Интервью Иммиграционной службе США

Мы подали петицию в Иммиграционную службу, чтобы Раджниш оставался в Соединенных Штатах Америки, как религиозный лидер. Иммиграционная служба сделала заявление, в котором говорится, что Раджниш мошенник, он въехал в страну как турист, а намерение у него было — иммиграция, и что он не может быть религиозным лидером, если он молчит, он отвечает за то, что его саньяси­ны женятся и выходят замуж, с целью получить вид на жительство, вместе с грин картой.

Я не собирался жить в Америке долго. Они дали мне визу на несколько месяцев в качестве туриста, потом я обратился еще и попросил продлить туристическую визу, я не собирался оставаться в Америке дольше этого. Но постепенно община росла, мое здоровье улучшалось, и тогда мои люди начали уговаривать меня: «Ес­ли ваше здоровье здесь лучше, чему беспокоиться о чем-либо еще?» И это вполне нормально, я соответствовал всем условиям для того, чтобы мне дали постоянный вид на жительство. И я обратился с просьбой выдать мне постоянный вид на жи­тельство.

Я не обманщик, они выставили меня в таком свете в суде, я меня не было раньше намерения оставаться в Америке, когда я туда въезжал. Я мог бы обратиться сразу с этой просьбой. Так что это вполне нормально. Как человек религиозный, как че­ловек, который путешествовал по всему миру, меня можно было бы отнести к ка­тегории философа, и оставить. Мне не нужно было просить туристическую визу, но я никогда не думал о том, чтобы оставаться здесь.

И я снова обратился с просьбой продлить мне туристическую визу во второй раз, когда закончился срок первой туристической визы. Вопрос о том, чтобы оставаться в Америке постоянно, не стоял. Иначе я бы попросил постоянный вид на житель­ство. И во время этого второго срока пребывания в Америке я изменил свои наме­рения. Теперь никто не имеет права говорить, что я совершил преступление, когда изменил свои намерения. Через полтора года, у меня все это время тут было хоро­шее здоровье, у меня появились полные права изменить настроение. Вы можете отказать мне, но не должны обвинять меня преступлении.

В октябре Раджниш дает интервью Иммиграционной службе в Портланде.

Служащий Иммиграционной Службы спрашивает у Раджниша:

— Мне кажется это ваша точная цитата, вы высказались так в тысяча девятьсот семьдесят девятом году: «Книга книг. Этот ашрам только маленькая площадка. Я экспериментирую. Новая община будет больше. Десять тысяч саньясинов будут жить вместе единым целым, как одно бытие. Никто не будет иметь собственности в нем, все будут пользоваться имуществом совместно, наслаждаться совместно. Все будут жить в комфорте, богато, насколько только можно себе представить, но никто не будет владеть личной собственностью». Это ваши слова?»

— У нас уже появились такие общины во всем мире. У нас есть такие общины: две в Италии, одна в Сицилии, одна в Англии, две в Голландии, две в Германии, одна во Франции, одна в Японии, одна в Индии, одна в Непале и много в других стра­нах.

— Вы считаете эти общины одной общиной?

— Нет, это отдельные общины.

— В Раджнишпураме община именно такая, о каких вы говорили тогда?

— Это община Американская.

— А у вас есть устав, в котором говорилось бы о собственности?

— Нет.

— И вы не планировали покупать собственность?

— Нет, об этом я ничего не знаю.

— Вы не можете ничего сказать о строительстве Раджнишпурама?

— Нет (Раджниш молчит).

— Хорошо, считаете ли вы себя религиозным учителем?

— Мне придется объяснить вам это.

В Индии у нас есть пять видов учителей. Первая категория — это ариханта, учи­тель и мастер. Мастер — это значит, он осознал то, о чем говорит. Например, Иису­са можно назвать арихантой, потому что все, о чем он говорил, было его реализа­цией. Он говорит: «Это мои слова!» Вторая категория сиддха. Сиддха — только мастер. Он осознал, но он не может этого передать. Он не может сказать, что он осознал, он в каком-то смысле немой. На свете было много святых, которые не го­ворили, потому что они не могли облечь высшее в слова. Они также назывались Буддами, учителями.

