Вова и Алена

Что же это за пир, что же это за всегдашний великий праздник, которому нет конца и к которому тянет меня давно, всегда, с самого детства; и к которому я никак не могу пристать. Каждое утро восходит такое же светлое солнце; каждое утро на водопаде радуга; каждый вечер самая высокая снеговая гора там, вдали, на краю неба, горит пурпуровым пламенем; каждая маленькая мушка, которая жужжит около меня в горячем солнечном луче, во всем этом хороводе участница: место знает свое, любит и счастлива! И у всего свой путь, и все знает свой путь, с песнью отходит, с песнью приходит; один я ничего не понимаю, ни людей, ни звуков, всему чужой и выкидыш... Федор Михайлович Достоевский «Идиот».

Собственно, если рассказывать, чтобы было понятнее, то начинать нужно чуть ли не со школьного возраста. Хотя в школе-то все довольно банально было. Душа компании, заводила и весельчак. Не отличник, но и не двоечник. Был влюблен в одноклассницу с шестого класса и по выпускной вечер. Безответно. Увлекался музыкой – тяжелым роком: вот в этом-то, пожалуй, впервые почувствовал себя белой вороной, - все одноклассники торчали от попсы, а моими кумирами были Ричи Блэкмор и Пинк Флойд. Я в десятом классе даже дискотеку вызвался делать, – поставил темы из Флойда, из Скорпионз, Юрайя-Хипп, – почти никто не танцевал и смотрели на меня, как на придурка, – а я-то старался, рассказывал историю возникновения рока и все такое. Короче, обидно было...

Потом, после школы, решил поступать на МатМех[49] в Университет. Провалился на сочинении. Год работал на заводе слесарем. Ну, вечеринки, там, дискотеки, все стандартно. Влюбился в девчонку из соседнего двора, – каждый вечер она гуляла с собакой, и я приходил, – сидели на скамейке, я рассказывал какую-то дурь, с магнитофоном приходил... Она любила индийские фильмы – приходилось каждую неделю таскаться с ней в кино. Дальше поцелуев в парадной дело не пошло. На следующий год – армия. Попал на ракетную базу в Казахстан. Первый год скучал очень – девчонка-то моя только на первые два письма и ответила.

А на второй год подфартило мне – лишила меня невинности одна казашка. Она работала в офицерской столовой. Симпатичная казашка, лет двадцати пяти. Муж у нее был русский, – работал археологом, – все время в экспедициях где-то на Урале. Не знаю, чем я ей приглянулся, только однажды она кивком подозвала меня к себе и, когда я подошел, прошептала в самое ухо: – «Пошли в хлеборезку»... Что-то я уже заподозрил: ее горячее дыхание, когда шептала..., – возбудился, – дело молодое, солдатское. И вот через три минуты я уже задыхался от ее горячих поцелуев и ласк. Три месяца кряду, почти ежедневно я ее в хлеборезке этой «жарил», – это же для солдата срочной службы такое счастье, лучше ничего и не придумаешь. Через три месяца, правда, часть нашу перевели в другой городок...

После армии поступил-таки на МатМех. Тут уже разгульное студенческое время началось. Опять я – душа компании, любимец девчонок, без меня ни одна вечеринка не обходилась. Нашлись ребята, которые тоже увлекались роком. Мы с ними за год создали рок-группу и на факультетских дискотеках играли кое-что из «Машины времени», «Воскресенья», «Зоопарка». Я – на клавишах, благо в детстве ходил в музыкальную школу года два...

В стройотряде, после первого курса, гуляли мы с Верой – девчонкой с нашего потока. Ну и «нагуляли». Вроде она забеременела. Ну, я как честный человек... Короче, в сентябре, сразу после моего дня рождения, сыграли свадьбу. Но ребенка не было – Верка аборт сделала. Мол, куда нам ребенок, ни денег, ни жилья своего. Вот закончим институт... Не скажу, что я сильно огорчился. Только вот жили мы скучно. И не ссорились сильно, вроде бы. Иногда даже говорить было не о чем. И секс какой-то вялый, неинтересный, – одно слово – супружеский долг. Так и жили четыре года. А я начал к тому времени кое-что почитывать из психологии: Владимира Леви: «Искусство быть другим», Эрика Берна: «Игры, в которые играют люди»... И как-то Вере предложил: давай, мол, пройдем семейную психотерапию. Пожала плечами – давай... Тогда на Васильевском острове открылся Медико-Психологический Центр. Полгода походили и развелись. А мне психолог наш, Боря Кузнецов, предложил на группу походить. Тут вся моя прошлая жизнь рассыпалась, а новая начала зарождаться. По инерции я закончил МатМех, поступил в аспирантуру, а сам-то весь жил и горел группой. Тут и литература по эзотерике появилась: Кастанеду я на одном дыхании прочитал, потом Раджниша, Гурджиева.

