Часть вторая. Обитель зла 7 страница

Капитан никуда не делся от общей тяжкой доли и его, как и многих тысяч других, привлекли для участия. Таченко снова дали под командование взвод, правда, уже не матерых головорезов спецназа, а солдат — срочников, рассадили по БМП и отправили занимать место в колонне. Единственное, чего добился Анатолий — чтобы ему дали в напарники Чебурного, с которым вместе уже много чего прошли и повидали. Капитан, только-только вырвавшийся из клыков Зоны, не ждал от операции ничего хорошего. Самоубийственная изначально, она просто не могла закончиться благополучно. О чем думали «светлые» головы обличенных властью генералов, оставалось темной тайной, но строго в назначенный час и минуту завелись сотни дизелей и турбин, прозвучали команды, и «Клин» пошел вперед.

Если господа генералы рассчитывали таким образом уничтожить или хотя бы приструнить Зону, то они глубоко заблуждались. Большей глупости, чем творилась сейчас, трудно было даже придумать. Разве что запуск ракеты с ядерной боеголовкой по цели «Саркофаг», бывшему объекту «Укрытие». Видимо, командующие этим коллективным самоубийством еще не осмыслили разницы между проведением операции по зачистке банды душманов в горном ущелье и попыткой покорить неведомое и смертельно опасное. А может, все это затеялось просто ради прикрытия каких-то своих неблаговидных дел и отмывания краденых денег. Таченко не вникал во все эти тонкости. Он уже серьезно разочаровался в армии и принципах политики той страны, которой служил. Капитан втайне уже дозрел до мысли, что глупо прислуживать кучке зажравшихся и зарвавшихся политиканов. Гораздо полезнее помогать человечеству в целом.

Анатолию, уже воочию повидавшему Зону и испытавшему на себе ее силу, было стыдно и страшно вести на верную гибель взвод девятнадцатилетних мальчишек, еще толком даже не научившихся бояться. Зона с радостью поглотит человеческие тела и души, как привычную и любимую пищу. И Таченко чуть не плакал от своего бессилия, невозможности все изменить и предотвратить. Верующим капитан особо не был, и потому молиться просто не умел. Верить слепым надеждам жизнь успешно отучила. Теперь оставалось только ждать, что будет дальше.

«Клин» все глубже вонзался в тело Зоны. Но, удивительно, все было спокойно, не считая нескольких встретившихся на пути ловушек. Таченко буквально сводила с ума эта кажущаяся безопасность. Куда девались стаи мутантов, неведомые гибельные опасности, подстерегающие людей на каждом шагу? Зона играла с самонадеянными человечками в кошки-мышки, заманивая глубже в себя. Анатолий уже почти не сомневался в исходе всей этой затеи. Удивительно, но еще никогда за все тридцать два года капитану так не хотелось жить. Именно жить. Просто продолжать свое существование.

Кто-то из мудрых людей сказал: «на войне нет атеистов». Когда-то Анатолий Таченко смело причислял себя к безбожникам. Нет, он не громил церкви и не плевал в лицо священникам. Просто вся религия шла мимо его ушей, не задерживаясь в сознании. Верить капитан привык только самому себе, и надеяться, соответственно, тоже только на себя. Время шло, и чем больше Анатолий жил на свете, тем больше вникал в суть слов Атоса из «трех мушкетеров»: «Я допускаю ВСЕ». Слишком много творилось неслучайных случайностей и небывалых совпадений. Слишком часто судьба буквально за шиворот выдергивала его, балбеса, из лап смерти. Вот и теперь, сидя в душном и тряском десантном отсеке БМП, Таченко мысленно кричал неведомо кому: «сделай что-нибудь! Мы же все идем на смерть. Не губи зря столько жизней! Спаси нас!» Но ответа ему не было.

Где-то впереди, из танковых рядов загрохотал пулемет КПВТ. Еще один. Бахнула пушка. Наверное, кто-то заметил стаю местных тварей и взялся за зачистку. Через минуту шквал свинца и тротила пролился на лес вокруг, перемешивая все живое с землей. Рушились деревья. Град осколков и комьев дерна барабанил по броне. Дым и копоть застилали все вокруг, нависая сизым туманом. «Клин» шел вперед.

