Глава II больная собака

На перроне воронежского вокзала, как и в прошлый приезд, московских гос­тей встречали Катька и ее мама, Алек­сандра Юрьевна. Поцеловав Ромку с Лешкой и об­няв Валерию Михайловну, Катькина мать, улыб­нувшись, сказала кому-то «здравствуйте».

Проследив за ее взглядом, Ромка заметил их со­седа по купе.

Вы, что ли, знакомы с Алексеем Борисови­чем? — удивился он.

Мы с ним в одном университете работаем и довольно часто встречаемся, — объяснила Алек­сандра Юрьевна.

Катька с Лешкой внимательно оглядели друг друга. Лешка сочла, что ее подружка со времени их осеннего визита в Воронеж ничуть не измени­лась: все та же задорная улыбка, короткий вздер­нутый носик, длинные каштановые волосы и гус­тые ресницы. А Катька вдруг заявила:

Мне кажется, что ты повзрослела. Во всяком случае, изменилась.

«Еще бы», — подумала Лешка. За последнее время у них с Ромкой было столько событий, сколь­ко не насчитаешь за всю их предыдущую жизнь. Поневоле изменишься, преобразишься, повзросле­ешь. Она снисходительно взглянула на Катьку и согласилась: — Наверное.

А Катька снова оглядела ее с головы до ног:

А вообще-то ты ничего. Только как тебя те­перь называть? По-прежнему Лешкой, или ты, на­конец, Олей стала?

Лешка качнула головой. Видимо, прозвище, которое дал ей брат, едва научившись произносить самые первые слова, прилипло к ней навсегда. Ма­ленький Ромка не мог выговорить «Олюшка», как называли его малюсенькую сестру мама с папой, и говорил просто и коротко: «Лешка». А взрослые, а потом и все знакомые, стали его копировать, и про­должают это делать до сих пор. Впрочем, она и сама привыкла к этому имени, и когда кто-нибудь называл ее Олей, а тем более Ольгой, порой не сразу понимала, к кому это он обращается.

По-прежнему, — вздохнула она и ласково улыбнулась своей подружке. А Катька перевела взгляд на Ромку и порывисто, без всякого стесне­ния, как и в прошлый раз, вдруг бросилась на него и обняла обеими руками. Ромка, конфузливо про­бормотав «привет, привет», тут же от нее отстра­нился. И тогда Катька стала обнимать Лешку. В от­личие от брата, Лешка ответила ей тем же и, нако­нец, дав волю своим чувствам, прошептала:

Ты и не представляешь, как я по тебе соску­чилась!

Я тоже, очень-очень, — заявила Катька. — Мне так много надо тебе рассказать.

А мне еще больше!

Давайте поедем на троллейбусе? — предло­жила Александра Юрьевна. — Здесь хоть и рядом, а с вещами идти все-таки тяжеловато.

Ромка с Лешкой кивнули со знанием дела. Они еще в прошлый раз отлично изучили почти все центральные улицы этого старинного российского города и остановки транспорта, а также все пути-дорожки и даже дырки в заборах, ведущие к Кать-киному дому. Подхватив свои сумки и опережая мам, они отправились к троллейбусной остановке.

Ну, и как вы там, в своей Москве, живете? — спросила Катька, когда они с Лешкой устроились на сиденье троллейбуса, а Ромка встал возле них. — Когда уезжали, обещали мне писать, часто зво­нить, а сами... Вы мне хоть скажите, были у вас с тех пор какие-нибудь новые расследования?

Ты даже не поверишь, сколько! — тотчас же загорелся Ромка. — Сейчас я посчитаю. — Он за­шевелил губами и стал загибать пальцы, — одно, два, три...

Однако Лешка не стала дожидаться конца его подсчетов, ее огромные голубые глаза засверкали, и она, опережая брата, воскликнула:

Ой, Катюшка, ты и не представляешь, сколько мы всего раскопали после наших общих приключений в твоем Воронеже. Мы и фальшиво­монетчиков разоблачили, и гнездо наркоманов раз­рушили, с «летающими тарелками» и со всякими «пришельцами» разобрались, Брюсову чарку на­шли, ну, того, который соратником Петра Первого был.^[1] Целых каникул не хватит, чтобы тебе обо всем этом рассказать.

А на сколько дней вы к нам приехали? — спросила Катька, словно опасаясь, что и впрямь ей не хватит времени на то, чтобы услышать все их, несомненно, увлекательные рассказы, да еще и по­ведать Лешке о своей жизни.

На пять всего. Мама говорит, что у нее в ее редакции слишком много работы и она не может задерживаться, — с огорчением произнесла Лешка и пожаловалась: — У нее всегда много работы, а нам с Ромкой неизвестно за что приходится стра­дать.

