Часть вторая. Обитель зла 5 страница

Куда и кому уходили потом из затянутых в толстые электромонтажные перчатки руки Гуся разнообразные находки — никто не ведал, да и не стремился. Меньше знаешь — крепче спишь. Платил торговец хорошо, тем более что был в своем нелегком и опасном деле безусловным монополистом. Власти еще пока, не обладая достаточной для этого разворотливостью, только соображали, что это такое выросло у них под боком, буквально неделю назад приняли статью в Уголовный Кодекс о наказании за незаконное пересечение периметра аномальной зоны, а про диковинные находки ходоков еще ни слова не было упомянуто. Простой народ выносливый. Выносит и вытаскивает все. Следовательно, на ум напрашивается гениальное до безобразия решение: если пока не запрещали, значит, можно! Главное, не светиться на глазах служителей закона. Уж тем только палец покажи, а они знают, какой грех.

…Спустившись с косогора, на котором поселяне всегда сажали картошку, Иван зашагал по пыльной проселочной улице. Туман рассеялся, солнце начало нещадно припекать. Скоро пришлось даже снять джинсовую куртку, свернуть и положить поверх сумки, пропихнув под ремень, чтобы не упала. Небесное светило стояло в зените и проливало на землю нестерпимо яркие и жгучие потоки лучей, грозя сжечь все вокруг. Однако за горизонтом виднелись края клубящихся облаков. Там была Зона. Некая странная погодная аномалия не позволяла тучам рассеиваться над областью заражения, и там вечно стояло пасмурное ненастье. Чистое небо, солнце и звезды проглядывали очень редко.

Навстречу пропылил старенький «Днепр» с коляской, сидящий за рулем мужик навалил на люлю здоровенную охапку досок, обшарпанный мотоцикл взревывал мотором, но тащил исправно. Пиломатериал ощетинился в разные стороны, громыхая на каждой кочке. Иван посторонился, пропуская аборигена. Где-то за забором мычала корова, квохтали куры, гавкала сторожевая собака. Дома доброжелательно глядели на мир аккуратными окошками, палисадники сверкали свежей краской, у многих домов на клумбах цвели цветы. Деревенская пастораль поражала своей безмятежностью и красотой. Даже не верилось, что совсем рядом, буквально в паре десятков километров расстилаются владения Ее Величества Смерти, гибнут люди и бродят выходцы из бредовых снов параноика.

Иван уже сам ощущал, насколько глубоко засела Зона внутри него, не желает отпускать, пропитала своим дыханием напоенного запахом тлена, ржавчины и сырости ветра каждую клетку его тела, каждую складку одежды, каждый волос, вздох, биение сердца. И мысли о том, что он рано или поздно, накопив достаточно денег, уедет отсюда куда глаза глядят, иногда казались Ивану просто нелепыми. Зона его просто не отпустит. Ходок, не умерший в первую же ходку и не сбежавший сам от невыносимого ужаса, уже навеки становился рабом проклятой земли.

Гусь проживал в большом деревянном доме, по фасаду обложенном кирпичом. Иван каждый раз завидовал: умеет же жить, зараза пузатая! Гусь и в самом деле был толст и невероятно важен, только вот подводили шея — длинная, тонкая, с торчащим кадыком, и нос, сплющенный с боков, хрящеватый, горбатый и вечно потный. Наверное, из-за этого торговец и заслужил прозвище. Денег, бесспорно, ему хватало и с избытком, но Гусь свою полку знал и выше головы не прыгал, во власть не лез и куда не надо не совался. Потому жил и здравствовал до сих пор.

Иван придавил кнопку звонка. Во дворе сиплым лаем залился барбос, здоровенная кавказская овчарка, рвущая всех, кроме хозяина. Были прецеденты. Иван терпеливо ждал, поднял специально лицо кверху. У торговца над воротами была вмонтирована вместо сучка в доске маленькая видеокамера, и именно так Гусь определял: впускать посетителя, игнорировать или звонить своим «ребятам» и вызывать дуболомов с дрекольем.

Минут через пять раздались тяжелые шаги и лязгнул замок калитки.

