора, как внешней причины текста и в отказе от идеи Отца в его традиционном психоаналитическом понимании, а именно – в качестве внешней и травмирующей причины развития психики, и, соответственно в стратегии анти-Эдипизации бессознательного (парадигма "Анти-Эдипа” в шизоанализе [lxviii], основанная на положении о том, что бессознательное – изначально сирота). [247]»

После этого разговора я не был, как случалось раньше, сбит с толку, обескуражен или обессилен. Просто появились новые ходы мышления и чувствования. Я с нетерпением ждал следующей беседы с Кириллом, где он обещал продолжить давно начатую тему о Постструктурной Алхимии[248]. А договорились мы на воскресенье четырнадцатого сентября у Кирилла дома.

Кирилл начал без предисловий:

- Дело в том, что Алхимия, которой мы с тобой занимаемся, это вовсе не классическая Алхимия, связанная с трансмутацией металлов и полученим Философского Камня, как физического вещества красноватого цвета. Для нас это духовная дисциплина. Поэтому я и предложил первоначально термин Структурная Алхимия, где дело идет о переплавке внутренней структуры ценностных сюжетов человека. И хотя вся символика традиционной Алхимии здесь тоже подходит, нам не помогут тексты Фулканелли или Канселье, Филалета, Кунрата или Фламмеля, Альберта Великого или Василия Валентина[249]... К тому же я хочу для тебя приоткрыть следующий этап – переход к Постструктурной Алхимии. К сожалению, время торопит, – ты действительно близок к переходу в новый сюжет, – и я вынужден пробежать лишь по очень поверхностному слою, чтобы только познакомить тебя с тем, что начинает открываться в этой области. Но пока этого будет достаточно.

- Я так понимаю, что само название связано с тенденциями постмодернизма?

- Верно. Постмодернизм применяет операцию деконструкции ко всему массиву знаний – философии, культуре, науке. Переосмысляются все традиционные догмы, в том числе и построения метафизики и теологии. Постмодерн дерзко заявляет о проявлении некой традиции, где как бы копируется религия, но так, что она перестает быть религией. Жак Деррида заявляет об этом так: «В конечном счете список этих концепций (теологем веры в контексте различных религиозных философий) не имеет четких границ, и можно сказать, конечно, с учетом всех различий, что в определенном смысле и Кант, и Гегель, и, конечно же, Кьеркегор, и я, и даже, как это ни покажется невероятным, Хайдеггер, принадлежат к этой традиции, традиции, которая состоит в разработке недогматических аналогов догмы, в философском и метафизическом удваивании, в мышлении, которое "повторяет" возможность религии без (вне) религии. [250]» Постмодерн приходит к совершенно новому пониманию такой категории, как Истина. Мы проделаем такое же действие применительно к мистицизму и получим парадоксальные результаты. Понятно, что невозможно сделать это методами дискурсивного мышления. Необходим принципиально другой подход. И ключ к этому подходу мы возьмем у тех же деконструктивистов. Так, Деррида полагает, что подвергнуть сомнению абсолютность разума традиционными интеллектуальными методами неосуществимо: «Бросить вызов против него можно лишь воззвав к нему, протестовать против него можно лишь в нем самом, он оставляет нам на своем собственном поле лишь возможность прибегнуть к стратегии деконструкции... Будучи способной действовать лишь внутри разума, революция против разума как только изрекает себя, сразу же приобретает ограниченную протяженность того, что на языке министерства внутренних дел называют волнениями... Стратегия деконструкции предполагает "молчаливый" умысел "говорящего субъекта", задумавшего заговор против Логоса... Разговаривая с китайцем, единственно возможным способом сделать вид, что ты владеешь китайским языком, является обратиться к нему по-китайски. Соответственно, дискутировать с Разумом на его языке можно, лишь притворяясь, что ты притворяешься; целью выступает убийство тиранического разума. Если заговорщик притворится, что он притворяется, – замысел удастся. [251]»

- Будем притворяться, что мы притворяемся?

- Именно так. Для этого нам придется вначале рассмотреть такую штуку, как мистический опыт. Опыт мистических переживаний...

- Мне более всего близка классификация мистического опыта, которую приводит Томберг в своих «Медитациях на Таро». Может быть, ей и воспользуемся, а, Кирилл?

