III. Институты в процессе

КРИТИЧЕСКИЕ СИТУАЦИИ

Генезис кризисов. Институты, какими бы стабильными и неизменными они ни казались, — это непрерывно происходящие вещи (ongoing things). Они образуются из комплементарной деятельности участвующих в них лиц. В своем максимально устойчивом состоянии эти деятельности настолько рутинны, что внимание индивида к ним может ослабнуть. Ему нет необходимости обращать слишком много внимания на ту роль, которую играют другие в комплексе институциональной жизни, ведь они будут делать то, что от них ожидается. Вместе с тем встречаются ситуации, когда ожидаемого не происходит, зато происходит что-нибудь неожиданное. Такие ситуации представляют собой кризисы, в которых (цитируем У. А. Томаса) «внимание пробуждается и изучает ситуацию с целью перестроить способы деятельности». «Ткань обычая» рвется.

Возникновение новых институциональных форм. В случае кризисов старые институциональные формы разрушаются. Когда кризис серьезен, место упорядоченного институционального поведения могут занять более живучие формы коллективного поведения. Могут расцвести толпы; а для толп характерно, что люди, растворившись в них, забывают, кто они такие. Человек, забывающий, кто он такой и что от него ожидается, теряет организованность и представляет угрозу для институтов. В таких ситуациях институты можно увидеть в процессе их дезорганизации и формирования.

Кризис в жизни индивида вовсе не обязательно становится кризисом для института, в котором он участвует. На самом деле, одна из самых обычных институциональных функций — предупреждение кризисов в жизни индивидов. Для индивида его вступление в брак, болезни, грехи и страх перед смертью представляют собой нечто уникальное и критическое. Для церкви эти кризисы регулярны, и есть способ с каждым из них справиться. Пока институты могут справляться с кризисами индивида, сами они не оказываются в кризисном состоянии. Но если новый тип ситуации, не предусмотренный существующими институтами, становится хроническим и приобретает широкое распространение, институтам угрожает опасность.

Кризисы в единицах института. Существуют также кризисы, которые возникают в отдельных единицах того или иного типа института, но которые не порождают кризиса для типа как такового и не предвещают никакого крупного изменения в нем. Ранняя кончина отца-кормильца является кризисом для его семьи. Точно так же развод, уход одного из супругов из семьи, потеря работы и делинквентность ребенка, сколь бы они ни были фатальными для данной семьи, не обязательно несут угрозу семье как преобладающему типу кооперативной единицы родства. В самом деле, семьи постоянно разрушаются, и в то же время постоянно создаются новые. Каждый брак в нашем обществе, вероятно, ведет к учреждению новой семьи. За свадьбой может последовать перетягивание каната между семьей мужа и семьей жены. Новая единица может попасть в подчинение к той или другой; она может также эмансипироваться от обеих.

Средняя продолжительность жизни семей в нашем обществе невелика. Она варьирует от класса к классу, в зависимости от характера собственности и традиции, которые семьи накапливают, а также от их успеха в передаче этого достояния из поколения в поколение. Как бы ни была коротка жизнь семьи, это не означает, что семья перестанет существовать как санкционированная группа (agency), в которой супруги и их потомство будут жить в тесных отношениях друг с другом.

Образование новых единиц. Хотя учреждение новых единиц института может обеспечиваться упорядоченным образом, они пробивают себе дорогу не без кризисов, вовлекая в сферу внимания многочисленные проблемы, обычно глубоко запрятанные в рутине и традиции.

В католической церкви, например, приход считается более или менее незыблемым. Новые приходы основываются на новой территории или путем раздела существующих приходов, когда прихожан становится слишком много. В действительности существуют исключения из этой практики. Когда католики, говорящие на ином языке или имеющие иную национальность, вливаются в приход, они могут, развернув массовое движение, добиться учреждения своего собственного прихода, укомплектованного священниками их национальности. Это движение может мало чем отличаться от движения раскольнической секты. Даже когда приход создается по инициативе епархии, возникают проблемы и кризисы. Должно образоваться мирское руководство; приход должен найти свое место в классовой и финансовой структуре сообщества. Он должен заручиться лояльностью, которую его прихожане прежде имели в отношении своих родных приходов, или преодолеть их равнодушие.

В случае более секулярных институтов любая группа людей может — в довольно широких пределах — установить новый орган сотрудничества, не опираясь ни на какую власть, кроме собственной. Кризисы в этом случае такие же, какие подстерегают рискованное предприятие.

