Нина? Кто такая? — спросила мама.

— Новенькая.— пробормотал Володя и торопли­во ДОбааил; — А Жорику поручили изображать лай собак, за сценой! Он ходит в Собачий переулок и изучает собак, Лает уже, как настоящий пес.

Перед СНОМ Володя читал Устав комсомола. Скоро с амых лучших будут принимать. «Может, в это Время МЫ С ЖЕКОЙ уже будем в море,— подумал ВОЛОДЯ И сунул Устав под подушку.— Ничего. Дадим радиограмму с моря: просим считать нас комсомольцами,,,»

— Давай. Только плаавненько,— сказал вагонеточник.

— Покатили.— Герка слегка потянул рычаг на себя, Вагонетка стронулась с места. «У-уу-у...» — ту­го запели колеса, и черный зев тоннеля поглотил их.

— Больше рычаг на себя! — приказал вагонеточник.

— Есть больше на себя! — заорал Герка.

Вагонетка с ревом вынырнула из тоннеля и рину­лось в крутую гору. Выше, выше, выше! Теплый ветер бил в лицо. Деревья, здание Стеклянного теат­ра, другие помещения Госнардома и похожая на вер­шину горы крыша театра имени Ленинского комсомо­ла — все уходило, как бы уплывало вниз, а они все карабкались и карабкались в высокое весеннее небо. Тоннель. Грохочущая темнота. Светлое пятно впере­ди. Рев. Вой.

— Подтормаживай! — крикнул вагонеточник.— Плавнее...

Ярко сияла игла Петропавловки. Густо синела вода Невы. Казалось, что вот сейчас, на этом крутом вираже вагонетка соскользнет с рельсов и полетит над Невой.

Какая бешеная скорость. Какое блаженство — мчаться вот так. Крутой обрыв. Падение вниз. Вот-вот сердце оборвется... И снова тоннель, и теплый тугой ветер в лицо и грудь, и опять бросок вверх — к небу, к солнцу, а потом — вниз!

— Приехали,— сказал вагонеточник и хлопнул Герку по плечу.— Ну, что молчишь? Поздравляю: экзамен выдержал.

— Спасибо,— сказал Герка и так стиснул руку вагонеточнику, что тот охнул.— Ты знаешь человека на свете счастливее, чем я?.. Бегу! Мне еще в школу.

Как только окончился последний урок, ученики трех седьмых классов — «а»-«ашки», «б»-«бешки>> и «г»-«головешки» — собрались в актовом зале. Ка­кой-то длинный, худощавый, но, судя по широким плечам, крепкий парень пришел. У парня было суро­вое, с резкими чертами лицо и белая-белая шевелю­ра. Так это тот, с фотографии. Он улыбнулся Зое и, наклонившись, что-то сказал ей на ухо.

— Любовь у них,— заметил наблюдательный Коркин.

Герка тут появился: засунув руки в карманы брюк, выпятив грудь со значками, он прошествовал между рядами стульев и устроился на последнем ряду.

Потом пришел отец Володи. Он был в форме: в гимнастерке. Две шпалы в петлицах, ремень с портупеей, два ордена Боевого Красного Знамени. Отец редко ходил в форме, и поэтому казался ка­ким-то чужим, а может, еще и потому, что волно­вался и лицо у него было строгим, напряженным. Зоя торжественно сказала:

— Пионеры. У нас сегодня радостный день. К нам в гости пришли дважды орденоносец геройский лет­чик Сергей Петрович Волков и секретарь райкома комсомола Анатолий Пургин. Сейчас они выступят перед вами. Пожалуйста, Анатолий.

— Ребята и девчата! — протянув руку к залу, выкрикнул секретарь райкома.— В эти дни напря­женной обстановки, когда пол-Европы в огне, райком ставит перед всеми вами, перед всей молодежью много важных, ответственных задач. В оборонные кружки, ребята!

—...и девчата,— пробурчал из задних рядов Герка.