- Хорошая мысль. Давай воспользуемся этим текстом. Томберг выделяет три типа мистических переживаний, – Кирилл достал с полки книгу, пролистал, наконец нашел нужное место, – «Различают три типа мистического опыта: соединение с природой, соединение с трансцендентным человеческим "я" и соединение с Богом. Первый тип мистического опыта заключается в стирании различий между психической жизнью индивида и окружающей природой. Оно означает такое состояние сознания, когда исчезает граница между объектом внешнего мира и сознающим субъектом, где объект и субъект становятся одним целым. Такой тип опыта присущ не только шаманизму, но и мифологическому сознанию, равно как и пылкому желанию философов и поэтов слиться с природой. Основная черта этого опыта – опьянение и слияние с силами, чуждыми сознательному "я". Вторая форма мистического опыта – это трансцендентное, или Самость. Она состоит в отделении обычного эмпирического "я" от некоего высшего "Я", которое не зависит от вещей преходящих, принадлежащих пространству и времени. Это высшее "Я" воспринимается как бессмертное и свободное. Если мистика природы характеризуется опьянением, то характерная черта мистики Самости, напротив – прогрессирующее отрезвление, цель которого – полное трезвомыслие... Третий вид мистического опыта – это опыт Бога Живого, Бога Авраама, Исаака, Иакова в иудео-христианской Традиции, святого Августина, святого Франциска, святой Терезы в христианской Традиции, Бога Бхагават-Гиты, Рамаджуны и Чайтаньи индуистской традиции. Тут речь идет о союзе с Богом в Любви, которая подразумевает сущностное согласие при двойственности субстанций. Принципиальной чертой, характеризующей этот опыт, является синтез мистического опьянения природой и отрезвления мистикой высшего "Я". Для выражения состояния пламенного энтузиазма и глубинного мира одновременно Традиция выработала термин блаженство, или блаженное видение. Оно подразумевает различие видимого и видящего, с одной стороны, и их соединенность, или внутреннее согласие в Любви, с другой. Этот термин очень точно выражает сущность теистического мистического опыта. Встреча с Богом Лицом к Лицу в Любви. Этот опыт тем более возвышен, чем полнее различие и чем совершеннее союз. [252]» Давай-ка, Макс, припомни, не было ли у тебя подобных переживаний?

- Были, причем всех трех видов. Правда, я не могу похвастаться их продолжительностью, устойчивостью и, что касается третьего типа, – силой...

- Расскажи поподробнее.

- Наиболее мощное переживание первого типа произошло со мной еще до нашего с тобой знакомства. Году в девяносто втором. Был майский вечер, уже довольно поздний. Я гулял по берегу Финского залива. Я не могу точно сказать, как все началось, помню, что вдруг осознал, что мир вокруг как-то изменился, стал ближе, ярче. Удивительно легким и радостным стало дыхание. Я попытался сосредоточиться на себе и вдруг почувствовал, что где-то из самого центра меня произошел «взрыв». Я взрывался во все стороны сразу, каждой частичкой уносился куда-то в бесконечность и все это длилось и длилось, без остановки. Меня наполняли безумная любовь и счастье, переживание себя каждым молодым листочком, каждым камешком, необъятным морем. Все это было внутри и все взрывалось и взрывалось в каждой своей точке. Это действительно было похоже на опьянение или безумие. Не в силах устоять на месте, я носился по берегу, обнимал деревья, читал им какие-то, тут же выдуманные стихи, кричал о своей любви. Признался в любви каким-то случайным людям, тоже забредшим на залив в столь поздний час. Такое состояние продолжалось почти всю ночь. Я жил в пансионате неподалеку, и вернувшись, обессиленный, в свою комнату, я не мог заснуть от переполняющего меня опьянения безумным счастьем, от ощущения своей соединенности с окружающим миром. Даже на следующий день это чувство оставалось, хоть и поубавило силу. Потом постепенно сошло на нет.

- Интересное переживание. Ты говорил, а я пристроился и почувствовал, что да, действительно было, – не придумываешь... Ну, а переживания второго типа?

- Переживания «чистого я» у меня возникают довольно часто, когда я практикую деконцентрацию. Только продолжительность таких переживаний небольшая – секунды, иногда минуты. Хотя изнутри эта секунда или минута кажется вечной... Абсолютная пустота, – и даже слово «пустота» тут не подходит. Никакие слова не подойдут. Ноль без палочки. Там нет вопросов и их некому и незачем задавать. Некий предел или запредельность...

- А были ли у тебя переживания третьего типа?

- Встреча с Богом Лицом к Лицу в Любви? Могу соврать, но кажется, что один раз было. Причем одновременно с Ликой. Мы вместе это пережили. Несколько мгновений. Это было в ночь перед Пасхой. По телевизору как раз показывали церковную службу. Но мы были в другой комнате. Мы только что были близки и лежали обнявшись. И тут оно случилось. У обоих разом. Мы даже разрыдались синхронно – настолько сильно нас накрыло... Оч-чень похоже на то, о чем говорит Томберг... Но длилось только несколько секунд...

- Отлично, Макс. А теперь скажи, какое из этих переживаний ты считаешь переживанием Истины?

- Все три...

- А почему?