Третья категория — ачарья. Ачарьями называли тех, кто только учил, но кто не был мастером. Они знали точно о чем говорили, но они не ссылались на свой авторитет. К ним можно отнести Папу Римского. Папа — ачарья, он говорит от имени Библии, а не от себя.

Четвертая категория — убадхья — тот, кто даже не уверен в том, что говорит. Час­тично он прав. Успенский написал книгу о Гурджиеве: «В поисках чудесного». Она еще называется: «Части непознанного учения». Он истинен, когда пишет об этом — только частичное учение, потому что Успенский смог понять его только частично, а частями он его не смог понять. И его тоже зовут учителем.

Пятая категория — это садху. Садху — это тот, кто ничего не достиг, и кто пытает­ся искренне достигнуть. Он может быть всего на один шаг впереди вас, но может вас учить. Он не может ни на что претендовать, он не может говорить точно, что это так.

Английский язык беден в этом смысле. В нем есть только два слова для учителей, особенно в религиозном смысле, но так и должно быть. Восточные языки бедны научными терминами, с нашей точки зрения наука относится к низшей категории.

— Куда вы можете отнести себя в этом списке пяти категорий?

— Я ариханта. Вы можете назвать меня суперучителем, потому что я говорю от се­бя, мне не нужно опираться на Иисуса, на Будду, на Кришну. То, что я говорю, я постиг на собственном опыте. Если бы я не знал этого, я не стал бы говорить.

— Хорошо, но как долго продлиться ваше безмолвие?

— Я буду продолжать.

— Хорошо, но до каких пор?

— Пока я не почувствую снова желания говорить. Я говорил уже столько, что мне кажется, я говорил со стенами. Это бесполезно.

— Так вы не можете сказать мне точную дату в будущем, когда вы начнете снова говорить?

— Я не могу ничего сказать даже до завтра.

— Был ли этап молчания, в каком-то смысле связан с вашим здоровьем?

— Нет, никоим образом. Я говорил об этом многие годы, что однажды, придет та­кой день, когда я перестану говорить, и буду общаться только на уровне тишины.

— Когда вы читали последний раз вашу лекцию?

— Вы упоминали эту дату.

— Хорошо, все, что я знаю, сообщалось о том, что вы перестанете говорить перво­го мая.

— Это был, должно быть, последний день, когда я говорил.

— С кем в таком случае вы общаетесь во время этого безмолвия, кроме вех со­бравшихся здесь?

— Сложно ответить, мало интеллекта и больше сердца...

— Мне бы хотелось узнать, с кем вы беседуете?

— Я ни с кем не беседую. Я просто сижу тихо и молюсь.

— Хорошо, но говорите ли вы хоть с кем-то во время вашего периода молчания?

— Ни с кем, но это молитвенное состояние заразительно.

— Вы говорите с Шилой?

— С Шилой я говорю каждый день. Это другой вопрос.

— Хорошо, вот что меня интересовало, с кем вы говорите вслух во время периода молчания?

— Только с Шилой, потому что она приносит мне известия, и что она не может решить, я ищу ответ и решаю, отвечаю ей. Ей приходится спрашивать у меня.

— В таком случае она — единственная, с кем вы говорите?

— Да.

— Вы понимаете, что много саньясинов в последнее время женились здесь в Оре­гоне?

— Я слышал.

— Вы поддерживаете эти браки?

— Нет, я не поддерживаю, и не мешаю. Это их дело, если они хотят выйти замуж или жениться, это полностью их дело...

— С вашей точки зрения, должны ли они выходить замуж или жениться с расчетом на то, что это на всю жизнь?

— Нет, я не считаю, что может быть что-то вечное в этом мире. Только лицемерие и нечто поддельное может быть на всю жизнь.

— Да, я понимаю, что в жизни каждого человека все меняется.

— Каждый меняется и все меняется. Сегодня одно, а завтра другое, нам кажется, что мы будем всю жизнь вместе, а завтра все может измениться.

— Но не должно ли быть преданности и клятв верности тогда, когда брак только начинается, в самом начале?