Когда их троллейбус следовал по проспекту Ре­волюции, центральной магистрали города, Ромка с Лешкой вдруг увидели своего недавнего попутчика, Алексея Борисовича, который сворачивал к стоя­щему в глубине проспекта старинного вида высо­кому четырехэтажному зданию из красного кир­пича. Перед зданием примостился небольшой скве­рик с высокими деревьями и огромной полукруглой скамейкой с живой изгородью из дикого виногра­да. Сейчас изгородь была голой, без листьев, а в скверике кое-где лежали клочья грязного снега. Но легко было себе представить густую зеленую крону, превращающую скамью в уютную беседку, которая, несомненно, никогда не пустовала летом.

Куда это он, интересно, идет? — указывая на Алексея Борисовича, спросил Ромка. — Сколько раз я этот дом в прошлом году видел, а как-то ни разу не спросил, что в нем находится.

Это наш университет, — пояснила Катька.

Разве твоя мама здесь работает? —• удиви­лась Лешка.

Не здесь. Это только одно из его зданий, не основное. В ВГУ много корпусов, я даже сразу не могу сосчитать, сколько. В центре города их три, в Северном районе еще несколько. А это здание ког­да-то давно, когда меня еще и на свете не было, самым главным считалось. До тех пор, пока не по­строили основной корпус, на площади, которая так и стала называться: Университетской. Там моя ма­ма и сидит.

Мам! — крикнула Катька на весь троллей­бус, ткнув пальцем в сторону университета. — Как ты думаешь, зачем сюда твой знакомый пошел?

Александра Юрьевна оторвалась от беседы со своей подругой и взглянула в окно.

А здесь лаборатория находится, которой он заведует, — ответила она. — На заднем дворе. По­ка мы на остановке стояли, Алексей Борисович, очевидно, сюда пешком дошел.

Значит, масло амарантовое здесь делают? — спросил Ромка.

Кажется, здесь, — ответила Катькина мать и зачем-то добавила: — Кстати сказать, у меня здесь еще одна знакомая лаборанткой работает. — И поднялась с места. — Пора выходить.

Перейдя на другую сторону проспекта, они свер­нули за угол, спустились вниз по крутой улице. Обе мамы не торопились, а друзья почти бежали, чтобы скорее попасть на знакомое крыльцо старо­го, построенного еще при Петре Первом двухэтаж­ного дома, в котором и жила Катька.

Наш папа в командировке, — сказала девоч­ка Ромке с Лешкой, открывая ключом дверной замок, — поэтому мы с моей мамой решили, что ваша мама будет жить вместе с ней, в спальне, Лешка со мной, в моей комнате, а ты, Рома, в от­дельном кабинете, где у нас папа всегда работает. Если ты хочешь, конечно.

Еще бы не хотеть. — Ромка заглянул в «свою» комнату и обрадовался: — Ура, я с компьютером жить буду! — И тут же озабоченно спросил: — А вы к Интернету за это время случайно не подключи­лись?

Девочка отрицательно помотала головой.

Зачем, когда он у моего папы на работе есть, и у мамы тоже. Если вам понадобится кому-нибудь письмо по электронной почте написать, в Англию, например — она многозначительно взглянула на Лешку, — или какой-нибудь сайт в Интернете по­искать, то можно будет туда сходить и все это за­просто сделать.

А у нас с Лешкой теперь дома свой Интернет есть, — сказал Ромка.

Не хвались, — дернула его за свитер сестра и, порывшись в своей сумке, вручила Катьке в по­дарок английскую тушь. — Это тебе. А к маме твоей на работу мы завтра сходим, а сегодня нам надо навестить Серафиму Ивановну, передать ей фотографии и всякие вещи от Дарьи Кирилловны. Как она, кстати, живет? Не болеет? Скучает небось одна? Ты давно у нее была?

Недели три назад, а потом, честное слово, ну никак не получалось, — вздохнула Катька. — Сна­чала я болела, а потом конец четверти был, и мне к контрольным надо было готовиться, аж к трем сра­зу: по алгебре, геометрии и физике. Жуть! Но я знаю точно, что Серафима Ивановна не скучает. У нее теперь, отгадайте, кто есть?

Собака или попугай, — сразу отозвался Ромка.

Кошка, — предположила его сестра, и оба разом посмотрели на девочку.

Собака, — кивнула Катька.

Удивила. Подумаешь, собака! У нас теперь у всех, и у Славки, и у Лешки, и даже у Венечки собак как собак нерезаных, — неуклюже пошутил Ромка и отскочил в сторону, схлопотав от Лешки подзатыльник. Его сестра любила всех собак на свете и не выносила пренебрежительного к ним от­ношения и подобных некрасивых высказываний. — Она, что ли, щенка себе завела?

Нет, не щенка. Большую собаку. Вернее, она у нее сама завелась. Придем — сама расскажет.

С визитом к Серафиме Ивановне друзья решили не тянуть и отправились ее навещать сразу после завтрака.

И впрямь, на пороге маленького зеленого до­мишки с подслеповатыми окошками, за деревян­ной, выкрашенной облупленной коричневой крас­кой дверью, ребят, виляя хвостом, встретила боль­шая добродушная темно-желтая собака непонят­ной породы. Уши у нее висели, как у охотничьей, хвост был длинным и пушистым, а таких грустных глаз Лешка не видела даже у своего Дика, когда расставалась с ним перед отъездом. Она перевела глаза на открывшую им дверь Серафиму Иванов­ну, обняла ее и сказала:

Вот и мы. Приехали и пришли к вам в гости, как и обещали. И снимки привезли. Помните, как мы перед вашим отъездом из Москвы фотографи­ровались? Приветы привезли тоже. От всех. И мно­го всего другого.

