Часть первая. Земля мертвых 1 страница

Григорий Крячко

Суррогат мечты

S.T.A.L.K.E.R. (fan-fiction)

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЗЕМЛЯ МЕРТВЫХ

Низкое, давяще-серое небо над головой. Холодный, сырой ветер, не прекращающийся ни на минуту, постоянно налетающий порывами, или же тихо шепчущий на ухо что-то тревожное и тоскливое. Свинцовые тучи, готовые излиться ядовитым дождем. Отравленная, искалеченная, зараженная, кричащая немым воплем о своих страшных мучениях земля.

Зона.

Земной, рукотворный ад, воплощенных из бредового сознания пресытившихся технократией человеческих умов и рук. Вызов силам природы, которые, не выдержав насмешки над собой, еще раз доказали человеку, кто главней в игре на выживание.

Зона.

Место, где не бывает ярких, солнечных дней и тихих, ласковых, пронизанных светом звезд ночей. Где нет заливных лугов с сильной, яркой и сочной травой, где не найдешь могучих, похожих на добрых великанов деревьев. Где не встретишь веселых, радующихся любому прохожему человеку людей. Место, где смерть встала настолько близко от жизни, что подчас не поймешь уже, кто есть кто.

Зона.

Бесконечная загадка для ученых всего мира, в бессилии ломающих головы над загаданными природой ребусами, даже самый маленький и безобидный из которых в корне разрушает все человеческие представления о мироздании и незыблемых законах существования Вселенной.

Зона.

Казалось бы, здесь не может быть жизни. Но она есть. В ней постоянно бьются сотни и тысячи сердец, больших и маленьких, наполненных кровью или чем-то ее заменяющих, старых и молодых. Человеческих и далеко не похожих на них. Но их объединяет одно: стремление во что бы то ни стало выжить. Продолжить свое существование. А какой ценой — уже не так важно. В аду нет многообразия выбора.

Зона. Тихая и совсем неопасная для стороннего взгляда, как незаметен притаившийся на звериной тропе капкан со стальными, смертоносными челюстями.

А по Зоне шел человек.

Под тяжелыми кирзовыми сапогами хрустели метелки сухой и колючей полыни, обильно посыпая голенища серо-черной пылью так и не ставших хранилищами новых жизней семян. Бог его знает почему, но это огромное полынное поле впитало в себя, как губка, радиоактивные осадки и само стало напоминать теперь биологический могильник ядерных отходов. По крайней мере, дозиметр здесь заходился сухими щелчками, и доза излучения в несколько раз превышала предельно допустимую для любого нормального человека.

Лицо путника скрывала резиновая маска противогаза, поверх которой был еще накинут капюшон, тяжелый плащ-пыльник превращал фигуру в нелепо переваливающийся на ходу кокон, затянутые в кожаные перчатки-краги руки человек не прятал в карманах, чтобы не насыщать радиоактивной пылью тканевую подкладку плаща. За спиной человек нес пошитый из армейского брезента рюкзак, тощий, и потому мешком болтающийся за спиной. Через плечо путешественника стволами вниз висело двуствольное ружье-горизонталка двенадцатого калибра.

Хриплое, тяжелое дыхание со свистом вырывалось из снабженных клапанами щелей резиновой маски. Стекла противогаза изнутри чуть запотели. Видимо, человеку было жарко, но он не спешил и шел довольно медленно, сверля полынное поле пред собой внимательным, острым, как лезвия ножей взглядом. Видимо, он предполагал, что безобидное на первый взгляд заросшее сухой полынью поле хранит в себе смертельную опасность помимо повышенного радиоактивного фона.

Иногда человек подносил к стеклам противогаза маленький клочок бумажки, который держал в руке и пристально рассматривал его. На бумажке была грубо, карандашом нарисована карта места, где он шел. В некоторых местах виднелись заштрихованные области и пунктиром проведена кривая линия, видимо, обозначающая тропу. Почти точно по ней и двигался сейчас человек.

Слева и позади остался невысокий с плоской вершиной холм, на котором возвышался кривой, уродливым винтом скрученный ствол неведомо какого дерева. Листьев и ветвей на нем уже не осталось, и оттого ствол напоминал причудливый и страшный памятник-обелиск, который природа поставила самой себе. Между прочим, именно этот холм и был отмечен на карте в числе других мест, старательно огибая которые и шла пунктирная тропа.

