Анжелика

Когда он думал об этом, ему вдруг открылось видение. То был лишь миг, подобный вспышке света. Он увидел прекрасный и жуткий лик Праматери, склоненной над бездной жизни. С потерянной улыбкой смотрела она на рождения и смерти, на цветы и шуршащие осенние листья, на искусство и тлен. Все и вся были равны перед нею, Праматерью, надо всем светила, точно луна, ее непостижимая улыбка. Умирающий на булыжниках рыночной площади карп был ей так же дорог, как и объятый тяжкими думами Гольмунд. Гордая холодная дева Лизбет была для нее не дороже рассеянных по лесу костей того Виктора, что хотел выкрасть у него золотой дукат. И вот молния погасла, загадочный лик Праматери исчез. Но глубоко в душе Гольмунда еще трепетали бледные зарницы, еще колыхалась горячая волна жизни, боль удушливой тоски. Нет, ему не нужна была удушливая сытость других - рыботорговцев, ремесленников, бюргеров. Дьявол бы их всех побрал! Ах, этот бледный, мерцающий лик, эти подобные зрелым колосьям полные, тяжелые уста, по которым скользнула, словно ветер и лунный свет, безымянная улыбка смерти!

Герман Гессе «Нарцисс и Гольмунд»

Она ворвалась в мою жизнь в октябре девяносто шестого года. Началось все, как мне вначале думалось, с мимолетного приключения. Но оказалось оно гораздо, гораздо серьезнее.

Я к тому времени переехал от Черной речки и снимал квартирку в районе Нарвской, – остановки две от метро. И вот как-то под вечер, часов в девять, стоял я на остановке напротив метро и дожидался троллейбуса. Внимание мое привлекла сценка, происходившая метрах в ста от меня: двое кавказцев пытались затащить в машину какую-то подвыпившую красотку. Девушка сопротивлялась. Наконец ей удалось заехать одному из джигитов сумочкой по морде и вырваться. Быстрым, хотя и немного неровным шагом она пошла в сторону остановки. Тут я разглядел ее: невысокая, каштановые волосы до плеч, смуглое лицо, слегка раскосые глаза, стройная. А фигурка, – Боже мой! Она была не из тех, кто побеждает на конкурсах красоты, но на мой взгляд, она была удивительно красива той особой красотой, которая заставляет мужчин сходить с ума и пускаться во все тяжкие. Когда она прошла, слегка пошатываясь, мимо остановки, многие оборачивались ей вслед. Не знаю, какая сила завладела мною (совсем не в моих правилах знакомиться на улице с пьяненькими девушками), но через минуту колебаний я бросился, провожаемый скептическими ухмылками людей, стоящих на остановке, за ней и вскоре шагал рядом.

- Девушка, простите за навязчивость, но мне кажется, что вас нужно проводить...

Она повернулась ко мне. О, этот взгляд, – взгляд Евы[70], который будет пьянить меня еще несколько лет! С первой же секунды, как мы встретились глазами, я увидел, «как зверь, сидящий в нас обоих, помимо всех условностей спросил “можно” и ответил “очень”! [71]».

- Ну проводите... Только давайте вначале пива выпьем.

Не чувствуя под собой ног, я бросился к ларьку и взял четыре бутылки «Балтики». Девушка ждала меня там, где я ее оставил.

- Пойдем сядем. Не стоя же пиво пить. Меня Анжелика зовут. Можно просто Лика.

- Макс.

Мы перешли улицу, сели на скамейку в скверике, возле памятника Кирову, открыли пиво...

- А ты ничего парень, не то что эти козлы. Привязались у метро. Сначала такие добрые рожи строили, а как дошли до машины, стали руки распускать...

- Слушай, Лика, я тут живу близко, давай зайдем ко мне...

Бросила на меня разочарованно-презрительный взгляд.

- Да нет, ты не подумай... Просто я художник. Если хочешь – тебя нарисую.

- А не врешь?

- Нет...

Выпили по бутылке пива. Пошли к моему дому. Возле дома Лика глянула на номер:

- Проспект Стачек, двадцать один, – ладно, пошли.

Когда вошли в квартиру, я, первым делом показал ей свои рисунки.

- Классно! Не соврал ведь! Славный ты парень – Максимка, – обняла меня одной рукой. Я не был готов к такой скорости развития отношений, но мешкать не стал и губы наши слились в долгом поцелуе. Потом... Ох и сладкой же оказалась Лика!

Выйдя из ванной, завернутая в полотенце, сразу спросила:

- Где у тебя телефон? Надо мужу позвонить, чтобы за мной заехал.

- Мужу? – я растерялся, – ну звони... телефон на кухне...

- Какая у тебя квартира? - уже из кухни, набирая номер.

- Тридцать пять, – соврал я.

- Вадим, это я. Заедь за мной. Я на Стачек, двадцать один. Квартира тридцать пять... В гостях... Ну что ты выдумываешь... Ничего не было... Нет... Сидим, пьем пиво... Одноклассника встретила, – он теперь художник... Ну что ты, говорю тебе – ничего не было... Приедешь, картины увидишь, познакомишься...

Вот только знакомства с мужем мне не хватало. И дураку ясно, что здесь происходило! Хорошо, хоть квартиру другую назвал...

Лика прошла в комнату, свалилась на кровать, потянулась, как кошечка:

- Вот дурачок, – не верит... А я устала... Минут десять полежу, потом одеваться буду, – Вадик-то раньше, чем через полчаса не приедет.

Через пять минут она заснула... Я сидел и лихорадочно соображал, что со всем этим делать. Хорошо, если у этого Вадима не было определителя номера... Потом я как-то успокоился... Минут через сорок встал у окна. Во дворе никого не было. Еще минут через пять возле дома появился долговязый молодой человек. Зашел в одну парадную, затем в другую. Потом стал рыскать перед домом, заглядывая в окна первых этажей. С интересным чувством я подошел я к Лике, разбудил ее долгим поцелуем и ласками, поставил на колени и со вкусом овладел ею. Она довольно громко кричала – думаю, было слышно на улице, так что ее муж (если он еще был там) мог слышать знакомый, в самом прямом смысле, – до боли, голос...

Ушла Лика рано утром, еще восьми не было. В прихожей я сунул ей в сумочку свой номер телефона...

Несколько дней я находился под впечатлением этой встречи. Никогда еще не переживал я такой огненной и в то же время нежной страсти и силы пола. Несколько дней, просыпаясь, я обнаруживал, что обнимаю подушку и шепчу это удивительное сладостное имя: Анжелика...

Через неделю вечером она позвонила:

- Макс, можно я к тебе?