- Да там вопросов не возникает. Абсолютно авторитетные переживания. Даже спрашивать – то это или не то – нет необходимости.

- Понятно, что там нет вопросов. И то, что внутренне они авторитетные. Но почему именно эти переживания для тебя – Истина?

- Ну, это – как возвращение домой. К своему центру, что ли...

- Но почему ты считаешь, что Истина – это дом и центр? Почему не раздвоенность, не раздрай, не состояние децентрированности, где много вопросов?

- Гм... По-моему, ты клонишь к софистике...

- Нет, ты еще не знаешь, куда я клоню. Испокон веков в мифах, ритуалах и традициях центр или основание отождествлялись с первопричиной, а та, в свою очередь, – с Истиной.Вот что пишет по этому поводу Мирча Элиаде: «Центр есть область в высшей степени священного, область Абсолютной Реальности. Аналогично все прочие символы Абсолютной Реальности (Древо Жизни и Бессмертия, Источник Юности и др.) тоже находятся в некотором Центре. Дорога, ведущая к нему - "трудная дорога" и это подтверждается на всех уровнях реальности: извилистые проходы в Храме; паломничества в святые места (Мекку, Иерусалим и др.), полные опасностей странствия героев в поисках Золотого Руна, Золотых яблок, травы бессмертия и т.д.; блуждания в лабиринте, трудности, с которыми сталкивается тот, кто ищет путь к себе, к центру собственного существа. Путь тернист и усеян опасностями, потому что в действительности, это ритуал перехода от мирского к священному, от преходящего и иллюзорного к реальности и вечности, от смерти к жизни, от человека к божеству. Достижение Центра равносильно Посвящению, инициации; существование еще вчера мирское и иллюзорное сменяется теперь новым - реальным, длительным и действенным существованием. [253]»

- Отлично сказано. Я полностью согласен.

- Да, но архаическое время уже прошло. Вечность, по меткому выражению Плотина, «стала времениться». Вот теперь пора вернуться к нашему давнему разговору о ценностных сюжетах. Если ты помнишь, я говорил, что совсем недавно произошло схлопывание скоростей индивидуального и общечеловеческого сюжетов. И если архаический человек жил при таких скоростях общечеловеческого сюжета, которые в расчет не брались, и даже человек прошлых десятилетий тоже жил при значительном разрыве скоростей личного и общечеловеческого сюжетов, то сейчас, при схлопывании этих скоростей, понятие Центра теряет свой смысл. Так же, как и «возвращение домой». Некуда возвращаться – «дом» с той же скоростью едет с нами. И центр всегда там, где мы.

- И что мы получаем?

- А получаем мы то, что сейчас Истина – все, что происходит! В том числе и мистические переживания, но и совсем не мистические – тоже. Все! Каждый шаг – цель. Каждый момент – Истина. Будь это хоть блаженство, хоть боль, хоть абсолютная тишина, хоть грохот рэпа[254], хоть переживание единения, а хоть и разобщенности. Похоже, Господу угодны и равноценны любые проявления реальности. Чем более уникальны они – тем теснее сплетены с Истиной. А мистические и трансперсональные переживания имеют место быть, над их стяжанием могут трудиться отдельные люди или группы людей, но они в той же мере искатели Истины, как и все остальные! Еще раз, как это ни парадоксально звучит: все люди сегодня живут в Истине. И нет сейчас так называемых «реализованных» людей, есть люди реализующиеся. Причем – все. Деление на искателей и обывателей закончилось году в девяносто шестом. Осталось другое деление – на тех, кто осознает, что он живет в Истине, и тех, кто пока не осознает. Вот тут-то Joker и работает, тормошит, чтобы осознали... Удивительно, но именно постмодернисты ухватили этот феномен первыми, в середине девяностых годов. Вот что пишет Делез: «Вместо понятия "картины мира", в основе которой лежат принципы системности, соподчиненности, прогресса, появляется образ лабиринта, как символа полноты и Идеи мира. В нем разветвленные коридоры. Но в отличие от лабиринта классического, на пороге которого в твою руку сразу ложится нить Ариадны, ведущая к единственному выходу (это своеобразная метафора пути познания в традиционной мысли), - здесь его нет. Как нет центра, периферии. Дорожки подобны сетке – это ризома. Она устроена так, что каждая дорожка имеет возможность пересечься с другой. Пространство культуры, духовных форм деятельности (искусство, философия, религия, наука) – это пространство ризомы. Потенциально такая структура безгранична, хотя на самом деле она не достроена до конца. Наше освоение мира - "лабиринта" подобно путешествию по равнозначным возможностям дорожек ризомы. Так идея единства мира завершает себя в плюрализме форм, методов, принципов, направлений его освоения, который теперь не нуждается в трансцедентализме абсолютных истин... [255]»

- Ты никому это не говорил еще?Тебя ведь эзотерики за такое прибьют. У них же «монополия и лицензия на Истину». Они не простят, что ты покусился на их исключительность. Они-то, блин, Люди Пути, а все остальные – мещане и обыватели, – то есть, низшая каста. А ты вон как лихо все повернул.

