Иди сюда. Ах, какой ты хороший! 6 страница

Володя замер: ну как сейчас сцепятся! Но Мур зажмурил глаза и замурлыкал, а Милка радостно, возбужденно залаяла. Володя распрямился и засмеял­ся и вдруг с сожалением подумал.о том, что не привел в зоопарк Иришку. Вот было бы радости у девчушки!

В деревянном ящике, укутанные одеялами, спали три мартышки: Яшка, Инка и Эльза. Это и все животные, что остались? Володя вернулся к печурке, у которой сидел Ник. Огляделся: из-под брезента. торчала голова Красавицы. Бегемотиха сонно поводила маленькими, подслеповатыми глазками и вытя­гивала ноздрями воздух, принюхиваясь. Кто-то спал возле нее. Софья Петровна?

— Тигруня погибла от голода,— покашливая в кулак, проговорил Ник.— Султан и Катька — от сна­ряда. И Софья Петровна, голубушка наша. Всех троих разом, одним снарядом. Вывела она их на воздух, а тут и... На Волкове кладбище отвез.

Помолчали. Вот, оказывается, какие тут были события.

— А кто же это?

— Нина Пескова. Ты ее, конечно, помнишь?

— Нина... Пескова?

— Почти три месяца провалялась в госпитале. Эшелон их фашисты разгромили. Говорит, раненую наши солдаты подобрали. Ложимся? Что? Вчера появилась, хотела идти тебя разыскивать, а сама еле на ногах держится.

— Нина?! Здравствуй, Нина.— Володя откинул с лица девушки одеяло. Страшно похудевшая, очень повзрослевшая и посуровевшая, она была совсем не такой, какой ее помнил Володя, и все же — это была она.

Он осторожно провел ладонью по лбу и щекам девушки. Нина вздрогнула, села и заслонилась рука­ми от света. Потом, облегченно вздохнув, сказала:

— йто ты... рожденный под хоботом слона? Здравствуй.

— Здравствуй, рожденная на опилках,— ответил Володя.

— Спите, дети,— пробормотал Ник и зевнул.— Спите.

Легли. Кот завозился за пазухой, а потом хрипло, простуженно заурчал. Испытывая неизъяснимое счастье, Володя закрыл глаза. Все хорошо. И все будет хорошо. Все будет очень хорошо.

б

— Есть...— слабым от волнения голосом произнес Ник.

— Вот она — золотая жила, Мейсон! Мы — мил­лионеры,— сказала Нина и, отбросив лопату, села прямо в снег.— Курнем?

— Есть, голубчики, есть. Володя, помоги.— Стоя на комьях смерзшейся земли и снега коленями, Ник торопливо разгребал их руками, очищая какую-то

гофрированную трубу,— Вот он. Хобот. Хоботочвк. Л вы знаете, сколько тут мяса, а? Может, тонна.

— Мейсон! А ну, ходи сюда,— позвала Нина: Володю.— А не то я тебя продырявлю из своего кольта. Николай Николаевич, покурим. Да оставьте ны хобот.

Ник с кряхтением поднялся. Володя помог ему. Лицо у Ника было счастливым, щеки сырыми. Шмы­гая носом, утираясь рукавом пальто, он подошел к Нине. А та, сдвинув на затылок шапку, из-под кото­рой, как перья у птенца, торчали отрастающие волосы, слюнявила газетный клочок, сворачивая «козью нэж-ку».

Володя сел возле нее и с любопытством ^удивле­нием, с каким-то смятением поглядел в Нинино лицо: как она изменилась. Голос у нее погрубел, взгляд ~ какой-то дерзкий. Что происходило с ней в минувщиё три месяца? * /•

—• Куришь по-настоящему? — спросил Володя../ "^

— Если я что-то делаю, то все по-настоящему?-г Протянула самокрутку Нику.

Тот неумело потянул дым, закашлялся. Засмеяв­шись, Нина и Володе дала курнуть. Он вдохнул дым, из глаз покатились слезы, но он сдержал кашель и еще разок затянулся. И голова приятно закружилась* не так, как она кружилась от слабости,— стало хоро­шо и весело.

— Спасены! Сколько костей... шкура, внутрен­ности! — Ник бодро поднялся и, схватив лом, подошел к торчащему, как пожарный шланг из промерзшей земли, хоботу.

— Взялись.