— Проходи, — скомандовал Гусь.

Иван прошмыгнул во двор, сторонясь рвущего блестящую цепь пса и замер, воззрясь на торговца. Гусь жестом позвал ходока за собой в сарай, там напялил толстый прорезиненный фартук, сунул руки в перчатки и включил свет. Показал на обитый железом стол. Иван взгромоздил на него сумку, вжикнул молнией и запустил в недра руки. Гусь терпеливо ждал, вытянув шею.

Торговец внимательно изучил явившиеся перед ним находки, поболтал банку со светящейся ярко-зеленой жидкостью, вздохнул и закряхтел. Иван вопросительно поднял бровь. Это выражение на его грязном, небритом и одичалом лице смотрелось откровенно комично, но не было никого, кто бы смеялся.

— Пятьсот, — выдал, наконец, торговец.

— Мало, — буркнул Иван.

— Найди дороже, — откровенно издевался Гусь.

Ходок начал молча сгребать имущество обратно в сумку, но торговец запротестовал:

— Шестьсот. Последняя цифра. Ну не стоит оно больше, поверь.

Иван продолжал свое скорбное для Гуся занятие, но нарочито медленно, давая время для раздумий. Дипломатия, особенно в вопросах торговли — дело тонкое.

— Семьсот, — выдохнул торгаш и в знак истинности слов вытащил из кармана штанов деньги.

Иван кашлянул, улыбнулся и сгреб купюры. Находки вернулись на столешницу. И Гусь, и ходок прекрасно понимали суть этого спектакля, своего рода, исполнение некоего ритуала. Гусь, видимо, имел в родове евреев, так как сразу выдавал откровенно заниженную цену. Но и ходоки были не лыком шитые и прекрасно могли оценить свои старания и страдания. Ну а если неопытный или просто глупый ходок продешевит, не рискнув торговаться с монополистом — так тому и быть. Сэкономил — значит, заработал. Гусь не стремился облапошивать свою клиентуру, но человеческую недальновидность никто еще не отменял. Деньги любят счет и внимательность!

Гусь торопливо спихивал в ящички сейфа находки Ивана, лязгал железом и что-то бормотал себе под нос. Остро пахло ацетоном и почему-то горелой пластмассой. Наконец, торговец вынырнул из недр своего тайника, запер врезные замки и сбил шифр на кодовом запоре. Иван запихнул куртку в освободившуюся сумку. Выходить из сумрачного прохладного сарая на жару пока не хотелось. Гусь обернулся через плечо, буркнул вопросительно:

— Еще что-то есть?

— Да спросить хотел. Что с военными творится? Откуда их столько набежало? Видел, что творится?

— Видел, — хмыкнул Гусь. — Но не знаю, чего они разволновались. Тарарам навели знатный. Ты, видимо, очень удачно успел проскочить Периметр, он сейчас перекрыт намертво, там плотность солдат как у бомжа вшей на каждый квадратный сантиметр головы. И, говорят, стреляют на поражение без предупреждения. Двое наших в Зоне так и завязли, выйти не могут, одного уже подстрелили.

— Так-таки и не знаешь? — сощурился Иван.

— Не знаю, братишка. Честное извращенское. Но на всякий случай поберегись. Могут быть шмоны, менты тоже на ушах стоят. Даже домой возвращаться не советую. Можешь даже у меня на пару дней зависнуть. За умеренную цену.

— Нет, спасибо, — мотнул головой Иван. — Пойду, пожалуй. В гостях хорошо, а дома лучше.

— Ну смотри. Только, родной, ты уж будь так добр: если сцапают, меня не вздумай сдать…

— Я ж не камикадзе, — польстил Гусю ходок. — Зачем буду себе приговор подписывать?

Торгаш самодовольно улыбнулся. Лесть, хоть и грубая, попала в точку: Гусь всегда в силу своего не очень далекого интеллекта искренне был уверен в длине своих рук и возможности связей. Нет, торговец не был тупым, но меряться «силой мысли» был способен только с себе подобными: сильными, агрессивными, но не очень изощренными на хитрости подельниками по не самым чистым делам. Но не стоило ему об этом говорить. Зачем? Поговорка «не дразни зря гусей» тут срабатывала идеально.