Боря вел группу классно. Через пару месяцев это была уже сплоченная команда. Ездили в походы, каждое воскресенье – за город, в любую погоду. Костер, купанье в проруби. Йога, Психодрама, жаркие споры об эзотерике... К девяносто третьему году я уже сам кое-что научился делать, стал «правой рукой» Бориса. Он приглашал меня на семинары иностранцев, которые тогда повадились в Россию: холотропное дыхание, Гештальттерапия, Трансактный Анализ... Только успевай.

Так что, в девяносто четвертом году бросил я аспирантуру и поступил на Психфак – годичные курсы, второе высшее образование. Ну а там – лекция Кирилла...

После защиты диплома понял я, что не хочу в аспирантуру. Решил заняться частной практикой, благо опыт уже к тому времени накопился. Это в то время было нетрудно, достаточно было подать в газету объявление: «Психолог-психотерапевт. Неврозы, страхи, депрессии, семейные проблемы» – и пять-шесть пациентов в неделю у меня было. Так что на жизнь зарабатывал. Но вот внутри, после знакомства с Joker’ом, стало неспокойно. Во всех людях вокруг и, прежде всего, в себе самом начал замечать какую-то фальшь. И чем дальше, тем больше. Если раньше я был добродушным малым, то тут буквально взорвался. В июле развалилась Борина группа. И я тому виной – разругался при всех с Борей. Часть группы заняла мою сторону, часть – Борину, а в результате все и закончилось. Перестали ездить за город, собираться. Продолжал изредка встречаться с двумя-тремя ребятами. Потом, вдруг, «прозрел» – какие кретины мои бывшие школьные и институтские друзья. Опять же – с кем поругался, а кого просто вычеркнул из своей жизни. Осталось несколько человек, с которыми я поддерживал какие-то контакты. С Вовкой Мироновым – моим сокурсником с Психфака, да с теми двумя-тремя людьми из бывшей группы Бориса. А состояние мое было то подавленным, то агрессивным. И все больше цинизма стало появляться. Типичный Соленый из «Трех сестер»[50]. Объяснения, которые давал Кирилл, только подогревали всю эту муть во мне... Вот таким я подошел к сентябрю девяносто пятого. К своему тридцатилетию, то есть. «...Все дни его – скорби, и его труды – беспокойство; даже и ночью сердце его не знает покоя. И это – суета!» [51]

Нет, вы не подумайте, я не стал совершенным мерзавцем, – и пациентов очень даже неплохо консультировал, и шутить не разучился, и на синтезаторе играл, и рисовал, и стихи писал, – только вот внутри расшаталось что-то, – то, на чем вся моя прежняя жизнь держалась. И чужим я себя чувствовал на празднике жизни, – если, конечно, был такой праздник. А что действительно важно, так это то, что начало до меня доходить – сколь хрупкая это штука – человеческая судьба...

В первое воскресенье сентября, – на следующий день после моего дня рожденья, разбудил меня телефон. Звонил Вовка Миронов:

- Макс, ты что, спишь еще? Выгляни в окно, – погодка-то какая! Поехали за город, погуляем.

- Куда? – Вылез из под одеяла. Потянулся. Действительно, в окошке сияло солнце. Обидно было бы пропустить последние теплые деньки.

- Давай в Пушкин. В парк. На лодках покатаемся, девчонок может каких найдем...

- Лады. Встретимся через час на Витебском вокзале.

В Пушкине от вокзала к парку ехали на автобусе. Народу было немного. Мы стояли возле задней двери. Рядом с нами – две девчонки, лет восемнадцати-двадцати. Одна поменьше ростом, худенькая блондинка. Симпатичная! Вторая – тоже ничего, только покрупней и постарше выглядит. Настроение было легкое, озорное. Та девушка, что поменьше и посимпатичней, держалась за поручень рядом с моей рукой. Я посмотрел на Вовку и подмигнул ему. В ответ одобрительный кивок. Тогда я свободной рукой погладил девушку по указательному пальчику. Удивленный взгляд снизу вверх. Глаза голубые, широко открытые.

