Глава 8. ГАДАЛКА 1 страница

* * *

Гадалка оказалась вовсе не старухой, как ожидала Кели, а молодой женщиной. И ни какое не фуфло, как назвал магов ее любезный проводник.

Кели еще раз убедилась, что действительно может распознать по ауре, какое существо перед ней. Эта женщина была эльфином с золотистой аурой. Правда, первого рождения, а не второго. Но, это не важно. Лишь бы помогла.

Едва Кели поздоровалась с гадалкой, та выдала:

- Твоя память закрыта экраном.

А то Кели сама не знает!

- Я имею в виду, что твоя память не стерлась бесследно, а просто закрыта экраном.

Значит, хорошему магу ничего не стоит помочь ей?

- Пробей экран! - крикнула Кели, представляя, как после каких-нибудь магических манипуляций воспоминания хлынут наружу, как вода сквозь пробоину в плотине.

- Хорошо, я попробую, - сказала гадалка, достала из шкафа какое-то приспособление, что-то поделала с ним… Кели не поняла, что именно. Но от этих действий что-то включилось, и заиграла приятная печальная музыка, а женщина начала выделывать какие-то пассы руками – типа колдовала. Затем открыла выдвижной ящик стола…

И сидя в удобном кресле, стоящем перед камином в комнате гадалки,Кели подумала, что сейчас гадалка возьмет какой-нибудь магический прибор, в спокойной обстановке применит его…

Но вышло совсем не так. Она достала из ящика огромный, черный расшитый серебром и золотом платок, закуталась в него и принялась, как заведенная, носиться по комнате, махать руками, подпрыгивать и взбрыкивать ногами, что-то неразборчиво завывая в такт музыке. При этом она дико вращала глазищами, словно внезапно заболела какой-то неведомой болезнью, от которой глаза вылазят из орбит. Казалось, еще немного – и ее глазные яблоки выскочат из глазниц, лопнут, и растекутся по черному платку, как яйца, выбитые из скорлупы. Кели сначала подумала, что тетка умом тронулась, но потом поняла, что

ТОЛКУ НЕ БУДЕТ

так надо и стала ждать, когда этой идиотке надоест изображать из себя великую шаманку дикого племени. Это продолжалось довольно долго, Кели даже подумала, что надо бы выстрелить ей в ногу, чтобы она унялась, перестала скакать и вернулась из своих бурных фантазий в реальный мир…

Наконец-то гадалка устала от своей безумной пляски, угомонилась и села за стол напротив посетительницы…

Как ни странно, после этого танца Кели почувствовала, что экран, в некоторых местах истончился, и на нем начали проступать картинки прошлого, подобно тому, как проявляются в растворе плоские фотографии – о таком странном способе изготовления фоток, который применяют на Затерянной планете в Мире Фрэнка, поведал на адатации Ковбой.

Однако пользы от этих воспоминаний было столько же, сколько от ее скутера, стоящего без топлива в Черном лесу – с ее миссией они связаны не были.

Говорят, что воспоминания детства – самые яркие. Может быть, поэтому снова вспомнилась Джета. Джета и Кинес – там прошло ее детство.

Когда-то она жила среди этих огней и удивительной красоты. Радовалась всему: солнцу, морю, ветру, ночной иллюминации, катанию на аттракционах в Большом парке. Сейчас спустя много лет, ей не сложно оставаться внешне сдержанной. Но душу заломило от тоски по той

ДРУГОЙ

жизни. И по себе другой, которая могла быть нежной и доброй и любила своих близких.

Стефания умела плакать, когда погибали ее друзья, умела смеяться, любила танцевать, купаться в море, собирать ракушки и красивые камешки и раскладывать потом их на полке.

КОМПОЗИЦИИ.

Так называл это Джон, которого она считала братом

…невысокий, коренастый, круглолицый красавец. С фиолетовыми глазами и волосами – альфиец…

Та девочка ходила в коротких шортиках и открытом топике – ей не надо было закрывать уродливые рубцы на теле. Она могла позволить себе влюбиться в Криса.