На горизонте неровным частоколом виднелась опушка леса. Только странный это был лес… Деревья почти все стояли облетевшие, как осенью, хотя теперь стояла середина лета, причем можно было с почти полной уверенностью сказать — на этих деревьях уже пару лет, если не больше, не было листвы. И тем не менее они росли и жили непонятной разуму человека жизнью… Этакая неразрешимая загадка для ботаников всего мира. Но человек, бредущий по полю, явно не намеревался ломать над этим голову. Других забот хватало.

Где-то далеко-далеко раздалось несколько выстрелов. Человек замер, однако не протянул руку к висящему на плече оружию. Постоял несколько секунд, напряженно вслушиваясь, и пошел дальше. В Зоне часто слышна стрельба. Здесь постоянно сражаются за жизнь. И так же постоянно ее теряют. Человека немного насторожило то, что выстрелы доносились с той стороны, куда он держал путь, но ничего страшного. Человек был ко всему прочему еще и немного фаталистом и придерживался правила: «Кому суждено сгореть — тот не утонет».

Под ногами негромко хрустнуло. Человек замер на месте, чуть отшагнул назад и присел на корточки, поворошил траву рукой. В ней лежали белые, как будто вытесанные из камня и потом отполированные кости. Явно не человеческие — слишком мелкие и тонкие. Но черепа не было видно, и не представлялось возможным определить по нему, кому именно принадлежали останки. Человек не был биологом и вообще ученым, и потому при всем желании не смог бы дознаться до тайны гибели неведомого существа. Но его радовал тот факт, что оно лежит уже мертвое в виде кучки костей, а не бросилось на него из засады.

Под резиной противогаза давно скопились большие капли пота, и человек буквально изнемогал от желания сорвать осточертевшую маску и утереть лицо рукавом плаща. Но не мог сделать этого по вполне понятным причинам. Приходилось тихо мучиться. Это было сравнимо с пыткой: настойчивый зуд и невозможность почесаться…

Путник, не сбавляя шагу, достал из кармана плаща небольшой плоский приборчик, похожий на школьный микрокалькулятор, и поднес к стеклянным глазницам противогаза. Дозиметр извещал, что самую опасную часть зараженного полынного поля уже удалось миновать, и фон по мере приближения к краю снижался. Скоро он станет вполне допустимым. Все равно, конечно, раза в два выше, чем положено человеческому организму от природы, но уже не так опасно. Дозиметр был старым, весьма примитивным, но оттого не менее действенным. По крайней мере, в нем не имелось кучи электронной начинки, которую гораздо проще и фатальнее сводили с ума царящие в Зоне неведомые силы. А значит, создатели приборов не могли защитить от них свои творения. Но примитивным техническим штучкам вроде этого дозиметра все было нипочем. Чем проще прибор — тем меньше шансов, что он сломается. Кстати, по этим же соображениям часы на левом запястье человека были механические, старые, с потертым от времени стеклом «командирские», которые работали и работали уже добрый десяток лет. И, в принципе, имели шансы надолго пережить своего хозяина. Как и многие вещи в Зоне.

Человек все время смотрел под ноги и шел не спеша, и потому вовремя заметил в траве ржавые, но все еще густые петли колючей проволоки. Там и сям виднелись рухнувшие от времени подгнившие столбы, на которых шпалерами и держалась когда-то «колючка». Наверное, лет двадцать назад, еще после Первой Аварии здесь уже тогда находилась площадь повышенного радиационного заражения, почему ликвидаторы аварии и поставили здесь заграждение, чтобы не забрел кто попало. Ну, а со временем дожди и время сделали свою работу, и теперь заграждение превратилось просто в ржавую, перепутанную, но довольно опасную ловушку для невнимательных посетителей поля.

Человек плохо знал этот район Зоны. Сам он здесь был давно, года два назад, и не один, а тащился замыкающим в колонне таких же как он авантюристов, и ему, как новичку, не было времени вертеть головой по сторонам и рассматривать многочисленные диковины. Остаться бы в живых, не проморгать какую-нибудь пакость и не заработать зуботычину от более старших и опытных — вот в чем был смысл его тогдашнего существования. Теперь человек давно уже ходил один и полагался только на себя. Работала старая и мудрая поговорка: «Хомо хомини люпус эст». Здесь эта истина проверялась, пожалуй, как нигде.