Внезапно лес кончился, впереди раскинулась огромная холмистая пустошь. Где-то далеко на горизонте виднелись остатки заброшенной деревни, наискосок тянулась бывшая линия электропередач. Наверное, здесь когда-то были поля и покосы, но Зона все причесала под одну гребенку, теперь пустошь покрыли бурьян, чертополох и полынь. Когда-то хорошо накатанная проселочная дорога по краю поля напоминала о себе только длинными наполовину заросшими колеями. Теперь их сминали и сравнивали с землей беспощадные гусеницы прущих вперед танков.

А небо на горизонте уже начало наливаться зловещей багровой краской. Ветер стих, природа вокруг словно притаилась в ожидании чего-то страшного. Только рык множества моторов раздавался вокруг. Таченко, не отрываясь от смотрового окна, не мог не заметить странной окраски горизонта. Капитан в слепом бешенстве сжал кулаки. Приближался конец, и он никак не мог предотвратить это.

Тяжкая пелена упала на землю. Но это были не своеобычные тучи. Казалось, воздух сгустился до почти материальной твердости, настолько, что им сделалось невозможно дышать. Мертвенный свет заливал ползущие вперед танковые колонны. Анатолию пришло в голову дикое, но точное сравнение: «темный свет». В голове начал зарождаться словно доносящийся издалека мерный, низкий гул. Заломило виски, из носа протекла по коже струйка крови. Во рту стало очень горько, как от стакана полынной настойки. Зона приветствовала вторгшихся в нее людей.

Первый удар взбешенной стихии показался не таким уж и сильным. Просто дрогнула земля, что осталось практически незамеченным в трясущихся на буераках бронированных машинах. Только в головах людей отдалось тяжкое, глухое «боуммм». Наверное, никто не придал этому значения, и «клин» продолжил свое движение. А между тем зарождение катаклизма набирало силу. Уши заложило настолько, что все звуки проникали как через плотные ватные затычки. Тошнило, из носов струями лилась кровь. У кого-то в БМП началась истерика, молодой солдат ломился в запертые двери с отчаянным визгом. Его оттащили, усмирили ударом кулака в солнечное сплетение и бросили обратно на скамью. Таченко же, больше не в силах терпеть, решился.

Он вломился в кабину броневика и хлопнул водителя по плечу. Голова парня в шлемофоне обернулась, и капитан проорал в самое ухо водителя:

— К деревне давай! Быстро! Дави гашетку!

— Товарищ капитан, а как мы в отрыв от колонны пойдем? — недоуменно спросил парень.

— Это приказ! Исполнять!

Водитель не проронил больше ни слова, а БМП развернулась на новый курс и резво поползла к остаткам деревни. Таченко тем временем, практически ничего не видя и не слыша вокруг, яростно боролся с запорами двери в корме броневика. Ему помог Чебурной. БМП тем временем резко крутнулась на месте и остановилась. Мотор замолк. Стал слышен удаляющийся рокот дизелей колонны. Таченко пинком распахнул двери, выскочил наружу.

— За мной! Кто жить хочет — все за мной!

И в этот момент их накрыло вторым ударом. Страшным. Поражающим все и всех, как таран. Небо раскололось, прямо вниз пролился на землю столб ярко-красного пламени, бесшумно впился перед танковой колонной, растекся водопадом в разные стороны. Огромные бронированные машины моментально вспыхнули, как спичечные коробки, толстая броня потекла растопленным воском. Взрывы огласили окрестности хаотичной канонадой — рвались снаряды боекомплекта.