- Конечно, приходи. Ты когда будешь? Тебя встретить?

- Да я внизу – из автомата звоню. Спускайся.

Спустился вниз. У моего подъезда – такси. Лика возле:

- Расплатись с таксистом. И сумки помоги затащить... Я к тебе – жить. Не выгонишь?

В моей голове в один миг пронеслись все возможные прелести жизни с этой безумной, но и столь желанной женщиной. Я же сгорю от ревности, от страсти, и еще Бог знает от чего! Но в то время, как какая-то часть моего существа пыталась построить логические доводы «против» (хотя какое тут «против», – все, с чемоданами приехали!), понял я, что именно об этом-то и мечтал... Пронесся в голове диалог Алеши и Дмитрия Карамазовых: «– Митя, да неужели ты бы на такой женился? – Коль захочет, Алешка, так тотчас же! А не захочет, – на дворе ее дворником буду – самовары раздувать, на посылках бегать!» [72]

Странною и удивительной жизнью прожили мы с Ликой почти два года. Она нигде не работала. Иногда сутками сидела дома, иногда исчезала до глубокой ночи, а то и на день-другой. Я изводил себя ревностью, страстью, горячим желанием, уязвленным мужским самолюбием... У меня почти не было сомнений, что она изменяет мне «сто тысяч раз по сто [73]». У меня же за все время нашей совместной жизни даже и мысли изменить ей не зародилось. До мозга костей понял я тогда еще одну фразу Мити Карамазова: «...Но красота не только ужасная, но и таинственная вещь! Тут дьявол с Богом борются, а место битвы – сердца людей [74]».

Несколько раз со мной происходили необъяснимые, неземные переживания. Я проваливался в бездонные глаза Лики. Проваливался целиком, весь – в безумный, неземной мир, где я взрывался каждой клеточкой, подобно звездам и галактикам в их непостижимом хороводе. Взрывался неизъяснимой любовью. Растворялся, таял, возникал вновь, тысячами мурашек во всем теле постигая нечто неуловимое, мгновенное, хрупкое и чарующее, то, чему и названия-то нет. Это были моменты какого-то безбрежного, изначального и окончательного счастья, каких я не знал никогда прежде.

Очень часто во время близости с Ликой происходили также совершенно удивительные вещи. Какая-то фантастической силы благодать нисходила на нас, – то была благодать всепроникающей нежности, трогательной и хрупкой глубины переживаемого момента. И она длилась, длилась, длилась, застилая собой физические ощущения. Никакой физиологический оргазм и близко не сравнить с силой этого чувства.

Перед сном мы лежали обнявшись, и очень часто растворялись друг в друге, растворялись как будто физически. Потом растворение это превосходило всякие границы. Оставалось чувство безбрежности и глубочайшего покоя, в котором мы и засыпали, несколько раз наполовину просыпаясь среди ночи от сладостных вибраций пространства, которым мы являлись.

А наутро – откроешь глаза и, как в раннем детстве, просто лежишь. Лежишь и просто смотришь. Лика тоже открывает глаза, улыбается:

- Доброе утро, любимый мой!

- Здравствуй, любимая!

И долго еще просто лежим. Просто, без мыслей, без желаний, как одно целое...

Уже позже я нашел у Юнга строки: «Нормальная сексуальность, как общее и, по всей видимости одинаково нацеленное переживание отличается полной гармонией и восхваляется как великое счастье по праву, ведь это возвращение к тому изначальному состоянию бессознательности, к бессознательному единству. Оно равносильно возвращению во чрево матери, в таинственное бессознательное море творческого изобилия. Это даже истинное переживание божественного, которое не подлежит отрицанию и сверхсила которого сглаживает и поглощает все личностное. Это самое настоящее причастие к жизни и БЕЗЛИЧНОЙ судьбе [75]».

Кирилл однажды заглянул к нам в гости. Был период такой вот идиллии. Лика накормила нас потрясающей ухой. Когда Лика вышла на кухню, Кирилл произнес:

- Смотри, Макс, не упусти эту женщину. Судьба дарит тебе удивительные подарки.

На следующий день мой «удивительный подарок» утроил мне скандал из-за сущей ерунды (так, по крайней мере, казалось мне) и исчез из дома на два дня. Вернулась домой пьяная и, скинув в прихожей платье, позвала:

- Максимка, ну скорее же, возьми меня...

Я часто вспоминал за эти годы слова Аврелия Августина[xxix]: «За искушения надо благодарить Бога, ибо - отыми искус, и спасенных не будет [76]».

Однажды, уже на втором году нашего совместного жития я не выдержал и устроил Лике сцену ревности. Она спокойно выслушала мои нападки, закурила и невозмутимо так сказала:

- Максимка, я люблю тебя, очень люблю... Но я по природе – блядь, мне нужно много мужиков...

Я чуть не задохнулся. Мало того, что мои опасения оправдались, но она еще таким жутко спокойным тоном прямо так и сказала: «Я – блядь». Каково было услышать это из боготворимых, столь трогательно-доверчивых уст? А мужское самолюбие, в конце концов! Но я нашел в себе силы дослушать. Лика продолжала:

- Пойми, – как-то я стесняюсь тебя, что ли... И мне нужны еще мужики, чтобы любить тебя сильнее, раскрепощеннее, целиком. Если у меня только что кто-то был, то и с тобой я очень раскрепощена и чувствую себя свободно. А вообще, я очень хочу этого дела. И сейчас тебя хочу.

Несмотря на «ущемленное мужское самолюбие», у меня уже штаны лопались. Я, кстати, сам замечал, что когда у меня были подозрения в ее неверности, но мы все равно были близки, она оказывалась особенно сладка. И вот та самая благодать нисходила...

Не в силах себя больше сдерживать, я чуть не разорвал на ней халатик и белье...

Но все равно, я до такой степени был взволнован признанием Лики и настолько не мог себе представить, что же делать дальше, что через несколько дней пересказал этот разговор Кириллу. Он внимательно выслушал, улыбнулся (что, кроме улыбки можно было от него ожидать!):

- Похоже, Макс, что тут не столько ее, сколько твоя проблема. Если говорить на языке «энергетики», – у тебя есть некоторое рассогласование нижних, средних и верхних центров (называй, если хочешь, чакрами). Ей не хватает силы твоих «низов» и, хотя она любит тебя, ей нужен дополнительный «разогрев», чтобы отдаваться тебе полностью. Она все очень точно объяснила. И в этом отношении, как ни парадоксально это звучит, с ней тебе очень повезло!

- Ничего себе – повезло! Да как же это?