Перешагнув через ржавые витки «колючки», человек прошел еще шагов десять, убедился, что дозиметр успокоился и медленно откинул с обтянутой резиной маски головы капюшон плаща, а потом и вовсе снял противогаз. Прищурился, глядя на небо, несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, вентилируя легкие от насевшей внутри мокроты.

Лицо странника никто не назвал бы красивым. Довольно молодое — лет тридцать пять, самое большее — его справа уродовал длинный и плохо заживший шрам, тянущийся от виска к подбородку, в районе скулы еще и ветвился, едва не задевая глаз. Края раны в свое время, видимо, так и не удосужились зашить, и плоть срослась как попало, отчего правый уголок рта так навсегда и остался опущенным книзу, а глаз сощуренным, отчего выражение лица было постоянно оценивающе-угрюмым. В темных, коротко стриженых волосах серебрилось несколько густых и широких прядей седины. К тому же человек явно нечасто уделял своей внешности должное внимание — недельной свежести щетина топорщилась колючей щеткой.

Человек медленно расстегнул пуговицы плаща и достал притороченную к поясу плоскую армейскую флягу, отвинтил пробку, глотнул. Пить хотелось невероятно, но человек знал — если выдуть всю воду сейчас, то потом придется маяться вдвойне. Ту влагу, которая встречается здесь, не то, что пить — прикасаться к ней крайне опасно для здоровья и жизни вообще. Значит, придется терпеть.

Мертвый лес встретил человека напряженным молчанием и полумраком сплетающихся над головой голых уродливых ветвей. Тропинок и дорог тут не было, разве что примерно в километре южнее шло старое, разбитое шоссе, по которому уже лет пять как никто не ездил. Человек слышал от более опытных ходоков, что соваться туда, соблазнившись проторенным путем, не следовало. Почему именно — человек не уточнял, но ясно, что зря такое говорить не будут. Спасибо за предостережение.

И все-таки люди очень редко, но ходили через лес. Пару раз человек натыкался на довольно свежие кострища. Мох еще не успел затянуть черные проплешины, виднелись кучи углей и смятые, как будто растоптанные каблуком пустые консервные банки. Интересно только, кто не побоялся остановиться на привал в этом страшном и пустом лесу? Странник шел медленно и почти бесшумно, очень внимательно глядя под ноги, чтобы под сапогом не хрустнула сухая ветка или не чавкнул напитанный влагой мох.

Идти ему было еще далеко. И, хоть и будучи довольно опытным ходоком, человек не мог со стопроцентной уверенностью сказать, как быстро он окажется у нужного места. Зона постоянно меняется. Это люди уже успели заметить по собственным наблюдениям и проверив их жизнями. Вроде бы почти безопасные и хорошо исхоженные места вдруг оказывались смертельными ловушками. И наоборот, открывались новые области, которые можно было обнаружить прежде лишь по плохого качества старым фотографиям аэрофотосъемки и советского издания картам.

Позавчера был Выброс. Сразу же после него Утюг, один из молодых ходоков отправился в самостоятельный рейд, известив только Патогеныча, своего более старшего приятеля. Прохор пытался отговаривать — куда там! Утюг где-то услышал, что после Выбросов всегда образуется что-то интересное, и ему как вожжа под хвост попала, не удержать. Патогеныч только и успел всучить ему небольшую радиостанцию среднего радиуса действия, чтобы сообщил хоть, куда дошел и что там есть. Вчера Утюг вышел-таки на связь и еле различимым из-за помех голосом сообщил, что вроде бы открылся проход на Коржино, деревню, ранее окруженную таким плотным слоем ловушек и «горячих пятен» радиации, что ходоки обходили бывший населенный пункт десятой дорогой. Потом Утюг исчез. На вызовы не отвечал, а идти искать юного самоубийцу охотников не имелось. Рассудительный Патогеныч отвечал на все вопросы: «если человек дурень, то дай Зоне возможность это исправить». Да вот только информация о доступной теперь деревне была очень ценной. Настолько, что требовалось ее срочно проверить.

Начал накрапывать мелкий, холодный дождь. Это даже дождем как таковым было назвать трудно — просто с неба летела мелкая водяная пыль. Причем довольно густая, иногда напоминающая туман. Только вот те, кто имели проблемы с легкими или насквозь прожженные курильщики при таком дождике заходились надрывным лающим кашлем, часто переходящим в харканье слизью и кровью, как туберкулезники. Немудрено. Если капли влаги попадали на губы или язык, на вкус они были горько-едкие или очень кислые. Неизвестно, что за отрава летела с небес, но обычная ткань или незащищенный металл в рекордно короткие сроки превращались в труху или ржавчину, а те из ходоков, кто не носил прорезиненного плаща с хорошим капюшоном лысели, и их кожу со временем начинали покрывать незаживающие язвы.

