Глава 2 2 страница. люди говорят: «Господи, прости!» Его молитвы про­делали своеобразное отверстие в

люди говорят: «Господи, прости!» Его молитвы про­делали своеобразное отверстие в круге кармы, и он стал тоньше. Благодаря силе энергии, которую Фрид­рих вложил в своё раскаяние, его услышал я и по­спешил помочь ему.

— Я понял. Вы не смотрели на личность челове­ка. Вы наблюдаете за энергией — хорошая она или
дурная. Поэтому вас можно назвать беспристрастным судьёй.

Граф улыбнулся:

— Да, интересно бы я выглядел в мантии су­дьи. Увы, мой друг, я никого не сужу. Я не имею
на это права. Мой долг — помогать. Итак, поду­майте над тем, что вы услышали сегодня. Это был

последний урок.

Граф был настолько обаятелен и знал так много интересных историй, рассказывал их с неподражае­мым юмором, что расставание с ним было для всех большой утратой. Они не представляли, как будут

жить, не видя его.

— У нас ещё будет возможность свидеться. И если не в этом веке, то уж в следующем —обязательно. Я обещаю, что не оставлю вас, но вот узнаете ли вы меня?

— Неужели такое возможно? — искренне удивил­ся Титурель.

— Мой друг, в начале прошлого века мы с вами объездили весь Восток. Мы вели очень деятельную жизнь, не оставаясь в покое ни на минуту. Ваш от­ряд был очень хорошо известен, всегда одерживая победы в сражениях. Что вы помните об этом?

— Ничего, — растерянно ответил Титурель. — Но почему человек не должен помнить такие вещи? Это ведь не только я, но и все остальные так.

— Да, это закон, закон плотного тела. Память от­носится к тонким состояниям, тем более глубинная память. Когда человек воплощается, её сжимает ма терия, и он не помнит своего прошлого. Но в целом — это благо, потому что люди совершают не только хо­рошие поступки, но большей частью дурные. Смею вас уверить, что Фридриху будет очень неприятно помнить то своё отношение к Сегильде и к Жаку. Он предпочёл бы никогда об этом не знать. То же самое и с остальными. Но когда дух начинает расти, мощь его становится неукротимой, человек вспоми­нает очень многое, потому что он уже больше не на­ходится во власти материи и все свои силы направил на достижение цели высшей — Света. В каждой жиз­ни такой целеустремлённый дух проходит своего рода малый цикл, и если желание сердца велико, небеса открывают перед искателем свои тайны.

— А я помню многое, — сказал Молчун. — У меня что-то внутри распахивается, и я вижу целые исто­рии, разворачивающиеся перед моим внутренним взором.

— У вас особый путь. Он — большая редкость на Земле, но одновременно он причиняет и огромные неприятности тому, кто владеет даром ясновидения и яснослышания. Поэтому вам особенно нужна дис­циплина.

— Вы говорите, что это редкость. А я встречал немало людей, которые что-то видят и слышат. Да и Сегильда тоже, — сказал герцог Карл.

— О, это не дар, это — беда, и, к сожалению, количество таких людей будет расти. По-настоящему видеть и слышать может только тот, кто преобразо­вал свою природу, то есть провёл работу с сердцем. Оно одно не ошибается и даёт правильные ответы. Но до этого момента должен произойти процесс со­единения ума и сердца. Это своего рода встреча ма­териального и духовного, а она находится под бди­тельным контролем высших сил, и поскольку слу­чается редко, то такие люди известны наперечёт. Что же касается основной массы видящих и слышащих, то они пошли по пути наименьшего сопротивления и проникли в низшие астральные слои.

— Но почему тогда высшие силы не препятствуют этому?

— Путь человека должен быть свободным. Он обязан идти сам, и завоёванные позиции должны быть

ел и ком и полностью его заслугой. Когда же человек опадает в ложные нижние слои, ему следует найти себе силы преодолеть их притяжение.

— Но он же может ошибиться. Он может принять ложное за настоящее.