- А это как Кисе Воробъянинову с Остапом Бендером: с ним очень неудобно, но без него – никак. Для Воробьянинова Бендер был воплощенным Joker’ом. И вся история их похождений, если рассматривать ее не с мирской, а с мифологической точки зрения, была историей ученичества, послушничества Кисы со всеми ритуалами жертвы и послушания – начиная от бритья наголо в дворницкой и заканчивая прошением милостыни у «Цветника» в Пятигорске[77]. Вот так и в твоей жизни появилась женщина – воплощение Joker’а. Я бы тебе советовал не соревноваться с ней, не пытаться бороться за свое «мужское чувство достоинства». В данном случае все это чушь. А Лика – твой шанс. Научись любить ее и ты увидишь, кто она.

- А кто она?

- Увидишь, когда полюбишь. У нее нет, конечно, двух университетских образований, но, поверь мне, она гораздо сильнее и целостней, чем ты.

- Иногда она мне кажется святой, а другой раз – просто развратной стервой...

- А где грань и кто ее прочертил? «Не суди о дереве по плодам, а о человеке по делам. Могут быть лучшие и худшие [78]»...

- Это что-то новенькое.

- Фрагмент из Апокрифического Евангелия. И я лично с ним полностью согласен.

- Начинаю понимать. Благодаря Лике...

- Мы не можем знать наверное, кто она на самом деле (также, как и любой человек). Душа, как выражался Кант – ноумен, «вещь в себе». Замечательный пример, кстати, напрямую связанный с Jokerом, приводит Шмаков, говоря о Двадцать Первом Аркане Таро: «Двадцать первый Аркан раскрывает перед нами горную высь, что одинаково может свидетельствовать как о победе господства над землей, так и об оторванности и отчужденности от нее. На краю обрыва скалы, стоит Путник. Но кто может сказать, стоит ли он перед концом долгого пути или скоро погибнет в бездне? Он одет в лохмотья, но разве они не украшают одинаково пророка и бродягу? Он смотрит вдаль, как бы не видя пропасти, зияющей у его ног, что одинаково может указывать как на безумство Путника, так и на достижение полной власти, для которой опасности быть не может. За плечами в мешке у Путника лежат атрибуты Мага: меч, чаша и сикл. Путник несет их, как ненужный скарб. Но почему? Потому ли, что не знает об истинной цене своей ноши, или потому что он слишком много знает, чтобы ощущать необходимость в этих внешних признаках власти? У обрыва лежит во прахе обелиск - эмблема и хранитель мудрости. Путник не смотрит на него. Не потому ли, что он, как глупец, не знает цены ему, или потому, что постигнув все, он знает и о том, что гласит обелиск, а потому для него он есть лишь мертвый камень. За обелиском притаился крокодил с отверстой пастью. Лохмотья одежды разрываются собакой. Но путник не обращает на это никакого внимания. Потому ли, что он не понимает опасности, потому ли, что он пренебрегает ею? Весь иероглиф двадцать первого Аркана исполнен безмерных противоречий, даже более того, он есть сам по себе классически выраженный бинер. Ясной и определенно сознаваемой гранью Аркан двадцать первый расчленяется на бинер – безумец и совершенный Маг. Это есть высшая бинерная полярность, вкладывающаяся в рамки человеческого разума. Большей противоположности, большего противоречия человек себе в принципе представить не может. Этот бинер является для него высшим доступным аналогом Первопричины, которая есть прежде всего совокупность всех антиномий. [79]»

- Как я раньше не догадался, что Joker, – это Безумец из Двадцать Первого Аркана!

- А это неверная догадка. Так же, как когда-то со Святым Духом и Философским Камнем. Скоро ты спросишь меня, не черт ли – Joker...

- А такие мысли у меня как-то были...

- Повторяюсь в который раз: Joker есть Joker! Он действительно близок к Двадцать Первому Аркану, но им не является. Joker может быть чем угодно – пойми, это очень важно, – чем и кем угодно. Для тебя сейчас он – Лика...

Зачастую Лика приходила домой в два или три часа ночи после очередного свидания с кем-то. Причем, летела ко мне на такси, иногда на последние деньги. Вбегала разрумяненная, слегка пьяная и сразу безудержно отдавалась, иногда прямо в прихожей или в кухне, раздевшись лишь наспех наполовину. Я ждал ее в такие ночи и бредил ею, в свою очередь пьяный от ожидания, желания, ревности...

Бывало она неделями сидела дома, уткнувшись в книгу, убирая квартиру, готовя (как чудесно она готовила!), стирая мои вещи... Вечерами мы читали стихи, шептались о любви, сочиняли друг для друга сотни ласковых имен... Ее глаза, бездонные и чистые были задумчивы и тихи... Потом, вдруг, снова исчезала на ночь-две. Или пускалась в загул на несколько недель, являясь поздно ночью...

Что бы там ни было, но к лету девяносто восьмого года я, похоже начал видеть в ней Лицо Человеческое, Собеседника (как называл это Ухтомский). Мне казалось, что я обрел возлюбленную... Я перечитывал духовные дневники Ухтомского, которые выпросил у Кирилла:

«С того момента, когда однажды откроется человеку, что есть вне его равноценное ему Лицо человека, то он сам начинает превращаться в человека. Все в его жизни и сам он преобразится, и великая гераклитова истина, что все течет и проходит, приобретает совершенно новый смысл: если все безвозвратно проходит, если ни одно мгновение бытия и жизни не повторяется, если проходящий мимо человек дан тебе однажды, чтобы никогда и ничем не замениться и не повториться для тебя, то какова же страшная ответственность человека перед каждым моментом жизни, перед каждым соприкосновением с другим человеческим Лицом, перед утекающей драгоценностью бытия. Само восприятие истины преобразуется. Для того, кто видит в мире одни лишь только более или менее повторяющиеся вещи и связи между вещами, истина есть удобная для меня моя собственная абстракция, которая меня успокаивает, удовлетворяет и вооружает для новых побед над вещами. Для тех же, кто однажды увидел, учуял в мире Лицо, истина есть важнейшая и обязывающая задача жизни, все отодвигающая в истории вперед, драгоценная и любимая, как любимое человеческое Лицо [80] ».

Как-то в конце августа девяносто восьмого года Лика разоделась: короткая юбочка, ажурные чулочки... Мы были в ссоре и не разговаривали. Я тревожно наблюдал за ней. Она курила, вызывающе накрашенная, дразнящая, положив ногу на ногу, так что был виден край чулка, периодически посматривая в окно.