- Это их проблемы. Как и ответственность читающего за то, что он прочитал. Что же касается тех, кто считает, что у них монополия на Истину, то для них вполне уместны слова Умберто Эко[lxix]: «Антихрист способен родиться из того же благочестия, из той же любви к Господу, однако чрезмерной. Из любви к истине... Бойся пророков и тех, кто расположен отдать жизнь за истину. Обычно они вместе со своей отдают жизни многих других. Иногда – еще до того, как отдать свою. А иногда – вместо того, чтобы отдать свою... Должно быть, обязанность всякого, кто любит людей, – учить смеяться над истиной, учить смеяться саму истину, так как единственная твердая истина – что надо освобождаться от нездоровой страсти к истине [256]». Ну, да Бог с ними... Я же попробую кратко сформулировать основной тезис Постструктурной Алхимии: это переход от центра к нелинейной сетчатой мозаике, ОТ МАНДАЛЫ[257] – К РИЗОМЕ[258]...

Прага

Недавно я видел ее во сне – единственный раз за свою долгую жизнь без нее. Ей было столько же лет, как тогда, в пору нашей общей жизни и общей молодости, но в лице ее уже была прелесть увядшей красоты. Она была худа, на ней было что-то похожее на траур. Я видел ее смутно, но с такой силой любви, радости, с такой телесной и душевной близостью, которой не испытывал ни к кому никогда.

Иван Алексеевич Бунин «Лика»

«Мир ловил меня, но не поймал» – это эпитафия на могиле русского философа Григория Сковороды[lxx]. Меня мир тоже пока не поймал. Не знаю – ловил ли? Не вижу для себя никакой возможности устаканиться, прибиться к какой-то тусовке или самому создать Учение и школу. Joker не даст... Так что, карьера «бедного импровизатора» – единственное, что мне светит. Но я и рад. Не то, чтобы привык, – привыкнуть к такому невозможно, – просто нашел себя в этом. Свое место. А чего ждать в будущем – не знаю, да и загадывать не могу. Строить планы и мечтать – только Joker’а смешить. Это я тоже давно уже на опыте знаю...

Сейчас сентябрь. Позавчера Кирилл поведал мне о Постструктурной Алхимии. Интересное чувство – я как будто всегда это знал. Спокойствие накатило... И уверенность окрепла. Не успокоенность, нет, – это другое. Внутренний градус как раз очень велик.

Я пока не принимаю пациентов, не назначаю семинаров, Магических Театров. От поездок осталось еще долларов семьсот. Особо и не трачу. Я жду... Жду с каким-то мощным внутренним накалом этого самого ожидания. Такое ощущение, будто находишься в постоянном молитвенном делании.

Позавчера с Кириллом мы не закончили беседу на тезисе: «от мандалы – к ризоме»... Еще немного поговорили. Про архетип Фауста, как он описан у Томберга. Кирилл мне так прямо и сказал:

- Ты, Макс, сейчас, как никогда раньше, олицетворяешь собою архетип Фауста.

- Который, согласно Томбергу, вбирает в себя еще шесть архетипов?

- Да. Давай вспомним этот момент. Итак, вот что написано у Томберга: «Архетип Фауста является объединением таких архетипов, как Гамлет, Дон-Кихот, Дон-Жуан, Агасфер, Тиль Уленшпигель и Иов. Начнем с Агасфера, Вечного Жида и Вечного Странника. У этого архетипа две наиболее ярких особенности. Первая состоит в том, что Агасфер омолодился с помощью магии, начав новую жизнь, новую земную биографию, в которую не вмешается смерть. Это архетип начала бесконечного странствия, начала бесконечного Пути. С другой стороны, Путь этот очень и очень сложен. Нет такой душевной муки, такой боли, такой катастрофы, которая не стала бы уделом Вечного Странника. Доктор Фауст в полном объеме вмещает в себя этот архетип. [259]» Узнаешь себя в этом?

- Близко. Я, правда, живу не две тысячи лет, а только тридцать восемь... Но было всякое, это точно...