.,—...да-да, и девчата! — подхватил Пургин.— Нам нужны юные стрелки, юные гранатометчики, юные радисты! И второе: в районе формируются два пионерских отряда по сбору золы и куриного поме­та — удобрения для полей. По воскресеньям бойцы этих отрядов — в деревни! В колхозы!

— Даешь помет! — гаркнул Герка.— Записыва­юсь в пометчики!

— Внимание! — вскричала Зоя.— Тише.

— Пионеры. Как это здорово, когда происходят нот такие волнующие встречи: к юным бойцам при­ходят старые... вернее, не старые, а умудренные борь­бой, пропахшие порохом старшие товарищи и отцы. Ура нашему гостю, и поприветствуем его песней!

Зоя подняла руки вверх, и несколько девочек из первого ряда запели «Юного барабанщика». Бил ба­рабан, давал ровный и резкий маршевый темп. У Володи даже мурашки по спине побежали... Нина стояла рядом, Володя слышал ее звонкий, напряженный ГОЛОС и пальцами чувствовал ее горячую руку.

Мы шли под грохот канонады, Мы смерти смотрели в лицо, Вперед пробивались отряды, Спартаковских смелых бойцов..

Потом выступил отец. Он говорил о героизме красноармейцев в боях у Хасана и Халхин-Гола, о танкистах, летчиках, и Володя ждал, когда же он расскажет про то, как сбил двух япошек, и как пуля раздробила ему руку, и как отец выпрыгнул из горя­щего самолета, а потом... Но отец ничего такого и не рассказал. Прямо как нарочно! Все говорил и говорил про других. Все там, оказывается, были героями, только не он. Обидно просто... Может, отец о своих подвигах в самом конце сообщит?.. Промолчал!

— А в Испании вы были? — спросил Герка.— Я слышал, что наши летчики там воевали. Это правда?

— Конечно же, мы многим помогали республи­канской Испании: продовольствием, разным снаряже­нием...— уклончиво ответил отец.— Республиканская Испания боролась против фашистов, и мы не могли остаться в стороне.

— Вот бы мне туда,— с завистью сказал Герка.

— Все вопросы? — спросила Зоя.

— А вот еще один...— выкрикнул Шурик и заго­ворщицки подмигнул Герке.— Вот вы сказали, что в Монголии воевали против японцев за монголов, а в Испании — за республиканцев...

— Я этого не говорил.

—...выходит — вы наемный солдат? Ландскнехт? В зале раздался возмущенный шум. Зоя колотила

карандашом по графину. Володин отец тоже поднял­ся. Все стихло, и он сказал:

— Я и многие мои друзья воевали в Монголии, а может, и в Испании, не потому, что нас кто-то нанял. Нет! У нас, у всех свободолюбивых народов, есть один общий враг: фашизм. Мы, трудящиеся всего мира — братья! В бой, против фашизма! — вот наш лозунг.— В зале опять стало шумно. Герка трес­нул Боброва книгой по спине и выкрикнул: «Тебе ясно?..» Володин отец поднял руку, проговорил: — Учитесь стрелять, бросать гранаты! Родина должна быть уверена: если грянет бой, рядом с отцами будут их сыновья и дочери. Все? Вопросов больше нет?

— Все! Долой фашистов! Они не пройдут! Но па-саран! — крикнул Герка.

— Но пасаран! — подхватил весь зал. Потом начался концерт.

— Гера, Рогов вернулся,— сказала мать, откры­вая дверь.— Как быть-то, а? Говорит, что хочет ос­таться... Как быть-то?

Лицо у нее было встревоженным, она улыбалась странной, жалкой улыбкой и все поправляла, прятала под косынку прядки волос.