Потом встала, глянула в зеркало, еще раз подкрасила губы, взяла сумочку и выпорхнула из квартиры. Я подошел к окну. Сердце мое звонко стучало – волна ревности, возбуждения, желания, злости... За сквером на улице стоял “Audi”. Я видел, что Лика направляется к нему... Вспомнилось Ерофеевское: «Стервозность, как высшая и последняя стадия блядовитости [81]». Я сжал кулаки и выругался. Лика села в машину... Не желая даже прятаться, она назначила свидание с кем-то прямо под окном...

Весь вечер я не мог ничем заняться, ходил из угла в угол. Я ждал... Клубок ярости, сильнейшего желания и ревности душил меня. В таком возбуждении я прождал до пяти часов утра. Она не пришла. Такое бывало и раньше. Я лег спать и отчаянно мастурбировал несколько раз. Лики не было неделю. Потом она позвонила. Голос, как будто ничего не произошло: «Я сейчас приду». Я ждал часа полтора, не находя себе места от волнения. Во мне бурлили два едких и острых чувства, возбуждая противоречивые образы: желание кричать на нее, ругаться, требовать унизительных объяснений, – эта картинка боролась с другой – с порога я подхватываю ее на руки, целую, раздеваю и наслаждаюсь ее податливым жарким телом, как это иногда бывало и раньше...

Вышло все совсем не так. Звонок:

- Я пройду?.. – утвердительно и вопросительно одновременно. И как-то даже кротко – очень необычно для Лики. Я встал между прихожей и комнатой, не зная, как поступить – мои сценарии были разрушены... Молча собрала немногие вещи. Подошла к зеркалу, слегка прищурилась, как бы что-то высматривая в себе. Чмокнула меня в щеку:

- Ну, счастливо, Максимка! – отстранено, голос как не ее, чужой какой-то. Я попытался схватить ее, начал целовать... Спокойно отстранилась, особо и не сопротивляясь, но холодно, отрезвляюще. Взгляд... Он говорил: «Все!»

Стук каблучков на лестнице. Ключи, оставленные на тумбочке в прихожей... Безнадежно вздыбленный член...

Мне кажется, что внутри я долго еще не мог расстаться с Анжеликой (возможно даже до сих пор?). Я был уверен, что никогда мне не встретится никто, подобный ей...

«Пусть искажен твой лик прелестный

Изгибом бешеных бровей, –

Твой взор вонзается живей;

И пусть не ангел ты небесный,

Люблю тебя безумно, страсть,

Тебя, свободу страшных оргий;

Как жрец пред идолом, в восторге

Перед тобой хочу упасть!

Пустынь и леса ароматы

Плывут в извивах жестких кос;

Ты вся – мучительный вопрос,

Влияньем страшных тайн богатый! [82]»

Потом, иногда – доходило до нелепого: с другими женщинами, чтобы возбудиться, мне нужно было вспомнить Лику. Часто, забываясь, я называл ее именем других...

Кирилл

Общение с Лобановым превратилось в какой-то сплошной праздник, щедрый дар судьбы. Лобанов вскрывал как тайные, незаметные для нормального глаза подспудные механизмы человеческих взаимоотношений, иногда на уровне интуитивного движения души... Возможно, там была какая-то тайна, которую сложно теперь разложить на простые величины, театральная магия, какой-то постепенный и почти мистический разогрев большого творческого организма. Помимо того, что мы постигали динамику скрытой человеческой борьбы и противостояния, мы еще узнавали много нового о жизни вообще, о людях, которые казались нам прежде простыми, но теперь, под режиссерским рентгеном нашего учителя, приобретали бесконечную сложность, глубину и ту самую ненавистную прежде, предаваемую анафеме противоречивость, которая и составляет, видимо, таинство человеческой души.

Марк Захаров «Суперпрофессия».

Недели две после того, как Лика ушла, я еще не мог полностью поверить, что это навсегда. Сидел до глубокой ночи возле окна, вздрагивал от каждого телефонного звонка. Ждал. Плакал, когда до сознания моего дошла глубина этой потери. Опять ждал... Наступил мой тридцать третий день рождения. Я никого не пригласил. Просидел дома. Надеялся, что она вдруг да позвонит...

Потом сам позвонил Кириллу:

- От меня Лика ушла... Совсем...

- Сочувствую... И – поздравляю! Эта удивительная девчонка сделала для тебя все, что могла и, в довершение, оставила тебя, если так можно выразиться, – на следующем уровне сложности Игры.

- Что еще такое?

- Теперь, видишь ли, твоей личной жизни на будущее поставлен шах и почти что мат. После того, что у вас было с Ликой, у тебя, скорее всего, больше ничего не получится... Почти...

- Что же в этом хорошего и с чем меня поздравлять?

- С тем, что у тебя теперь только один ход – научиться Любить. Не знаю, как и когда ты с этим справишься, но задача стоит не на шутку. Еще одна черта отделяет тебя теперь от простой и устойчивой жизни.

- Но я ведь вроде бы научился любить Лику. Я стал принимать ее такой как есть...

- Ну это все субъективно. Будущее покажет, насколько ты действительно можешь Любить. Не любить Лику как раз было бы сложнее – она сама воспламеняла это чувство, как воплощенный Joker, как вечно ускользающее, дразнящее и манящее чудо.

- Значит следующий мой шаг – Любовь?

- Вечная учеба этому искусству – Любить. А для этого – творчество и Игра. Вот послушай, я как раз сейчас читаю одну книгу, – тут прямо про твое грядущее: «Счастливый человек – плохой актер, у него мало искренних поводов к тому, чтобы вопрошать, сомневаться, быть недовольным жизнью и собой... Считается, что актер, говорящий о своей счастливой творческой судьбе, говорит совсем не о том счастье, которое имеют в виду обыкновенные люди. Происхождение этого счастья таково, что не многие пожелали бы его для себя... Настоящим актером может быть только тот, кто способен страдать и вмещать в себе страдание. Острое переживание внутреннего противоречия в себе, гнетущая неуверенность и боль собственного существования, разлад с самим собой, безысходное чувство вины, страдание и отчаяние от невозможности выразить себя, от ненужности твоего лучшего другим, тоска по правде и высшей разумности, несбыточные надежды, опрокинутая любовь и вера - вот достаточный повод, чтобы быть актером. [83]»

- Постой, при чем тут актер? Я же не актер...

- Можем встретиться и поговорить об этом подробнее. Давай в воскресенье погуляем по заливу под Зеленогорском. Мы с семьей будем там на даче в гостях у друзей еще с пятницы. А в воскресенье, ежели ты подъедешь часам к двенадцати, у меня будет пара часов.

- Договорились.

И вот воскресенье. Залив. Почти пустынный берег. Мягкое сентябрьское солнце. Мы с Кириллом сидим на скамейке неподалеку от какого-то пансионата.