- Милые создания, вы – в парк?

- А что?

- Как что? Мы вот, по странному совпадению обстоятельств – тоже в парк. А так как мы здесь люди бывалые, то беремся быть вашими гидами. Согласны? Вас как звать, добрая девушка?

Девчонки переглянулись (видимо, существуют какие-то тайные знаки глазами, которыми девушки за долю секунды переговариваются, – соглашаться или послать подальше), и голубоглазая смущенно произнесла:

- Алена. А это моя двоюродная сестра Маша.

- Максим и Вова. Ну-с. Нас ждут великие и неожиданные свершения! Позвольте вашу ручку...

Автобус остановился у парка...

Мы действительно чудесно провели время. С Аленой и Машей было как-то очень легко. Давненько я не был столь красноречив. Да и Вовка не уступал. Мы перефотографировались у всех памятников, составляя причудливые скульптурные группы. Катались на лодках. Прятались и появлялись в неожиданные моменты. Сходили на выставку. Болтали обо всем, – мы с Вовой норовили взять эдакий пушкинский слог, картинно расшаркивались и все такое. Выпендрились на славу.

Когда сели в электричку, я тихонько прошептал Вовке:

- Черт возьми, я кажется влюбился!

- В Алену?

- В нее.

- Угу. А я за Машей приударю пока.

В электричке мы с Аленой обменялись телефонами. Хотели проводить девушек домой – они жили на Гражданке[52], но они сказали, что еще рано – доедут сами. Договорились созвониться завтра.

Возле метро «Пушкинская» попрощались. Девушки и Вова пошли в метро. А я решил прогуляться остановку пешком – как раз до своей ветки, до «Техноложки». Настроение – прекрасное.

По пути был дом Натальи, – женщины из группы Бориса. Время – еще только шесть часов, - может, зайти чайку попить? Давненько не общались. Ну я и зашел.

Наталья обрадовалась. К чаю у нее были пирог и коньяк.

Выпили коньяку по паре рюмок. Тут я и спрашиваю:

- А как должок-то, тот, что на водопаде ты мне проиграла?

Спросил, конечно, в шутку, да и сам должок этот был шуточным. Дело было прошлой весной. Мы группой ездили под Ломоносов. Возвращались через парк. Остановились у водопада. Все ушли вперед, а мы с Натальей стояли у водопада и о чем-то болтали. И тут (у меня такое бывает) меня на геройство потянуло.

- Наталья, а спорим, я водопад перейду по камням!

- Брось. Разобьешься.

- Ни фига. Давай спорить.

- Ну давай, на что?

Я хитро подмигнул:

- Если перейду, то ты мне отдашься!

- Ну ты и мерзавец, – а сама смеется.

А я перешел тогда. Только не собирался я ее всерьез домогаться. Посмеялись и замяли это дело. И вот сейчас я спрашиваю:

- Как должок-то?

Тут Наталья взяла, да и скинула халатик. Она хоть и старше меня на десять лет, но – хороша! Кожа нежная, грудь упругая, ножки стройные... Короче, трахнул я ее. Именно так: трахнул. Да и не единожды. Наталья женщина страстная оказалась, – всю ночь ко мне приставала и спать не давала. И опытная. Чего она только со мною не выделывала. Повторили мы это дело раз пять, не меньше. И все подолгу: крики, стоны, смена позиций, ласки какие-то невиданные...

Под утро пришел домой, лег спать. Проснулся, а на душе мерзко-мерзко. Что же это, –думаю, – только влюбился в молоденькую девочку, романтика, чистота, нежность, и на тебе, – в ту же ночь такие фортели с Натальей! Решил, что не буду опошляться дальше и Алене не позвоню. Пусть найдет себе нормального парня. «Только те романы и оканчиваются благополучно, в которых меня нет.» [53]

Алена сама позвонила в субботу:

- Привет, ты что, телефон мой потерял?

- Угу, – с одной стороны противно, что соврал, а с другой, черт возьми, так радостно ее снова слышать! – слушай, как здорово, что ты позвонила! Я все обыскал, уже потерял надежду. Ты что завтра делаешь? Поехали за город!

- Хорошо. Только я с Машей буду. А Володя поедет?

- Что за вопрос, – конечно!

Про себя думаю, – вот ведь, совсем еще девчонка. Наивная, чистая...