Герка скинул куртку, пошаркал подошвами о по­ловичок, принюхался: пахло табачным дымом. Рогов? И еще курит в комнате! Шастал, шастал по свету, а теперь... Он затянул потуже ремень, отодвинул в сторону мать, которая, все так же жалко улыбаясь, заглядывала в его лицо, и вошел в комнату. Кряжис­тый, в лохматом свитере, который распирали широ­ченные плечи, из-за стола медленно поднялся муж­чина. В лицо Герки взглянули спокойные глаза, по грубому загорелому лицу скользнула настороженная улыбка. Русая бородка, русые, с желтизной, усы. Крепкие зубы сжимали трубку. Так вот какой он, его отец! Почему-то в воображении Герки отец представлялся хлипким дохлячком с мерзким лицом. Ка­ким же еще может быть человек, которого ненави­дишь? Рогов протянул руку и железной хваткой стиснул Теркину ладонь. Тот сжал зубы и сам стис­нул что есть силы жесткую, как доска, ладонь Рогова.

--- Я сейчас произнесу мерзкое слово, которое никогда в жизни никому не говорил,— густым спокой­ным голосом сказал Рогов. Трубку он вынул изо рта и положил ее на стол.— Но я произнесу это слово: простите меня. И ты, Соня, и ты, сын.

Герка поморщился.

— Простим его, сынок, а?—торопливо сказала мать.

— Поговорим, может, как мужчина с мужчи­ной? — предложил Рогов.

Герке взглянул на стол: водка, колбаса на тарел­ке, шпроты. Очень хотелось есть, и он проглотил слюну, Сощурив глаза, опять взглянул в лицо Рогова. Простить?.. Если был бы хлюпик, но как мог этот СИЛЬНЫЙ человек, как он мог?.. Попыхивая дымом, Рогов о чем-то говорил. Герка тоже скрестил руки на груди и стал прислушиваться к словам:

—...в жизни ведь всякое бывает. Не так ли? Вот и я... И вот я вернулся. Навсегда. Где только я не побывал за эти годы! И на Камчатке охотился, и на Командорах бил морских котиков, и золото мыл ни Воркуте, и... Привез много денег. Купим новую мебель, одену я вас, обую... По рукам, сын? Что мол­чишь? Ведь люди не ангелы, бывает, и совершают ошибки.

—• Гера.— Мать тронула его за рукав.— Я прошу.

— Пойду подмету улку, хорошо? И пока я там, пускай этот человек уйдет,— сказал Герка.— Хоро­шо, мама?

...Рогов ушел примерно через час. В куртке на­распашку, без головного убора, с фанерным чемода­ном в руке. Шел, дымил трубкой. Взглянул в сторону Герки, остановился, но тот повернулся к нему спиной, а когда Рогов скрылся за поворотом улицы, Герка вдруг почувствовал: ему очень не хочется, чтобы этот человек уходил...

Незаметно летело время. Накатился шумный, ве­селый май. Праздничная демонстрация, открытие парков и садов. Так немного осталось до окончания учебы, до лета, до отдыха! Как всегда, так и в этом году Володя собирался поехать к деду Ивану, отцу матери. Жил он недалеко от Гатчины, на небольшом лесном хуторе. Жаль только, что на целых три месяца придется расстаться с друзьями. С Ниной.

Володя глядел в окно и прислушивался к просы­павшемуся дому. Сколько живых, бодрых, родных и любимых звуков! Вот, звонко дребезжа, прокатился по улице «подкидыш», и стекляшки в люстре отве­тили ему весело и задорно: «Дзинь-дзинь-дзинь!» Фыркнул двигателем и мягко прошуршал шинами автомобиль: это Ваганов уехал на работу. Уже с месяц как за ним по утрам приходит машина. Что у него за такие важные дела, что и воскресенье надо быть на заводе? Голуби заворковали на крыше, во­робьи чирикают... гулко пролаял в Собачьем переулке первый выведенный на прогулку пес... «Шра-шра-шра» — донеслось со двора: мать Герки начала убор­ку. Чей-то смех, говор... Сейчас Гриньков затрубит в свою трубу, и весь дом всполохнется, захлопают двери, и по лестницам застучат торопливые шаги жильцов.

«Тра-та-ра-ра-аа!» — разнесся звонкий голос тру­бы. Подъем!