- Ты говорил о следующем уровне Игры. Об актере... Поясни, пожалуйста...

- Я сразу пропущу банальные рассуждения о том, что все мы – актеры одного большого театра и тому подобное... Поговорим об Игре с более глубоких позиций. Был такой исследователь истории культуры – Йохан Хейзинга[xxx]. Он написал, а было это еще в начале двадцатого века, фундаментальный труд, который назывался «Человек Играющий». Хейзинга считает сам феномен Игры источником человеческой Культуры. Вот его слова, – Кирилл раскрыл на этот раз не книгу, а блокнот, исписанный разноцветными ручками, – "Игра – первичная категория, которая не связана ни с какой ступенью культуры, ни с какой формой миросозерцания. Каждое мыслящее существо может представить игру, даже если в языке нет такого понятия; можно отрицать все абстракции: право, красоту, Бога, все серьезное можно отрицать, но только не игру". Кроме того, Игра, – вероятно единственный вид человеческой деятельности, где высшей ценностью является не результат, а сам процесс Игры...

- Я согласен с тем, что Игра, это одна из первичных категорий человеческой жизни...

- Во-первых, не «одна из», а самая, что ни на есть первичная. Во-вторых, согласиться, – еще не значит принять это применительно к собственной жизни. Многие говорят об Игре, причем, даже не просто об Игре, но об Игре Космической. Например, товарищ Станислав Гроф[xxxi]: «Мастерство, с которым творческий принцип изображает различные сферы существования, делает переживания соответствующих ролей настолько правдоподобными и убедительными, что увидеть их иллюзорную природу чрезвычайно трудно. Кроме того, возможности преодоления иллюзии обособленности и переживания воссоединения связаны с чрезвычайными трудностями и сложными неоднозначностями. В сущности, у нас нет фиксированной личности, и мы можем переживать себя как нечто пребывающее в континууме [84] между воплощенным "я" и Абсолютным Сознанием. Поскольку по своей истинной природе мы - неограниченные духовные существа, мы входим в космическую игру на основе свободного выбора и оказываемся в западне того совершенства, с каким она разыгрывается. [85]» Красивая фраза, не правда ли? Но, если мы возьмем Грофа или его многочисленных последователей в буквальном смысле за яйца, да покрепче, в то время, когда они не находятся под воздействием психоделических переживаний, то наверняка у них появятся в этот момент проблемы с переживанием красоты и совершенства Космической Игры и, особенно, «свободного выбора». Такого рода фразами можно насладиться в порыве поэтического взлета мысли. Но «реальность, данная нам в ощущениях», особенно повседневная, как-то не очень хорошо согласуется с холистическими[86] лозунгами, популярными в этой среде, такими как «Мы живем в мире, который сами создаем!»

- Ты что-то имеешь против Грофа?

- Лично, конечно же, нет. Только многие тысячи людей, как мне кажется, заморочены подобными лозунгами. Лишь по следующей причине: Гроф не сделал одного важного замечания, что и породило «холистическую иллюзию». Это замечание делает, например Мирча Элиаде, когда говорит о разнице между обыденным и мифологическим взглядом на вещи. И это, заметь, очень корректно. Я сейчас немного уклоняюсь от нашей темы, но мне важно, чтобы ты тоже не попал в очередную иллюзию. Так вот: кто живет в мире, который сам же и создает? – Существо, реализовавшее сознание Будды. А остальные, коих подавляющее большинство, включая нас с тобой?... Да, – твой мир, если посмотреть с мифологической точки зрения, или с точки зрения существа, реализовавшего сознание Будды, или, как выражается Мирча Элиаде, с точки зрения архаического[87] человека, создаешь ты сам. Но в данный момент ты не будда, не архаический человек и не находишься в психоделическом трансе. И твой мир создается твоими органами чувств, твоим генетическим, инкарнационным, родовым опытом, опытом твоего воспитания. Но это не ты! До тех пор, пока ты это не осознал... Чтобы еще лучше уяснить этот момент, я приведу выдержку из Рудольфа Штайнера[xxxii], где он говорит о восприятии архаического человека: «Лишь в постепенном развитии приобрели души земного человечества то состояние, в котором они живут в настоящее время. Обычное сознание берет это душевное настроение, каким оно является теперь, и создает "историю", для которой дело излагается так, как будто люди седой древности мыслили и чувствовали почти так же, как в настоящее время. Были времена в земном развитии человечества, когда душевное настроение было совершенно иным, чем теперь. Тогда не было такой резкой противоположности между сном и бодрствованием. Человек прежнего времени проживал между бодрствованием и сном промежуточное состояние, которое было образным и отрешенным от внешних чувств, но благодаря которому раскрывалась действительность духовного, как благодаря восприятию чувств раскрывается действительность физического. В этом переживании человеку древности в образах, а не в мыслях давался опыт его доземного бытия. Но зато у него не было совершенно отчетливого переживания "я", которое есть у человека современности. Это переживание "я" выступило лишь постепенно в ходе человеческого духовного развития [88]». Так вот, это самое «я», пока оно не вместило в себя органы чувств, генетический и прочий опыт, – почти никак не участвует в строительстве своего мира. Оно по меткому выражению Хайдеггера[xxxiii] «вброшено в этот мир» [89]. И до тех пор, пока оно не пройдет школу жизни, и, в частности, не «оседлает» Joker’а, говорить об ответственности за «мир, который мы создаем» преждевременно и бессмысленно... Вот теперь я готов постепенно перейти к теме Игры и актера...

Мне вспомнился фрагмент из недавней переписки с Олегом Федоровым. Олег был участником нескольких Магических Театров в девяносто седьмом году. Сейчас он жил в Нижнем Новгороде и мы изредка переписывались. У Олега часто получалось попадать в то самое состояние между сном и бодрствованием (может быть это и были те состояния, которые переживали архаические люди, и о которых упоминал Штайнер?). Во время таких просоночных состояний[90] с ним происходили любопытные «путешествия сознания». Об одном таком случае он рассказал мне в последнем своем письме: «Стало совсем темно, я вдруг "пробил" темноту и оказался несущимся в тоннеле с нарастающей скоростью. Я полетел вдоль тоннеля. Что интересно – скорость я ощущал как “шум ветра”. Чем больше скорость, тем сильнее становился шум (а я ведь был “без тела”). Впереди показался яркий красный отсвет. Приблизившись к источнику света, я увидел, что стенки тоннеля с глубиной раскалялись от темного до ярко-оранжевого света. А в самом конце бушевало пламя ярко-желтого цвета. Я остановился и вспомнил описания Моуди [91] о "тоннелях" и тому подобное и, внутренне усмехнувшись, подумал, что туда, пожалуй, еще рано. Я прошел сквозь стену тоннеля и оказался в каких-то каменных катакомбах. Затем я вылетел в квадратную комнату и увидел какое-то "существо". Оно сидело в чем-то вроде инвалидной коляски. Колени его покрывал грязный коричневый плед. От него буквально веяло невероятной запредельной древностью. Лица этого существа… не было. Вернее, лица на его черепе (сам череп был неизменен) сменялись одно за другим без всякого ритма. Одни задерживалось дольше, другие исчезали тотчас. Завораживающее зрелище. Понаблюдав немного, я почувствовал, что могу задать главный для меня вопрос. Безмолвно я спросил: "Кто я?" После моего вопроса лица стали меняться с быстро возрастающей частотой. Голова стала казаться просто черепом в мерцающем полупрозрачном шлеме. Наконец, ответ: "Ты – Актер". Очень спокойно и безразлично. Меня этот ответ ошеломил настолько, что я начал терять самоконтроль, картинка стала смазываться и уходить, а я возвратился из состояния.»