Человек, как только в воздухе запахло сыростью, накинул капюшон, отчего его лицо почти полностью скрылось в его тени. И хорошо. Он не любил, чтобы незнакомые глаза увидели и запомнили его внешность. Тем паче, что шрам делал ее более чем примечательной. Хотя мало кто из ходоков не был отмечен тем или иным «подарком» на внешности. Этакая пожизненная память о Зоне, даже если кто-то находил в себе силы уйти от нее и сбежать подальше от проклятой земли.

Вдруг человек замер, как вкопанный, потом быстро, как тень, опустился на корточки. Ружье моментально оказалось на боевом взводе, причем совершенно бесшумно, а стволы уставились зияющими дулами в сторону лесной чащи. Там что-то двигалось…

Что это было — никто не мог сказать. Просто какая-то тень шевельнулась там, остановилась, двинулась еще на метр. Было очень плохо видно из-за стволов деревьев, но это было непонятное создание, приземистое, как будто пришел в движение невысокий холмик. Человек следил за существом взглядом и стволами оружия. Но тревога в итоге оказалась ложной. Непонятная тень (или что это было такое) неспешно и совершенно беззвучно удалилась куда-то в глубину чащи, не потревожив при этом ни веточки. Словно земля вспучилась и плавно перетекла с места на место.

Все давно уже закончилось, но человек продолжал сидеть на корточках с ружьем наготове и ждал. Он не испытывал страха, но звериное и до предела обостренное каждодневной игрой в выживание чутье подсказывало ему ни при каких обстоятельствах не спешить и быть максимально осторожным. Зона — это именно то место, где человек уже далеко не хозяин, а просто маленькая и совершенно незначительная деталька в работе исполинского псевдобиологического механизма жизни-нежити. И совсем уже не царем и повелителем он тут был! Властелин природы не прячется от совершенно непонятной угрозы и не сидит по двадцать минут с оружием наготове при первом же подозрительном движении. И уж подавно не гибнет на каждом шагу!

Человек вышел на опушку мертвого леса. Дождь прекратился так же внезапно, как и начался. Промозглый холод забирался под свитер, шарил там ледяными лапами, и вкупе с неизбежным внутренним напряжением заставлял кожу покрываться мурашками.

За лесом, после довольно глубоких оврагов с крутыми глинистыми склонами снова начиналось поле. Только когда-то его пахали и засевали чем-то культурно-зерновым. Теперь же пространство превратилось в ровную пустошь, густо заросшую высокой — по колено — травой и редкими клочьями кустарника. Дозиметр молчал. Но человек не снижал осторожности. Здесь вполне могли быть ловушки, среди травы можно заметить только некоторые из них, а приборов, способных их засечь у науки (а соответственно, и у ходоков) не имелось. Люди вообще знали о Зоне предельно мало. Изучению обычными методами, разработанными человечеством, она не поддавалась, а новые разработать пока не успели. Досужие ученые все время пытались забраться за Периметр. Им это удавалось, когда с благоволения напуганных военных, когда без него. Да вот только возвращались хорошо если две экспедиции из десятка. Да и то не в полном составе. Зона любила показать зубы. Со времен Второго Взрыва прошло всего несколько месяцев, а человечество уже сделало Зону чуть ли не местом религиозного культа для ученых, авантюристов и фанатиков всех мастей.

И до Второго Взрыва здесь хватало чудес, но все они были более или менее объяснимы и предсказуемы. Ну да, повышенная радиоактивность. Ну, военные патрули, стреляющие без предупреждения во все, что только похоже на человека. Или агрессивная шпана ранга местных бандитов. И посещение этих мест приравнивалось к преступлению, за которое можно было и загреметь на нары. А теперь, после катастрофы, началось черт знает что. И все, совершенно все стало иным, неподвластным человеческому пониманию. Раньше ходоки промышляли тем, что таскали из зоны отчуждения вкруг заброшенной Чернобыльской АЭС и Саркофага куски титана или цветных металлов, собирали брошенное армейцами двадцать лет назад и более или менее уцелевшее и подрастерявшее радиоактивность оружие, свинчивали полезные запчасти с оставленной в зоне техники ликвидаторов Первой Аварии. Теперь профиль их занятий сменился, когда зона превратилась в Зону. Кому война, а кому и мать родна. Так же и тут. Раньше ходоки, или как их еще называли, «несуны» волокли из запретной зоны самое разное барахло, оставленное пару десятков лет назад. После Второго же Взрыва, когда из лопнувшего по швам Саркофага полезло такое, что невозможно описать словами, ходоки превратились в первоисследователей новоявленной Зоны и собирателями того, и чего впоследствии можно было извлечь выгоду.