Сразу за потоком пламени пришла волна неведомого излучения, сводящего людей с ума. Солдаты падали на пол, катались по нему, зажимая буквально, как им казалось, лопающуюся изнутри голову, зубами рвали собственные руки, людей рвало кровью и желчью, в глазных яблоках, не выдержав, лопались сосуды, радужки заполнялись темной пеленой. Страшные крики огласили бронированные чрева машин. Люди сгорали заживо, и смерть свою они принимали как благодатное избавление от мучений. С неба, войдя в крутое пике, падали мертвыми птицами пылающие вертолеты и самолеты. Врезавшись в землю, они расцветали огненными шарами взрывов. Земля горела неестественным ярко-красным пламенем, в котором не удавалось выжить никому. Раскаленная волна воздуха неслась вперед, сжигая все. Держалась такая температура, что даже камень начинал течь пылающей лавой.

Таченко успел увидеть приближающуюся смерть. Молниеносная реакция не подвела капитана и теперь, даже на краю гибели. Водитель БМП очень удачно остановился посреди бывшей деревни, практически в десятке метров от старого колодца. Таченко схватил за шиворот Чебурного, рванул за собой и перебросил через трухлявый, почти черный от времени бортик, а потом прыгнул следом — наобум, уже ничего не соображая, в неизвестность, не заботясь уже ни о чем. На дне колодца стояла теплая мутная вода, в нее и погрузились по грудь лейтенант и Анатолий, причем при падении только чудом не врезавшись друг в друга. Чебурной хлебнул воды, надсадно заперхал, но тут в квадрате неба над головой пронесся вихрь огня, лизнув и нутро колодца. Стальная рука Таченко схватила бойца за голову и вдавила под воду. Чебурной чуть было не захлебнулся снова, но сумел сдержать рвущееся наружу дыхание. Это его спасло. Капитан тоже погрузился с головой рядом. Вода не дала погибнуть укрывшимся в ней людям, приняв на себя язык убийственного красного пламени. Катаклизм пронесся стремительно, как взрыв бомбы, но не оставив за собой ничего живого…

А потом все кончилось. Вспышка пронеслась, завершившись громким чмокающим звуком. Почти одновременно в легких лейтенанта все же кончился воздух и он рванулся вверх, инстинктивно спасаясь от утопления. Анатолий попытался удержать его, но не смог, сам вырванный из-под воды. Капитан сжался, приготовившись к гибели, но ничего не произошло.

Какое-то время Таченко и Чебурной стояли в воде, не смея даже шевельнуться. Они ни о чем не думали, не шевелились, застыли, как статуи, подняв кверху грязные, мокрые лица, страшные, чудом выжившие, но еще даже не верящие в это. Из квадрата наверху, как из окна, проливался мутный свет. Длинные черные нити копоти порхали в воздухе, оседали на ослизлые стены, поверхность воды, кожу людей, но ни первый, ни второй не пытались даже стряхнуть их. Первая мысль, промелькнувшая в голове Анатолия была: «нельзя их касаться. Это ведь души тех, кто сгорел там, наверху. Почему-то черные».

— Жив? — спросил лейтенанта Анатолий и сам удивился хрипу своего голоса.

— Жив, — кивнул Чебурной. — Спасибо. Второй раз жизнь спасли.

Таченко достал из кармана радиометр, включил его. Приборчик был запаян в противоударный и влагонепроницаемый корпус, и потому купание в воде он перенес легко. Монохромное табло засветилось, по нему пробежали циферки и, в конце концов, показали фон: немного повышенный, но в целом вполне допустимый. Ничего страшного. Анатолий зачерпнул в ладони застоявшейся, пахнущей тиной воды и протер мокрыми руками лицо, как бы стирая налет ужаса, пережитого только что.

— Как выбираться будем? — поинтересовался Чебурной.

— Подсади, — распорядился Анатолий. — Встань на упор, я попробую вылезти.