Я рассказал об этом опыте моего приятеля Кириллу:

- Ты примерно это имел в виду?

- Не совсем. Хотя пример интересный. Этот парень тоже по-своему познакомился с Joker’ом. А знакомство с Joker’ом и регулярное с ним общение приводит к усложнению обстоятельств, которые иногда меняются скачком, как это сейчас произошло у тебя: человек, условно говоря, попадает на новый и более сложный уровень Игры. Его «я» уже действует в основном заодно с Joker’ом, хотя периодически, конечно, пытается уклониться и защититься от его провокаций. Ну, а в те моменты, когда «я» заодно с Joker’ом, оно начинает обретать ответственность и за органы восприятия, и за те бессознательные программы, которые, собственно, «творят твой мир». Вот на этом этапе уже имеет смысл говорить на этом языке, и то с очень большими оговорками – «частично», «иногда» и «местами». До того, чтобы сказать «я сам творю мир, в котором живу» все же несколько далековато. Ну а в одной очень любопытной концепции, которую развивает мой знакомый – Вадим Демчог – московский актер, режиссер и Алхимик, то, что я назвал более сложным уровнем Игры, на котором ты по милости Лики оказался, - именуется уровнем Актера...

- Расскажи об этом подробнее. И еще о том, что ты называешь Игрой. Я так понял, что ты опираешься на определение Хейзинга, но для меня этого недостаточно.

- Как ты понимаешь, Актер и Игра – это лишь удобные обозначения. Мир неизмеримо богаче чем любые наши концепции о нем. Так вот, Вадим, следуя Шекспировскому восклицанию «Весь мир – Театр. В нем женщины, мужчины – все актеры...» вводит понятие «Театра Реальности». По определению Демчога: «С одной стороны Театр Реальности – это Пространство, с другой – явления, происходящие в этом пространстве [92]». Далее Вадим населяет Театр Реальности тремя категориями действующих лиц: Зрителем, Актером и Ролью. Вот его схема: «Основная схема: Зритель + Актер + Роль = Театр Реальности. Сразу же отмечу, что будучи разделенными зритель (ртуть), актер (соль) и роль (сера) [93] рассматриваются в Алхимии Игры, как три неблагородные субстанции. Но, соединяясь в одно целое, они обретают способность трансформировать свою разобщенность и ограниченность в единую благородную сущность - ЗОЛОТО ОБРАЗА - самое мощное явление из возможных! [94]»

- Подразумевается, что и Зритель, и Актер, и Роль могут существовать внутри одного человека?

- Да, конечно. Для этого Вадим вводит три уровня, из которых состоит структура Театра Реальности. Это Внешний, Внутренний и Тайный миры. Здесь – очень важный момент. Вот что пишет Демчог: «1) Если колебания электрического и магнитного полей мозга достигают частоты 20-40 циклов в секунду, то мы обнаруживаем себя в плотном, двойственном мире. Мы разделяем его на “я” и “ты”. На “то, что внутри” и “то, что снаружи”. На “того, кто смотрит” и “того, на что смотрят”. На субъект и объект. В Игре я называю это – Внешним уровнем Театра Реальности. 2) Если же наш мозг балансирует на уровне 8-12 циклов в секунду, - в этом состоянии реальность уже менее плотна, более способна к метаморфозам и трансформации, к перетеканию из одной формы в другую. Это – Внутренний уровень Театра Реальности, знакомый нам большей частью по сновидениям, а также по химическим и психотропным приключениям. 3) И наконец, если наш мозг производит волны частотой 1-2 цикла в секунду и ниже, на этом уровне реальность предстает как абсолютная открытость вне форм и ограничений, – пустота, обнаженный потенциал. И это – Тайный уровень Театра Реальности [95].» На Внешнем уровне Театр Реальности проявляется как Роль. На Внутреннем – как Актер, то есть, творческая потенция. На Тайном – как Зритель, то есть, пустая, смотрящая в себя потенция[96]...

- То есть, Роль – это состояние, в котором пребывает обыватель, Актер – это состояние того, кто познакомился с Joker’ом, а Зритель – состояние того, кто оседлал Joker’а?

- Не торопись. Все не так линейно. Сам Демчог говорит так: «Но самое интересное в том, что ни один из этих уровней в отдельности не есть реальность, но только все три вместе. Получается, что о Театре Реальности можно сказать и то, что он есть, и то, что его нет, и, даже то, что он и есть, и нет одновременно [97]».

- Погоди. Как же это согласуется с твоим высказыванием, что я сейчас перешел на уровень Актера?

- Предоставим ответить самому Демчогу. Только я не совсем согласен с некоторыми его положениями, – это во-первых, а во-вторых, ты не перешел на уровень Актера, а у тебя есть потенция стать Актером, которая может открыться не во всей жизни целиком, а, вначале, лишь в некоторых жизненных контекстах, весьма, впрочем значимых. В каких-то контекстах ты и раньше заскакивал в позицию Актера, но это было неустойчиво, да и сами эти контексты не имели большого значения в твоей жизни. Итак: «Художнику, как невротической личности необходимо зло, необходим конфликт. Он принципиально важен, чтобы высекать искру мотивации для творчества, для роста, подобно фениксу переходить на более высокие уровни переживания реальности, сжигая старые формы себя, осваивая новые...