— Совершенно верно. Высшие силы никогда не оставляют человека, начавшего борьбу с собой, со своей низшей природой. Если он пошёл по ложному пути, ему дают подсказки, причём постоянно и в ог­ромном количестве. Но человек увлекается тем, что ему показывает астрал, и перестаёт отличать истин­ное от обманного. Он теряет зоркость, в нём просы­пается гордыня — то качество, которое изживается с самым большим трудом. Он думает: «Я достиг, я до­шёл! Я уже вижу и слышу!» В этой эйфории его низ­шее Я мгновенно увеличивается в размерах, пре­рывая связь с духом, и человек теряет ориентир. Он попадает в астральные сети, которые втягивают его в свой мир. А там ему бесконечно что-то показы­вают и говорят, чтобы удержать в своих сферах.

— Так как же распознать ловушки? — спросил Молчун.

— Прежде всего — зоркость. Нужно помнить, что обязательно будут попытки воздействовать на чело­веческие слабости — гордыню и властолюбие. Вто­рое — следует знать, что путь к Свету — это самый тяжёлый путь и вершина достигается только самопо­жертвованием и колоссальным внутренним трудом. С ним ничто не может сравниться. Тот источник, который вам что-то шепчет на ухо, должен быть сот­ни раз перепроверен. Ну и помните, что проверка осуществляется сердцем, а сердце сомнении не зна­ет. Если же закрадываются сомнения — это от ума. Начинайте всё сначала, добиваясь чистоты.

— Значит, "если у меня нет сомнений, то я на пра­вильном пути? — спросил Фердинанд.

— Отсутствие сомнений тоже следует проверить: не самоуверенность ли это и не гордыня ли?

— Я совсем запутался, — пожаловался Молчун. — Так пойдёшь — поймают, в другую сторону пой­дёшь — сам свалишься. Одни препятствия.

— Да, это путь постоянных испытаний, и дорога идёт над бездною. Один неверный шаг — и ты в про­пасти. Поэтому я вам всем советую искоренять недо­статки и просто служить Свету.

— Граф, если мы удостоились чести быть рядом с вами и выслушивать ваши наставления, то можно предположить, что у нас есть небольшие заслуги пе­ред Светом. Но и нам вы советуете обучаться и рабо­тать над собой. Мы когда-нибудь сможем прийти в воплощение в полной силе, без недостатков, не тра­тя время на обучение? — спросила Сегильда.

— Нет, это невозможно. Процесс рождения на Зем­ле связан с эволюцией вашего духа. Вы воплощаетесь прежде всего для того, чтобы усовершенствоваться ду­ховно, что осуществимо только в познавании материи и победе над ней, а уже достигнув определённых высот, вы можете выполнять задачи, взятые вашим духом.

— Ну да, сначала потрудись в поте лица над со­бой, разбей ноги в кровь и натри мозоли на руках, а потом тебе в качестве награды поднесут неимоверно сложное задание.

Все заулыбались, потому что Молчун, произнося это, состроил преуморительную гримасу.

— Да, но это ваш выбор. Вы этого хотели, и вы это получаете. Однако в любой момент вы вправе отказаться.

— Ни за что! — воскликнули все разом.

— Я так и думал, — спокойно произнёс граф. — У всех за спиной тысячи воплощений на этой планете. Вами проделан огромный труд. Вы можете падать, спо­тыкаться и даже совершать совершенно не соответству­ющие рыцарскому духу поступки, но ни один из вас не откажется от той задачи, которую взял на себя.

— О каких рыцарях вы говорите? — спросил герцог.

Граф загадочно улыбнулся и взглянул на Молчу­на. У того всё поплыло перед глазами, и он оказался за круглым столом, где был одним из двенадцати.

— Ты где пропадал? — услышал Миль тихий шёпот.

— Я спускался в бездну материи и еле вырвался от­туда, — ответил он.

— А я только собираюсь туда идти, — сказал Соль. — Готовится отряд в помощь Одину. Ты ви­дел его там?

— Нет, но я пойду с вами, ваш на то будет указание.

— Вам никто не может указывать, — услышали все мягкий Голос. — Вы выполняете единое дело и дол­жны поступать так, как подсказывает вам сердце. Не ждите указаний, но спрашивайте разрешения на задуманное действие.

— Я хочу быть в отряде, идущем к Одину, — произ­нёс Миль.

— Ты будешь в нём. Идите, не ведая страха и со­мнений. Вы служите Вечности.

— Господи, как несчастен человек в неведении своём, — произнёс Молчун.

— И как счастлив человек в неведении своём, —

улыбнулся граф.

Глава 3

Три всадника ехали в сторону аббатства, указан­ного самым почитаемым ими на свете человеком.