Вот уже вторую неделю как они ковыряют и ковы­ряют землю в зоопарке. Останки убитой слонихи пытались разыскать и раньше, но никто толком не мог определить, в какую же из воронок свалили ее, растерзанную взрывом бомбы.

Начались поиски. Долбили землю у вольеров хищ­ников, возле обезьянника, птичника. Били по ней, будто по камню. Под вечер совершенно обессиленные брели в бегемотник и, накормив зверя сенной похлеб­кой, варили похлебку и себе — крошили в кипяток пайки хлеба. Потом укладывались спать. И вот!

— Володя, позови-ка женщин. Да пилу прихва­ти,— сказал Ник, роняя лом.—Уф, устал, голубчики!

Пришли Евдокия и Анна Владимировна, дежурив<|.шие сегодня в зоопарке. Аккуратно затушив цигарку! и сунув ее в карман, Владимировна скомандовала;! басом: «И эх! Взяли!» Потянули. С сухим хрустом| хобот выпростался из продолбленной в земле траншей-;• ки. Он был похож на ствол странного, диковинного^ дерева, расширяющегося к основанию. Зашаркала! пила. Женщины и Ник поддержали хобот, Володя | с Ниной перепиливали его. Дурно запахло. И Володя подумал: «Ведь слониха была убита в начале сен­тября, и до того, как наступили холода, мясо, конеч­но же, протухло».

Вечером попробовали отварить кусок хобота. Дух — хоть из бегемотника беги. Заткнув ноздри кусками ваты, которую Ник надергал из подкладки своего пальто, все же пожевали жесткое мясо. Пир в этот вечер был у немногочисленных оставшихся еще в живых зверей. Ник был счастлив.

...Ночью Нина страшно закричала. С гулко бью­щимся сердцем Володя сел, зажег лампу и потряс Нину. Та открыла глаза, всхлипнула.

—.Эшелон приснился,— пробормотала она.— Все горит: вагоны... Люди горят.— Она замолкла, лицо ее исказилось гримасой боли и ужаса.— А они — из пушек и пулеметов... Одна женщина, Володя, на ней платье горело, а они за ней на танкетке! Ты пони­маешь?!— Нина повернулась,к Володе, лицо злое, белое. Закурила.— Володя, они фотографировали ту горящую женщину. Я лежала в воде, в воронке, и все видела. Как она кричала, бедная, а они — хохо­тали! — Нина сжала виски ладонями.— А мы?! Мы со зверюшками возимся... Закопались мы тут, как в тылу.

— Ну хватит! «Закопались», «со зверюшками»! — Володя сделал вид, что задохнулся от дыма. Помахал перед лицом рукой, зашептал, приблизив лицо к лицу Нины.— Хватит болтать, «зверюшка»... Как ты так можешь говорить? Думаешь, я все забыл? И деда Ивана, и Любу, и...— Володя отвернулся.— Но я знаю: мое место сейчас именно тут.

— Прости... я не то хотела сказать. Пойми, вое­вать хочу. Стрелять, взрывать эту фашистскую погань!

— Я не хочу? Нина, как-то говорил я тебе о вин­товках. Жду. Верю — скоро позовут... Думаешь^ 218

струсил бы? Черта с два. Не веришь? А пока — айда I) райком!

— Верю. Ты стал другим, Вовка. Мужчина!

— Ладно уж. Тоже мне... женщина. Дай-ка цигар­ку.— Володя потянул из рук Нины курево, смял.— И чтоб больше не курить. Кончится все это, и.ты опять будешь ходить по проволоке. Спи.

— Хорошо. Курить не буду,— сказала Нина.— Сплю.

Спать. Володя повозился немного, стиснул в^ки и вдруг весь насторожился, прислушался. И Нина шевельнулась, а потом затаилась: шаги. Люди? Кто такие?.. Кажется — несколько человек. Вот шаги стихли возле Двери. Володя сбросил одеяло, кинулся к Нику, затряс его за плечо. Тот сел, хрипло, с^> ера зашептал: *

— Что случилось?.. Ну-с?

— Люди... там за дверью. ••* * И кто-то тянул за ручку с той стороны. Ник вы!о-

лок из-под подушки револьвер, взвел курок.

— Эй, кто живой тут есть? — послышался грубый голос.— Откройте. Патруль! Слышите?