Поехали мы за город – в Сестрорецк на залив. Потом стали часто встречаться. И вчетвером встречались, и вдвоем с Аленой. Ходили в театры, на выставки. Недели через две попали на выставку Сальвадора Дали (выставляли его графические, малоизвестные работы). Я сделал эскиз с одного понравившегося мне рисунка: некое огромное фантастическое существо, полностью закутанное в белый балахон, стоящее возле скалы и на его фоне – крохотная человеческая фигурка. Аленка заинтересовалась:

- Ты хорошо рисуешь?

- Учусь... Слушай, поехали ко мне сейчас. И вместе нарисуем все это красками. Я тебя научу, – получится совместное творчество...

- Ты что, поздно уже!

- Да не бойся ты, – всю ночь рисовать будем. Дело-то не быстрое.

Уговорил ее поехать со мной. Действительно, нарисовали мы этот сюжет (он где-то до сих пор у меня пылится). Только рисовали, как я и предполагал, конечно же, не всю ночь, а только часов до трех. Вижу – Алена заволновалась. Да и мне немного не по себе, – как к делу-то поближе подступить? Попробовал ее обнять – напряжена, как каменная.

- Ладно, – говорю, – ты расслабься и ложись вот на эту кровать (у меня две кровати были), а я лягу на эту.

А я ведь давно уже догадывался, что и Аленка в меня тоже влюблена. Ну, выключил я свет, разделся донага на всякий случай, легли на разные кровати. Смотрю, – ворочается, не спит.

- Аленка, – шепчу, – можно я к тебе?

В ответ молчание. Переполз я к ней, залез под одеяло. Она, – дурилка, – даже колготки и кофточку не сняла. Молчит, дрожит вся, повернулась ко мне спиной. Понятное дело, – думаю, – видимо в первый раз. Обнял ее тихонько и не спеша в шейку целую. Постепенно расслабилась она. Продолжаю ее гладить – от груди мои руки убирает, правда, не очень настойчиво.

- Аленка, дай губки твои поцеловать...

- Я еще никогда ни с кем не целовалась...

- Вот со мной и поцелуешься...

Поцеловались. Она так неловко, неумело, – действительно, что ли, в первый раз. На том дело и закончилось. Уснула у меня на груди. Хорошо было. Я еще долго не спал. Нежность, трепет, тихая улыбка внутри. Благость опустилась на нас. Видимо, посмотрел на невинность нашу Господь и увидел, что «...хорошо весьма. И был вечер и было утро...» [54]

А через два дня состоялся мой первый Магический Театр. У меня был ключ от аудитории на Психфаке. По объявлению пришло шесть человек, да еще были, конечно, Вовка, Алена и Маша.

Сели в круг, познакомились, рассказали кто зачем пришел. Я предложил кому-то одному выйти, сесть на центральный стул и обрисовать свою ситуацию. Вышел мужчина лет сорока, – Илья. Сказал, что его мучают страхи. Я «включился» и начал с пристрастием допрашивать Илью, так чтобы он начал, как и было задумано, волноваться. Выделил четыре фигуры: Страх, Злость (на себя, после того, как поддастся импульсу страха), Уныние и Желание Свободы. Илья выбрал на роль Страха Вовку, на Желание Свободы – Машу, на Уныние и Злость еще двоих членов группы. Дальше я вошел в состояние деконцентрации и пытаясь его удерживать, (далее идет то, что описать почти невозможно, но я попробую хоть в каком-то приближении) воссоздал неким нефизическим вниманием «Зеркало» и подходя поочередно к Вове, Маше и еще двоим, выбранным на роль, «входил» внутрь каждого из них этим самым «Зеркалом» (предупреждал, ведь, что коряво буду объяснять). Затем, накладывая руки им на плечи, говорил:

- Ты – Зеркало.

- Я – Зеркало, – отвечал каждый из них, и было видно, что они удивлены тем, как резко поменялось их внутреннее состояние.

Затем я попросил Илью подходить к каждому персонажу и, возложив ему руки на плечи, предварительно воссоздав в себе это чувство, через руки «выдохнуть» его в Зеркало, говоря при этом:

- Ты – мой Страх, – и так далее.

Я же старался оставаться в состоянии деконцентрации и, опять же, нефизическим вниманием, каким-то образом помогал перейти нужному состоянию от Ильи к исполнителю роли. В результате получилось столь мощная смена состояний, что даже я испугался. Уныние вдруг заплакало, и это не было притворством. Страх забился в угол и наотрез отказался с кем-либо общаться. Злость перегнулась пополам и сказала, что испытывает сильнейшие боли в позвоночнике и животе. Желание Свободы опустилось на стул и сказало:

- А меня почти нет...