— Скажите, Фердинанд, вы помните своих роди­телей? — спросил Молчун.

— Конечно. Жаль, что не дожили до сегодняш­него дня. Они были необыкновенными людьми, а отец — так тот вообще отличался от окружавшего нас общества. Он всегда стремился к новому, жаж­дал что-то узнать. Я никогда не слышал, чтобы он сказал: «Этого не может быть!» Наоборот, при виде самых поразительных вещей он всегда восклицал: «Я верил, что и это узнает человечество! Нет пре­град изобретательности и творчеству мысли!» Самые неправдоподобные проекты он умудрялся претворять в жизнь, и они оживали под его руководством. Дома меня звали Гаспаром. Родители жили душа в душу, а мама всё мечтала о внуке и уже с того момента, как мне исполнилось семнадцать, присматривала не­весту, говоря, что хочет понянчить дорогое её серд­цу существо.

— Что вы говорите! — мысль Молчуна унеслась в неведомые сферы и, оттолкнувшись от небесного свода, вернулась к нему назад. — Она говорила о ва­шей матери, Титурель. Маркиза должна будет вопло­титься в вашем роду.

— Я вижу, что уроки герцога не прошли даром и наставления графа вы восприняли, применяя их прак­тически.

— Да, меня это всё крайне интересует да и даётся легко. Я только хочу понять, почему одному удаётся проникнуть в невидимые сферы, а другому — нет.

— Наверное, потому, что одного это сильно инте­ресует, а другого — нет, — сказал Титурель. — Я, на­пример, весь во власти действия. Мне необходимо строить планы, расставлять силы, готовясь к бою, за­ботиться о воинах. В мыслях своих я всегда стою во главе отряда, который совершает дерзкие вылазки.

— Это неудивительно. Вы же знаете, как вы про­вели вашу прошлую жизнь. Оттуда вы вынесли отвагу бесстрашие, смекалку и преданное служение. Интересно, чему нас будут учить в аббатстве?

Через несколько дней они уже были в аббатстве среди снующих взад-вперёд монахов. Каждого опре­делили в отдельную комнату, предоставив их на два дня самим себе.

— Ничего я здесь не понимаю, — говорил Ферди­нанд. — Кипит жизнь, все чем-то заняты, но всё про­ходит мимо нас. Я пытался спросить нескольких бра­тьев, чем они занимаются, но они смотрят на меня, улыбаются и молчат. Может, тут все глухонемые?

— Давайте ночью проникнем в зал. Они все оттуда выходят, но двери за ними запираются, и мне не уда­лось зайти в это помещение, — предложил Титурель.

Собственно, он не ждал поддержки. Было ясно, что даже если все откажутся, он пойдёт в зал но­чью один.

— Я с тобой, — сказал Гаспар.

— Ну и я тоже, — добавил Молчун.

На дверях висел огромный замок и было ещё не­сколько засовов. Отпереть их не представлялось ни­какой возможности. Очень высоко находились два крошечных окна, и друзья решили лезть через них. Они раздобыли лестницу, верёвки, но Молчун, взоб­равшийся первым, сказал, что там прочные решётки, запертые изнутри.

— Ждите меня здесь, — сказал Титурель и исчез в темноте.

Прошло очень много времени, но Титурель не появлялся. Они уже забеспокоились, когда услыша­ли его голос, доносящийся сверху.

— Я здесь, внутри, лезьте сюда!

Он отпирал решётку, а Молчун и Гаспар пыта­лись протиснуться через крохотное окно. Наконец им это удалось, и они оказались в небольшом по­мещении, откуда одна дверь вела в зал, но тоже

была заперта.

— Ты как оказался здесь? — спросил Гаспар.

— Я нашёл тайный ход. Я заметил, что монахи входят внутрь, а выходит их меньше. А вечером в тра­пезной все сидят опять в полном количестве. Как же они появляются, если не выходили через дверь? Зна­чит, был другой выход.

— Да, — Гаспар подивился на Титуреля, — не знал за тобой таких качеств. Ты очень наблюдателен.

— Давайте лучше подумаем, как нам проникнуть в зал, — сказал Молчун.

— Будем сбивать замок, — предложил Фердинанд.

— Нет, много шума. Нужно попытаться открыть его или вновь искать другой ход. Скорее всего, он
есть. Не может в огромном зале быть один выход.

Молчун с горящим факелом в руке осматривал помещение.