Чебурной прижался спиной к стенке, сцепил пальцы рук «ступенькой», а капитан, упираясь плечами в противоположную стену, используя Чебурного как своеобразную лестницу, полез вверх. Дальше, когда пришлось убрать ногу с плеча лейтенанта, капитан «расклинился» в колодце собственным телом и пополз вверх, елозя загривком, цепляясь в бревна руками и переставляя ноги. Было страшно неудобно, и очень мешал скользкий слизистый налет на бревнах, но Таченко чудом держался. Упади он вниз — лейтенант точно не избежал бы участи быть придавленным. А возможно, и свернутой шеи. Слава богу, что бронепластины защиты срабатывали как траки гусениц, а подошвы берцев, отлитые из добротного пластика, неплохо цеплялись за дерево. Медленно и мучительно тяжело, но Анатолий лез вверх. Что только не сделает человек, когда у него просто нет выбора!

Кое-как, карабкаясь, подобно неумелому скалолазу, Анатолий достиг верха. Пальцы, лихорадочно вслепую шарящие по бортику, зацепились за какой-то выступ, и капитан, извиваясь, как червяк, перевалил тело через край. Перегнувшись животом, Таченко упал в траву. И тотчас же задохнулся от набившейся в нос и рот едкой гари. Вся растительности обуглилась, выгорела и теперь буквально рассыпалась хлопьями черной и серой золы. Анатолий перевернулся на спину, не заботясь о том, что весь уже вымазался с головы до ног, и просто лежал навзничь, хватая спекшимся ртом прохладный воздух.

Мускулы тела, перенесшие чудовищное напряжение, никак не могли расслабиться, собравшись в тугие комки. Полежав пару минут, Таченко медленно сел и огляделся. Мрачное зрелище открылось перед ним. Смерть на славу погуляла вокруг, пожав обильный урожай.

БМП замерла рядом, зияя открытыми дверями десантного отсека. А вокруг валялись обугленные до черноты человеческие тела. Из экипажа не выжил никто. Дома деревни хоть и пережили вспышку, но теперь напоминали монументы, выкрашенные темной краской, стекла в них даже не полопались — просто обтекли вниз. Трава сгорела дотла. Анатолий чувствовал себя теперь как пришелец на совершенно чужой и враждебной ему планете. Мир неузнаваемо переменился.

Таченко медленно встал и побрел к БМП. Машина осталась относительно целой, но броня ее подозрительно блестела. Проведя пальцами по еще горячей поверхности, капитан понял: вспышка моментально спалила краску, а верхний слой металла просто расплавила, сделав гладким, как стекло. Странное и пугающее зрелище: отполированная до блеска броневая машина…

Внутри было немного лучше, просто сгорело практически все, что могло гореть. Остро пахло горелой синтетикой, бумагой и жареным мясом. За рычагами управления скорчился еще дымящийся труп практически спасшего их водителя, хоть и сделавшего это случайно. Парень даже не успел встать со своего места. У Анатолия так и не хватило духу заглянуть в лицо покойника.

Капитан порыскал в десантном отсеке и нашел, наконец, моток крепкой веревки. Она лежала в ящике, и потому не пострадала от катаклизма. Таченко запнулся об пулемет Чебурного, подумал немного, нагнулся за ним. Оружие не пострадало, просто сильно нагрелось и теперь отчаянно пахло разогретой смазкой, будто после часа стрельбы. Магазин был полон, еще одна коробка с лентой валялась рядом. Теперь у двоих выживших людей резко повысились шансы продолжать существовать и далее. Свой автомат Таченко разыскал на полу. Оружие тоже было вроде бы в порядке. Анатолий повесил его на плечо и вылез из машины.

Все было тихо. Шелестел легкий ветер, взметывал в воздух клубы сажи, дымились спекшиеся человеческие трупы, печально шелестела обгоревшая трава, отчасти уцелевшая там, где росла пучками. Зона взяла свое и успокоилась на этом, ехидно улыбаясь своим делам. Бывшие люди все лежали ничком или свернувшись калачиком, пряча в последнем порыве лицо от страшного пламени. Только один из умирающих солдат, видимо, в агонии все же вытянулся на земле. Сквозь обугленные губы на лице мертвеца сюрреалистично выглядел оскал белых-белых ощеренных зубов.