Условия формирования новых единиц. Надо провести одно различие, касающееся условий формирования новых единиц. В одних случаях институт просто размножается или разрастается. В других каждая новая единица являет собой в некоторой мере бунт и новую попытку решить коллективные проблемы. И там, и там основание новой единицы приобретает в какой-то степени характер социального движения, но в последнем случае больше, чем в первом. В Америке и вообще в новых странах новые единицы старых институтов создаются свободно и неупорядоченно.

Фронтиры поселений. В новых, еще только заселяемых сообществах на фронтире может совершенно отсутствовать институциональная структура. Даже если поселенцы приучены к одинаковым институциональным схемам, недостает функционеров и материальных аксессуаров. Никто не может иметь полномочий и обязательств реконструировать все упорядочение в целом. Ввиду недостатка инерции нужен максимум внимания и инициативы, чтобы развить коллективное действие и поставить его под контроль. Лидерство развивается на месте.

На американском торговом посту и скотоводческих фронтирах не было даже семьи, ведь какое-то время тамошнее население состояло исключительно из мужчин. Э. С. Осгуд в «Дне скотовода» рассказывает, как в высокой степени индивидуалистичные скотоводы были вынуждены в той или иной мере вступать в сотрудничество. Но условия менялись так быстро, что никакой устойчивой социальной структуры не возникало. Вовсе не общие традиции, унаследованные скотоводами из прошлого опыта, определяли природу и степень коллективного действия, а сам характер фронтира. В том же духе рассказывается и о других фронтирах. Исследования канадского фермерского фронтира показывают, что первыми туда приходили мужчины, однако традиционные институты обретали форму лишь с прибытием женщин. По мере того как половозрастной состав приближался к нормальному, институциональная структура все более походила на структуру старых фермерских сообществ. Интересно отметить порядок, в котором устанавливаются институты в таком сообществе, и те особые формы, которые они принимают. Протестантские церкви Среднего Запада все еще несут на себя отпечаток возрождений и лагерных собраний, в которых они возникли. В создававшихся в последнее время поселениях на Пис-Ривер в Канаде первым делом, похоже, появляется школа, тогда как церковь ожидает миссионеров, посылаемых восточными штаб-квартирами различных деноминаций. Первая церковь обычно становится делом всего сообщества, вовлекая людей различных деноминаций. Позже конкуренция деноминационных властей и рост классовых различий в сообществе могут привести к расколу по традиционным границам деноминаций. Церковь, видимо, относится к тем институтам, которые позже всех достигают полного самообеспечения и самостоятельности на современных фермерских (homestead) фронтирах.

Там, где фронтир заселяется не индивидами, а организованной группой, институциональные кризисы и последующие адаптации могут быть не столь велики. Если это культурно гомогенная группа с установленными органами власти, как, например, в сектантских сообществах, то кризис наступает позже, когда чужаки и мирские поселенцы разрушают величественную изоляцию.

КУЛЬТУРНЫЕ ФРОНТИРЫ

Природа культурных фронтиров. В разных местах мира две или более культуры находятся в контакте. Такие места — культурные фронтиры. Многие из них стали результатом построения европейцами политических и торговых империй.

То, что происходит на таких фронтирах, не есть простое навязывание европейских институциональных форм. Развиваются новые формы. Плантация, столь типичная для регионов, где эксплуатируется труд местного населения с целью производства благ, предназначенных для зарубежного рынка, не была в готовом виде занесена из Европы. Она образовалась на месте. Ее европейские основатели часто считали ее противоречащей собственной традиции свободного наемного труда. Плантация — это политический институт, в котором хозяин получает контроль над общим поведением и даже передвижениями работников. Она чужда понятиям о laissez faire капитализме, каким его знают в Европе[11].

Промышленная революция. Вторжение чужеземной культуры может принести с собой промышленную революцию. Взамен старой системы классов и имущественных прав может возникнуть новая. Старые институциональные требования — такие, как требования семьи, гильдии, племени и т. д., — могут угаснуть или быть насильственно разрушены. В последующий период перехода возникают новые институты, причем не только по инициативе захватчиков, как, например, плантация, но и по инициативе освобожденных, индивидуалистично настроенных коренных жителей или маргинальных людей.