Морщинистое лицо маленькой старушки осве­тилось улыбкой.

Проходите, мои хорошие. А я твердо знала, что сегодня вас увижу. У соседских детей вчера справилась, не наступили ли каникулы, и они мне ответили, что уже отдыхают. Вот я с самого утра вас и ожидаю.

Дети вошли в дом. На старой железной кровати с шишечками было все то же синее покрывало с бе­лыми нитяными узорами, свадебная фотография Серафимы Ивановны по-прежнему висела над ви­давшем виды комодом. Но были здесь и перемены. В углу на старой тумбочке стоял новый импортный телевизор, сменивший прежний, старый-преста­рый черно-белый «Рекорд».

Серафима Ивановна заметила Ромкин взгляд и сказала:

Дашенька настояла, чтобы я себе новый те­левизор купила. А с ним и впрямь лучше. Все се­риалы куда интереснее стали.

Я вам еще когда это говорил, — проворчал Ромка, а Лешка достала из сумки огромный пакет и вручила его старушке.

Это вам Дарья Кирилловна передала.

Большое спасибо и ей, и вам. Я сейчас чай­ник поставлю, — засуетилась Серафима Иванов­на, — а вы мне расскажете, как там Андрюша, как Дашенька, как вы сами живете-поживаете.

Не надо никакого чайника, мы только что позавтракали, — отказалась Катька. Брат с се­строй согласно кивнули.

А рассказать — расскажем, — пообещал Ром­ка. — Все у них нормально. Без изменений. И у нас все нормально. Тоже без изменений. Вот, приеха­ли. — Он заглянул в другую комнату и с сожалени­ем взглянул на старую кушетку, под которой в стене когда-то был замурован клад. Какая жалость, что здесь больше нечего искать!

А Лешка наклонилась к собаке, которая, тща­тельно обнюхав каждого гостя, не переставала усердно вилять хвостом.

А как ее зовут? Вы, наверное, решили завес­ти себе друга, чтобы не скучать? — подняла девоч­ка лицо к хозяйке.

Не совсем так, — ответила старушка. — У нас здесь недалеко контора была, вернее, какая-то маленькая фабрика, и Альма там жила, во дво­ре, и ее охраняла. А теперь той фабрики нет, на ее месте стройку затеяли, котлован вырыли, а о бед­ной собаке никто и не вспомнил. Я и взяла ее к себе, чтобы она не погибла. Альма мне и раньше не была чужой, мы с ней, если можно так сказать, давно знакомы: она меня летом и осенью, пока я в Москву не уехала, не раз домой провожала, когда я в магазин или на рынок здесь, неподалеку, ходила.

А когда назад вернулась, мы с ней снова встрети­лись, а соседи сказали, что собаке негде жить.

А что с ней такое? — спросил Ромка. Получ­ше приглядевшись к Альме, он заметил на боках собаки огромные круглые пятна с выпавшей шерс­тью. Мало того, на коже выступали незаживаю­щие язвы. Такие же болячки были у собаки на ногах, и еще одна зияла краснотой над левой бро­вью.

Не бойся, это не лишай и не заразно, — сразу же отмела его подозрения Серафима Ивановна. — Скорее всего, у нее авитаминоз из-за плохого пита­ния, а точнее, голода. Она же всю зиму бездомной была, и остались от нее кожа да кости. А еды на по­мойках у нас немного, да и собаки побойчее ее опе­режали, ей там ничего не доставалось. Сейчас-то я стараюсь ее получше кормить, она, как видите, не­множко поправилась, а язвы все равно не прохо­дят. И чем только я их не мазала! Здесь, со мной рядом, знакомый ветеринар живет, он мне пропи­сал несколько мазей, я их купила, но они почему-то ничуть ей не помогли.

Ромка вспомнил происшествие в поезде, когда он опрокинул на себя целую кружку крутого ки­пятка, последующее за этим свое чудесное исцеле­ние, беседу с попутчиком, и объявил:

А я знаю, что ей может помочь. Есть одно такое лекарство. Мы в поезде с одним человеком познакомились, он такое масло делает, один или два раза им собачьи болячки помажете — и они все сразу же пройдут, вот увидите.

А давайте прямо сейчас туда за этим маслом сходим, — предложила Лешка. — Чего тянуть? Мы же сможем найти эту лабораторию? Твоя мама ска­зала, что она где-то во дворе красного корпуса на­ходится, да? — обернулась она к подруге. Катька кивнула.

Найдем, — тут же направился к двери Ромка.

Вы нас ждите, мы скоро вернемся, — сказа­ла Лешка старушке и погладила Альму по шелко­вистой голове. — Надо же лечить вашу собаку.

Дата добавления: 2015-07-25