— Смотрите, здесь растут цветы, — удивился он.

— Нашёл, на что смотреть ночью. Эх, душа садов­ника, из тебя воин не выйдет, — вставил Титурель.

Молчун с величайшим уважением к себе и с боль­шой обидой на Титуреля произнёс:

— Да будет вам известно, маркиз, что цветы не могут расти без света. Здесь нет окон, кроме двух
глухих проёмов, через которые мы влезли. Зна­чит, днём что-то открывается, откуда проникает свет и попадает прямо на цветы. Это может быть только здесь.

Молчун ткнул факелом в стену и поднял глаза.

— Нужно искать люк, — добавил он.

— Простите, — сказал Титурель и полез наверх.

— Есть! — крикнул он. — Здесь действительно люк, и он ведёт, скорее всего, на балюстраду.

Ещё через полчаса они проникли на верхний ярус зала. Балкон огибал всё помещение, но в темноте ничего не было видно.

— Как же спускаться? Нам нужно посмотреть, что там внизу, — сказал Гаспар.

— Сеньоры, а вы знаете, что скоро начнёт светать? у нас не осталось времени, — огорчился Молчун.

— Я и не заметил, как пролетела ночь, — добавил Титурель. — Мы не успели всё рассмотреть как следу­ет. Давайте назад, а завтра ночью придём сюда снова.

Они пошли к люку.

— Лестница упала, — сказал Молчун. — Теперь надо думать, как слезать отсюда.

— Может быть, мы останемся здесь и посмотрим, чем они занимаются? — предложил Титурель.

— А что? Закрывайте люк. Нас никто не заметит. Замки целы, окна закрыты. Просидим весь день, понаб­людаем, а вечером вместе со всеми пойдём в трапезную.

Они постарались как могли навести порядок и сели за широкими колоннами, наблюдая сверху за всем, что происходило внизу. Уже слышался звук отпирае­мых засовов и замков, и вскоре зал озарился светом, проникавшим через свод и верхние окна.

Огромное помещение было разделено на две час­ти, в каждой из которых велась своя особая работа.

— Что за станки? — спрашивал Фердинанд. — По-моему, у моего отца было всё на свете, но таких я не видел.

— Это печатные станки. На них изготавливаются книги, но сейчас в основном листки с памфлетами и сатирическими стихами. Франция должна знать о том положении, в котором она оказалась.

— Никогда не думал, что у вас такие познания. Молчун, — произнёс Фердинанд.

— Вы что-то сказали? — спросил Молчун.

— Я высказал своё удивление вашими знаниями.

— А, — Молчун пожал плечами.

— А вон там делают порох, — произнёс Титурель. — Я никогда этого не видел, но уверен, что это так.

— Да, но помимо пороха там ещё изготовляют вещество, которое в мире пока неизвестно. Идёт
эксперимент, но думаю, что всё получится.

— Послушайте, Молчун, вы были здесь днём, а нам ничего не сказали. Это нечестно, — обиделся Титурель.

— Я плохо слышу из-за грохота станков. Что вы говорите? — переспросил Молчун.

— Вы странно себя ведёте.

— Почему?

— Вы были здесь, а нам не сказали.

— Я здесь впервые. С чего вы взяли?

— Откуда же вы знаете то, что рассказываете нам?

— Да я нем, как рыба.

— Но вы же только что рассказывали нам о том. что здесь происходит!

Молчун уставился на обоих:

— Я молчал.

— Тогда у нас начались галлюцинации от бессон­ной ночи.

— Вполне возможно, — обиженно отвернулся Молчун.

К середине дня они изучили все процессы, про­исходившие внизу, и даже смогли бы принять в них участие, если бы спустились.

— Где бы нам раздобыть лестницу да ещё поста­вить её к люку? — произнёс Фердинанд.

— Проявите смекалку.

— Я и так проявил её, найдя тайный ход.

— Одного раза мало.

— Однако это наглость, Молчун, сами ищите, как выбраться отсюда, а не полагайтесь на других.

— Я не полагаюсь и занят печатным станком. О чём речь?

— О ваших советах проявить смекалку. Молчун опять ничего не ответил, а только пока­чал головой.

— Вот там, за колонной, есть лестница вниз, — сказал он ближе к вечеру.

— Откуда вам это известно?

— Не знаю. Но она там есть.

— Знаешь, Фердинанд, нам следует спуститься, а его запереть здесь, — сказал Титурель.