Религиозная миссия. На таких фронтирах обнаруживается религиозная миссия. Местная миссионерская церковь эволюционирует, но не обязательно по направлению к типу, известному в породившей ее стране. Должно определиться отношение местных обращенных к миссионерам. Сам миссионер не походит в точности на своих домашних собратьев по духовенству; он более ревностен в вере и, пожалуй, даже более ортодоксален. Кроме того, местные адепты могут происходить из низших статусов в локальной системе. Это может сдерживать передачу миссионерской церкви туземным функционерам. В целом, миссионер играет среди своей паствы более доминантную роль, чем священник в Европе или Америке. Между тем туземные религии могут перенимать некоторые черты у вторгающихся миссий. Возмущенный студент-христианин с Цейлона с обидой жаловался на конкуренцию, которую составила им молодежная буддистская ассоциация, похитившая тактику у YMCA.

Все эти изменения совокупно создают новые классы людей и новые интересы, а следовательно, нарушают весь ход процессов, заключенных в традиционных институтах, а также в институтах, пересаженных на новую почву или заново созданных теми, кто вторгся извне.

Иммиграция. Культурный фронтир, больше знакомый американцам, создается иммиграцией людей чужой культуры в мир, над которым у них нет господства, но в котором они пытаются найти себе место. Возникающие в итоге иммигрантские институты бывают двух типов. Некоторые из них представляют собой новые единицы, спроектированные в соответствии со старыми формами, дабы дать иммигранту чувство комфорта, снабдив его рамкой (cadre), внутри которой он мог бы жить в согласии со своими традициями. Другие создаются с тем, чтобы приглушить характерные для иммигранта кризисы, способствовать повышению его статуса, помочь ему преуспеть в новом мире. Иностранные церкви относятся к первому типу; общества взаимопомощи, иммигрантская пресса и националистические организации — ко второму. Классический анализ этих институтов дается в работе Томаса и Знанецкого «Польский крестьянин в Европе и Америке» и в работе Парка «Иммигрантская пресса».

По структуре и функции иммигрантские институты никогда не бывают точно такими же, как те, которые они призваны заменить. Роль, которую играет мирянин в учреждении католической церкви для людей своей национальности в границах уже существующих приходов, дает ему новое чувство собственной важности. Результатом может быть изменение в распределении власти между священником и мирянами.

Иммигрантские институты быстро проходят через стадии своего жизненного цикла благодаря процессу ассимиляции, протекающему среди их участников. Адаптации должны осуществляться в порою тщетных попытках сохранить жизнь институтов после того, как культурные различия, из которых они выросли, выродились в не всегда достойно культивируемую память. Так, церковь зарождается в условиях, когда есть духовенство и миряне чужеземного происхождения и воспитания. Впоследствии миряне становятся полноценными уроженцами новой страны, и возникает проблема сохранения мира между консервативным, привязанным к традиции духовенством и изменяющимися, нетерпеливыми мирянами. В какой-то мере видоизменившись, иммигрантский институт может сохраняться как часть установленной структуры нового мира.

Город как фронтир социального контроля. Современный город — это место, в котором происходит вклинивание новых элементов культуры и из которого они затем распространяются на окружающие регионы. Его население рекрутируется более посредством миграции, чем посредством воспроизводства. Внутренняя мобильность непрерывно разрушает привычные агрегации людей. Следовательно, институтам постоянно угрожают мирские случайности, такие, как отток их клиентуры или уменьшение временной дистанции до следующего такого же института, а также изменения в вере, ведущие к освобождению людей от институциональных требований.

По мере появления новых родов занятий и товаров возникает проблема контроля над ними посредством некоторого рода организации. Новые группы интересов, организующиеся в соотнесении с этими родами занятий и товарами, развиваются и становятся частью рабочей структуры городской жизни.

Кризисы в городе. Город является для многих людей местом кризиса. В нем достаточно много людей, разделяющих ту или иную типовую особенность, чтобы они могли объединиться и возвести ее в культ. Взять, например, клуб вдов и вдовцов, члены которого вот уже много лет ежемесячно встречаются на танцах в одном из чикагских общественных парков; этот клуб стал своего рода брачным бюро. Реорганизация жизни в городе происходит в известной мере посредством появления особых институтов, разрешающих личностные кризисы. Парк обсуждает эти аспекты городской жизни в статье о городе[12]. Шпенглер также отмечал, что города множат ереси и новые культы. Чарльз Бут в своем исследовании «Жизнь и труд жителей Лондона» описал некоторые из новых форм, принимаемых институтами в беднейших районах большого города. Среди них примечательны Армия спасения и ночлежка. Новые культы расцветают в городе не вследствие возрастания общей религиозности, а, вероятно, из-за того, что крушение или фиаско старых религиозных институтов оставляют многих людей бесцельно блуждать с остатками религиозного чувства, достаточными для того, чтобы сделать их чуткими к новым призывам.