Таченко еле-еле сдерживал в себе подкатывающие к глазам злые слезы, сжимал до хруста челюсти так, что потом с трудом смог их разжать. Этого всего не должно было случиться! И не случилось бы, если б кто-то там, наверху, какая-то толстозадая морда в погонах решила иначе, не бралась вершить и обрывать сотни человеческих жизней. Анатолий ненавидел все вокруг, наглых и глупых военных чинов, Зону, этот мир, породивший ее, а в первую очередь — самого себя, ибо участвовал в этом, не смог изменить судьбу, не остановил надвигающийся кошмар. Две слезы, тяжелые, как расплавленный свинец, горькие, впитавшие беды всего человечества, все же проложили дорожки на закопченной коже на щеках Анатолия и скользнули вниз. Таченко шмыгнул носом. К черту. Он уже принял решение.

Анатолий привязал один конец веревки к столбу колодца, где когда-то был прикреплен ворот для подъема ведра, размотал второй конец и бросил вниз. Чебурной его тут же поймал, пару раз дернул, проверяя, и скоро вылез наружу. Лейтенант был меньше по габаритам, чем сильный Таченко, но по физической силе не уступал, а по ловкости и проворству превосходил намного, и потому выбраться из колодца по веревке для него не составило никаких проблем.

Чебурной осмотрелся вокруг, молча взял потянутый ему пулемет, передернул затвор.

— И куда мы теперь, капитан?

— Не знаю, — угрюмо ответил Таченко. — Ничего я уже не знаю, Леонид. Хреново мне что-то.

— Подождем здесь?

— Кого? Никто за нами не придет. Не надейся. Так и запишут про всех: погибли при исполнении воинского долга смертью храбрых. Не верь, не бойся, не проси…

Чебурной молча хлопнул капитана по плечу, мол, все понимаю, но раскисать нельзя. Еще много странного и страшного впереди.

Немного постояв, опустив головы, как бы отдавая последний долг чести погибшим солдатам, капитан и лейтенант развернулись и зашагали прочь, через бывшее поле, обратно к лесу, через который совсем недавно ломились на бронемашине. Они снова возвращались назад, к Периметру.

Идти было легко. Трава сгорела почти вся, и не приходилось буквально плыть в ней, раздвигая жесткие стебли собственным телом. Они шли, как по чужой планете после ядерной войны. Легкий пепел засыпал их ноги до колена, от каждого шага взметывались клубы гари. Кое-где поле еще дымилось. Отпечатки траков танков и БМП были хорошо видны, они проложили настоящие дороги, глубоко вмяв рыхлую почву. Было жарко, вспышка выжгла из воздуха кислород, и дышать стало тяжело, горячий, едкий пот тек с лиц, омывая копоть с усталых лиц, но бронезащиту и шлем каждый нес как тяжкий, но неизбежный и даже необходимый крест.

Оба хорошо помнили незадачливого и оттого пострадавшего Алексея. Хотя смотря как оценить. Бандитская пуля, продырявив парню бок, автоматически положила его на операционный стол, а потом на пару месяцев в госпиталь в Харьков, но именно благодаря ей боец не попал в этот ад и остался жив, причем ценой малой крови. А его товарищ Михаил был в одном из танков, ломившихся на острие «клина» и принял мученическую смерть в огне, испепелившем его. Все в мире так относительно…

Шли молча, каждый думал о своем. Чебурной, сам по себе малообщительный и замкнутый человек, шагал легко, забросил пулемет на плечо, и следил за окрестностями. Но открытой выжженной пустоши их фигуры были как на ладони. Таченко же шел, глядя себе под ноги и думая горькую, тяжкую думу. Ненависть и смертельная обида кипели в нем, захлестывая, переполняя через край. Иногда мучительный спазм сам по себе перехватывал горло, сбивал и без того затрудненное дыхание.

Когда пустошь кончилась и вошли в лес, стало легче. Жара немного спала, воздух наполнился сырым и прелым запахом. Там и сям валялись задавленные и переломанные бронетехникой деревья, вмятые в землю и перемешанные с почвой стволы, лишенные коры, ярко белели влажной щепой. Будто сломанные и вылезшие из раны кости. Лес получил тяжкую рану, от которой оправится уже нескоро. «Клин» проложил широкую просеку, которая, как нить Ариадны, вела точно к Периметру. Тут уже не заблудишься. Таченко велел сделать короткий привал, умыл воспаленное и пылающее лицо теплой водой из фляжки, отпил глоток.