Володя отбросил одеяло, спрыгнул на пол. Пора на зарядку. Подбежал к окну. Солнце сияло вовсю, и если поглядеть влево, то можно было увидеть крыши двух- и трехэтажных домов. Покрашенные в зеленый цвет, они были похожи на волны океана, всхолмившиеся под порывами теплого ветра. И, как корабли, вздымались из этих зеленых крыш-волн многоэтажные дома. Город как море... Сила! А в окне пятого этажа флигеля «А» виднелась высокая фигура музыканта Гринькова. Играет.

Однако где же ребята? Сегодня воскресенье, и Ник предложил всем классом отправиться за город. А, вот и Герка. Володя кинулся на кухню за свертком с едой...

Теплынь-то какая. Вроде как лето. А какой за городом воздух! Вкусный, душистый. Узенькая до­рожка вела от станции в лес. Ник шел впереди; за ним, чуть поотстав, девчонки, и среди них — Нина. Она была в синем, в белый горох платье, а волосы ее, как тогда в цирке, были легко разбросаны по плечам, и от этого Нина казалась еще привлекатель­нее. Герка, лишь только вышли из вагона, демонст­ративно закурил трубку, а Колька Рыба пытался на ходу играть в «маялку».

пик все увеличивал темп, но спешить никуда не хотелось, и как-то так получилось, что вскоре Володя, Нина и Жора отстали от всех. Они шли по тихой, усыпанной хвоей дорожке. Нина спросила Жорика, как Наиболее эрудированного человека в классе, что же все-таки такое любовь, и Жорик, который на эту тему мог разговаривать часами, проявляя удивитель­но глубокие знания, отчего-то говорил с Ниной вяло, неубедительно.

— В вопросах любви,.Нина, я разбираюсь"- не особенно хорошо,— мямлил он, возмущая Володю.— ВИДИШЬ, чтобы какое-то явление изучить досконалъ-110, его надо познать... э-ээ, практически... Мы же еще, так сказать, недостаточно взрослы... Кстати,-а как поживает хомячок?

. — О, хомячок поживает великолепно.— Перепрыгнув канаву, Нина подобрала еловую шишку, кинула ее в Лес, где между деревьями шли рядом, гово­рили о чем-то Жека и Ирка Неустроева, а потом воскликнула: — Но вот что удивительно: когда Ромео и Джульетта полюбили друг друга, Джульетте было четырнадцать лет. А мне уже пятнадцать, и мне еще никто не признавался в любви.

Володя покраснел, а Жорик стесненно пробормо­тал:

— Вот когда хомячки укладываются в зимнюю спячку...

— Ах, хомячки,— засмеялась Нина, поднимая новую шишку.— Жорик, мы ведь не хомячки. Мы ведь давно проснулись!

Мелькнув икрами,, Нина нырнула под лохматые лапы елей.. '

— Джульетте было четырнадцать? — спросил Во­лодя у Жорика.

— Вне всяких сомнений,— уверенным тоном, как обычно, сказал Жорик.— Четырнадцать лет — воз­раст любви. Так, например, считает, и Александр Сергеевич. В четырнадцать лет в первом своем стихо­творении он писал: «Так и мне узнать случилось, что за птица Купидон; сердце страстное пленилось; признаюсь —-и я влюблен...»

— Так что же мне делать?

—' Поглядите на него! — Жорик обрел прежнюю уверенность.— Он не знает, что нужно делать в таких случаях, В общем, ты должен, признаться ей в любви. Как все нормальные люди. Понял?

—_; Понял,— ответил Володя.— Второй шаг?

— Сегодня,— строго сказал Жорик.— Да-да, вто­рой.

— Все сюда! — донесся из-за деревьев зов Рыбина.

Володя и Жорик продрались через кустарник к небольшому, тускло посверкивающему водой болот­цу. На берегу его, в окружении мальчишек, стоял Колька. Оглядевшись он,взмахнул рукой и бросил в воду сверток. Крикнул:

— Ложись!

Все ринулись в разные стороны, повалились в траву. Рядом с Володей упала Нина. Глухо рвануло. Столб воды и грязи взметнулся над болотцем. Ну, Колька! Натрий, что ли, кинул в воду?