…Прямо впереди виднелась небольшая ловушка. Вернее, ловушкой ее мог назвать (а равно как и стать ее добычей) только тот, кто совсем не имеет понятия об осторожности или не смотрит под ноги.

Ученые называли эту непонятную штуку Областью повышенной гравитации, или гравиконцентратом. Никто не мог до сих пор понять, что за силы здесь действовали и каким законам они были подчинены, но в таких местах сила тяжести неожиданно возрастала в сотни и тысячи раз, и любой попавший туда предмет вдруг начинал весить во много-много раз больше, чем обычно. Камешки или гайки с матерчатыми ленточками, которыми ходоки прокидывали себе безопасный путь моментально, с глухим чмоканьем вонзались вертикально вниз в почву или глину, едва только пересекали границу гравиконцентрата, смотря где облюбовала себе место ловушка. Ну а живые организмы буквально расплющивало в блин не толще миллиметра, или, если повезло, просто припечатывали к земле руку или ногу. Ловушка действовала исключительно локально. У нее был свой рубеж, за которым вроде бы все нормально, а дальше, внутри «порочного круга» уже сидела смерть.

Зато и обнаруживалась эта пакостная шутка природы легко и просто: внутри нее, разумеется, не росла трава и вообще не было ничего живого, а почва или даже бетон проседали на десяток сантиметров, четко и ясно обозначая границы ловушки. Ходоки-новички развлекались пулянием в концентрат мелких предметов. Вид буквально пробивающих землю или рассыпающихся в песок на бетоне кусочков камня почему-то приводил людей в неописуемый восторг.

Справа виднелись развалины заброшенного еще во времена Первой Аварии колхоза. Человек помнил этот колхоз. Когда ему было около восьми лет, его мать работала здесь. Потом — вынужденная эмиграция, их семья, по сути, стала беженцами, как и тысячи других людей, срочно перебрались в Город. А теперь… С возвращением! Только вот знакомые с детства места стали неузнаваемыми, чужими, дышащими опасностью и смертью.

Человек провел рукой по лицу, на мгновение закрыл глаза и потряс головой. Немедленно успокоиться! Что это за ностальгия? Совсем с ума сошел? Жить надоело? Потом нагрустишься, если будет желание. Сейчас же выбросить все мысли из мозгов.

И тут же, как подтверждение, из развалин теплиц и строений колхоза раздался пронзительный, заунывный вой. Долгий, протяжный, переходящий в почти человеческий стон. Потом — только лишь отдаленно похожий на собачий лай и рычание. Человек поднес ладонь к глазам. Мать вашу! Накликал. К нему, высоко подпрыгивая в густой траве, неслись два силуэта, напоминающие крупных собак. Человек рывком распахнул плащ, не обращая внимание на несколько вырванных с мясом пуговиц, обнажая пересекающий по диагонали грудь поверх толстого свитера патронташ. Бежать было поздно. Твари заметили его, а у них просто поразительное чутье и слух. Да и куда бежать? Обратно в лес? И карабкаться по голому, как телеграфный столб, стволу дерева, без надежды зацепиться хоть за какой-нибудь сучок?

Сам того не желая, человек потревожил отдыхавшую в дневное время чету тварей — самца и самку. Они облюбовали это место недавно, выбрали его, чтобы устроить логово подальше от людей, и тут один из них сам явился навстречу. Чужака следовало немедленно уничтожить, и не ради пропитания. В первую очередь — для защиты будущего потомства. Своими развитыми далеко не по-собачьи мозгами создания понимали, что один человек приведет еще многих, и еще нерожденной стае придется погибнуть вместе с родителями. Предками тварей были обыкновенные деревенские барбосы, дворовые Бобики и Жучки, лающие из-под сельских ворот на прохожих и виляющие хвостом хозяину с миской еды в руках. От них создания унаследовали отсутствие страха перед людьми, которым так преданно служили их пращуры, и понимание почти всех человеческих поступков. Однако теперь роли изменились. Бывшие рабы сами стали прежним хозяевам смертельно опасными врагами. А Зона сама подправила, подкорректировала их для этого, дала более мощные челюсти, толстую шкуру, добавила быстроты движения, плодовитости и агрессивности.