— Вы явно несправедливы, — услышали они го­лос и уставились друг на друга. — Молчун говорит
правду. Почему вы не верите ему?

— Мистика! — Молчун торжественно выпрямился— Надо сматываться.

— Идите к той лестнице, на которую он указал.
Зал опустел. Наступила тишина.

— Что будем делать? Пошли проверим, есть ли там лестница, — предложил Титурель.

Лестница была там, где и говорил Молчун, — за колонной. Они стали спускаться по очень крутым ступеням, едва протискиваясь между стен. Внизу стоял улыбающийся монах, ожидая Фердинанда, спустив­шегося последним.

— Меня зовут Туриньи. Я рад, что вы избавили меня от необходимости показывать работу этих це­хов и ознакомились с ней самостоятельно.

Молодые люди стояли опустив головы.

— Я вполне разделяю ваше нетерпение, но уж по­скольку вы всё сделали без приглашения, то расска­жите, что вы поняли из увиденного, — сказал монах.

Титурель заговорил первым:

— Пусть рассказывает Молчун. Он и так коммен­тировал всё наверху, теперь пусть объясняет здесь.

— Я же говорил вам, что молчал, — оправдывался Молчун. — Откуда я знаю, что это за станки и при­способления?

— Ты сказал, что там делают порох и что-то ещё, а станки эти — печатные, — вставил Фердинанд.

— Это вам объяснял я. Вы зря набросились на товарища, — произнёс Туриньи.

— Как это может быть? Вас не было рядом.

— Нет предела возможностям человека. Вы луч­ше подумайте о своих способностях. Не каждый мо жет слышать человека, находящегося на большом расстоянии от него. Вот Молчун ничего не слышал, правда?

— Истинно так. У меня всё по-другому — я про­сто знаю. Иногда различаю голос в сердце и стара­юсь перевести его на человеческий язык.

— Да, вы всегда отличались от остальных. У вас дар особый, который вы несёте из воплощения в во­площение. Сосредоточьтесь: вы помните меня?

Молчун внимательно вгляделся в монаха, помол­чал, переносясь в другие сферы, и вдруг воскликнул:

— Бог мой, Туриньи! Я же в своём аббатстве! Как я не увидел этого сразу! Я пытался вычислить, где находится люк, а где лестница. А ведь мне извес­тен здесь каждый уголок! Простите за фамильярность, брат, но вы в моих глазах такой же, как и раньше. Послушайте, сколько вам лет?

— Не утруждайте себя подсчётами. Мне столько же, сколько и было. Я приставлен к службе в этом аббатстве до тех пор, пока оно будет существовать и не будет разграблено полчищами ничтожных и диких созданий. Пойдёмте в трапезную. Вы проголодались за целый день и устали, проведя ночь в достойных трудах. Отдохните, а завтра на рассвете побеседуем.

Друзья, несколько пристыженные, пошли уто­лить голод. После обеда Титурель первым подошёл к Туриньи:

— Простите нас. Это была моя затея. Наверное, у меня не хватило терпения.

— Ничего страшного. Зато мы всей братией на­блюдали за вашей находчивостью да и для себя сде­лали кое-какие выводы.

— Откуда же вы наблюдали за нами? — с удивле­нием спросил Гаспар.

— Нам не нужно следить за вами. Достаточно пой­мать ваши мысли — и мы знаем, что вы делаете в настоящий момент.

— Здесь все умеют читать мысли?

— Да, все. И вы научитесь. Это несложно, но не представляет особого интереса да и не является целью обучения. Главное — изменить себя, изба­виться от всех дурных накоплений. Стремление к этому у вас есть. А дальше мы вам подскажем, что следует делать.

За год, проведённый в аббатстве, друзья научи­лись очень многому. Управлять мыслью для них не представляло особого труда. Оказывается, это умели многие, и это умение относилось к области знаний. Они поняли, что для тёмных сил не составляет труда ловить чужие мысли и быть в курсе происходящих явле­ний. Да никто и не скрывал своих планов. Светлые силы творили в пространстве открыто и свободно, но высо­кие вибрации и мысли, соответствующие им, не могли читаться силами, находящимися в низких сферах, хотя и были доступны для тех, кто стоял на высшей ступени лестницы, уходящей вниз. И тем не менее огненные мысли были защищены стеной огня и не были доступ­ны ни для кого, кроме тех, кому предназначались.