Нина вскочила, потянула Володю за руку. Сзади сопел Жорик. Мелькнуло раскрасневшееся лицо Коль­ки; размахивая руками, он объяснял Герке: «При соединении натрия с водой происходит бурная реак­ция».

А вот и озеро. Шурик тут уже трудился, склады­вал из сухих веток костер. Ник, показал: ближе к во­де, ближе. Вспыхнул огонь, синяя струйка дыма по­тянулась в небо. Все расположились вокруг, а Ник сел на большой валун, осмотрел собравшихся ребят. Потрескивали ветки, все притихли, глядели, как раз­горается пламя.

— Друзья мои, помните, мы говорили о мечте? — спросил Ник.'— Ну-с, кто же и о чем мечтает? Вот ты, Ира, скажи, девочка, у тебя есть мечта?

— Есть,— сказала Ира. Она отыскала глазами Жеку: — Я хочу дружить с одним человеком, а он со мной нет.

— А вот я мечтаю стать полярником,— сообщил Шурик.— Ух, и зарабатывают они.

— Буду мо'ряком,— сказал Жека и добавил: — Военным.

— Минером!— Колька Рыбин бросился на землю и пополз к камню, на котором сидел Ник. Он будто тащил что-то тяжелое. Вот подполз и стал.изображать, что роет яму. Есть, заложил в нее взрывчатку.— Николай Николаевич, отойдите!—Ник встал, отошел. Колька сделал вид, что поджигает бикфордов шнур. Отбежал.— Это дот. Фашистский. Б-бам-м!

— А я — командиром пулеметного взвода. Пуле­меты — огонь!— Теркин голос перекрыл голоса и смех мальчишек и девчонок.— В атаку!

— Постойте, о чем вы все?— лицо Ника выражало отчаяние.— Неужели никто не хочет стать врачом, учи­телем, ученым? Минер, пулеметчик... Разве это профес­сии? Все это — разрушение, смерть. А человек создан для созидания, друзья мои!

— Тихо!— прикрикнул вдруг Герка на расшумев­шихся ребят, и в его лице была такая немальчишеская суровость, что все стихли; Ник с любопытством и тревогой поглядел на Герку.— Да вы что, Николай Нико­лаевич? Вы будто ничего и не знаете, что происходит в мире? Слушайте все! — Шумел ветер, перекликались,, птицы.— Слышите? Грохочут пушки, бьют пулеметы..

— Надо мечтать, что война минует нас, пройдёт•.-

стороной...

— Пройдет? Эх вы, мечтатель. Разгромим фашис­тов и уж тогда!..— крикнул Герка.— Кто не трус — за мной!

Он сбросил рубаху и брюки, с разбегу кинулся в воду. Следом помчался Жека. Затем Нина и Володя,

— Не могу больше... бр-рр!—сказала Нина.— Замерзла.

— А я... хоть весь... день!— ответил Володя, хотя и его уже всего трясло от голода.

— А ну, вылезай. Марш на берег!— приказала Нина.

Костер уже горел вовсю. Чайник кипел. Ник сидел на пне и добро глядел на мальчишек и девчонок.

Устроившись на валуне, Нина жадно ела бутерброд с колбасой. Володя сидел рядом, уминал булку с сыром. Поглядывая на Нину, Володя размышлял о том, как сложно устроена жизнь. Что человеку надо иметь в себе стержень, который называется убежден­ностью. Что человек должен иметь силу воли. Что еще он должен иметь мечту, иначе в душе не будет порыва,

полета.

— Волк, а ну иди сюда, дело есть,— позвал Шурик. Володя встал, Нина проводила его взглядом. Шурик шмыгнул в густой ельник, за ним направились Рыбин,

Герка и Жека. Володя раздвинул колючие ветки и увидел, что все мальчишки собрались на поляне. Сев на поваленное Дерево, Шурик вынул из кармана уве­личительное.стекло и навел его на кору: тотчас по­валил дымок и запахло растопленной смолой.

— Видели, да?— спросил Шурик и поглядел на Во­лодю.— Это ты, кажется, хвастал своей силой воли, а?