— Пароль! — крикнул Ник грозным, густым басом. За дверью стихло. Держа револьвер вытянутыми

руками перед собой, Ник поднялся и пошел к двери. В отсветах огня из печки вид его был внушителен. И Володя двинулся за ним, подобрал у печки топор, А Нина взяла полено. Все втроем они подошли к внут­ренней двери. Володя открыл ее, они вышли в прихо­жую и услышали, что те, неизвестные, что-то делают у наружной двери. Возня, хруст снега.

— Уходите! — крикнул Ник.— Я позвонил по телефону.

— Болтай больше,— послышалось из-за двери.— Откуда у вас телефон? Эй вы, слушайте: отдайте антилопу, и мы уйдем.

— Уходите! Мы вооружены.

— Болтай больше, дед,— отозвался голос.— Аркаха, взяли!

От страшного удара дверь чуть с петель не соско­чила. Одна из средних, толстенных досок двери трес­нула. Это они бревном, как тараном, бьют!-Вечером с разобранного птичника притащили Володя с Ниной бревно! Сейчас они сломают дверь.

— Стреляйте,— сказал Володя.

— Но это же люди,— пробормотал Ник.

— Это не люди — бандиты. Ну! • Оглушительно грохнул выстрел. Яростно взвыла.

Милка, скрипучим голосом заорал Майк, глухо рыкну^ кто-то из медведей. Володя вырвал из рук Ника ре вольвер, откинул запорный крюк и распахнул дверь,! Проваливаясь в снегу, удалялись две фигуры. Под-1 няв револьвер, как и Ник, двумя руками, Володи! выстрелил в воздух.

Закрыли дверь. Нина заткнула трещины в разло-_: манной доске клочьями сена. Животные смолкли. Лишь Милка время от времени подвывала. Володя выпустил ее из клетки, и собака бухнулась возле печки. И они втроем тоже устроились у огня. Нина вдруг засмеялась.

— Ты чего? — спросил Володя.

— А мы — как бременские музыканты.— Нинка смеялась, никак не могла успокоиться.— Мы палим, Милка лает, верблюд орет!

И Володя засмеялся, и Ник. А потом смолкли, и Ник сказал:

— Я вот о чем мечтаю, милые мои. Кончится война, надо строить новый зоопарк — большой, сво­бодный. Чтобы. животные жили как. на воле — на небольших лужайках будут пастись стада антилоп и зебр. Рядом — скалы, деревья. Там обитают медве­ди. Семья. А дальше — стая волков. И — никаких решеток. Да-с.

— Так разбегутся же,— сказала Нина.

— А чтобы животные не разбежались, каждый такой островок земли и леса будет окружен рвом. Посетители будут ходить по специальным переходам, понимаете? И вот что еще. В одном краю парка будут обитать животные Европы, в другом — Азии, в третьем — Африки. И весь ландшафт будет именно таким, каким ои и должен быть в натуре.

— Но у нас же зима. Погибнет Африка...

— А там, где уголок Африки, там будет легкая раздвижная стеклянная крыша. Понимаете? Летом створки раздвинулись, как похолодало — сдвинулись...

— А уголок Антарктиды: пингвины, тюлени?

— И настоящие джунгли! — добавил Володя.

— Все будет, милые мои, все будет... Это будет уже не зоопарк, а геопарк. Понимаете? Географический парк. Природа всей нашей земли как бы в миниатюре. Планета, путешествие по которой можно совершить всего за один день. Верю — будет.

— И мы верим,— сказала Нина.

— Еще глубокая ночь.— Ник сунул полено в печ­ку.— Ложитесь спать, а я посижу у огонька.

...В большой комнате, которую в райкоме партии занимали комсомольцы, было шумно и дымно. Дым сочился из прогоревшей трубы, ржавым коленом высунутой в окно, да и курильщиков было немало: трое милиционеров, парни и девчата, сидевшие на стульях и кроватях, расставленных вдоль стен и по углам комнаты. Из этой большой комнаты была дверь в другую. Она то и дело открывалась, и в щель высовывалась то мальчишеская голова, то любопьгггная мордочка девочки лет девяти. Милиционер" дежуривший у двери, захлопывал ее, но спустя ' •* какое-то мгновение она опять приоткрывалась. Медный закопченный чайник пускал пар на печке-буржуйке, а за большим письменным столом' сидела Зоя. Подняв глаза от бумаг, Зоя взглянула на вошедших Володю и Нину: подождите. Сверкнули ее черные глаза, качнулась у лба смоляная прядка-пружинка. Поправив на плечах меховую безрукавку, Зоя чиркну­ла карандашом по бумаге и сказала двум девушкам, сидящим возле стола на табуретках:

— Итак, решили: Федю Короткова, как сына военного моряка, устраиваем на крейсер «Максим Горький». Есть договоренность, что они возьмут юнга­ми-воспитанниками пятерых ребятишек. Танюшку Грушеву — в тридцать шестой госпиталь. Они соглас­ны взять еще двух девочек. Остальных... сколько у нас тут?.. Внимание! Что за шум? '

— Шестнадцать,— подсказала одна из девушек.

— Остальных — на эвакопункт. В райкоме партии мне сказали^ всех, кого соберем, отправят на Большую землю. Всех. Костин! Готовь команду, да смотри не растеряй ребятишек по пути.

— Слушаюсь, Зоя Александровна,— сказал милиционер, дежуривший возле двери, и начал засте­гивать полушубок.

— Внимание! — крикнула Зоя и хлопнула ладонью по столу. Встала, резко одернула гимнастерку.— Ребята, работать невозможно. Марина, иди сюда.—

Зоя рывком схватила свернутый лист бумаги. Володя догадался: карта. Расстелила ее на столе. Сказала невысокой смуглой девушке: — Тебе, Марина, и твоей группе задача на сегодня — улица Разночинная. С вами Петров, он будет вскрывать двери. Обсле­дуйте тщательно все дома от подвалов до чердаков.. И котельную бани.

— Вчера открываем квартиру: мать мертвая, а\ хлопчик сидит на ледяном полу и ремень грызет,— • сказала Марина, разглядывая карту. Девушка взяла с табурета шапку, надела ее, туго завязала тесемки.

— Медленно работаем,— сердито сказала Зоя.— Мало успеваем за день сделать.

— Мало? Моя группа уже сто сорок ребятишек понаотыскивала,— обидевшись, сказала девушка.— Нас самих мало!

— Отправляйтесь,— сказала Зоя.

— Пятая группа, за мной! — скомандовала девуш­ка, и в разных местах комнаты поднялись с коек, диванов и табуретов несколько юношей и девчат.

— Волков, Нина, идите сюда, — позвала Зоя. Она протянула руку.— Здравствуйте. Молодцы, что при­шли. Итак?

— В зоопарке мы. Возим воду, добываем дрова, пропитание для зверей,— сказал Володя.— Но хоте­лось бы что-то еще делать. В общем, можем полдня там, полдня тут.

— На курсы бы нам... радистов,— сказала Нина.— Слышала я, что где-то есть такие.

— А петь? Танцевать умеете?

— Петь? Танцевать? — растерянно переспросил Володя.

— Умеем,— сказала Нина и толкнула его в бок.— А я, к примеру, и стойку на руках могу.

— В агитбригаду пойдете,— сказала Зоя и, под­нявшись из-за стола, протянула Нине руку.— Идите сюда, к печке. Угощаю чаем, вот кружки. Наливайте. Пойдете по госпиталям и воинским частям. Вот сухарь вам, на двоих. Каждое утро будете получать у меня сводки военных действий.

— Есть, товарищ командир! Жаль, Герки тут нет, правда?

— Да он же вам приветы передавал, и тебе, и Лене. Письмо на райком пришло.— Зоя выдвинула ящик стола и, порывшись в бумагах, достала треугольничек письма. Развернула. Сказала: — Воюет уже каш Герка. Вот: «Заштопали меня, стал крепче, чем был. Ленке спасибо: она меня из окопа выволокла. Месяц пробыл на краткосрочных курсах, и теперь я — танкист. Воюем, Зоя. Бои тяжелые, но и фрицйм достается!.. Увидишь Вовку Волкова — скажи: сожг­ли мы уже пять фашистских танков. Так что слово я _ свое сдержал».— Зоя свернула письмо, взглянула йа часы.— Всё, ребята.— Позвала: — Синицын! Со своей группой отправишься на Большую Зеленину улицу.