Но самой главной оказалась работа над собой и избавление от уже накопленных отрицательных

качеств.

— Мы все вели достаточно чистую жизнь с точки зрения нравственности и внутренней чистоты в про­шлых воплощениях и не понимаем, откуда сейчас сно­ва эта грязь? — спрашивали они Туриньи.

— Как бы вы себя ни очищали, но, рождаясь вновь, вы впитываете своими тонкими телами вибрации пространства, которые отличаются от духовных плот­ностью вещества. Этот мир — материальный, у него другое строение. Потом, вы же воспитываетесь не в тепличных условиях! Вы неизбежно соприкасаетесь с людьми, обмениваетесь с ними токами и таким об­разом получаете чуждые вам энергии. Так накапли­вается грязь, влияющая на характер, чувства, мысли.

— Значит, если бы мы росли абсолютно изолиро­ванными, мы были бы чисты?

— Ничего подобного. Может быть, чуть чище за счёт отсутствия взаимодействия с другими людьми. Но на вас всё равно влияют пространственные более плотные вибрации — раз и ваши кармические на­копления — два. Куда вы можете деться от энергий, приведённых в действие в прошлом? Даже если по­следние десять жизней проведены вами в чистоте, как быть с несколькими сотнями предыдущих?

— Но ведь энергии можно нейтрализовать и даже поменять направленность их действия. Так произошло с Фридрихом, как нам рассказывал граф.

— Совершенно верно, но нужно очень сильно захотеть это сделать. Фридрих не только очень за­хотел, для него это стало вопросом жизни или смер­ти. Таким образом, он изменил течение токов в сво­ей жизни, но от кармы он не избавился — до этого ещё далеко.

— А есть на свете такие, кто избавился от кармы?

— Да, такое случается, но крайне редко. За пол­торы тысячи лет, что я живу в этом аббатстве, я ви­дел это один раз.

Друзья замолчали, каждый по-своему осмысли­вая то. что услышал.

— Скажи мне, Фаль, ты не устал воплощаться на Земле? — спросил рыцаря один из воинов.

— Нет, меня пока всё живо интересует. Я с удо­вольствием иду вниз и познаю новое.

— Неужели за столько тысяч лет ещё осталось что-то новое?

— Конечно, новое безбрежно, как воды Беспредель­ности. А почему ты спрашиваешь об этом?

— Мне предоставлено право рождаться на Земле. Я воплощался в других мирах, но на Земле — никогда.

- Может быть, тебе лучше сначала прийти в Луче?

— Да, наверное, я так и сделаю, хотя нужно узнать, не повлечёт ли это за собой отсрочки в исполнении за­дания.

— А ты, Соль, будешь ещё рождаться? ~ спросил Фаль друга.

— Моя карма не исчерпана. И потом, я хочу до­биться решения одной труднейшей задачи — восходить со своей половинкой.

— Но это может занять тысячи и тысячи лет!

— Да, но ради такой цели я согласен на то, чтобы оставаться в сферах земного притяжения.

— Любая цель, которую вы ставите перед собой, может быть достигнута, — послышался знакомый Го­лос. — Знайте, что возможности сил Света беспре­дельны. Да будут чистые помыслы ваши осияны светом Любви Господней!

Все тонкие процессы особенно легко усваивались Молчуном. Он довёл до совершенства всё, что каса­лось мысли, развитием же ясновидения и яснослышания он решил не заниматься, считая, что лучше пользоваться духоразумением.

— Ты решил правильно, — сказал Туриньи. — Че­ловечество плохо понимает, что это такое. Люди не
будут преследовать тебя за то, что ты знаешь. Это не поддаётся проверке и не может быть исследовано.
Духоразумение — вопрос веры, а её у человечества не хватает. В крайнем случае, прослывёшь блажен­ным или юродивым, но для этого ты слишком умён. Но стоит тебе воспользоваться ясновидением или яснослышанием, как сразу возбудишь и любопытство, и страх, и зависть. Эти тонкие способности более под­даются описанию и доступны для понимания чело­веческим сознанием. Люди сразу хотят иметь то, что есть у другого, не понимая, что за этим знанием сто­ят тысячи лет обучения, а поскольку не могут ни ясно видеть, ни ясно слышать, начинают выдумывать или поддаются на астральные уловки. На самом деле, за таким явлением стоят зависть и гордыня.