Город как фокусная точка изменения. Мы можем сказать, что города прямо-таки до смерти организованны. Однако это неверно передает суть дела. До смерти организованными были, быть может, индийцы в кастовой системе; ее контроль был абсолютным. В городе же мы находим сотни новых организаций, и существование многих из них находится в зависимости от случайных желаний нормальных людей или от взаимно подогреваемых лихорадочных устремлений многочисленных чудаков. Борьба индивида за поддержание организованности жизни достигает пика в современных городах. В то же время многие в высокой степени рациональные и безличные институты являются особыми продуктами именно городской жизни. Взгляните только на фондовую биржу и множество подобных рыночных институтов, в которых место реальных вещей, с которыми люди имеют дело, заменяют стандартизированные символы. Именно в силу того, что город есть фокусная точка секулярного изменения, в нем и происходят институциональные изменения. Изобретения, новые виды занятий и товары нарушают институциональное равновесие и часто приводят к возникновению новых коллективных форм.

Эмансипация. Эмансипация есть особая черта секулярного изменения. Она может быть либо физической, либо духовной. Изменения в промышленных методах могут предоставлять какой-нибудь группе людей возможность более свободно распоряжаться своим временем. Это физическая эмансипация. Многие женщины были физически освобождены более легкими и быстрыми способами делания домашней работы, а также переносом многочисленных промышленных процессов из домохозяйства во внешние предприятия. Значимым и обычным результатом физической эмансипации является, однако, не успокоение, а скорее неугомонность. Хотя она может физически облегчить жизнь, она может сделать менее важной священную должность (office) домохозяйки. Эго жены в процессе обретения ею свободы может неявным образом понести ущерб. Женские клубы и ассоциации родителей и учителей могут являть собою коллективную попытку удержать ощущение значимости, которое их члены в индивидуальном порядке утратили в собственных семьях.

Секулярное изменение может также сопровождаться интеллектуальной эмансипацией от верований (beliefs) и моральной эмансипацией от требований. Поскольку верования и требования являются очень важной частью институтов, эмансипация влияет на их функционирование. Каждое секулярное изменение — это потенциальный моральный кризис. Известно, что промышленная революция рождает моральные проблемы. Пророки и другие агитаторы стремятся вызвать изменения в социальном порядке, которые бы решили эти проблемы.

ТИПИЧНЫЕ ЦИКЛЫ ИНСТИТУЦИОНАЛИЗАЦИИ

Теперь мы обратимся к некоторым типичным процессам, заключенным в установлении институтов. Мы постулируем типичные жизненные циклы, или курсы изменения, посредством которых институты обретают форму. Многое из того, что здесь будет сказано, можно понять, только если обратиться к разделу о коллективном поведении*.

От экспрессивного поведения к ритуалу. Некоторые институты берут начало в экспрессивном поведении, например, в религиозном возрождении. Такое поведение, если оно повторяется, не остается долго чисто экспрессивным. Уэсли и его сподвижники по Методистскому Пробуждению быстро установили дисциплину для тех, кто увидел великий свет. Мало терпения проявляли те, чей экстаз раскаяния не сменился усердными трудами и методичным обращением к средствам снискания благодати. Вскоре экстаз начинает интерпретироваться как знак обращения в веру, и устанавливаются испытания для проверки того, является ли последнее подлинным. Здесь уже вводится элемент постоянства; а постоянство предполагает авторитет. Экспрессивное поведение, подчиненное дисциплине, встает на путь превращения в установленный ритуал. Пока правильность этого регулярного ритуала признается только участниками и ставится под сомнение окружающим сообществом, он институционализирован еще не полностью; группа может быть в состоянии войны с преобладающими нравами и является, стало быть, сектантской. Но если он признается широким обществом, известным как «мир», то он становится институционализированным в полном смысле слова.

Социальное принятие. С этого момента экспрессивное поведение, ставшее ритуалом, может приобрести общепринятую моральную коннотацию. Оно может стать признаком принятия священных чувств общества, а тот, кто воздерживается от участия в нем, становится подозрительным. Тем временем ритуал рационализируется так, чтобы люди не ставили под вопрос его связь с принятыми моральными ценностями и легитимными устремлениями общества.