- «Дальше мы можем обратиться к вечному архетипу испытуемого и искушаемого, который описан в Библии: архетипу Иова. Фауст - это Иов эпохи Гуманизма, то есть, начала нашего времени. Подобно Иову, он является жертвой пари, которое Мефистофель заключил с Богом. Но испытания и искушения Фауста отличаются от искушений и испытаний Иова тем, что они выражаются не в утрате состояния и несчастиях, но, напротив, в удачах и успехе. Мефистофель получил свыше власть удовлетворить все желания Фауста. Испытание сводилось к тому, чтобы узнать, сможет ли мир относительного и мимолетного удовлетворить Фауста, могут ли все земные наслаждения, все вместе и каждое в отдельности, усыпить в человеке стремление к абсолютному и вечному и сделать его полностью удовлетворенным и счастливым. Иов показал, что горести этого мира не способны вырвать Бога из человеческой души; а Фауст показал, что радости этого мира тоже в конечном итоге бессильны. [260]» Как у тебя с этим?

- Скорее, ближе к Иову. К испытаниям. Хотя, конечно, Иов неизмеримо больше пострадал.

- Все относительно... Читаем далее: «Следующим идет архетип Дон-Кихота, архетип стремления к неслыханным подвигам. Этот архетип вводит нас в новую область фаустовских испытаний. Дон-Кихота можно увидеть, как некоего Ангела из свиты самого Люцифера. Его прекрасный, но лживый властитель вложил в сердце Кихота любовь, но скрыл от него то царство, где можно и нужно любить: Земля с ее простотой не видна гордому Ангелу в заржавленных латах. И он сокрушает мельницы – великанов, совершает неслыханные подвиги, далекие от истинной земной жизни. Испытание его, как и испытание Фауста состоит в том, чтобы пройти сквозь красивую ложь Люцифера – Мефистофеля, через видения, мечты, идеалы, вниз, к Земле, к земному здесь-сейчас через плен иллюзий и иллюзорных подвигов. Освобожденный от иллюзий, прошедший испытание – это архетип Действия, Подвига. [261]» На мой взгляд, кое-что есть.

- Ну, разве кое-что...

- Ну а Дон Жуан? «Следующий архетип – Дон-Жуан. Подлинный архетип Дон-Жуана никак не простой развратник и соблазнитель. Он жрец бога Амура. Он священнодействует на его таинствах. Это архетип любви ради любви, Вечный Влюбленный. Он поддерживает эту энергию, как огонь, который никогда не должен погаснуть. Он осознает ценность этого огня и его миссию в мире. В вечном конфликте между разумом и любовью он занял сторону любви, а на это нужно Мужество. Фауст, подобно Дон-Жуану, видит Аниму в каждой женщине и ищет вечно женственное в мире, чтобы соединиться с Анимой. [262]»

- Здесь полностью согласен. Мое...

- Ну а дальше, так и совсем твоя ситуация: «Дальше Гамлет – архетип экзистенциального выбора и отчаяния. Он выражает собой архетип изолированности полностью автономного сознания, вырванного как из природной, так и духовной почвы, это человек, находящийся в нулевой точке между двумя гравитационными полями – земным и небесным. Его сомнение это нечто большее, чем психологическая нерешительность, это пребывание души в промежуточной сфере между земным и небесным, откуда невозможно выйти никак, – только с помощью акта веры, выхода души за свои собственные пределы. Это акт свободной личности перед лицом молчания и земли и неба. Гамлет – архетип этого испытания, цель которого – либо акт веры, либо отчаяние и безумие. [263]»

- Стопроцентное попадание. Узнаю себя сейчас, – как есть...

- Ну, а что ты скажешь про Тиля? «И, наконец, Тиль Уленшпигель. Это дух мятежа против любой власти, дух свободы странника, который ничем не владеет, никому не подчиняется, ничего не боится, не ждет наград и не страшится наказаний. Вместе с тем, он повергает все храмы и алтари человечества. Фауст, как и Тиль освободился от какого бы то ни было верноподданического чувства и от всякого религиозного, научного и политического авторитета и смеется над всеми моральными путами, сковывающими свободу, а также над всем тем, что привязывает его к любой системе взглядов, убеждений. [264]»

- И снова – сто процентов...

- Ну что, доктор Фауст, – желаю тебе дальнейшей Алхимической переплавки!

На том и расстались. И вот я жду... Жду в молитвенном накале... Я знаю, что вот-вот я могу найти Аню. Телефонный звонок... Письмо... А то, вдруг, неожиданная встреча на вечерней улице Питера... Убеждение мое навязчиво, как невроз. Что-то должно произойти... Я не молюсь конкретно – я согласен с Борхесом: «Ход времени – головокружительное переплетение причин и следствий. Просить о любой, самой ничтожной милости, значит просить, чтобы стальная хватка этих силков ослабла, чтобы они порвались. Такой милости не заслужил никто... [265]» Моя молитва абстрактна. Я ничего не прошу. Я жду... Гуляю по ночным улицам Питера... Зов Бытия... Экзистенция...

Придя домой в один из таких поздних вечеров, я обнаружил на автоответчике запись Кирилла: «Зайди ко мне завтра в восемь. Есть новость для тебя.» Напряженный пульс интуиции до самого момента встречи звучал, как восторженный гимн: «Анюта нашлась»...