Иван попрощался с торговцем и вышел на улицу. В голове крутился, как рой потревоженных ос, целый сонм странных и нехороших мыслей. Предчувствия одолевали ходока, интуиция буквально вопила взахлеб об опасности, хотя пока ничего страшного не происходило. Ну, закопошились военные. Ну, пригнали усиление гарнизона. Ну, затевают что-то по своей теме. Ему-то самому какое дело? Просто чуть дольше в Зону не сунется, и все тут. Ан нет. Отмахнуться от «чувствительной точки» своего организма, то есть задницы, никак не получалось.

В Городе все живое, кроме вояк, вымерло. Оставшиеся немногочисленные жители попрятались по домам. Все замерло. Редко-редко когда по улицам проскакивала одинокая, будто ошалелая, машина. Иван обратил внимание, что видел много автобусов, битком набитых, уходящих по трассе в сторону Киева. Похоже, что народ принял окончательное решение: ломиться отсюда, куда глаза глядя, пока не поздно. Жизнь затихла. Оказались закрытыми многие магазины, торговые точки. Был выходной день, но рынок опустел. Иван шел по улицам, как по чужой планете. Только вороны тревожно орали на кронах тополей и кленов. Ходок с ненавистью поглядел на их стаи, будто черная плесень, покрывшие деревья. Эти птицы всегда будто предчувствовали беду, слетаясь туда, где ожидалась пожива.

Даже свой дом показался Ивану каким-то сжавшимся, вросшим в землю, сгорбленным ржавой крышей. У подъезда стоял грузовик, обшарпанный «ЗИЛ 130» с откидными бортами. В кузов двое дюжих парней с кряхтеньем грузили мебель. Ходок с удивлением наблюдал за этим действием. Вход в дом пока оказался загорожен — в двери протаскивали холодильник. Домашний агрегат, ярко и вызывающе блестя белой эмалью, застрял и не двигался ни туда, ни сюда. Из темноты подъезда слышалась матерщина и яростное сопение. Наконец, людская сила превозмогла, и холодильник вывалился наружу, но упасть плашмя на асфальт ему не дали, придержали и поставили на снабженное ножками днище. В вышедшем наружу человеке Иван узнал соседа со второго этажа. Следом показались его сын и зять. Сосед кивнул Ивану, как давнему знакомому.

— Куда вы? — осведомился ходок. — Переезжаете?

— Да, — нехотя буркнул сосед. — Квартиру в Киеве купили…

Но по его лицу даже дурак мог сказать: врет, как сивый мерин. Иван пожал плечами и протиснулся мимо соседа в прохладное, сумрачное нутро подъезда. Не спеша поднялся к себе на этаж. И остолбенел. Прямо напротив двери кто-то навалил здоровенную кучу дерьма, а прямо на стене, на зеленой краске размашисто было начертано черным фломастером: «Мародер! Убирайся к себе в Зону и не приводи ее сюда!». И знак фашистской свастики ниже. Дверь, похоже, пытались поджечь, но не вышло. Как сие ни удивительно, стальной трехмиллиметровый лист не желал гореть от убийственного пламени зажигалки, только закоптился снизу, да немного обуглились оклеивавшие его обои.

Значит, вот как. Добрались-таки, уроды… Только как узнали, что Иван — ходок? Вроде никак себя не показывал, что занимается этим ремеслом. Следили? Не похоже. Слежка была бы заметна, и вычислить ее элементарно. Местные националисты были ему неопасны: кучка подростков-шпаны лет шестнадцати могла напугать только своих сверстников. Но если уж горожане знают, кто он такой, тут совсем недалеко и до милиции или военной прокуратуры. Черт. Слава богу, что обыск Ивану ничем не грозил: прописка в порядке, живет здесь уже лет семь, ничего противозаконного дома не держит. А вот навалили под дверью зря. Очень даже. Месть местью, но в подъезде гадить-то зачем? Иван примерно знал, чьих рук, вернее, задницы, дело: этажом выше живет именно такой ультраправый деятель, причем его родители прекрасно знают, чем мается их дитя, и вроде даже потакают этому.