^г — Ничего я не хвастал.

^: ':— Хвастал, хвастал! А вот предположим, схватили тебя фашисты и давай пытать, а? Стеклом прожи­гательным? Что скажешь, Волк?

— Пошел к черту.

. — Струсил, струсил!

Володя оглянулся и увидел, что между елками стоит ТНина. Володя протянул руку: на, жги.

— Сейчас проверим, сейчас про-оверим...— засуе­тился Шурик'.—Нужно протерпеть до счета... пятьдесят.

Сначала чуть припекло, потом куснуло. Шурик, поглядев Володе в лицо, сузил лучик до золотистой мушки, и Володя, вздрогнув, чуть не отдернул руку: в кожу ударило словно молнией.

—...во-семь... де-евять...— тянул Бобров.

— А ну быстрее.— Жека толкнул Шурика. Кожа вздулась, бугорок закипал, и по руке потекла

струйка крови. Нина вышла из елок и ударила по стеклу. Оно отлетело в траву. Шурик кинулся искать, но его опередил Герка, схватил стекло. Володя начал дуть, потом с гордостью показал Нине руку: между большим и указательным пальцами бугрилось черное запекшееся пятнышко. Володя думал, что Нина придет в восторг от его выдержки. И тогда-то он, ну не сразу, а чуть позже, когда пойдет провожать ее домой, скажет ей': «Нина, я тебя...»

— Ну и дурак же ты,— сказала Нина*.— Ребеночек.

Попискивали синицы. От легких порывов ветра шуршали вершины елей, в лесу стоял тревожный шум. Володю слегка знобило. Наверно, перегрелся на солнце. Засунув перевязанную платком/ руку в карман, опустив голову, он брел среди деревьев. Вдруг чей-то шепот послышался, тихий смех: прижавшись друг к другу, под толстой елью стояли Ира и Жека. Володя отсту­пил, спотыкаясь, вышел на дорогу. Жорик о чем-то спросил его, Володя не понял, о чем. Он прислушивался •к беззаботному голосу Нины и стискивал зубы, боясь, что вот-вот хлынут слезы.

— Завтра «Шпицберген» уходит, значит, сегодня надо проникнуть на пароход. Зайду за тобой в восемь вечера. Понял?

— Все понял, Жека. Жду.

День прошел как в тумане. Нина, как ни в чем не бывало, поздоровалась с ним, спросила озабоченно, как рука, но Володя не сказал ей ни слова. И тогда Нина забрала свой портфель и пересела за другую парту. «В море, быстрее в море!»— размышлял Володя на уроках и с нетерпением дожидался, когда же закон­чится этот день. Да-да, все к одному... А из ЛагМан-ша или нет — из Биская он пошлет ей радиограмму: «Сильный шторм. Течь в правом борту... Я тебя про­щаю, Нина!»

— Ухожу к Жеке,— сказал Володя.— Может,» заночую у него.

— Какой-то ты... взъерошенный,— сказала бабушка. Приподняв на лоб очки, она поглядела внимательно на Володю.

Тот поцеловал ее в щеку. Потом кинулся в свою комнату, схватил пакет, в котором было кой-какое белье, нож, фонарик, и, выкинув из портфеля книги и тетради, засунул пакет в портфель. Написал на листке: «Дорогие мама и папа! Не ищите меня, но не беспокой­тесь! Скоро я сообщу вам, где я! Ваш сын Володя»— и сунул его под подушку.,

...Жека тиснул его ладонь, надвинул на лоб козы­рек кепки и быстро пошел в сторону моста. Володя поспешил за ним. Трамвай подкатил. Вскоре они были у моста Лейтенанта Шмидта. Таясь за горами ящиков, прокрались к корме парохода. Жека озабоченно погля­дел на небо: приближались белые ночи, и хотя был девятый час, а еще так светло! Они оба выглянули из-за ящиков: вахтенный ходил взад-вперед возле тра­па. На мачте бился в порывах свежего ветра флаг отплытия.