Леонид молчал, сидя на толстом бревне и наблюдая за жирной гусеницей, ползущей по обнаженной древесине. Таченко присел рядом.

— Надо что-то делать, Леня, — вымолвил он. — Не могу больше этот дурдом терпеть.

— Ты о чем? — рассеянно спросил Чебурной.

— Да обо всем об этом. Зона наш враг. Его надо уничтожать. Но не так, как сегодня. Мы просто загубили уйму человеческих жизней ни за что при про что. Этим парням еще бы жить и жить. А теперь они лежат обугленные, как шашлык. Зачем? Разве так надо делать?

— Ну вот вернемся — сходи и подай рапорт в военную прокуратуру. Может, прислушаются.

— Ты о чем? Подотрутся, а я из армии вылечу, как пробка.

— Вот и я о том же, — иронично глянул Чебурной. — Так что в итоге предлагаешь?

— Надо начинать свое дело, — медленно и веско проговорил Таченко, облекая в слова те мысли, которые мучили его уже несколько дней. — Команду тех, кто будет бороться с Зоной по-настоящему, а не так, как мрази в погонах. Война так война, но не топить Зону в крови восемнадцатилетних пацанов. Мы с тобой матерые профессионалы. Кому как не нам это делать? Подумай, Леня.

Чебурной хотел было сказать что-то едкое, в своей обычной скептической манере, но тут сдержался, заинтересованно глядя на капитана. А тот продолжал:

— Мне терять нечего. Да и тебя, насколько знаю, никто особо не ждет. Значит, судьба нам такая — защищать мир от этой пакости. Будет трудно и страшно, я знаю. Но надо. Соберем мощную группировку, подтянем людей к себе, добудем оружие и начнем воевать. Как партизаны.

— Свои же на фарш пустят, — поморщился Леонид. — Вояки то есть.

— Не пустят, — помотал головой Анатолий. — Незачем им это. Мы будем им как нелегальная помощь. Только уже по своим правилам, подчиняясь только своим законам.

Чебурной молчал. Долго. Потом кивнул.

— Идея хорошая. Я, признаться, сам над этим думал. А ты меня, видишь, опередил. Вот потому и будешь нашим генералом. А что, неплохо звучит — генерал Таченко! С повышением тебя тогда.

Анатолий рассмеялся.

— Наш долг — служить человечеству, уж извини за пафос. Долг… Долг…

— Вот так и назовемся, — сделал вывод Чебурной. — Коротко и емко. «Долг». Чтобы ни у кого вопросов лишних не возникало, кто мы и откуда.

Анатолий вдруг тревожно вскинул голову, поднял предостерегающе вверх палец, прислушался. Леонид, увидев этот жест, замолк и схватился за пулемет. Но вокруг никого не было.

— В чем дело? — спросил он.

Анатолий, как ужаленный, вскочил со ствола.

— Бежим! Идет Выброс!

Как сумасшедшие, они вдвоем неслись сквозь лес. Новый катаклизм буквально наступал им на пятки. Далеко за горизонтом уже грохотал гром, по небу быстро неслись кроваво-красные облака, на севере, там, где мертвой глыбой застыл Саркофаг, полыхало огромное, вполнеба, зарево, как будто кто-то сверкал гигантским фонарем. Резко подскочило, потом упало давление. Все живое, и без того напуганное человеческой свистопляской, неслось куда глаза глядят и пряталось по норам и щелям.