К этому времени регулятивные и даже политические деятельности чаще всего выходят на передний план, оставляя в тени исходные элементы экспрессивного поведения: развивается институт, который, имея материальные интересы в социальной системе, будет заключать некоторые компромиссы с другими силами. Это известный цикл, посредством которого религиозные секты становятся установленными деноминациями. Политическая секта аналогичным образом может успешно завладеть какой-то мерой политической власти и стать ответственной партией ценой утраты своего первоначального боевого задора.

Похожий цикл начинается в спонтанном торжестве, которое развивается в регулярно повторяемое и ожидаемое празднество, руководимое надлежащими функционерами и проводимое традиционным образом. Второе празднование великого события не совпадает в точности с тем, которое разразилось во время самого события: второе мероприятие (occasion) может быть спланированным, более формальным и менее страстным. Со временем руководство торжествами может быть монополизировано признанными лидерами общества. Со стороны вождя коммунистов было бы наглостью требовать места в параде по случаю 4 июля. Само отмечаемое событие рационализируется в конечном итоге в нечто большее, чем просто событие; оно становится символом (спасения человека от греха, свободы страны или демократии). Рационализируясь таким образом, оно входит в ассоциацию с преобладающими в данный момент чувствами общества; оно обретает конвенциональный смысл, несколько отличный от того, который придавали исходному событию его действительные участники. Раз за разом «разоблачителям» из числа историков не удавалось поколебать установленный праздник и его конвенциональный смысл рассказами о том, «что произошло на самом деле».

От забастовки к профсоюзу. В случае забастовки один из классов лиц, участвующих в институте, коллективно воздерживается от ожидаемой рутины. Сильное коллективное недовольство является условием, необходимым для начала забастовки; моральный дух необходим для ее продолжения, поскольку забастовка — это форма конфликта. Лидеры должны быть агитаторами. Однако успешная забастовка завершается переговорами; переговоры, в свою очередь, зависят от способности лидеров добиваться таких условий разрешения спора, которые были бы приняты бастующими. Профсоюзы развиваются вокруг этих двух противоречащих друг другу функций лидерства.

Цикл развертывается от острого конфликта, руководимого агитаторами, к достижению перемирия и напряженному выжиданию организованной группы, готовой к конфликту, но воздерживающейся от него в собственных интересах, и далее к установленной организации, руководимой администраторами, которые могут начать бояться конфликта. В этот момент у рабочих может зародиться подозрение, что их лидеры продались, и «незаконные профсоюзы», ведомые «рядовыми» лидерами, могут начать несанкционированные забастовки. Они могут пройти через тот же самый цикл. Тем временем забастовка как таковая становится признанным способом достижения целей труда, а также принятия профсоюза как подобающего института. Любая данная забастовка и любой данный профсоюз могут быть тем не менее подозрительными в силу той роли, которую играет конфликт в их зарождении и успешном продолжении, а также ввиду угрозы, которую они создают господству (authority) работодателей.

В той степени, в какой профсоюзы становятся институтами, имеющими санкцию в договорах и праве и пользующимися поддержкой рабочих, они вызывают структурное изменение в промышленных и деловых институтах. Они создают новую совокупность определенных прав, новые классы признанных функционеров и новые санкционированные способы действия. Для ученого, изучающего институты, эти изменения важнее, чем экономический вопрос о влиянии забастовок и профсоюзов на заработную плату и производство.

Реформа. Еще одним типовым циклом, обычным для Америки, является цикл, берущий начало в движении за реформу. Самозваные энтузиасты решают изменить какой-то аспект нравов; потерпев неудачу в этом деле, они могут переопределить свою цель как изменение законов. Если они достигают в этом успеха, агитирующий коллектив может установиться как орган осуществления законодательных решений. Другие реформаторы пытаются разжечь установки, номинально принимаемые каждым, например, поднимают проблему детской смертности, которую каждый считает слишком высокой. Они предлагают те или иные средства для исправления ситуации. Такое движение, хотя никто не смеет противостоять умонастроению (sentiment), которое оно выражает, представляет собой атаку на уже действующие институты. Матери говорят, что она не знает, как кормить своих детей. Врачей, естественно, обвиняют в равнодушии. Такое движение может привести к созданию нового социального учреждения (agency). Подобные движения привели к созданию судов по делам несовершеннолетних, приютов для бездомных, систем игровых площадок и библиотек. Лидеры первоначальной агитации могут становиться администраторами, обладающими позитивно санкционированным правом заниматься соответствующим делом.