— А могу я развить у себя, к примеру, ясновиде­ние? — спросил Гаспар.

- Конечно, если очень захочешь. Но вы уже зна­ете достаточно, что это крайне трудно и требует не одной жизни. Здесь есть к тому же опасности, кото­рые подстерегают любого пожелавшего заняться тон­кими явлениями без должной ответственности. Опас­ность первая: вы вступаете во взаимодействие с тон­ким миром. Если раньше вы сознательно обменива­лись энергиями с людьми, то теперь вы сознательно идёте на контакт с тонким миром, о котором у вас нет ни малейшего представления. Таким образом, вы начинаете новый виток кармы, дополнительный к той, что уже имеете. Это можно сравнить с ношей: несли одну сумку, а потом нагрузились ещё тремя не­подъёмными коробками и возом скарба. Или имели двоих детей, но тут у вас родилось ещё четверо. Опас­ность вторая: ваше желание подтолкнуло вас в об­ласть чуть более тонких вибраций, которые очень близки земным. Куда вы попадёте? Сразу в ловушки, расставленные тёмными силами. Именно в этой об­ласти они отлавливают глупцов, поддавшихся на их приманки.

— А почему они так свободно себя чувствуют там?

— Да потому что высоко они подняться не могут, а вибрации первых околоземных пространств ими освоены. Хоть и с трудом, но они их восприняли и поняли, что это великолепное поле для их игр. Здесь они строят невидимые замки, ставят зеркала и деко­рации. Это театр, в котором тёмные силы играют любые роли, подделываясь под самых высоких ду­хов. Они прекрасные актёры.

— В таком случае их можно поздравить с успе­хом, — сказал Титурель. — Люди ловятся на эти
крючки.

— Конечно же ловятся. Они думают, что им отве­чает сам Господь или же другие святые силы. В чело­веческом сознании всё просто: только захотел — и тебе сразу небо разверзлось и ответило. Нет, друзья, первым идёт астрал.

— Так что же делать?

— Это сложный вопрос. Нужно знать об опасно­сти и предвидеть её. Нужно знать, что астрал хитёр и попытается сыграть на абсолютно любых ваших качествах — как положительных, так и отрицатель­ных. Вы не знаете о себе столько, сколько знают о вас астральные жители. Они будут ловить на крюч­ки гордыни, властолюбия, зависти, лжи. Чётко по всем заповедям Божиим. Они будут превозносить ваши действия и мысли. Но все будет чрезмерным. С другой стороны, вы должны помнить, что астраль­ный мир — зеркальный и его можно использовать не для борьбы с ним, а для борьбы с собой.

— То есть мы отражаемся в их зеркалах? — спро­сил Молчун.

— Совершенно верно. В вас промелькнула мысль похвалы. Вы действительно совершили нечто достой­ное и заслужили её. Но эту мысль вам подкинул аст­рал. Почему? Она вас может завести в ловушку само­довольства. Значит, как только выловили похвалу, сразу сами себя и спрашивайте: «За что хвалить? Дру­гие совершают героические поступки, это же — ме­лочь!» И вспомните тех, кто действительно достоин и похвалы, и награды.

— Если мой слуга совершает промах, от которого Рушится большое дело, то моя первая мысль нака­зать его, а вторая — выгнать. Что я должен делать? — спросил Титурель.

— Рассуждайте сами, маркиз, а мы послушаем, — Предложил Туриньи.

— Я должен исходить из того, что обе мысли лож­ны и подброшены мне для борьбы с собой. То есть они отражают моё внутреннее состояние. Моё же состояние должно быть ровным и гармоничным. Да, сеньоры, эти мысли уже не способствуют ровно­сти. Они импульсивны, они эмоциональны.

— А какое ваше истинное, обычное чувство к слуге?

— Я его люблю. Он предан нашему дому.

— Значит, накажете вы его или выгоните, он мо­жет затаить на вас обиду, так? Вы наживёте врага.

— Допустим, он не обижается, но уходит. Я ли­шаюсь преданного слуги, лишаюсь опоры, вынужден искать нового. Где гарантия, что новый будет лучше старого, испытанного? Нет такой уверенности. Зна­чит, вывод такой: тёмные силы преследуют цели: а) создать мне врага, б) лишить опоры, в) вывести меня из равновесия, г) остановить задуманное дело.

Дата добавления: 2015-07-25