— Ч-черт... как светло,— озабоченно сказал Жека.

— Обождем немного. Пусть стемнеет,— предложил Володя.

Повернувшись спиной к ветру, вахтенный закури­вал папиросу. Жека метнулся к пароходу, перемахнул через леера, спрыгнул на палубу и скрылся за над стройками судна. Ну вот и все...'Володя осмотрелся — вахтенный все так же стоял к нему спиной,— облизнул вдруг ставшие сухими губы и вышел из-за ящиков.

— Эй, куда?!—услышал он тут же голос вахтен­ного.

Как же так получилось? Почему вахтенный обер­нулся именно в тот момент, когда Володя направился к пароходу? Случайность? Но почему это случилось именно с ним, а не с Жекой?

Мама и папа смеялись, вспоминали какие-то веселые истории, а Володя ковырялся вилкой в жареной кар­тошке и размышлял о своей неудаче.

Зазвонил телефон.

— Наверно, кто-то заболел,— сказала мама и поспешила в коридор. Потом окликнула: — Серёжа, тебя. Москва.

Москва? Володя взглянул на бабушку, прислу­шался.

— Да-да, я все понял. Сегодняшним, вечерним?.. Но билет... Уже заказан? Есть. Да-да, понял... Соби­раюсь.— И повесил трубку.

— Кончился мой отдых, родные мои. Поезд через два часа. Сбор!

А что собирать-то? У отца специальный чемодан. Все там давным-давно сложено: чистое белье, носки, платки, бритвенный прибор. Мама с бабушкой стали готовить бутерброды в дорогу, а отец сказал Володе:

— Поговорим, сын. Садись.— Отец задымил папи­росой.— Понимаешь, всякое может случиться.

— Что значит — всякое?

— Да кто его знает... Я ведь — военный человек. Так вот, первое: будь внимательным к маме, бабушке. Береги их, заботься о них.

— Хорошо, отец.

— Второе: думаю, будет большой бой с фашиста­ми. Готовься! Лучше учи немецкий язык — это при­годится. И последнее: будь мужественным. Бейся до конца, до последней минуты верь в победу! И — пускай хоть смерть, но не склоняйся перед врагом.

— Хорошо, отец.— Голос Володи дрогнул.

Они обнялись. Отец стиснул его до боли. С улицы донесся сигнал автомобиля: это за отцом.

Знал бы Володя, что в этот момент они прощаются навсегда.

— Пионеры, вот и подходит к концу учебный год. Дорогие мои мальчишки и девчонки! — Зоя поправила прядку волос, Глаза ее блестели, видно, волнуется.—, Вы не представляете, какое важное и торжественное событие вот-вот произойдет в вашей жизни.

— Какое же?— нетерпеливо спросил Герка.

-г Сегодня последний пионерский сбор,— сказала Зоя.— И сегодня я еще могу сказать вам: «Дети!..»

— Мы слушаем вас, тетя Зоя,— пробурчал Герка. Все заулыбались, задвигались. Хрюкнул Шурик

Бобер.

— Да-да. Дети!— воскликнула Зоя.— Сегодня вы еще мальчики и девочки, но пройдет совсем немного времени, вы получите комсомольские билеты и мину­ете незримую черту. Вы оставите позади удивительную и прекрасную страну, имя которой — Детство, и очутитесь в не менее прекрасной стране, имя которой — Юность. Прощай, детство, прощай, красный галстук! «

Дверь вдруг раскрылась, и на пороге класса показалась Лена.

Бледная, тоненькая, она радостно и смущенно улыбалась:

— Вот и я.

Лена осмотрелась и удивленно подняла брови: ее место было занято Ниной. Их взгляды встретились. Герка вдруг поднялся из-за парты, схватил Лену за руку и потянул за собой. Шурик присвистнул, все заерзали на своих партах: вот это да!

— Тихо, ребята, тихо,— Зоя постучала карандашом по столу и сказала Коркину: —Жорик, веди сбор.