Переступив порог Кирилловой квартиры, я тотчас спросил:

- Неужели есть сведения об Ане?

- Представь себе, как это ни сказочно звучит, – да!

Бешено заколотилось сердце:

- Кирилл, у тебя вино есть?

- «Кинзмараули» тебе подойдет?

- Сейчас любое подойдет.

- Ну проходи, присаживайся. Чего в прихожей-то застрял...

Кирилл налил по бокалу вина. Я уже не торопился с расспросами. Я успокоился и ждал.

- Ситуация такова, – Кирилл отхлебнул из бокала, встал, подошел к окну, – вчера вечером мне звонил мой старинный приятель. Сейчас живет в Праге. Очень крупный предприниматель. Три месяца назад женился... По всем описаниям – она...

- Замужем?

- Ну а что ты хотел после всей этой истории? Чтобы она тебя с нетерпением ждала?

- Аня... Прага... У меня голова кругом идет... Такие совпадения... Действительно, как в сказке. Как она попала в Прагу?

- Это он несколько месяцев в России был. Он же русский. А пути Господни неисповедимы...

- Ехать в Прагу? Конечно! Просто увидеться?.. А вдруг она мне поверит и уедет со мной?

- Не знаю, Макс, не знаю. Какие тут гарантии. Скорее всего, – с тобой не поедет. Уж больно ты ей подгадил. Но вдруг? Даю восемьдесят процентов против двадцати, что не уедет с тобою.

- В любом случае игра стоит свеч! Я еду!

Посидели молча. Допили по бокалу. Потом выпили еще по одному. Кирилл, вдруг, прищурился и произнес резким тоном:

- Ну ладно, – теперь хорош себя обманывать. Кого же ты любишь, на самом-то деле?

- Как кого? – встревожено ответил я, – Аню...

- Не спорю, не спорю, – помолчал немного, потом внезапно тихо-тихо, – ну а на самом-то деле, там, в самой глубине души, – кого?

Кирилл смотрел мне в глаза, не отрываясь. Он все понимал... Все понял и я, – чей образ, лишь изредка прорываясь из глубин бессознательного, вел меня к новому и новому осколочку счастья, к новой женщине, привел и к Ане? Оттуда, из этого образа поднималась энергия, преобразившая меня, научившая любить, научившая любить Аню...

Я налил еще один полный бокал вина, выпил двумя глотками, потом вертел бокал, как бы играя им...

Потом снова поднял глаза на Кирилла. Тоном ни вопросительным, ни утвердительным, – просто тихо произнес:

- Анжелику...

Да, я ясно отдал себе отчет, что именно с этой безумной женщиной пережил несколько мгновений, а может быть и часов абсолютного, предельного, окончательного счастья.

Кирилл встал из-за стола, подошел к шкафу и достал колоду Марсельского Таро. Минуту перебирал карты, наконец выбрал одну и дал мне ее. Это была Шестерка – «Возлюбленный»[266].

- Что же, неужели Женщина? А я-то думал, что мой выбор по этому Аркану – путь целомудрия, бедности и послушания, – то есть Девушка...

- Женщина, Макс! И какая Женщина! «Ах, какая женщина, – мне б такую…» Великая, брат, Женщина! Великая Вавилонская Блудница. Куда там до нее твоей, – ты уж извини, – Ане, с ее елейной богобоязненностью!

Я промолчал. Я все понял.

- Прочти вот, как напутствие, – протянул мне раскрытую на одной из закладок книгу.

- «"Я пришел сообщить: вот вы и призваны". Я бешено замотал головой. "Это уже не зависит от ваших хотений". Я опять замотал головой, но без особой прыти. Он не отрывал от меня глаз, и глаза были старше любых сроков. На лицо набежала тень сострадания, точно он задним числом пожалел, что навалился всем телом на хлипкий рычаг, подвластный единому мановению пальца. "Учитесь улыбаться, Николас. Учитесь улыбаться". До меня дошло, что под словами "улыбка" мы с ним разумеем вещи прямо противоположные. Что сарказм, меланхолия, жестокость всегда сквозили в его усмешках, сквозили в них по умыслу, что для него улыбка по сути своей безжалостна, и безжалостна свобода, та свобода по законам коей мы взваливаем на себя львиную долю вины за то, кем стали. Так что улыбка вовсе не способ проявить свое отношение к миру, но средоточие жестокости мира. Жестокости для нас неизбежной, ибо жестокость эта и существование – разные имена одного и того же. [267]»

- Ну, а теперь, Макс, судьба ждет тебя именно в Праге, – подмигнул Кирилл и с плутовской ухмылкой откинулся в кресле.

- Я знаю...

- Ну и добро. Поздно уже...