Иван покачал головой, потом взял из коридора стоящую в углу фанерку, аккуратно подцепил на нее экскременты, бесшумно поднялся на следующий этаж и аккуратно размазал дерьмо равномерным слоем по соседской двери. Потом добыл из шкафа бутылку ацетона и стер с стены надпись, благо что фломастер поддавался легко и смывался буквально с первого раза. Удовлетворившись местью, Иван запер за собой дверь, прошел в комнату, бухнулся на диван, вынул сигареты и закурил. Помнится, он несколько раз пытался бросить, но не удалось. Говорят, для такого необходимо обладать недюжинной силой воли. У ходока явно ее не хватало, вот и продолжал травить себя никотином с убийственной регулярностью.

Происки местной сопливо — фашистской братии вообще ерунда. Кишка тонка решиться на кое-что серьезное. За сохранность квартиры Иван не тревожился. Все ценное хранится в недосягаемом для них тайнике, а барахло вообще хоть сейчас на мусорку. Тревожило другое. Непонятная и ни для кого не ведомая возня военных. Снова задрожали стекла в доме — недалеко шла танковая колонна. Судя по эмблемам на бортах бронетехники, одной Украиной тут не обошлось, просили помощи в виде резервов вооружения у всех, кого можно. А это не шутки…

Размышления Ивана прервал удароподобный потрясающий все и вся грохот, моментально вбивший в уши затычки глухоты. Все вокруг содрогнулось, закачалась люстра, упала жестяная банка с окурками с тумбочки. Ходок даже не сразу понял, что это — артиллерийский залп. Причем, судя по звуку, из, как минимум, сотни орудий. Далекий грохот разрывов. И еще один. И еще. И так с десяток раз. А потом — звенящая, мертвая тишина, хрупкая, как стекло. Иван встал с дивана, медленно подошел к окну. Кажется, он начинал понимать, что тут творится. Одно сочленялось с другим.

Картина получалась откровенно страшноватая. Полная наглой самоуверенности и граничащего с дебилизмом, отчаянного героизма. Военные не готовили оборону Периметра, не усиливали защитную полосу, не воздвигали очередной рубеж обороны против Зоны. Нет. Они просто собирались штурмовать то, от чего отгораживались километрами минных полей, ощетинивались стволами пушек и автоматов, отворачивали в страхе лица, закрывая их забралами шлемов из поляризованного стекла. Вояки начинали атаку против Зоны. Собрав в монолитный кулак невероятную по мощи ударную группировку, войска готовились к прорыву. Сейчас длилась артиллерийская подготовка. Все как на настоящей войне. Потом начнется сам штурм. Там, на границе горизонта, за лесом, рычали сотни танковых дизелей, тысячи человеческих рук в нервной горячке сжимали рукояти пулеметов, гранатометов и автоматов. Надсадно выли вертолетные турбины. Тонны тротила готовились извергнуться на землю Зоны.

А еще дальше, туда, куда вычерчивались в раскаленном небе траектории полета артиллерийских снарядов, уже кипела земля, рвали все живое и мертвое страшные взрывы, грохотала канонада, вставал на дыбы бетон и почва, расстилались страшные пожары. Зона же копила силу для контрудара по зарвавшемуся в отчаянной надежде на спасение человечеству. Иван схватился за грудь — дыхание перехватывало. Ледяной пот струился по сведенному в судороге лицу, легким не хватало воздуха. Руки отчаянно рванули ворот футболки, разорвали ткань. В глазах потемнело, как будто потолок рушился на голову. Иван с хриплым воем повалился на пол…

…Он не видел, как медленно, страшно, будто лавина крашеной в зеленое брони пошла вперед первая танковая бригада Объединенной Коалиции Международных Войск. Гусеницы танков наматывали на траки колючую проволоку Периметра, подминали под многотонные махины опустошенное саперами минное поле, бронированные чудища врубались в лес, уже принадлежащий Зоне. Следом пошла вторая бригада. Над потоком стальных монстров резали воздух винтами боевые вертолеты авиационного прикрытия. Еще выше с глухим ревом пронеслись почти бесплотные тени стратегических бомбардировщиков с вакуумными фугасами в бомболюках. Артиллерия продолжала заколачивать в медленно темнеющее небо гвозди уходящих за горизонт снарядов. Начиналось непоправимое.