...Конфликт существует и обладает разрушительностью только на уровне Роли! Здесь, будучи захвачен двойственностью, наш ум предпочитает делать из конфликта состязание, в котором есть победители и побежденные. На уровне же Актера конфликта не существует. Здесь энергия конфликта неличностна и тотально созидательна! Здесь эта разрушительная стихия превращается в Игру! И из этой позиции ее можно свободно брать в руки, играть с ней, не боясь обжечься, и танцевать на благо себя и других! В этом суть и эссенция всего искусства Алхимии, как традиционной, так и нетрадиционной... То есть, новый уровень восприятия конфликта, на котором эволюционная трагедия артиста (превращение из гусеницы в бабочку) будет разыгрываться в защитном силовом поле [98] знания о пустотной природе реальности, т.е. в защитном силовом поле Зрителя... [99]»

- Кудряво как-то написано, и я все-таки никак не могу приложить это к своей ситуации, которую я сейчас переживаю, как очень драматичную...

- Не торопись. Время – ближайший год-два – покажет: станешь ты Актером или нет. Это ведь целиком зависит от того, будешь ли ты содействовать Joker’у или же станешь сопротивляться ему. Повторюсь, что все схемы – условность. Но шанс выйти на новый уровень сложности Игры у тебя, безусловно, есть... А что касается сложностей – сошлюсь опять на Демчога: «Именно бессознательное разделение неделимой триады Театра Реальности на того, кто смотрит, того, кто играет и того, кого играют, является тем камнем преткновения, благодаря которому мы блуждаем в бесконечном лабиринте демонических игр. Так, подгоняемые безжалостной плетью демона Игры, мы бессознательно вращаем тяжелое колесо своей собственной фрустрации [100] и безысходности [101].»

- А что за демон Игры? Извини, но опять напрашивается ассоциация с Joker’ом...

- И опять неверная. Термин демонический – является противоположным термину монический. Монизм – единство, демонизм – разрушенное единство. Joker тоже разрушает единство, но единство – иллюзорное, а не настоящее. Такое вот различие...

- Ты говорил, что в чем-то не согласен с Демчогом...

- Да, его позиция, мне кажется, где-то пересекается с восторженной поэтической наивностью Грофа. Взять хотя бы это место: «И из этой позиции ее [Игру] можно свободно брать в руки, играть с ней, не боясь обжечься, и танцевать на благо себя и других!» – На мой вкус – чересчур сладковато. Хотя, если не касаться таких вот отдельных мест, сама концепция Вадима мне очень нравится и кажется весьма рабочей моделью. Когда ты – Актер, то Игра, как возможность проявления свободы воли, становится аналогией грехопадения. Играя, мы вырываем себя из механичности животного царства, мы вкушаем с дерева познания добра и зла... Для этого необходимо встать на более высокую позицию осознания и увидеть то, что ранее было автоматизмом. Игра – это когда человек впервые имеет возможность прервать механический поток своих действий чем угодно, самыми простыми вещами, например, нарочито вставленной паузой, интонацией, жестом, изменением мимики.... И именно это «грехопадение» дает нам шанс на постижение своей природы. Это в свое время осознавали такие люди, как Декарт и Кант. К сожалению, многими критиками, обывателями и, особенно, недалекими эзотериками декартовское «Я мыслю, следовательно я существую» было понято превратно. Совершенно иной взгляд на это дает христианский герметизм. Вот что пишет его представитель Валентин Томберг[xxxiv]: «Я, надеюсь, достаточно знаком с логической, философской и психологической критикой картезианского принципа “cogito ergo sum” (“Я мыслю, следовательно я существую”) и безоговорочно с ним согласен. Однако уверенностью в своем трансцендентном «я», в самой своей сокровенной сути наделила Рене Декарта [xxxv] не сила этого постулата перед судом науки, а опыт, апробированный судом сознания, где, мысля с присущим ему блеском, он выходил за пределы дискурсивного мышления [102] и внезапно обнаруживал себя мыслящим мысли! Стало быть, не логический аргумент, а реальный и сокровенный опыт мысли – в процессе мышления – наделил Декарта совершенной уверенностью в реальности «я существую», которая проявляет себя посредством «Я мыслю». Немецкий философ Иммануил Кант... превратил спонтанный опыт Декарта в новый метод духовного стремления к познанию, то есть, в трансцендентальный метод. Этот метод представляет собой попытку превзойти пределы того мышления, в которое обычно погружен мыслящий, посредством выхода из него и возвышения над ним, с тем, чтобы наблюдать мышление – или мыслить о мышлении – с позиции, занятой над дискурсивным мышлением... Необходимо подчеркнуть, что к убежденности в существовании Бога, свободы и бессмертия привел Канта не логический вывод или доводы дискурсивного мышления, а реальный и сокровенный опыт, обретенный им в ходе применения своего трансцендентального метода. Этот последний оказался подлинным духовным упражнением, которое привело Канта к постижению своей сокровенной сути – к чему пришел и Декарт – из чего он извлек тройственную уверенность: в реальности Бога, в реальности нравственной свободы, в реальности бессмертия... Теперь вы видите, что и великие мыслители Запада – так же, как индийские йоги – пришли к постижению сокровенной сути человека, его трансцендентного «я»... [103]» – потом я дам тебе почитать все это, и, если ты пытливо в этот текст «въедешь», то поймешь, что это как раз об Игре, как грехопадении и Игре, как Постижении... Очень хорошо понимал это и Мераб Мамардашвили: «Именно благодаря тому, что при этом [Декартом] была поставлена на карту жизнь, мы можем наблюдать воочию удивительное пробуждение мысли в самом начале нового времени, некий полет освобожденного человеческого ума. И нам выпадает великая привилегия (благодаря Декарту) ухватить – если сможем, конечно – то, что мы называем обычно рождением нового мира, пережить то, что и впоследствии, и вечно для каждого, и для всех людей будет значительно. Какие-то первые, самые существенные для человека ощущения, сравнимые с непосредственностью и свежестью детского восприятия. Это то же самое, что с замиранием сердца падать в некую блаженную пустоту, как бы растворяясь в ней. И нам нужно попробовать это второй – первый раз, повторить второй раз, но повторить его именно как бы впервые. [104]»

- Я не силен в теологии, но ведь первородный грех – самый сильный грех и мы расхлебываем его последствия до сих пор. Что же в этом хорошего?

- До каких пор ты будешь мыслить в категориях «плохо» – “хорошо»? Не будь грехопадения, не было бы и жизни, воплощения. Все это, если можно так выразиться, входило в планы Всевышнего. В свое время, еще на заре христианства, теологи долго бились над этим вопросом. И он был разрешен Блаженным Августином следующим образом: «Итак, Тем, Кто имеет высшую власть над всей тварью через святых ангелов, которыми дьявол бывает поруган, когда даже и злоба его обращается на пользу Церкви Божией, попущение было дьяволу искусить жену не иначе, как через посредство змея, а мужа - не иначе, как через жену. В душе, охваченной гордой любовью к собственной власти, он мог бы произвести это и при помощи одного только инстинкта, внутренне, как действовал он в Иуде, чтобы тот предал Христа. Но, как я уже сказал, дьявол имеет волю искушать, но не в его власти было совершить искушение. Отсюда, он совершил искушение потому, что ему было ПОПУЩЕНО, и совершил так, как было попущено. [105]»

- Так вот откуда его известная фраза «Отыми искус и спасенных не будет»!