Долго ворочался я этой ночью. В голове все вертелась фраза, сказанная Митей Карамазовым: «Широк человек. Слишком даже широк... А я бы сузил! [268]»

Визу я оформил в течение недели. Взял билет на поезд. Денег оставалось как раз на два билета назад и дня на три в Праге. Кирилл назвал улицу – Гусова улица возле Карлова моста – и номер дома. Посоветовал погулять вокруг вечером. Может быть, она пойдет одна...

Пока поезд ехал до Бреста, я читал Николая Кузанского. Вот что вычитал, в частности:

«Уточнение сочетаний в материальных предметах и точное применение известного и неизвестного настолько выше человеческого разумения, что Сократ полагал, что ничего не знает, кроме своего незнания. Если же, как утверждает глубочайший Аристотель, так обстоит дело с самыми известными в природе вещами и если мы испытываем трудности, подобно совам, пытающимся взглянуть на солнце, причем желание, заключенное в нас не является тщетным, то мы желаем знать, что ничего не знаем. Если мы полностью достигнем этой цели, то тогда достигнем и ученого незнания. Человек, объятый самым пламенным рвением, может достичь более высокого совершенства в мудрости в том лишь случае, если будет оставаться весьма ученым даже в самом незнании, составляющем его свойство, и тем станет ученее, чем лучше будет знать, что он ничего не знает... [269]»

После таможни в Бресте, я погрузился в просоночное состояние, наполненное грезами, – подобное тому, что было, когда ехал первый раз из Самары, – даже сильнее. Два женских образа являлись ко мне совершенно отчетливо. И будто бы я даже разговаривал с ними обеими. То были Лика и Аня. Потом они засмеялись и перемешались. Во всем моем теле звенел их смех, взрывались звезды и галактики, сотканные из их смеха. Это было блаженное переживание. Я понял, почему я всегда любил на самом деле, в глубине – Лику. Я понял, почему я еду все-таки к Ане...

В Праге я первым делом рванул на Гусову улицу. Ходил возле названного Кириллом дома. Заглядывал в окна... Потом успокоился. У меня было как минимум три дня. И я отправился в Градчаны, в Собор св.Витта. Долго бродил в Соборе. Потом поднялся на балкон. Гулял возле Химер, заглядывая им в пасти. Тот самый Собор и те самые Химеры, что привиделись мне когда-то. Я забирал оттуда частичку своей души. Потом поехал в Винограды, в Костел Наисвятейшего Сердца. В нем хотелось плакать и смеяться. И оттуда забирал я что-то родное и близкое... Вечером стоял под домом на Гусовой улице. Прогулялся до Карлова моста. Анюты не было... Далеко за полночь отправился в свой отель.

Почти весь следующий день просидел в маленьком ресторанчике в «Старом месте». Вечером опять стоял возле того дома. Было поздно. Особенно ни на что не надеясь, пошел к мосту. Удивительное место – этот Карлов мост ночью. Башня. Темные статуи вдоль всего моста. Редкие фигуры прохожих... Прохладно. Ветерок пронес опавшие листья. По мосту мне навстречу шла женщина. Шла одна. Даже в шумной толпе я узнал бы ее тотчас. Мне навстречу шла... Анжелика... Вот она – шутка Joker’а, шутка Кирилла... «Учитесь улыбаться, Николас... Учитесь улыбаться... учитесь улыбаться...»

Она почти не удивилась.

- Максимка! Ты откуда здесь?

- Я за тобой приехал, Лика...

- Зачем ты приехал? У меня только-только начало что-то складываться... Ты пойми, мне тридцать четыре года и нет ни семьи, ни детей, ничего! Только-только появилось что-то, за что можно зацепиться. Он меня любит...

- А тебе ЭТО надо?!!!

- Он богат, умен, внимателен... А ты, – сумасшедший, – что ты можешь мне предложить? Что у тебя есть за душой?

- Ничего, даже денег только на два билета до Питера...

- И во что ты меня хочешь втянуть?

- Не знаю...

Взгляд, – наши глаза встретились. Встретились и утонули друг в друге, как это бывало когда-то сотни раз... Я протягиваю руку – у нее несколько невольных движений, попыток протянуть руку навстречу... Протянула... Мягкая, теплая ладонь... Заморосил дождик. Я ничего не понимаю – ответственность и желание, притяжение и страх, уходи-останься-уходи-останься – как удары пульса... только взгляд и рука... Потом вся эта пестрота пропадает и остается лишь понимание, что мы находимся в точке, за пределами обусловленности, в точке абсолютной свободы...

Рука в руке. Глаза в глаза. Здравствуй?... Прощай?... – НЕ ЗНАЮ!!!

Я явственно слышу смех. Joker смеется над нами, играет с нами, бодрит, успокаивает, насмехается, освистывает, жалеет, будит...