Тут я понял то, о чем предупреждал Кирилл, говоря, что Магический Театр таит в себе и силу, и опасность. Если ситуацию не удастся разрулить, придется всех участников в дурку сдавать. А все фигуры были совершенно неуправляемыми, не слушались Илью. Илья, находясь в состоянии крайнего смятения и удивления, признался, что вот именно так все и происходит у него внутри, – хотя он никому ничего не объяснял.

Да, это была уже не Психодрама. Это был Магический Театр, где все было всерьез. Я взял себя в руки и, используя все, что на тот момент знал и умел, помогал Илье наладить контакт с каждой его частью. Постепенно, часа через два это стало получаться. Потом Илья произнес какую-то очень значимую для него фразу и расплакался. Как потом рассказывали на обратной связи исполнители ролей, у них в этот момент резко поменялось состояние. Перелом произошел. Потом еще некоторое время мы подчищали «хвосты» и передавали обратно: роли – Илье, Зеркало – мне. Дали обратную связь – кто что чувствовал. Оказывается и у тех, кто играл роль и у зрителей происходила мощная внутренняя работа. Ну а Илья просто сиял. В конце он заявил:

- Я теперь не боюсь того, чего боялся двадцать лет.

После Ильи подобную процедуру прошли еще двое – каждый со своими ролями и комбинациями. Магический Театр заработал! Это был триумфальный день (знал бы я, сколько еще ошибок совершу в ближайшие годы!). Когда участники разошлись, Вовка, Алена и Маша долго прочувствованно обнимали меня. А Аленка при всех еще и поцеловала в губы. Окрыленные удачей, мы не могли так сразу расстаться в тот вечер, долго сидели в кафе... А потом я проводил Алену домой и мы до полуночи целовались возле ее парадной...

На следующей неделе я пригласил Алену в Манеж на выставку работ эпохи Чикквенченто.[55]Узнав про эту выставку, я очень хотел на нее попасть, – особенно из-за воспоминаний о наших беседах с Кириллом. Дело в том, что произведения маньеристов отличаются усложняющейся напряженностью образов, манерной изощренностью формы, нередко остротой художественных решений.

Выставка Алене понравилась, а вот на меня произвела удручающее впечатление. Мне стало очень тревожно.

Мы вышли из Манежа и пошли к Стрелке Васильевского острова. Было семь часов вечера. В кармане лежал ключ от аудитории Психфака, где проходил Магический Театр. Минут двадцать шли молча. Я чувствовал локтем упругую грудь Алены и два чувства боролись во мне: страсть и тревога.

- Ну, ты что молчишь? – потрепала меня за руку Алена.

- Слушай, Аленка, зайдем на факультет, посидим в той аудитории?

- Давай...

Когда вошли в аудиторию, я запер дверь на ключ. Алена все поняла. Побледнела, но не сопротивлялась, – видимо думала, что если это не произойдет сейчас, она может меня потерять. Я сорвал с нее кофточку, лифчик, стал исступленно целовать грудь... В тот вечер на столе в аудитории Психфака она стала моей. Для нее это действительно было впервые.

Все произошло как-то поспешно и удовлетворения не было. Может быть потому, что Алена была неопытна, а я до того не имел дела с девственницами... Неожиданно для себя я ощутил не только телесное, но и душевное охлаждение к этой трогательной девушке. Я был противен самому себе, – как там у Пушкина: «На жертву прихоти своей смотрю, упившись наслажденьем, с неодолимым отвращеньем» [56].

Аленка оделась, прижалась ко мне и сидела так, обняв меня. Мои руки висели, как плети. Я был холоден, отрешен и зол на себя, на Алену, на весь мир.

- Ну, пошли. Проводишь меня? – она, казалось что-то почувствовала и говорила по-детски виноватым голосом. От этого я напрягся еще больше и сделал над собой бо-ольшое усилие, чтобы тут же не убежать.

Доехали до ее дома на такси. У дверей я поцеловал ее в щечку:

- Пока.

- Это все? Что с тобой?

- Да все нормально. Я устал просто, вчера было много пациентов, а потом еще до четырех часов рисовал. Все нормально... – приходилось врать и это делало внутреннюю боль нестерпимой.

Два дня я сидел дома и никому не звонил. На третий день Алена позвонила сама.

- Максим, да что с тобой?