Самец несся прямо не пришельца, вызывая его на лобовую атаку. Он не понимал, что за странная металлическая палка у него в руках, твари еще не познакомились с огнестрельным оружием. А самка забирала на бегу левее, норовя ударить сбоку. Человек видел это. Все решали секунды. Ему и раньше приходилось отстреливать уродливых чудовищ, но тогда он был не один, и приходилось нападать первыми, зачищая логово тварей. Теперь же он сам стал жертвой охоты. Против него были две собаки-нежити. А в стволах его ружья заряжены два патрона с крупной картечью, пересыпанной толченым в пыль стеклом и порошком красного перца. Человек знал о невероятной живучести тварей Зоны, но нервная система у них почти всегда работала исправно. Это простую пулю, пробившую плоть, создание может и не заметить, а вот если в нее, помимо пригоршни дроби или картечи вонзится еще что-то невероятно жгучее, пылающее в ране огнем и разъедающее ее, тогда есть шанс, что атакующему мутанту будет уже не до опасной жертвы. Только вот свалить чудовище одним выстрелом очень и очень непросто. Во-первых, надо еще как минимум попасть в верткое, быстрое и ловкое тело.

Это обычная собака после заряда простой дроби будет кататься по траве, заливая ее кровью и завывая предсмертным воем. Твари Зоны не такие. Живучие до безобразия, невероятно агрессивные, сильные и обладающие потрясающей способностью к залечиванию вроде бы даже гибельных ран. Стоит только отползти в укромное местечко и буквально сутки отлежаться — и тело снова как новенькое. Собаки-мутанты были тому ярким примером. Человек своими глазами видел такое создание с оторванными задними лапами. Монстр приспособился неплохо передвигаться на сильных передних, опираясь на них и таща тело следом, будто омерзительный тюлень. И при этом еще умудрялся охотиться и как-то выживать…

Самец прыгнул. Тело распрямилось пружиной, взвилось в воздух и понеслось прямо на стоящего человека. Тварь уже не рычала и не выла — оскаленная пасть приготовилась вцепиться в добычу. «Здоровый, сволочь, — машинально подумал человек, — крупнее любой овчарки». А стволы ружья уже чуть поднялись вверх, и палец спустил курок. Раздался оглушительный выстрел. Голова чудовища взорвалась изнутри, брызнув во все стороны отвратительным месивом, но тело, хоть и уже мертвое, по инерции неслось по воздуху вперед и снесло бы человека, как таран, не отпрянь он в сторону. Туша собаки-нежити упала на землю и замолотила лапами в отчаянных конвульсиях. Удивительно — головной мозг разлетелся по доброй паре квадратных метров, но мышцы как будто жили своей собственной, независимой ни о чего прочего жизнью.

В этот же момент атаковала самка. У человека не было бы никаких шансов, напади твари одновременно, но самец сам все испортил. В своей кровожадности он поспешил добраться до жертвы первым и сбил неожиданность двойного нападения. Путник легко увернулся от прыгнувшей на него самки, отступил на шаг, снова вскинул ружье и вогнал заряд картечи в бок чудовища. Собака упала на землю, тут же вскочила снова, но прыгнуть не смогла. Из бока торчали куски изувеченной, разодранной плоти, капала черная кровь и уже начинали вываливаться кольца внутренностей. Тварь шаталась на подгибающихся лапах и уже не спешила бросаться в атаку. Хищный рев сменился пронзительным визгом. Чудовище явно больше и не помышляло о бое.

Но человек не собирался оставлять создание, пусть временно и неопасное живым. Он быстро перезарядил ружье и выстрелом добил тварь. Ему повезло: его атаковали только два существа. Будь их тут стая в десяток штук — пиши пропало. Парочку он, может быть, и застрелил бы, но остальные разорвали его на части. Скорее всего, еще живого. Так в свое время погибли Сухарь, Винт, Бычок… И, скорее всего, много еще тех ходоков, кого человек просто не знал.