Автоколонна из двух джипов и БТРа взобралась на пригорок и остановилась. Грибообразная башня броневика медленно поворочала дулом автоматической пушки из стороны в сторону, остановилась, нацелив орудие на небольшую рощу внизу. Джипы не глушили моторов, сквозь откидные люки в бронированных дверцах смотрели стволы автоматов. Спустя пару минут десантный люк в пузе БТРа с лязгом открылся, разделившись на две половины. Из него вывалилась, согнувшись, приникнув к земле, затянутая в камуфляж человеческая фигура. Ее лицо закрывал странной формы респиратор, на глазах размещались вытянутые к вискам затемненные очки с плотно прилегающими наглазниками. Боевой шлем армейского костюма «Берилл» защищал голову. Как диковинные короткие рога, на лбу шлема виднелись поднятые пока за ненадобностью окуляры прибора ночного видения. Через плечо на ремне висел «Абакан» с подствольным гранатометом, глушителем и оптическим прицелом.

Боец внимательно осмотрелся, потом не спеша отошел в сторону. Следом показался второй, третий, четвертый… Итого десять человек. Однообразное военное снаряжение и маски делали всех людей похожих друг на друга, разве что по их рост и телосложение были разные. У одного из них из-за плеча поднималась длинная, увенчанная реактивной гранатой труба РПГ-7, еще у одного — ствол снайперской винтовки Драгунова. Никто толком еще не знал, с чем именно предстоит столкнуться, и потому экипировались как можно тщательнее.

БТР доставил десант до самой границы Сырой Долины. Дальше транспорту хода не было. Ловушки плотно нашпиговали разбитую асфальтовую дорогу, и Сахаров, планировавший операцию, рисковать бронетранспортером не решился. Лезть через лес по бездорожью вообще было сущим безумием. Гонять же вертолет два раза туда и обратно оборачивалось чересчур дорого. Проще уж людям пройти с десяток километров пешком! Тем более, что если в Институт не удастся пройти через основной вход, то существовала альтернатива аварийного туннеля, по которому, в случае экстренной опасности сотрудникам предлагалось покинуть комплекс. Но ведь никто при постройке не учитывал, что беда будет надвигаться именно снаружи, отрезая отступление…

Майор Кротов сверился с картой, распечатанной на листе тонкого, как бумага, пластика, свернутой в несколько раз, и казал рукой направление:

— Туда. И не разбредайтесь сильно. Кайман, ты первый, Шухов за ним, Клоп, замыкаешь.

Указанные по кодовым прозвищам бойцы заняли свои места, Дима чуть сдвинулся в сторону, чтобы плечо Каймана не мешало ему самому видеть путь. Одна голова хорошо, а две все равно лучше. Спецназ, безусловно, были хорошими военными, но по Зоне ходить все равно лучше получалось авантюристам вроде Рыжего, и потому солдата следовало подстраховать.

Сзади, заурчав, начали разворачиваться джипы и БТР. Кротов, на прощание махнув водителям рукой, отдал приказ выдвигаться. Вереница людей свернула с дороги и скрылась в лесу. Сырая Долина молча и равнодушно встретила нежданных гостей. Совсем недавно прошел дождь, и вода так и хлюпала под подошвами ботинок, когда кроны деревьев сомкнулись над головой. С веток срывалась тяжелая капель, била по шлемам, иногда затекала за шиворот. Удивительно, но здесь было почти совсем «чисто», дозиметр редко пощелкивал, а не заливался пронзительной пугающей трелью. Но Дима не обольщался. Он уже свыкся с коварным нравом Зоны и ждал любого неприятного сюрприза.