— Нет, я не считаю, что нужно давать клятву в верности, потому что клятвы выли­ваются в будущее рабство, а это разрушительные узы. Вы можете быть преданны­ми только в настоящее мгновение. И мы можем говорить только о настоящем мгновении, мы не можем загадывать наперед. Что принесет нам завтра, кто знает? Поэтому с моей точки зрения брак — это только рабочий союз. Если он сложился благоприятно, прекрасно, если он действует всю жизнь — прекрасно. Если он не действует, скажите ему до-свидания. Мне не кажется, что это нечто святое. Это просто институт, и рабочий союз, не стоит больше ни о чем беспокоиться. Кроме того за каждым браком стоит развод. Вы либо должны однажды стать лицемера­ми, улыбаться и говорить: дорогой, но не чувствовать этого в душе. Общество начнет вас осуждать, если вы разведетесь. Но брак несет в себе развод. Если вы не хотите разводиться, брак должен исчезнуть. Это должен быть рабочий союз, со­вместная практика. Два человека, которые хотят жить вместе, в совершенстве.

В декабре Иммиграционная служба отказала Раджнишу в возможности ос­таться в стране в качестве религиозного лидера. Были сделаны обращения еще по четырем другим категориям.

Ашрам

Тем временем, Шила провозгласила религию раджнишизма и опубликовала кни­гу: «Раджнишизм». Она составила эту книгу из ранних бесед Раджниша. Была основана Академия Раднишизма, как духовная организация.

Когда я говорил в Иммиграционной службой, я настаивал на том, что мне хоте­лось бы назвать мою философию религиозностью, но они сказали мне: «Это трудно, потому что у нас нет такой категории». Вы можете относится только к определен­ным религиозным категориям. У нас нет никаких категорий для вашей религиоз­ности».

Я объяснил им, что есть отличие. Религия — это определенная догма, определен­ная система верований, а религиозность — это свойство, типа любви. Это не орга­низованная система. В ней нет священников, нет института священничества. Это восстание против всего, что уничтожает человеческий разум.

Но они сказали мне: «Мы не можем принять ваше обращение, до тех пор. Пока вы не будете пользоваться словом: религия».

И тогда я сказал, чтобы просто умилостивить их: «Хорошо. Я использую слово религия просто ради того, чтобы соответствовать вашим глупым категориям». Вот почему нам пришлось использовать это слово.

Но за эти три с половиной года молчания, Шила умудрилась сделать ее модной, более организованной и иерархичной.

Во время редких интервью по телевизору Раджниша как-то спросили: «Каково ваше видение будущего Раджнишизма?»

Раджнишизм — это не религия, как христианство, индуизм, мусульманство, буд­дизм и так далее. Имя это не должно быть неправильно понято. Оно просто пока­зывает нищету нашего языка, если быть точным, Раджнишизм — это только рели­гия без религии.

Другими словами это определенная религиозность, а не догма, культ или верова­ние это лишь качество любви, тишины, медитации и молитвенности. И поэтому она никогда не может закончиться.

Она не начинается с меня. Она всегда существовала, и всегда будет существовать. Это сама природа человеческой эволюции, культуры сознания.

Будда, Иисус, Кришна — не что иное, как выражение этого духа, но в те дни было невозможно проявить религию должны образом. Потому что Иисус не знал ничего о Будде, а будда не знал ничего о Лао-Цзы, Кришна также не знал ничего о Лао-Цзы и т.д.

Я путешествовал по всем путям, и смотрел на истину через все окна. И все ска­занное мной будет вечно, потому что больше нельзя ничего добавить к этому.

Будда не был уверен в своей религии. Он говорил, что его религия продлится пять тысяч лет, и то лишь в том случае, если он не допустит в нее женщин, а когда женщина вошли в его общину, он сказал: «Теперь моя религия продлится только пятьсот лет».

Все эти люди говорили о разных сторонах одной и той же истины, и их ученики поняли ее как полную истину. Я же говорю о полной истине, и поэтому будущее моей религии не определено. Все другие религии исчезнут в ней, как все реки ис­чезают в океане.

Дата добавления: 2015-07-25