Трупы собак отвратительно воняли. Человек повесил еще курящееся пороховым дымом ружье на плечо, подобрал с земли и сунул в карман стреляные гильзы — пригодятся потом на перезарядку, потом подошел к телам, прикидывая, что можно взять с них полезного. Выходило, что ровным счетом ничего. Уж больно гадко выглядели и пахли трупы.

Самец, хоть и обезглавленный, до последнего рвал землю передними лапами, будто зарываясь в нее. По виду твари можно еще было определить, что в его роду был доберман-пинчер и овчарка. Остальное переделала Зона. А по самке вообще было сложно что-либо сказать. Ее шкура почти облысела, в нескольких местах виднелись полузажившие шрамы и язвы. Морда сплюснутая как будто ударом спереди, клыки в оскаленной пасти торчат в разные стороны, один глаз уродливо вытаращен из глазницы, а второй наоборот почти полностью скрыт в толстых морщинах вздувшегося века. Ушей почти нет, остатки шерсти жесткие, как пластмассовая щетка. А вот хвосты созданий на удивление пышные, длинные, как будто приставленные к телам от совершенно других животных.

Человек почесал затылок, хмыкнул. Промелькнула было идея — а не отхватить ли ножом эти хвосты и не припрятать в рюкзак на всякий случай, в качестве сувенира для какого-нибудь деятеля, авось да купят, но раздумал. Уж больно тошнотворную вонь распространяли тела тварей. Идти и благоухать так на всю округу явно было плохой задумкой.

Человек подумал еще минуту и решительно зашагал к развалинам колхоза, туда, откуда прибежали существа…

…Здесь деревья уже были нормальными. Самый обыкновенный тополь. Большой, раскидистый. Редкая листва шелестела на сыром ветру. Человек прекрасно помнил это дерево. Раньше мимо него шла дорога, ведущая на центральную улицу колхоза. Теперь все переменилось. Все же он сам очень давно не бывал здесь.

Человек сидел на корточках, чтобы не очень вырисовываться на фоне поля, оставшегося за спиной. Скорее всего, тварей здесь больше нет, иначе давно бы уже вылетели навстречу. Но подстраховаться не мешает. Следовало бы вообще пройти мимо этих развалин, но человек все же решил разыскать логово собак. Дело в том, что у существ мог быть приплод. А это значило, что буквально через месяц щенки станут уже почти взрослыми и очень опасными тварями. Стоило позаботиться об этом. Человек не был гуманистом, и уничтожение детенышей собак-нежитей всего лишь спасало его лично и других ходоков, подобных ему, от крупных неприятностей впоследствии.

Дома, особенно деревянные, не стоят долго без людей. А в Зоне и подавно. Колхоз бросили давно, и поэтому от самих жилищ тут уже мало что осталось. Человек медленно шел по бывшей центральной улице бывшего колхоза. Заборы давно уже покосились и почернели, доски отрухлявели настолько, что вряд ли выдержали бы простой пинок ноги. Сами дома выглядели не лучше. Они осели, крыши сгорбились и провалились, стены раздались вкривь и вкось, как будто погрузились под землю. От когда-то плотно наезженной и засыпанной булыжником дороги сейчас осталась едва заметная колея. Трава и мох плотно затянули все следы пребывания здесь людей. Под сапогами бредущего человека волго чавкала сырая почва и тревожно шелестели пожухлые на кончиках метелки травы. Поперек дороги лежал рухнувший столб линии электропередачи. Когда-то прочное бревно теперь напоминало рыхлую губку. Еще один столб криво торчал неподалеку. Провода с него давно уже оборвало разнообразными катаклизмами, и только клочья свисали, а перекладина с остатками изоляторов на ней придавали столбу сходство с сюрреалистическим крестом. Голгофа человечества…

Улица круто сворачивала к высящейся над руинами кирпичной водонапорной башне. Никаких окон в ней, конечно, уже давно не осталось, а черные провалы угрюмо щерились кусками выбитого стекла. К ней вели тропки собачьих следов. Человек шел точно по ним — животные возвращались домой одним и тем же путем и со временем натоптали вполне заметную дорожку. Тем более чем ближе, тем сильнее начинало пахнуть тухлятиной, псиной и прелостью. Человек остановился, прислушался. Тихо. Странно, но, судя по всему, в логове не было щенков, иначе бы они скулили и взлаивали, оставшись без родителей. Ходок на всякий случай вложил в один ствол патрон с мелкой утиной дробью.

Дата добавления: 2015-07-25