Лес молчал угрюмой, тяжелой тишиной. Только редко-редко где-то каркала ворона, заметившая людей, да шипела или булькала прятавшаяся на соседней поляне ловушка. Шухову очень не нравилась эта тишина. Зона была какой угодно, только не молчаливой. Или близость странного и страшного места, Института, из подземелий которого ползла на свет самая разнообразная гадость, нагнетала такую атмосферу? Мысли о том, что скоро придется лезть именно в это всеми богами разом проклятое место, заставляли руки сильнее сжиматься на рукояти и цевье автомата. Специально для экспедиции Дима вытребовал у Сахарова побольше магазинов для «калашникова», заполненных специальными бронебойными и разрывными патронами.

Сердце предательски бухало где-то в районе горла, страх холодным комом сжимался внутри. От любого постороннего звука тянуло упасть на землю, целиться во все стороны и стать очень маленьким и совсем незаметным. «Ну-ка, успокойся! — мысленно прикрикнул на себя Дима. — Знал ведь изначально, во что суешься. Нечего теперь трястись. Залез уже в задницу. Теперь думай, как выжить».

Впереди показалось небольшое болото. Кайман, видимо, решил его обойти и начал забирать влево. Дима хлопнул его по плечу, покачал головой, дескать, не надо. Он уже издалека видел отблески молний, демаскирующих притаившиеся на пути «разрядники». Причем, не один и не два. Черт его знает, сколько там этой пакости притаилось. Если есть возможность обойти — то лучше туда и не соваться. Кайман не стал спорить, молча кивнул и свернул направо.

Где-то далеко гулко, раскатисто грохнуло, будто разразилась локальная мини-гроза. Эхо быстро прокатилось по лесу, стряхнув с ветвей капли влаги, что породило короткий, но бурный дождь. Кайман обернулся на Диму, вопросительно вскинул голову. Шухов только пожал плечами. Очевидно, это просто где-то сработала ловушка. Хотя такой, грохающей, как пара кило тротила Дима еще не встречал. Хотя мало ли чего еще он не знал о Зоне?

Вдруг Кайман замер, как вкопанный, поднял руку ладонью вверх и указал пальцем вперед. Дима поднял автомат, страхуя ведущего. Бойцы моментально рассредоточились, закрывая спинами идущих в середине колонны Эдуарда и Круглова. Группа превратилась в небольшой форпост кольцевой обороны, готовая встретить огнем любого противника с любого направления. Гранатометчик опустился на одно колено, вскинул РПГ на плечо и приник к прицелу, готовый пустить ракету.

Прямо на них из чащи леса двигалась человеческая фигура. На то, что это именно представитель рода людского указывала рваная, грязная, но все же одежда, а также походка. Дима внимательнее пригляделся, сощурив для зоркости правый глаз. И понял: это уже не человек. Существо тащилось к ним странной походкой вдруг вставшего с инвалидного кресла паралитика. Ноги не гнулись в коленях, будто приделанные к бедрам и обряженные в штаны палки. В руке бывший человек тащил за ремень автомат. Оружие билось об стволы деревьев, загребали палые листья и землю, явно уже никогда не пригодное для стрельбы. Но создание, очевидно, не понимало этого и упрямо волокло за собой бесполезное оружие. Лицо существа было ужасно. Безвольно открытый рот, потухшие, стеклянные глаза, почерневшие зубы, одного уха нет, там зияла темная от ссохшейся крови дыра. Запнувшись об кочку, тварь наклонила голову, и все разглядели, что череп сзади проломлен, кожа с волосами висит клочьями, а наружу выпучивается сквозь куски черепа студенистая, непонятного цвета уже масса мозга. Существо, очевидно, поняло, что прямо перед ним находятся его бывшие сородичи, и устремилось вперед, взмахивая руками, как бы приветствуя людей. Автомат задел тварь по ноге, отскочил с глухим стуком.

— Огонь! — рявкнул Кротов, первым выходя из оцепенения.

Загрохотали короткие автоматные очереди. Голова существа резко дернулась назад, потом еще раз. Две пулевые пробоины зияли точно посередине обтянутого ссохшейся кожей лба. Тварь опрокинулась назад, засучила ногами, которые вдруг начали гнуться в коленях, в конвульсиях, выгнулась дугой и затихла. Кайман короткими перебежками приблизился к убитому, не опуская наставленного ствола, наклонился над бывшим человеком.