— Повернусь? Ты уж очень долго. '

— Минутку... Какой нетерпеливый. Ведь у нас се­годня премьера. Можешь ты это понять? Теперь пово­рачивайся. '

Володя повернулся и ахнул. Только что вот в эту. 4 каморку, заваленную матрацами и тюками белья, он^г.*• вошли как два чучела. Правда, когда он снял свае* ''. пальто и валенки, а потом надел ботинки и одернул' свитер, он уже, конечно, был совсем и не чучелом. Но Нина? Перед ним стояла сейчас тоненькая, в белых рейтузах и коротеньком, в серебряных блестках платье — Зоя где-то добыла — золотоволосая дев­чонка.

— Какая ты...— пробормотал Володя.

— Здравствуйте, леди и джентльмены! — звон­ким голосом произнесла Нина и, щуря свои глазищи, присела в книксене.— Я вернулась оттуда, из нашего прекрасного прошлого.

В соседней комнате послышались хлопки и нетер­пеливые голоса: зрители ждали. Володя пошел к двери. Оглянулся: не оторвать глаз от Нины. Он никак не мог оставить ее тут одну! Кажется, выйди он из комнаты — и она исчезнет...

Будто поняв, о чем думает Володя, Нина улыбну­лась какой-то странной, горькой и вместе с тем счаст­ливой улыбкой и подбежала к нему. Провела не­сколько раз по его волосам расческой, подтолкнула к двери, сказала: — Я не исчезну.

Большая палата была забита, битком. Койки сдвинуты, и на каждой из них по два-три бойца. Белые рубахи, полосатые тельняшки, одеяла и шинели на плечах. Костыли, култышки. Напряжение в лицах. Оживление и улыбки, когда вошел Володя.

• Дыхание перехватило, Володя остановился посреди палаты, судорожно глотнул воздух. Стало очень

• тихо. Кто-то кашлянул, и на него шикнули. v •••'.— Стихотворение поэта-орденоносца Проко­фьева,—сказал Володя.

- И вдруг стало легко-легко.

— «Я знаю песню! Для нее нет никаких преград! Я славлю мужество твое! Великий Ленинград! —

Остановился.— Весь облик города-бойца... Все связанное с ним. Я верен буду до конца! Традициям твоим!»

— Браво, юная гвардия! — крикнул моряк в тель­няшке и, сунув руку под подушку, вынул бескозырку. Надел ее, расправил на плечах ленточки и спросил: — Ну, как на фронте?

— Дорогие товарищи, раненые бойцы,— сказал Володя.— Враг уже начал ощущать на себе страшные удары нашей Красной Армии. Он уже устилает трупами русские поля! Освобождены от немецко-фашистских оккупантов Ростов-на-Дону, Тихвин, Елец, Рогачев, Клин, Яхрома, Солнечногорск, Истра...— Раненые задвигались, захлопали.— По-•правляйтесь. И идите мстить фашистам! Вас ждут на фронте.

— Мы отомстим! Будь уверен, хлопчик... Дай срок! — разнеслись под сводами палаты возбужден-• ные, яростные голоса.— Они еще нажрутся наших пуль.

—Актриса ленинградского цирка! — крикнул Во­лодя, подняв руку.— Нинесса Пескуале. Танцы и песни!

Нина выпорхнула из каптерки. Сначала палата замерла, а потом раненые захлопали, закричали. Наверно, на каждого из них, так же как и только что на Володю, Нинин вид произвел ошеломляющее впе­чатление — как, откуда в этом блокадном городе ока­залось такое чудо? А Нина, мягко пробежавшись, сделала «ласточку», потом стойлу на руках с перево­ротом в мостик и — колесо. Затем танцевала и пела про Любу-Любушку, про ту, которую никто не в си­лах' позабыть. "• — Про Сашу,— попросил моряк.

Затихшие, с добрыми лицами раненые, как зача­рованные,- слушали Нину. Песни были такими дороги­ми, знакомыми, что, наверно, у каждого в этот момент сердце сжималось от любви и.тоски к тому, ЧТО миновало, чего уже никогда не будет...

Все, кто был в палате, хорошо знали песню и ПОДхватили ее. А потом, чуть передохнув, Нина запел! про юного барабанщика.

— «Мы шли под грохот канонады! — чистым, сильным голосом начала она и встала по стойке «смирно».— Мы смерти смотрели в лицо!»