…Он был солдатом – рыцарем, капитаном гвардии Радужного Королевства…

… У него были пепельные волосы и серые глаза…

Кели достала медальон и посмотрела на голограмму – нет, это не Крис. Но очень похож. Особенно, если попытаться представить Криса лет на семь-восемь моложе, чем он был тогда…

…Крис любил закат на море…

…Он стрелял лучше, чем она в то время…

…Он знал ее такую маленькую…

…Он был первый, кто целовал ее по-настоящему…

…Он вообще был первый в этой жизни…

…Он играл на клавесине, инструменте, представляющем собой доску с клавишами, как у пианино, на котором она играла в «Веселом путнике» …

…Она учила его пользоваться эльфинским оружием…

Разве она могла предположить, что все закончится вот так? Она тогда так радовалась своему счастью

КРИСТИАН СТЭНЛИ

и не знала, что оно будет таким недолгим.

НЕТ, ЗНАЛА

В глубине души она всегда знала, к чему все это приведет, ведь она янтарный эльфин, рука судьбы и…

И КТО?

У нее не могло быть другой жизни. Даже если бы она захотела, все равно не смогла бы ничего изменить.

КАК ТЫ ПОГИБ, КРИСТИАН?

…Он не любил, чтобы его называли Кристиан.

- Меня так отец называет, когда чем-нибудь недоволен.

Ох, если бы он мог предположить, во что превратится девочка-Хранитель эльфинской военной Базы…

Хотя, возможно, он-то как раз знал…

- Ты знаешь Легенду? - однажды спросил он…

В первые дни их знакомства у Стефании не раз портилось настроение, и на глаза наплывали слезы, когда она задумывалась о том, что Крис взрослый и у него, конечно, были женщины. Она прекрасно понимала – иначе и быть не может, но ей очень не хотелось думать о том, что он обнимал и целовал других девушек (и, разумеется, не ограничивался только этим). И поэтому хотела думать, что у него никого не было.

Сейчас такая наивность вызывала у Кели лишь усмешку. Мечтать о том, что у парня, которому двадцать три года, не было женщин так же бессмысленно, как, например, о том, что амазонка может снова превратиться в девочку с бархатной, словно персик кожей без единого шрама и забыть, что она предатель и убийца.

Но тринадцатилетняя Стефания не могла с такой легкостью смириться с тем, что она – не первая. И когда спросила, сколько у него было женщин, ответ Криса привел ее едва ли не в шоковое состояние.

- Я не считал их, не знаю, - ответил он.

- Ну, хоть примерно.

- Девочка моя, да какая разница? Они все были до тебя, эти женщины. Я ведь не маленький уже. И мне бывает это необходимо.

Они лежали в обнимку. На ней из одежды остались только трусики. На нем не было ничего, кроме комлога на запястье. Его руки нежно гладили ее голую спину. Стефании казалось, что она сойдет с ума от ревности – просто умрет сейчас оттого, что до нее у него было столько женщин, что он даже не может вот так сразу сосчитать их.

- Много? Да, Крис?

- Я бы не сказал, что прямо много. На много у меня времени не было.

- Ну, хоть примерно?

- Примерно… - Крис задумался, (Стефания боялась услышать его ответ не меньше, чем боялась того, ради чего осталась сегодня здесь). Он прикинул что-то в уме и ответил:

- Ну, может быть сорок или пятьдесят, точно не помню.

Стефания убрала его руки, отвернулась и, уткнувшись в подушку, всхлипнула:

- Ничего себе, не много.

Крис обнял ее, поцеловал в шею и прошептал:

- Малышка, я просто не хочу врать. Я мог бы сказать, что у меня было всего две женщины или вообще одна, но тогда это выглядело бы по-идиотски. Ты бы мне все равно не поверила. Стефания, я никого их не любил. Никого! И они все были до тебя.

Она обхватила его за шею и, глядя совершенно несчастными глазами в его глаза, спросила:

- А первая у тебя кто была? Сколько тебе лет было тогда?

- Это важно?

- Не знаю, наверное, важно.

- Что-то около пятнадцати.

Стефания подсчитала и чуть не заплакала. Ей самой тогда было чуть больше четырех. Она всего может год, как научилась выговаривать правильно все звуки, не умела еще ни читать, ни писать, и еще даже не интересовалась вопросом, откуда берутся дети, а он уже был мужчиной.

- Ты любил ее?

- Нет, не любил. Я даже имя ее не помню.

Стефания уткнулась в его плечо. Горло сдавило от обиды. Может быть, когда Крис получит от нее то, что хочет, то и ее забудет. И, если потом кто-нибудь ему задаст вопрос, кто был у него, когда он выполнял задание на Джете, он скажет «я даже имени ее не помню».