— Мертв, — констатировал боец.

— Обыскать! — распорядился Кротов, и уже вполголоса добавил — А мертв он, похоже, уже давно.

У неведомо как ожившего трупа в карманах ничего не оказалось. Совершенно ничего. Будто кто-то уже вычистил их загодя. Не исключено, что сам их владелец, пока был еще жив. Кайман подобрал с земли автомат, отсоединил рожок. Пусто. Попробовал передернуть затвор, но набившаяся внутрь грязь намертво заклинила механизм. На вороненой стали уже проступил лишай ржавчины. Живой труп, похоже, таскал за собой оружие уже довольно давно.

— Что думаете? — осведомился майор у Круглова.

— Ничего, — пожал плечами тот. — До нас уже доходили слухи об оживших мертвецах. Я не могу сказать точно, что снова заставляет их ходить, но у них присутствует элементарная моторика, они бормочут что-то невнятное, могут совершать простейшие движения. Ни один из них пока не попал нам для изучения, все данные сугубо из рассказов и пара видеофайлов.

Ученый, не теряя времени даром, достал фотоаппарат и сделал с десяток снимков покойника с разных ракурсов. Разубоженный автомат зафиксировал отдельно.

— Они умеют стрелять? — снова спросил Кротов.

— Черт их знает. Ходоки говорят, что да, но неприцельно, просто палят во все, что движется. Единственное, на что у них хватает остатков интеллекта — перезарядить, дернуть затвор и жать спусковой крючок. Эти зомби вообще непостижимая пока тайна для науки…

Надолго задерживаться здесь члены экспедиции не стали, наскоро обследовав труп, двинулись дальше. Эдуард шел, а в голове у него безостановочно крутилась мысль об установке «пульс». Сахаров ведь говорил, что она обладает способностью «сжигать» кору головного мозга, превращая человека из мыслящего разумного существа в живой овощ. Не встретился ли им сейчас наглядный пример воздействия этой установки на человека? Очень и очень похоже. Эдик, подумав на эту тему еще минут десять, догнал Шухова, хлопнул по плечу. Ходок обернулся.

— Ты видел такое раньше? — спросил молодой ученый.

— Нет, — голос Рыжего из-под маски звучал глухо и смазано. — Но наслышан. Наши мужики несколько раз встречались. Правда, предпочитали удирать от них.

— Где их видели?

— В остатках сел. Как будто они к человечьему жилью сбредаются.

Эдик вернулся на свое место в колонне. Мысли о живых мертвецах и их происхождении не давали ему покоя. Мозг сверлила мысль: а что, если и они вдруг попадут под действие «Пульса»? Что тогда? Бродить им по Зоне в виде таких вот зомби? Бррр. Самое лучшее в такой ситуации, конечно, смерть, но Эдик очень сомневался, хватит ли у него времени и разума пустить себе пулю в лоб после того, как его головной мозг превратится в инертный сгусток биоматерии.

По пути колонне людей встретился большой ручей. И тут же у всех разом заверещали надрывными трелями счетчики Гейгера. Вода была заражена, причем неслабо. Хлебнувший влаги из этого милого ручейка рисковал, как минимум, всю оставшуюся жизнь мучиться проблемами со щитовидной железой. Слава богу, что ручей был нешироким, и его преодолели, перепрыгнув с берега на берег, не замочив ног. Болотистая почва рядом с родником тоже «фонила», хотя значительно слабее. Экспедиция не жалела костюмов: все равно элементы одежды подлежали уничтожению после возвращения в научный лагерь.