Революция. Революционное движение направлено на изменение всего институционального порядка. О Советской России говорят, что там даже семья претерпела фундаментальные изменения. Когда революционное движение переходит от стадии агитации к стадии администрирования, оно приобретает особую важность для исследователя социальных институтов. При этом, однако, сомнительно, чтобы революция когда-либо разрушала все институты прежнего порядка.

Добровольное секулярное сотрудничество. Все только что описанные типы жизненных циклов берут начало в более гибких формах коллективного поведения. Здесь могут быть задействованы недовольство, энтузиазм и даже экстатическая экспрессия толпы и насильственное стадное действие. Развитие, если оно продолжается достаточно долго, ведет к обузданию более диких форм коллективного поведения, к холодной власти прецедента и даже практической целесообразности, разработке рациональных обоснований, большей ригидности структуры и обретению принятого места в существующем социальном порядке. Другой тип цикла начинается с сознательного и рационального сотрудничества, с помощью которого каждый участвующий индивид надеется достичь какой-то выгоды, иначе не достижимой. Индивиды испытывают мало возбуждения либо вовсе его не испытывают; каждый вступает в сотрудничество добровольно и критически. Коллектив, рассматриваемый как средство для достижения цели, может безболезненно для каждого прекратить свое существование. Известный пример — промышленное объединение, в котором сотрудничающие индивиды являются конкурентами в своем направлении бизнеса. Агенты, работающие с недвижимостью, могут сотрудничать в защите себя от арендаторов, которые не платят арендную плату, землевладельцев, которые не платят комиссионные, и даже от агентов, похищающих клиентов. Если такое осознанное кооперативное коллективное действие продолжается, преследуемым целям дается более общая формулировка; обнаруживаются новые общие проблемы, некоторые из которых коренятся в социальной системе и, следовательно, не могут быть решительно и окончательно решены. В отношении этих проблем возникают прецеденты, и на основе этого вырабатывается долгосрочная политика. Тем временем связанные сотрудничеством члены осознают, что их коллективное тело стало признанным инструментом, и начинают считать, что оно заняло свое место в порядке вещей. Точно так же и аутсайдеры могут со временем принять его как правомерное и подобающее объединение, к которому надо обращаться в связи с некоторыми общественными проблемами. Со временем каждый забывает особую цель, ради которой оно создавалось; по сути дела, оно становится таким же, как другие установленные институты, и если людей спросить, каковы его цели, то они будут предоставлять общие и рационализированные ответы в рамках принятых умонастроений (sentiments). В конечном счете, могут возникнуть лояльность и имплицитные требования в отношении того, что вначале воспринималось как средство для достижения непосредственной цели.

Многие признанные институты нашего общества зародились именно так. В нашем обществе много новых родов занятий и типов секулярного интереса. И вместе с тем это общество, где существует свобода собраний и объединений. Таковы условия, благоприятствующие данному типу коллективного действия.

Остановленное развитие. Подчеркнем: однажды начавшись, эти циклы не обязательно проходят весь путь до полноценного института. Они могут быть подавлены в зародыше или постепенно зачахнуть. Самое большее, что можно о них сказать, это то, что в случае, если они получат продолжение, развиваются черты институтов. Верно также и то (и мы об этом уже говорили), что каждый институт имеет свое начало. Итак, это типичные способы рождения институтов. Кроме того, есть типы коллективной деятельности, которые при определенных условиях никогда не получают полной санкции, но проявляют некоторые из черт установленных институтов.

Примером является «рэкет». Во времена сухого закона изготовление и продажа спиртных напитков были запрещены. Но их покупка и употребление во многих частях страны не противоречили существующим нравам. Никто не мог публично заявить, что намерен заняться этим бизнесом или организовать и поставить под контроль втянутых в него конкурентов. Рэкетир делал эти вещи без публичного оповещения; взывать к закону или к общественному мнению не было возможности. Так образовалась система контроля, не санкционированная законами и нравами. Результатом стал в некотором роде незаконнорожденный институт, где не могло сложиться стабилизирующее общественное признание функционеров. Секта институционализируется, смиряясь с нравами, с которыми она пребывает в конфликте. Рэкет пребывает в конфликте не с нравами, а с законом. До тех пор, пока у него нет правовой санкции, осуществление власти (authority) внутри него остается в нестабильном состоянии, хотя деятельность его продолжается и при этом развиваются традиционные способы поведения. Проституция и азартные игры проявляют схожие характеристики.

Дата добавления: 2015-07-25