Мимо Таченко и Чебурного, едва не снеся их, пролетели несколько «плотей», потом, с визгом и истеричным подвыванием, стая собак-мутантов. Леонид хотел было дать по ним очередь из пулемета, на Таченко схватил пулемет за ствол, рванул к земле, выкрикнул на бегу:

— Не смей! Разорвут…

…Им несказанно повезло. В который уже раз за прошедшие несколько дней. Во-первых, они оба остались живы. Во-вторых, это произошло именно потому, что они наткнулись на увязший в овраге, севший на брюхо БТР, брошенный экипажем. Именно там Таченко и Чебурной пересидели череду страшных Выбросов, пронесшихся над Зоной. Машина была уже новая, современная, с хорошей защитой от химической, бактериологической и атомной угрозы, герметично запираемая. Такие бронетранспортеры приняли на вооружение буквально год назад, а в ту часть, которая несла охрану этого сектора Периметра, этих машин пришел всего десяток. Разгильдяйство экипажа, загнавшего БТР в овраг, спасло двух беглецов. Задраившись наглухо, они выжили, точнее, провалялись в глубочайшем обмороке. Человеческий мозг, не в силах вынести всплесков аномальной энергии и потоков пси-излучения, оберегая себя от разрушения, просто выключился, отдавая себя и тело на волю судьбы.

А когда спустя пару часов после последнего Выброса Леонид и Анатолий пришли в себя, все вокруг горело. Рев пламени глушил все остальные звуки, броня машины нагрелась, пока еще терпимо, но явственно показывая, что будет дальше. Резина на уплотнителях люков размягчилась. Еще пара часов — и она расплавится и потечет.

Пожар пожирал деревья, кусты, трупы животных и людей. Ужасающей силы катаклизмы породили настоящий ад. Огненные вихри метались над истерзанным лесом, взвивались высоко в небо исполинскими факелами. И природе не было никого дела до двух насмерть перепуганных искорок жизни, пытавшихся спастись в наглухо запечатанной металлической скорлупе…

Иван пришел в себя рывком, выныривая из глубокого, мутного омута забвения. Его тошнило. Голова раскалывалась от потоков одуряющей боли. Ходок с криком сел на полу, широко распахнув невидящие еще глаза. Руки по инерции шарили вокруг, ища оружие, но его, конечно, не было.

По комнате плавали клубы удушающего дыма. Иван вскочил, закашлялся, хотел было высадить окно, но заметил, что гарь тянуло через форточку. Человеку повезло: еще бы минут тридцать, и он бы уже никогда не проснулся, попросту задохнувшись. Снаружи было темно, как ночью, слышался гул, грохот, треск и вой. Иван, еще ничего ровным счетом не понимая, схватил какую-то тряпку, обмотал вокруг головы и окарачь, как таракан, ринулся к входной двери. Разум еще толком не пришел в себя после беспамятства, но рефлексы выживания срабатывали на автомате.

В подъезде дыма не было, зато на лестничной площадке лежал труп. Иван в потемках чуть не запнулся об него, потом рассмотрел белеющие в темноте руки и потеки крови на ступеньках. Взявшись за мертвое плечо, ходок перевернул покойника. Вот и свела судьба, что называется… Малолетний националист с верхней квартиры, осквернивший стену и дверь Ивана лежал теперь перед ним, запрокинув голову, а горло зияло глубокой рваной раной.

Иван вернулся в квартиру, быстро оделся, стараясь не поднимать высоко голову и не дышать дымом, вскрыл тайник, выгреб оттуда все ценное и рассовал по карманам. Он еще ничего не знал и не понимал, что творится вокруг, но стоило позаботиться о будущем. Вдруг он сюда уже больше не вернется никогда? Так что, бросать с трудом нажитое на произвол судьбы? Ну нет… Жаль, что схрон с кое-каким оружием в подвале, так ведь туда еще предстояло добраться.

Иван вооружился стоящим у двери с внутренней стороны ломиком-монтажкой и покинул свое жилище. В темноте он включил фонарик, чтобы не наступить на труп или еще какой-нибудь сюрприз. Посмотрел на часы на руке — половина двенадцатого вечера. Он лежал без сознания почти весь день! В городе за это время произошло что-то страшное, но что именно? Это теперь только предстояло выяснить.