— «Мы смерти смотрели в лицо!» — подхватил, Володя и тоже встал по стойке «смирно» и почувст­вовал, как холодок пробежал у него по спине: да$ сколько раз они уже смотрели смерти в лицо... Это о них песня, вот о нем, и Нине, и Зое, и Толе" -Пур-гине, и всех-всех, кто присутствует тут. Это о них,¹ это — их песня!

Володя видел, как те, кто мог стоять, тоже встали и; пели про юного барабанщика, павшего в смертельной * схватке с врагом., *

Их долго не отпускали. Моряк попросил написатй * письмо, а другой раненый, с забинтованным лицом,-* прочитать. Потом главный врач позвал Володю и Нину на кухню и подвел их к столу, на котором стояли две большие кастрюли с остатками каши. А Володя с Ниной, переглянувшись, схватили ложки и начали соскребать с алюминиевых стенок еще теплую, не­много пригоревшую, невероятно вкусную пшенную кашу...

«Дз-зз-зз!»

Володя открыл глаза, сунул руку под сплюснутую лепехой подушку, нажал кнопку будильника. Страш­ным усилием воли заставил себя сесть. Холодина!

— Нина...— Володя надел пальто и толкнул в бок девушку.— Подъем.

Зашуршал соломой Ник. Послышался жесткий звук в другом конце бегемотника: Владимировна,— она тоже, как и Ник, переселилась в зоопарк,— выбивала из кремня искру.

Проснулся «ковчег». Тяжко вздохнула бегемоти-ха, тоненько заскулила Милка: есть так хочется! Бродила, топотала копытами антилопа, шевельнулся в своем закутке верблюд. Медведи проснулись, за­ворочались в клетках, заверещали мерзнущие мар­тышки... Встрепанный, с сухими травинками в седых волосах, подошел к печке Ник. Улыбнулся Володе: «жив-здоров, голубчик? Вот и хорошо...» И Володя улыбнулся ему: «жив-здоров. Вот и хорошо...»

Загремела кострюлями и ведрами Владимировна. Попыхивая цигаркой, как паровоз, она бодро топала по бегемотнику. Сейчас в одной кастрюле будет ва­рить жмыховую болтушку для людей, в другой — вонючее варево для медведей и Милки из слонятины, желуди для мартышек. Нина присела на скамеечку, начала волосы расчесывать.

— Итак, задание на сегодняшний день,— про­говорил Ник и закашлялся.— Вода и дрова, милые мои. Вода и дрова.

— Дров мы с Ниной еще вчера дня на три заго­товили,— сказал Володя.

Он поднялся, открыл клетку, и Милка кинулась к нему, лизнула в лицо, а потом бросилась к Нику, Владимировне. А это что еще за явление? Из клетки Милки вышел кот Мур. Выгнулся дугой, потянулся. Вместе с Милкой ночевал? Володя подхватил кота и, поглаживая его лобастую, шишковатую башку, вер-нуся к печке.

— И желудей пока достаточно. Сколько там, Нина?

— Почти ведро насобирали.

— Воды бочка. Хватит ведь?

— В райком опять, да? — спросил Ник.— Влади­мировна, плесни кипяточку в кружку.

— В райком,— сказал Володя.— Нина, пошевели­вайся.

Когда Володя с Ниной пришли в райком, Зоя уже сидела за своим столом и командовала.

— Внимание! Группа Петрова — ко мне.

С одной из коек поднялся парень. Правый рукав его ватника был заткнут за ремень. Петров взгля­нул вправо — там стояли койки, на которых спали парни, потом влево — в другом углу комнаты жили девушки. Направился тормошить их, поднимать. Рай­ком уже давно стал для многих ребят и девчат, для активистов, общежитием. Несколько раз и Володя с Ниной спали тут на узкой койке «валетом».

— Волков и ты, Нина, идите сюда,— позвала Зоя.

— Идем, идем.— У валенка оторвалась подметка, и Володя пришивал ее куском проволоки.— Вот И готово.

— Завтра на крейсер пойдете, с агитвыступлением,— сказала Зоя.— А сегодня отправляйтесь на Геслеровский, надо там подвалы и чердаки обследо­вать. Говорят, где-то там ребятишки обитают.