— Пионеры! Сегодня мы...— голос у Жорика был густой и торжественный,—...сегодня мы рассмотрим вопрос: все ли пионеры седьмого «б» класса достойны быть рекомендованы в комсомол.

— Все достойны, чего там,— сказал Герка.

В классе стало шумно. Хлопали крышки парт. Кто-то смеялся.

— Внимание!— выкрикнула Зоя.— Коркин, в чем

дело?

— Но это еще не все,— громко сказал Валька Сычев и пошел между партами к столу президиума. Его глаза горели, а короткие стриженные под «бобрик» волосы воинственно топорщились.

— Глядите, записочка зашифрованная. Жека ее кинул Володьке, а я перехватил.

Валька вынул из кармана разглаженную, наверно утюгом, записочку, которую Володя получил от Жеки: вот она куда девалась! Володя поднял руку, но Нина опередила его, мотнув головой, закидывая за спину косы,.засмеялась, сказала:

— И никакой это не шифр. Это Жека азбукой морзе Володе писал. Оба они моряками и путешествен­никами стать собираются, вот и тренируются. Только и всего.

— Да дурачились мы просто,— сказал Володя.

— Дурачились? Ха-ха!

— Можно мне взглянуть?— громко попросил Герка. Валька сунул Герке записку чуть ли не в нос. '

Тот посмотрел на,бумажку, повертел, поглядел на свет, покачал головой и, скомкав, сунул в рот и начал, же­вать.

— Отдай назад!— Валька подбежал к Герке. Тот, сожмурившись, проглотил записку. Валька

остолбенел.

— А я с детства болею,— смиренно сказал Герка.— Мама рассказывает: раньше штукатурку ел. Отковырну и ем. Или бумажки. Неизлечимая болезнь.

Колька Рыбин захохотал, затопал ногами. Валька растерянно хлопал своими совиными глазами, подошел к парте, где сидела Лена, наклонился над ней и про­должил:

• — Ты же дружила с ним? И вот! Лишь ты заболела, он стал вкручивать шарики другой девочке. Да он же весь морально разложенный, вот! Да-да!

— Негодяй,— четко и ясно произнесла Лена.

— Йот именно. Негодяй!

— Ты, Сыч, негодяй,— перебила Вальку Лена.— Мы как были с Володей друзья, так и остались. Отойди от парты.

— Ну, хорошо-о. Ну, мы еще посмотрим!— Валь­ка не сдавался. Он повернулся к столу, за которым как статуя сидела Зоя и воскликнул: — Так вот, пионер­ка целует пионера: моральное разложение!

— Да Володя смелый, хороший мальчишка,— ска­зала Нина.— Потом... Я люблю его.

— Что-оо?!— воскликнула, будто очнувшись, Зояг

— Ой! — пискнула Ира Неустроева.— Как здо-оро-во!

— Любовь у них!— захохотал Бобер.— Со смеху сдохну.

Выскочив из-за парты, Володя выбежал из класса.

Кто-то позвал его, он не остановился. Как все противно.

Он то шел, то бежал. Миновал Фондову биржу, Зоологический музей, университет и спустился к Неве у сфинксов. Володя представил себе, что, завтра во всей школе будут знать, что у него с Нинкой любовь.

Над Невой вновь пополз тягучий, протяжный зов парохода. Володя прислушался: может, «Шпицберген»? А что, если попытаться еще разок? Он дождется тем­ноты, он знает теперь, как действовать. Володя взбе­жал на мост, перегнулся через его чугунные перила и увидел, что по самой середине Невы, густо дымя длинной трубой, уходил в сторону Финского за'яива пароход «Шпицберген». Сбоку от трубы вырвался бе­лый пар, и пароход проревел в третий и последний раз

Кто-то остановился за его спиной. Володя оглянуй,-ся. Это был Жека

— Плохой мы с тобой тайник сделали, Волк,—-сказал он.— Команда делала обход судна, и вот...— Он поддал ногой коробок спичек и засмеялся.— Ни­чего, наше от нас не уйдет! Главное, мы делали все, чтобы добиться своего...

Дата добавления: 2015-07-25