С первого этажа вниз вела подвальная дверь. Она была заперта на висячий замок, но Иван решил эту проблему элементарно: вогнал лапку выдерги в дужку замка, уперся в косяк и рванул что было сил. Путь был свободен. В подвале остро пахло сыростью, пылью, кошачьей мочой и… еще чем-то неуловимо знакомым и предупреждавшим об опасности.

Иван сбежал вниз по лестнице, почти бегом добежал до конца низкого коридора, присел на корточки и принялся быстро, почти лихорадочно ковырять сырую землю ломиком, помогая себе руками. Скоро металл звякнул о металл, а еще через десять минут ходок вытащил наружу оцинкованный ящик из-под пулеметных патронов. Судя по его весу и глухому стуку внутри при толчках, он был полон. Иван подцепил крышку и сорвал ее с точечной запайки. Внутри лежали плотно утрамбованные свертки полиэтилена и промасленной ткани.

Светя себе фонариком, ходок вытащил наружу и быстро собрал пистолет «ТТ», наполнил патронами три обоймы, остальной боекомплект просто высыпал из коробок в карманы куртки. Еще один «ТТ», зарядив четвертой обоймой, сунул за ремень спереди. В две гранаты РГД Иван ввинтил запалы и тоже рассовал по карманам. Армейский штык-нож от «калашникова» занял место на поясе. Подумав обо всей ситуации, Иван хмыкнул: прямо как в дешевом американском боевике. Супер-герой идет спасать мир. Только вот мир теперь ему нафиг не нужен. Свою бы шкуру уберечь.

Иван поднялся, замер, прислушиваясь. На улице раздавались странные звуки. Не то кто-то куда-то бежит, топоча, не то что-то падает на асфальт. И в уши ввинтился еще один звук, от которого ходок вздрогнул. Пронзительный, полный боли и ужаса вопль женщины. Да что там за дурдом творится?! Иван пошел к лестнице. Не дошел. Застыл на месте и медленно обернулся. Нет. Этого не может быть. Не надо. Пожалуйста. Нет… Но это было.

За спиной, в другом углу подвала, бликовали зловещие и до боли знакомые отсверки. Иван с замирающим от страха сердцем подошел ближе, заглянул за угол. Там прямо посреди коридора расстелился «разрядник». Он уже испепелил половину одной из кладовок, теперь искрил, пытаясь расплавить массивную наковальню. У него это получалась весьма успешно: кусок металла раскалился добела, скоро потечет и испарится. Резко пахло озоном и разогретым металлом.

Зона уже здесь. Она пришла. Что ж, этого, в принципе, и можно было ожидать. Люди получили именно то, к чему стремились. Своей нелепой попыткой прорыва за Периметр военные всласть подергали тигра за усы, всколыхнули шаткое, только временно устоявшееся равновесие, и Зона не замедлила дать прямой, адекватный ответ. На своем языке. Она просто расширилась, одним махом покрыв многие километры, смяв жалкий для нее Периметр, стерев с лица земли все смешные попытки остановить или хотя бы задержать ее. Человек — царь природы? Значит, будет и революция.

Иван минут пять обалдело стоял и таращился на «разрядник». В голове еще не укладывалась простая аксиома: дома больше нет. Все. Зона пришла и сюда, отвоевав одним ударом у человечества все права на эту территорию. И в его квартиру через пару лет будет забредать другой ходок, предварительно швырнув пару болтов или гаек и выставив ствол оружия, чтобы защищаться от гнездящихся тварей. Никто не вспомнит, что тут когда-то жил некто Иван Семецкий, сам же один из самых первых исследователей Зоны и ушедший в нее насовсем.

Кое-как преодолев столбняк, Иван медленно отошел от ловушки. Бегать вблизи такого источника электричества было просто опасно: пошаговое напряжение еще никто не отменял, и заработать разряд между двумя обладателями разных потенциалов (двумя ногами) было смертельно опасно. «Разрядник» же, будто почуяв, что человек ушел и не вернется никогда, полыхнул ослепительной мертвенно — синей вспышкой, разорвав мрак подвала.

Дата добавления: 2015-07-25