Институт находился, судя по карте, в низине между двумя небольшими горками. Недалеко протекала речка, как пояснил Сахаров, почти полностью обмелевшая и затянутая болотной топью. Где-то на ее берегу, в склоне откоса и начинался закрытый могучей дверью туннель эвакуации. Но Кротов принял решение попробовать войти внутрь «по-человечьи». Если, конечно, получится. Скоро должна была проглянуть старая дорога, по которой еще во времена СССР до аварии на ЧАЭС ходили автобусы между колхозами и деревнями. Теперь эта дорога шла ниоткуда в никуда. Мост с одной ее стороны, как раз на выходе из Сырой Долины рухнул от старости, а с другой стороны в районе свалки дорогу перерезала целая череда глубоких оврагов и разломов, а в одном месте асфальт и вовсе просел неведомо куда, потом гигантская яма заполнилась водой, и образовалось средних размеров озерцо.

Лес вокруг заметно поредел. Исчезла мрачная чащоба, стало проглядывать серое небо. Под ногами вместо хвои, листвы и болотной воды стала шелестеть трава. Ветер, доносящийся из Сырой Долины, резко пах гнилью и мертвечиной, как будто там, дальше, бесконечно гнило и никак не могло полностью разложиться нечто непередаваемо громадное. Фильтры респираторов частично задерживали запахи и замечательно отсеивали вредные примеси, но справиться полностью с ароматом воздуха, конечно, не могли. Понятно, что все это хорошего настроения не добавляло, и экспедиция шла в угрюмом молчании. Все сосредоточенно смотрели под ноги и по сторонам.

Один раз им на пути попалась большая поляна, заваленная полусгнившими стволами деревьев. Блестела обнаженная древесина, свисали черные гнилые ошметья коры. А среди этого бурелома росли грибы. Невероятно высокие — по пояс взрослому человеку — с гигантскими шляпками и тонкими ножками, эти уродливые порождения мутации, словно живые, легонько покачивались из стороны в сторону. В ноздри ударил едкий, противный запах. Шляпки, диаметром больше полуметра, имели бледно-розовый цвет, на вид обладали пористой, как творог, структурой, и кое-где смыкались так плотно, что из-за них не было видно земли.

Круглов хотел было подойти ближе, достал уже фотоаппарат, но Кротов поймал ученого за руку.

— Не советую.

— Почему? — удивился Юрий.

— Не надо. Дурное у меня предчувствие. Идем.

Юрий не стал спорить, отщелкал издалека несколько кадров, и экспедиция двинулась дальше. Дима припомнил, что про подобные чудо-грибы он слышал и раньше, причем еще задолго до Второго Взрыва, еще когда досужие тележурналисты прорывались в зараженную радиацией зону отчуждения и развлекали потом народ сенсационными материалами про исполинские грибы, гигантские дождевые черви и про телят и ягнят с двумя головами или шестью ногами.

А Зона вокруг жила своей, никому непостижимой и непонятной жизнью. Каркали вороны, кто-то хрустел сухими ветками, обходя вереницу вооруженных людей, не рискуя с ними связываться. Грозный запах оружейной смазки, пороха и опасной стали отпугивал не очень сильное и смелое зверье. Оно уходило прочь с пути, пряталось в чаще леса и оттуда злобно и испуганно глядело на пришельцев. Скорее всего, живность уже успела близко и на примере своей шкуры познакомиться с огнестрельным оружием, и повторно общаться уже не хотело. Избавляло себя от массы неприятностей. Люди, понятное дело, ничего не имели против такого расклада.

— Почти пришли, — остановился Кротов, вынимая из кармана карту. — Народ, приготовьтесь на всякий случай. Места здесь паршивые… Перекур десять минут.

Эдуард был рад остановке. Он не обладал очень уж развитым телом, и потому уже успел утомиться. Ученый с завистью смотрел на своих более крепких спутников, кто, похоже, даже и не запыхался. Некоторые, сняв маски респираторов, с удовольствием курили, майор, сверившись с картой, достал флягу и пил мелкими глотками. Эдик же встал возле корявого дерева, опершись рукой на ствол, и вытирал сочившийся из-под шлема пот. И как только военные в полном снаряжении умудряются еще и бегать? Тут-то вроде и шли не очень спеша, а вон как взмок. К ученому подошел Шухов, ободрительно похлопал по плечу затянутой в кожаную перчатку рукой.

Дата добавления: 2015-07-25