— Зоя, надо найти Шурку Боброва. Он хотел уйти сам и увести' своих через Ладогу. А может,»не ушел. __ ^

— Хорошо. Ищите Боброва и его компанию. Райком просыпался. Звякал сосок умывальника,

хлопала дверь, под окном слышался стук топора. -Из соседней комнаты доносились тоненькие и печальные, как вскрики больных птиц, голоса детей: будили тех» кого «насобирали» в предыдущие три-четыре^ дня. Двое девушек-дежурных готовили завтрак — жидкую _л мучную болтушку. К печке робко подходили «найденыши», мальчики и девочки, и, несмело оглядываясь, жались к теплу, с голодным нетерпением сле­дили, как булькает в кастрюле болтушка.

Сытный рынок жил все той же нервной, тревожной жизнью. Кто-то оставлял тут свои последние ценно­сти, кто-то уносил эти ценности.

— А вот кипяток, по рублевке глоток! — послы­шалось из толпы.

— Это из Шуркиных ребят.— Володя двинулся через плотную толпу.— Нина, не отставай. Вот он. Кукиш!

Кукиш повернулся на оклик. Маленькое его лицо действительно чем-то напоминало кукиш. Слезящиеся глаза испуганно бегали по лицу Володи и Нины, мальчишка будто ожидал какого-то подвоха. Потом узнал Володю,.несмело улыбнулся.

— Привет, ты нам и нужен,— торопливо загово­рил он.— Шурка мне сказал: иди и отыщи Волка, а где тебя разыскать?

— Что случилось? — Володя окинул взглядом мальчишку. Его валенки и пальто были покрыты сосульками, видно, когда наливал воду, пролил и на себя. Сосульки намерзли и на шапке.

— Бедствуем мы... загибаемся.

— Налей-ка горячей водички.

— Да едва тепленькая вода-то,— ответил Ку-к»ш.— Дров мало, чуть подогрею,— и бегу на рынок. Вот один гад и вылил мне воду на голову! Двое загну­лись у нас. А Шурка и еще пятеро — в подвале.

— У тебя не нос — сосулька,— сказала Нина.— Отморозил?

— Закрывай торговлю, Кукиш,— потянул Володя за рукав мальчишку.

В свете холодного солнца развалины Стеклянного театра выглядели еще страшнее. Кукиш брел впе­реди них по глубокой тропке, лед и сосульки, намерз­шие на валенки и пальто, звенели, как стеклянные... Вот и лаз. Едкий запах дыма. Несколько черных фигу­рок возле печки.

— Растопите печь как следует,— сказал Володя.

— Дров осталось совсем мало...

— Топи, не понадобится больше. Грей воду. Нина, иди сюда.— Володя и Нина шли от койки к койке. Поднимали одного за другим мальчишек.

— Вовка,— послышалось из угла.— Пришел? Опухший, волосы встрепанные, Шурка сидел на

койке, разглядывал свои пальцы. Он кивнул Нине, и его лохматая тень шевельнулась на стене.

— Вовремя вы пришли. Конец нашей компании.— И с надеждой спросил: — Заберете нас?

— Володя, иди сюда,— позвала Нина.

В углу были сдвинуты вместе две железные койки. И на них девочка, укрытая с головой.

— Опоздали,— сказал Володя.

— Подожди.

Нина вынула из кармана круглое зеркальце и поднесла к ее губам. И вдруг Володя увидел, что стекло зеркальца слегка потускнело: жива. Нина начала растирать холодные щеки девчушки, затор­мошила ее, приподняла. Синеватые веки дрогнули, и глаза открылись.

— Жива,— обрадовалась Нина.— Ух ты, соня.

— Не Соня я... я Тоня...— чуть слышно послыша­лось в ответ.

Девочка часто-часто моргала. У нее были густые и длинные ресницы.

— Не моргай, а то улетишь,— сказала Нина.— У тебя не ресницы — крылья. Улыбнулась? Вот и хо­рошо. Жить будешь.

Собрались все у печки. Жгли все, что могло гореть. Варили в кастрюле жмыховый суп: кусок Жмыха — «неприкосновенный запас» — Шурка выволок 'из под матраца своей койки. Надели на себя все Ч1Й> можно, накинули одеяла и двинулись в 'райком ком­сомола. Девочку несли по очереди на «закорках» то Володя, то Нина, а потом и приободрившийся Шурка.

В райком добрались, когда уже смеркалось. Перед столом Зои сидели и стояли пятеро мал$чи-ков и девочек — те, кому в ближайшие дни пред­стоял долгий и опасный путь на Большую землю.