- Да я заболел...

- Давай я приеду к тебе.

- Не надо. У меня тут родители сейчас, – блин, опять вранье. А что делать, – признаться этому милому, невинному, трогательному созданию, что я охладел и не хочу больше с ней встречаться? А она потом вены себе вскроет...

Наверное, таких эпизодов полным полно в жизни множества современных Дон Жуанов. Не знаю, кто как при этом себя чувствует, а вот я действительно заболел. Душу мою раздирали жалость и раздражение, ненависть к себе, сомнения, приступы грубого цинизма. Сны были наполовину заполнены бредом... Алена больше не звонила. Да и Вовка куда-то запропастился.

Так прошло месяца два. Я с головой ушел в работу с пациентами, рисование, музыку. Провел еще один Магический Театр.

В середине декабря позвонил Вовка:

- Макс, мы тебя приглашаем на нашу свадьбу девятого января. Будешь свидетелем?

- Постой, мы – это кто? Ты на Машке, что ли женишься?

- Нет, – помолчал секунд десять, – на Алене...

На свадьбе напился я в усмерть. Не то, чтобы назло или от горьких чувств, так как-то, рюмка за рюмкой. Со студенческих времен так не напивался. Говорил, кажется, какую-то похабщину, валяясь на диване, когда уже разошлись остальные гости. «И выпил он вина и опьянел и лежал обнаженным в шатре своем…» [57] Помню, кажется, укоризненные глаза Алениной мамы... Потом меня в такси усадили...

Через два дня явился я к Кириллу домой, как мы и договаривались. Рожа у меня была мрачная и скорбная. Кирилл с порога продекламировал Вергилия[xxiii]:

- «Грустный потупивши взор и нахмурив чело, из пещеры вышел родитель Эней; неизвестностью душу томила мысль о грядущем ему» [58]. Ну рассказывай, что у тебя происходит.

- Заврался, испошлился, запутался. Три диагноза.

- Дело понятное. Закрутило парня… Но не отчаивайся, ты ведь, по определению, кто?

- Кто?

- Потенциальный Герой. То есть, тот, кто готовится в путь на перекрестке трех дорог, как в традиционных сказках и былинах. Направо пойдешь – коня потеряешь, налево – женишься, прямо пойдешь – свою смерть найдешь.

- С конем понятно, – это потеря силы и одряхление. А почему бы не жениться?

- А жениться, это на былинном языке означало уклониться от преображения путем погружения в мирскую суету. Нормальные герои всегда шли прямо. И преображались. Ты, судя по твоему виду, прогулялся немного по правой дороге, но, надеюсь, снова вернулся к перекрестку. Это только на первый взгляд в твоей жизни какие-то тривиальные события происходят. Но есть еще и другой ракурс, откуда все, что с нами творится, имеет мифологическое и, если угодно, трансцендентное[59] толкование. Погляди-ка, что об этом говорит Мирча Элиаде[xxiv], - Вытащил из шкафа книгу, полистал, протянул мне:

- «Любая символика трансцендентности парадоксальна и не поддается осмыслению в мирском плане. Самый употребительный символ разрыва уровней и проникновения в "мир иной", в сверхчувственную область, будь то царство мертвых или богов, это образ "трудного перехода", "лезвия бритвы". "Остер, как лезвие бритвы, неодолим и доступен путь к высшему знанию", -утверждает Катха Упанишада (1, 3, 14). Здесь нельзя не вспомнить и то, что "тесны врата рая и узок путь, ведущий в жизнь, и немногие его находят" (Матфей 7, 14). "Тесные врата", "лезвия бритвы", узкий и опасный мост - все эти образы не исчерпывают богатейшей символики, о которой идет речь. Другие символы призваны иллюстрировать явно безвыходную ситуацию. Герой инициационной сказки должен пойти туда, где "день сходится с ночью", отыскать дверь в глухой стене, подняться в Небо по лазейке, открывающейся лишь на мгновение, пройти меж крутящихся жерновов, меж двух поминутно сталкивающихся скал или между челюстями чудовища. Все эти мифические образы выражают необходимость преодоления противоречий, упразднения двойственности, характеризующей человеческое состояние с тем, чтобы достичь наивысшей реальности. [60]»

- Это с мирской точки зрения кажется, что с нами происходят банальные вещи. После того, как ты имел честь быть представленным Joker’у, твой путь – это путь по лезвию бритвы, даже если кажется, что сильно уклоняешься. Если уж действительно уклонишься, то тут тебе и каюк. А пока жив – идешь еще. И верно идешь...