Но он прижал ее к себе и сказал:

- Я тебя люблю, Стефания. Очень люблю. Правда.

- Ты это всем говоришь?

- Никому еще не говорил, - серые глаза Криса стали серьезными, и Стефания перестала сомневаться, как никогда не сомневалась в том, что солнце по утрам поднимается из-за Кинеса, а по вечерам скатывается за море, - я никому это не говорил, потому что никого не любил до тебя. Раньше я даже не знал, что это такое.

И точно волны пятибалльного шторма, из которых очень трудно выбраться на берег, на Кели обрушились чувства, какие она испытывала когда-то к сероглазому капитану гвардии Радужного Королевства, который был старше ее на десять лет.

Кели не хотелось переживать это еще раз, но она понимала, что от воспоминаний уже никуда не деться – они проснулись, хочет она того или нет.

Когда они познакомились, Крису было двадцать три, а Стефании не исполнилось и тринадцати – оставалась неделя.

А в день ее Рождения Крис повел ее в Большой парк, и весь вечер они делали то, что хотела именинница: катались на аттракционах, прыгали на тарзанке, танцевали. Она была веселая и пьяная (больше не от спиртного, а от своего спутника).

Ни в дни своего детства, ни тем более, во взрослой жизни, Стефания не чувствовала себя самой счастливой на свете, не наслаждалась беззаботной свободой и не радовалась так безудержно всему миру, как в тот день.

И уже, когда зашло солнце, и зажглись в небе огни, Крис сказал:

- Закрой глаза.

Девочка послушно опустила ресницы. Он положил ей на ладошку что-то прохладное и маленькое, сжал ее пальчики в кулак.

- Поздравляю тебя с Днем Рождения. Это тебе маленький подарочек.

Стефания открыла глаза. Сквозь сжатые пальцы пробивалось трепещущее красное свечение. Она раскрыла ладонь – там лежала серебряная цепочка с медельончиком-сердечком, которое мерцало, словно живое.

- Спасибо. Я хочу туда твою голограмку.

Крис надел цепочку девочке на шею.

- Я всегда буду его носить. Никогда не сниму, - Стефания снова взяла медальон на ладонь, ласково погладила сердечко и сжала в кулачке, - хорошее мое, маленькое.

Стефания сдержала свое слово – резное сердечко было с ней всю жизнь. Оно до сих пор с ней. Кели не помнила, была ли когда-нибудь там фотография Криса. Почему-то казалось, что не было.

…Однажды они сидели с ногами на заправленной кровати, Крис играл на клавесине и пел глубоким бархатным голосом, таким приятным, что, слушая его, ей хотелось урчать от удовольствия, как урчат маленькие тигрята. Это была очень печальная, с надрывом, песня на незнакомом языке. Допев ее, он неожиданно резко ударил по клавишам не пальцами, а ладонями – получился неприятный режущий слух звук. Крис отложил инструмент и, обняв свою подружку, тихо произнес:

- Ну, все, я больше этого не перенесу, - положил девочку на кровать, запустил руку ей под шортики и посмотрел в глаза, - это была моя серенада.

- Что за серенада такая?

- Такая старинная песня про любовь. Их полагается петь девушке, которую ты любишь…

Почему вспоминаются именно такие фрагменты из прошлого?

- Вся твоя жизнь – путь к Последнему Аккорду. В том числе и те дни, когда ты была Хранителем, - сказал Голос, который молчал уже больше недели.

Она была Хранителем. А есть еще Великий Хранитель.

ВЕЛИКИЙ ХРАНИТЕЛЬ

Как она раньше не догадалась? Голос принадлежит Великому Хранителю!!! Великому Хранителю равновесия. Одному из главных слуг Великой Судьбы.

Сумбурные воспоминания об том сумасшедшем времени теснились в голове: она обучала солдат пользоваться эльфинским оружием, сама сдавала экзамены, чтобы получать диплом амазонки. Картины наслаивались друг на друга, перемешивались. Но один из экзаменов вспомнился от и до:

Экзамен по стрельбе. Его принимал Крис – потому что он считался лучшим стрелком.

Они вошли в тир.

У Стефании уже прямо руки чесались – она обожала стрелять в реале не меньше, чем летать на призраках по виртуальному пространству.

- Мы будем соревноваться? - спросила она.

- Ну, если хочешь, давай посоревнуемся, - Крис прикрепил к каркасам две квадратных мишени.