Внимание тенью скользнуло по нашим рукам, ее глазам, шороху листьев, и... застыло. Это я смеялся,... это ее глаза смеялись... Схлопнулось! Точка абсолютной неопределенности. Волшебное НЕ ЗНАЮ – вот оно! Оно, собственно, было всегда, но случилось, почему-то, только сейчас...

Листья, которые ветер несет под ногами. Фонарь. Карлов мост. Небо над Прагой...

Эпилог

Кто же может устоять перед Моим лицом?

(Иов 41;2)

Окно на пустынную улицу. Осень. Тихо поскрипывает, раскачиваясь, фонарь. Ночь. Я жду чего-то или кого-то... Я ловлю себя на ощущении, что так было всегда, – всегда я ждал чего-то или кого-то.

Я жду. Я знаю это совершенно отчетливо. Я не знаю – чего или кого я жду. Я не знаю, что будет, когда я дождусь... Все закончится? Или только начнется?

Если я жду, значит я хочу ждать. Улыбаюсь этому бесхитростному выводу. Ожидание чуда, которое не случится никогда. Или оно уже случилось – само ожидание и есть это чудо...

Только словами это уже не выразить... Может быть – символом?

«Средь заоблачных высот горных вершин, подернутых синеватой дымкой, на краю крутого обрыва нависшей над пропастью скалы стоит застывшая фигура. Кристальный воздух раскрывает в глубинах своих сонм утесов, долин и вечных снегов, сплетающихся в общий причудливый узор, постепенно тающий вдали и как бы расплывающийся в блеклых тонах воздуха. Вечер; солнце еще золотит ледники вершин розовым светом, но внизу мрак уже начал сгущаться, и глубокие долины уже зияют черной бездной. Тишина царит совершенная, ни один звук, ни одно движение не нарушают безмолвие далей.

Странен вид Человека, стоящего пред пропастью. Он одет в шутовской наряд, но время заставило поблекнуть его когда-то яркие краски и обратило его в землистый, красновато-желтый саван. На голове его надет дурацкий колпак; он смотрит не на обрыв, где ему грозит неминуемая гибель, а куда-то в сторону, где ничего не видно. Он не замечает крокодила с отверстою пастью, притаившегося за обрывом, не обращает внимания на истерзанность своего платья, еще вдобавок раздираемого псом, следующим за ним по пятам. В правой руке безумного Путника красуется прочный жезл, на который он не опирается и которым даже не пользуется, чтобы отогнать собаку. Левой рукой Безумец придерживает конец палки, на которой за его плечами подвешен значительных размеров куль. У ног его лежит повергнутый во прах обелиск, но он его не замечает... [270]»

Послесловие

Предложенный вниманию читателя текст первоначально задумывался как философское эссе о природе саморазвивающегося творческого принципа Вселенной – Joker’a. Однако, небольшое событие, происшедшее со мной в июне 2003 года, натолкнуло меня на мысль, что философские размышления можно обыграть на примере некоего художественного повествования. В результате возник сюжет, довольно типичный для «духовного искателя» нашего времени, на примере которого многие философские выкладки выглядят достаточно убедительно. И хотя диалог Максим – Кирилл уже два-три года как звучал внутри меня, художественный сюжет книги не является моей автобиографией. Основной общий момент в моей жизни и в истории Максима – это Магический Театр, методология которого была мной «изобретена» в 1992 году (Максимом – в 1995-м), и который я до сих пор провожу почти так, как это описано в 9 главе. Некоторые другие события в той или иной мере могли происходить и со мной, и с моими друзьями и знакомыми, но в целом судьба Максима придумана, хотя очень вероятно, что основные ее вехи могут перекликаться с вехами в судьбах довольно большого слоя людей, склонных к саморефлексии.

Обилие цитат связано не только с моим желанием похвастаться эрудицией, но и с целью познакомить читателя (или напомнить ему) с богатейшим пластом знаний и опыта, накопленного общечеловеческой традицией мистицизма, метафизики и философии, а также, на идее Joker’а связать в одну нить мысли самых разных древних и современных мыслителей.

Текст был написан достаточно быстро – «на одном дыхании» (август 2003 г.). Мне удалось вложить в него и все то понимание, к которому я пришел к этому моменту, и обнаженный нерв переживания, – «ничего не оставляя на потом».

Не скрою, что почти каждый день, садясь за клавиатуру компьютера, я прослушивал песню в исполнении Сергея Чигракова («ЧИЖиК’»), которая меня вдохновляла:

«А не спеть ли мне песню о любви,

А не выдумать ли новый жанр,

Попопсовей мотив и стихи

И всю жизнь получать гонорар...»

В.Лебедько

Дата добавления: 2015-07-20