- Ни хрена себе, – верно...

- Кофейку выпьешь?

- Давай.

- Сейчас Стэлла сварит.

- Кирилл, вот те противоречия, о которых мы с тобой все время говорим, – они ведь были в моей жизни всегда. Почему же сейчас все переживается так остро?

- Ну, раньше все проще было. Противоречий-то в явном виде не было. Либо ты считал, что окружающие – сволочи, либо, что ты сам – мерзавец, – и с этим носился как с писаной торбой. Теперь все иначе. Теперь ты отчетливо переживаешь и то, что другие – сволочи, и что ты сам – сволочь, и, в то же время, что все это совсем не так. Как к другим людям, так и к себе ты испытываешь целую гамму противоположных чувств.

- Да, похоже. И что теперь с этими противоположными чувствами делать?

- Ничего пока не надо делать. Проживать и не бороться с ними.

- А как же работа души?

- Говорю тебе, – ничего, кроме того, чтобы следить за тем, чтобы не сопротивляться тому, что происходит. Это само по себе сложно.

- И что будет?

- Посмотрим. Может быть, если градус твоего безумия уже достаточно высок, – в чем я, впрочем, сомневаюсь, – в тебе начнет катализироваться естественное алхимическое превращение.

- Как это?

- Ну вот, например, Никола Фламель[xxv] пишет об этом вот что, – достал с полки еще одну книжку, открыл, прочитал: «Я говорю вам, что противоположные результаты являются следствием противоположных причин, и всякая противоположность всегда помогает узнать отличие того, что противоположно ей самой... Отсюда... мы приходим к любви, изначально присущей природе и проявляющейся во всех ее изменениях, так как сущностные различия являются причиной всех природных проявлений и процессов, протекающих в ней [61]».

Стэлла принесла удивительно вкусный кофе и печенье. Спрашивать больше ничего не хотелось. Кирилл сам нарушил молчание.

- Противоречия, это та почва, на которой Joker развивается и из которой он происходит. Вернее, он берет свое начало в том, что еще глубже всех, даже самых предельных противоречий, в той субстанции, которая, за неимением лучшего слова, зовется Хаосом. Очень хорошо это описано Якобом Беме[xxvi], – еще один том взят с полки, – «Misterium magnum заключается в том, что хаос, в котором берут начало свет и тьма, то есть основание неба и преисподней, проистекает из вечности... Он является основой и причиной огня в вечной природе. Этот же огонь в Боге есть только пламенеющая Любовь. И там, где Бог не манифестирован [62] в вещах, в соответствии с единством, присутствует болезнетворное, причиняющее страдание, испепеляющее пламя. Этот неугасимый огонь является ничем иным, как манифестацией жизни и божественной любви. При помощи него божественная любовь, а именно единство, возгорается и оттачивается для огненной работы, божественного могущества. Эта основа называется misteruim magnum, или хаосом, потому что из нее возникают добро и зло, то есть свет и тьма, жизнь и смерть, радость и горе, спасение и проклятье. Это основа душ и ангелов, и всех вечных созданий, как плохих, так и хороших. Это основа Царствия Небесного и Ада. А также видимого мира и всего, что в нем есть. Другими словами, все вещи имеют одну основу, точно так же как образ сокрыт в куске дерева до того, как мастер вырежет и отточит его [63] ».

- Слушай, Кирилл, а нужно ли самому специально проявлять в себе все новые противоречия?

- Пожалуй, что да. Тем самым ты будешь действовать заодно с Joker’ом. А значит, начнешь частично отождествляться с ним. Ну, а от этого – прямая дорога к тому, чтобы Joker оседлать, как герои сказок, мифов и фантастических романов оседлывали Драконов.

- Ты знаешь, ведь на Магическом Театре, да и в индивидуальных консультациях я провоцирую проявление и осознание противоречий.

- Хорошо. Но я говорил уже тебе о том, что с собой работать в этом направлении несравненно труднее. Хотя о возможности такой работы знали и древние, и современные, и средневековые мистики. Тому характерный пример – Джордано Бруно[xxvii]. Вот что он пишет, – на этот раз раскрытая книга взята с письменного стола, – «Кто хочет познать наибольшие тайны природы, пусть рассматривает, наблюдает минимумы и максимумы противоречий, противоположностей. Глубокая магия заключается в умении вывести противоположности, предварительно найдя точку объединения. [64]»

- А что будет, когда я оседлаю Joker’а?