На следующий день Володя и Нина выступали на крейсере. Человек сто матросов и командиров набилось в кубрик. Нина была в ударе, да и Володя работал на совесть, закончили выступление, как пи­сали в газетах, «под гром аплодисментов». Накор­мили их. В офицерской столовой, а точнее —в кают-компании. Пожилой командир корабля сидел напротив, курил, хмурился и вздыхал. Потом спросил:

— Ребята, что бы вы очень-очень хотели?

— Из пушки бы по фрицам ударить,— сказал Володя.

— А я бы...— Нина опустила глаза.— Помыться бы... горячей водичкой.

— Да это же боевой корабль! — удивился Воло­дя.-- Может, тебе еще и постирать надо!

— Какая досада! — Командир взглянул на часы.— Горячую воду даем раз в сутки. На полчаса. И вот, через десять минут кончится.

— Десять минут? — обрадовалась Нина.— Хватит.

— Быстрее тогда.— Командир поднялся.— Идемте ко мне. Только вот что...— Он помялся, кивнул на Володю: — Если ему бежать на корму, там у нас об­щая душевая, то не успеет. А тут — лишь одна, в моей каюте, для всех командиров. Сразу вдвоем вам придется мыться. Ну как?

— Чего еще,— проворчал Володя.— Уж лучше я...

— Конечно, мы сразу вдвоем.— Нина толкнула его.— Молчи. Да, да, мы помоемся вдвоем.

— Быстро, быстро, ребятки,— командир подтолк­нул их к двери.— Идемте... Да, на память о нас полу­чите по тельняшке.

Это был один из лучших дней блокадной жизни Володи Волкова.

— Вставайте все! Внимание! В комнате грохнул выстрел.

Володя сел, очумело завертел головой. Зоя стояла', посредине комнаты и палила из пистолета в потолок. Комсомольцу, ночевавшие в райкоме, повскакивали с коек, а Зоя сообщила:

— Новая прибавка хлеба! Нормы повысили, ле­жебоки вы этакие!

— Сколько прибавили? — спросила Нина.

— Всем прибавили! Детям и иждивенцам те­перь — по двести. Рабочим и служащим — по четы­реста. Живем, дорогие мои. Во им! — Зоя показала куда-то через встрепанные головы фигу.— Они еще побегут от нас. Они еще заплачут кровавыми слезами на своих улицах, слышите? Своих горящих городов! Бить, уничтожать врагов! Ясна задача, да? — Голос у секретаря сорвался, она так и застыла с раскрытым ртом, а потом глубоко вздохнула и крикнула: — За по­беду, ура, товарищи!

Пургин появился в зоопарке в середине февраля.

Он вошел в бегемотник, поздоровался с Володей и Ником, пожал руку и Нине и внимательно поглядел в ее лицо, а та порозовела и выдернула свою ладонь из его грубой руки.

— Махорочка есть,— сказала Нина и выволокла из кармана брюк кисет.— Едучая!

— Скрути, родная,— сказал Пургин и опять очень внимательно поглядел на Нину, а та сняла шапку и тряхнула уже отросшими волосами. Побарабанив твердыми пальцами по крышке стола, понаблюдав, как Нина ловко скручивает «козью ножку», Пургин спросил: — Сколько тебе, дитя?

— Дитя?! — возмутилась Нина,.сжимая самокрут­ку зубами, прикурила от головешки, затянулась и, глянув мельком на Володю, сказала: — Дитя? Да мне уже семнадцать.

Володя возмущенно вскинул брови, но Нина на­ступила ему под столом на ногу и, сделав несколько затяжек, откусила кончик самокрутки, отдала курево лейтенанту.

— А вам сколько?

— Старик уже,— хмуро сказал Пургин.— Два­дцать один.

— Вы уж не очень тут дымите, голубчик,— ска­зал Ник,— а я пойду к медведям. Все ж животному вреден табачный дым.

— Хорошо, отец. Закрываем кочегарку.— Пур­гин затушил цигарку и снова очень внимательно по­глядел на Нину. Володя ревниво следил за девушкей, а сам с нетерпением ждал, что скажет лейтенант. «Неужели настала пора?» Пургин повернулся к Во­лоде и сказал: — Волков, я за тобой. %

Дата добавления: 2015-07-25