- Да. А еще раньше на эту же тему размышлял Ориген[xxxvi]: «Но как бесчисленны души, так бесчисленны нравы и намерения их, а также различные влечения, желания и побуждения отдельных душ. И это разнообразие их не в нашем разумении, и не может постигнуть их человеческий ум. Посему одному только Богу дано предоставить искусство, умение и власть такого управления. Он один может знать лекарство для нашей души и определять время врачевания. Таким образом, один только Бог знает пути каждого смертного. Он знает и то, каким путем нужно было привести фараона [106], который сначала был наказан величайшими казнями и доведен даже до потопления в море, дабы через него имя Божие прославилось по всей земле. [107]»

- Спасибо. Загрузил ты меня сегодня. Вот так потихоньку и теологическое образование получу.

- К сожалению народ сейчас одичал. То, что еще в начале века входило в курс академического образования, сейчас прочно забыто. Отсюда и появление огромного числа «эзотерических мыльных опер», где открываются велосипеды, причем искаженно, порождая в сознании последователей новомодных учений еще большую муть, чем была бы без них. Ну, а чтобы твое образование на сегодняшний день было еще более основательным, я, уж извини, загружу тебя еще немного. Это заготовка для нашей следующей встречи. И, кстати, здесь тоже про Игру. Точнее, про такой ее аспект, как «ученое незнание». Величайший гений раннего Возрождения, предвосхитивший даже многие современные ветви Знания, в частности, идеи Синергетики, – Николай Кузанский[xxxvii]. Запиши себе его слова и поразмышляй на досуге...

Я записал: «Наши предки утверждают единодушно, что вера есть начало умственной жизни. В каждой области надо предполагать некоторые вещи как первоначала, принципы, исходящие из одной веры. Откуда возникает разумение предметов, которые изучают и обсуждают? Всякий человек, желающий подняться до познания чего-либо, необходимо должен верить в то, без чего он не может подняться. Как говорит Исайя, "если не поверите, то и не поймете". Вера включает в себя все, что умопостигаемо. Разум, в противовес этому, есть то, что включает вера. Разум направляется верой, а вера раскрывается разумом. Где нет здоровой веры, там нет и настоящего разумения. Нет веры более совершенной, чем сама истина, которая есть Христос. Кто не понимает, что высший дар Божий - совершенная вера? Апостол Иоанн говорит, что вера, воплощенное Слово Божие, ведет нас к истине с тем, чтобы мы стали Сынами Бога. "Все это написано для того, чтобы вы уверовали, что Иисус и есть Сын Божий" (Иоанн)... Иисус один имеет власть над всем, что на небе и на земле. Он – существо высочайшее между всеми. Он непостижим в смысле своего бесконечного превосходства над всем. В этом-то и заключается ученое незнание [108]».

У меня давно уже чесался язык, чтобы спросить Кирилла о его собственной жизни. Говорит о неустойчивости, о драматизме, а у самого все так гладко (ну, по крайней мере, на мой взгляд). Жена красавица, дочка умница, шикарная квартира, с деньгами проблем нет. А как же Joker? Как может он знакомить меня с тем, с чем сам не знаком? Подспудно негодование и недоумение уже давно сидели во мне. Но только сейчас, ощущая свое полное поражение после расставания с Ликой, это негодование стало прорываться наружу. Я начал с осторожного вопроса:

- Кирилл, а где и кем ты работаешь?

- Формально – нигде и никем.

- А средства к жизни?

- А, ты об этом... В начале девяностых я получил солидное наследство от одного родственника, который жил во Франции...

- Слушай, смотрю я – как-то хорошо тебе живется. А как же Joker?

Заметил едкость в моем голосе. Прищурился. Улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой:

- Рад бы в рай, да грехи не пускают... Помнишь наш разговор при одной из первых встреч? Ты спросил еще – не обязан ли ты чем-то мне. А я ответил, что когда-нибудь ты поймешь, что это я тебе обязан... Так вот: я – Привратник... Я стою у ворот ТУДА и провожу других, но сам я ТУДА далеко не захожу, хотя и в курсе всего, что ТАМ происходит. Потому я и комментировать могу непредвзято. А вот, если ты ТУДА войдешь, то тогда и я пройду – за тобой. Этим-то я и обязан тебе. Поэтому с тобой и вожусь. Понятно? – посмотрел на меня дружелюбно и открыто, так что взрыв негодования, зревший во мне, сошел на нет...

- В общих чертах – да. Не совсем только понятно, куда это – ТУДА.

- Ну, это, может, и преждевременно...

Ехал я в электричке домой. Ехал с неисцеленной душевной раной. Ехал со смутными мыслями об этой странной Игре, об Актере... Что ж, остается теперь, подобно Фаусту, сказать:

«Отныне с головой нырну

В страстей клокочущих горнило,

Со всей безудержностью пыла

В пучину их, на глубину,

В горячку времени стремглав,

В разгар случайностей с разбегу,

В живую боль, в живую негу,

В вихрь огорчений и забав.

Пусть чередуются весь век

Счастливый рок и рок несчастный.

В неутомимости всечасной

Себя находит человек. [109]»

Сказать-то легко... Я чувствовал, что жизнь моя обвалилась у меня за спиной. «Из тварей, которые дышат и ползают во прахе, истинно во всей вселенной несчастнее нет человека... [110]» Задача – научиться Любить оказалась неподъемной. Актер действительно начал проявляться во мне, но только в одной, хотя и значимой области жизни: в работе, – в Магическом Театре, консультациях, семинарах. Во всем остальном я оказался никудышным учеником Joker’а... Год после Лики я жил один. Потом были попытки сожительства с разными женщинами, которые обрывались через короткое время. Возникавшая всякий раз влюбленность «истощалась с удовлетворением чувственности и мы оставались друг против друга в нашем действительном отношении к друг другу. Два совершенно чуждые друг другу эгоиста, желающие получить максимум удовольствия для себя за счет другого [111]».

Надежда проблеснула только при появлении Анюты. Ну, да это уже тема отдельной истории... До нее еще нужно добраться...

Дата добавления: 2015-07-20