- Сильно преждевременный вопрос. Но у меня нет никаких причин на него не отвечать. Когда и если (!) ты оседлаешь Joker, ты придешь к Камню, или к осознанию своей Самости, как это называет Юнг. Там все противоположности объединяются, а конфликт, ими вызванный, преображается в Любовь – с большой буквы, или же в Пустоту, как абсолютное несуществование, или в Пустоту, освещенную присутствием Будды и потому полную жизни[65].

- А от чего зависит, какой именно вариант осуществится?

- От веры.

- Каким образом?

- Вот этот разговор давай отложим на будущее. А в общих чертах тебе сейчас достаточно будет определения, которое дал Юнг. Вот, прочти-ка сам, – дал мне «Психологию и Алхимию»:

- «Самость есть объединение противоположностей. Андрогинность Христа наиболее незначительная уступка Церкви проблематике противоположного. Противоположности света и добра, с одной стороны, и тьмы и зла с другой, предоставлено быть открытым конфликтом. Причем Христос выступает как просто благо, а контрагент Христа – черт – как зло. Эта противоположность и есть подлинная мировая проблема, которая пока еще остается нерешенной. Самость, однако, - абсолютная парадоксальность, потому что она в любом отношении является тезисом и антитезисом, а заодно и синтезом [66]. Архетип [67], сближенный с сознанием, благодаря исследованию бессознательного устраивает поэтому индивидууму очную ставку с бездонной противоречивостью человеческой природы, ему становится доступно совершенно непосредственное переживание света и мрака, Христа и черта. Речь идет, разумеется, в лучшем или худшем случае только о создании возможности, а не гарантиях осуществления, ибо переживания этого рода нельзя с необходимостью достичь нашими человеческими средствами. Нужно принять при этом во внимание факторы, не подвластные нашему контролю. Переживание противоположности не имеет ничего общего ни с интеллектуальным прозрением, ни с заимствованием. Скорее, можно было бы назвать это судьбой. Такое переживание одному доказывает истину Христа, другому - истину Будды, и притом, вплоть до полной очевидности [68].»

- Кстати, можешь взять домой, почитать...

- У меня такое впечатление, что ты заранее знаешь, что дашь мне прочитать. Ты что – готовишься к каждой нашей встрече?

- В каком-то смысле да, – готовлюсь. Перед сном вспоминаю о предстоящей встрече. А что касается книг, то у меня хорошая память, к тому же, когда я что-то читаю, я делаю закладки в тех местах, которые кажутся мне наиболее интересными. А потом, в ходе разговора возникает интуитивное знание, что здесь подходит. Ну, а коль я вызвался быть комментатором того, что с тобой происходит, мне нужны самые разные источники. Иногда, если мы встречаемся где-то в городе, я заранее отбираю книги, хотя не знаю еще, что в них мне пригодится. Обычно не ошибаюсь. Просто опыт... Я бы тебе сейчас, на ход ноги, дал прочитать еще одно местечко – из Фомы Аквинского[xxviii]. Мы не увидимся, пожалуй, несколько месяцев, и я рекомендую тебе запомнить и даже выписать эту фразу, чтобы над ней размышлять на досуге. Держи.

Я переписал себе в блокнот: «И вещи, и люди, и Бог действительно есть по-разному. Действительность не только есть. Она есть и то, чем может быть. То, что есть и может быть, я называю Ens. Ens – бытие, но не как просто ставшее или становящееся, или свершенность чего-то идеального. Ens – это острота бытия, как мыслимо возможная полнота его существования. Бог есть такое бытие, в котором сущность и существование совпадает. Человек причастен к нему и тяготеет, так как наделен возможностью бытия. У человека есть лишь некоторая возможность к Ens, он может Ens, а может и не Ens. Как много надо преодолеть в себе глупости, злобы, тщеславия, помыслов, чтобы найти в себе форму. Собирая себя, осуществляя свою форму, человек оказывается самым страдательным существом в мире. Форма есть качество открытости, готовность к расширению, превосхождению себя безо всяких прикидок на результат. Бытие для человека – вечно длящийся акт выхода за свои пределы [69]».

Приближался Старый Новый Год. Идти к Вове с Аленой не хотелось, хотя они и приглашали. Просидел я праздники дома, почитывая Юнга и раздумывая, чем наполнить свою одинокую жизнь...

Дата добавления: 2015-07-20