Стефания с нетерпением похлопывала по лазерам, вложенным в кобуры. А когда Крис посмотрел на нее, положила руки на бедра, поверх кобур и, выждав эффектную паузу, резко выдернула оба лазера, крутанула их на пальцах и навела на мишени.

- Круто! Я давно хотел спросить, когда ты научилась этому ковбойскому фокусу?

Она вернула оружие в кобуры и небрежно махнула рукой, намереваясь таким образом показать, что научиться этому было проще простого:

- Года три назад.

Крис широко улыбался, в его серых глазах читалось восхищение.

- А как ты училась, так или в виртуальном мире?

- Так, - и Стефания рассказала, как впервые взяла тяжелые лазеры, как сначала было трудно просто удержать их, как они, словно гири, с грохотом падали на пол, как больно били по ногам, выскальзывали из рук, когда она пыталась их покрутить на пальцах. Как до тех пор, пока она не научилась управляться с ними и метко стрелять, ее ладони с непривычки постоянно были в кровяных мозолях… Зато, когда освоила эту технику в совершенстве, была на седьмом небе от счастья.

- Нужно целиться не глазами и не руками, надо просто точно знать, куда ты должен попасть. Только так попадешь в десятку.

- Ага, - согласился Крис, - а теперь похвастайся, как ты это делаешь.

Она нажала кнопку на пульте, и мишени уехали на отметку 50 метров. Стефания достала лазеры (крутить не стала) и практически не целясь, начала стрелять. Двадцать выстрелов – десять свистков, два одновременных выстрела с обеих рук по звуку почти неотличимы от одного. Придвинув свою мишень – все попадания практически в одну точку посередине – она с гордостью за свое мастерство посмотрела на него.

- Здорово! - похвалил Крис, - молодец.

- Теперь ты.

Крис подмигнул ей и спросил:

- Думаешь, ты выиграла?

- Думаю, что ты сделаешь это не хуже.

- Правильно думаешь, - ответил он уверенно и вынул свое оружие – ему было чем удивить ее. Сначала он хотел прочертить выстрелами две перекрестные линии по диагонали и начал было исполнять свою задумку – повел линию из правого верхнего угла… Но тут ему в голову пришла хорошая идея. Крис опустил лазеры:

- Ну-ка, закрой глаза!

- Зачем? - недоверчиво и даже немного возмущенно спросила она, как будто заподозрила обман.

- Да, все нормально, давай, закрывай! И не подглядывай, отвернись.

Она послушалась.

Отстрелявшись, он повернул Стефанию лицом к мишеням и сказал, что уже можно смотреть. Она открыла глаза, ожидая увидеть все, что угодно, но не то, что увидела: на мишени красовалось сердечко из пулевых отверстий. Чуть неровное, но все же сердечко. Да еще и «пронзенное стрелой».

- Вот! Это тебе, - произнес Крис.

- Спа…, - ее голос сорвался, и она едва слышно прошептала, - спасибо… Ты победил.

- В каком смысле?

- Во всех.

Крис обхватил ладонями ее голову, и, наклонившись, впился поцелуем в ее губы. Его рука скользнула между ее ног. Стефании показалось, что пол зашатался и куда-то медленно поехал. Ее разум перестал работать, уступив место ощущениям. Но когда ее отстегнутые ремни с лазерами в кобурах со стуком упали на пол и форменные брюки из тетраткани съехали вниз, она поняла, что если не остановиться вовремя, они уйдут отсюда не скоро. Она не очень настойчиво попыталась сопротивляться:

- Нет, Крис! Нас потеряют.

- Я тебя хочу, - ответил он, продолжая раздевать ее.

- У тебя глаза такие дурные, - прошептала Стефания.

- Могу себе представить.

- Крис, - жалобно простонала она, - мы же должны стараться никому ничего не показывать. Ты сам говорил…

- Ага, должны…

- А мы сможем, Крис?

- Думаю, нет, - усмехнувшись, ответил он, укладывая ее на кучу их одежды, - мы уже не смогли. Все всё давно знают.

- Это плохо, - она, обхватив его за шею, притянула к себе.

- Плюнь, Стефания, какая разница, кто что говорит, - посоветовал он.

- Крис, когда ты со мной, мне все по фигу.

Сердце Кели заныло, как струна, натянутая до предела. Но ей было так больно не потому, что любовь к нему сохранилась до сих пор. Та любовь осталась очень далеко и в пространстве и во времени. Даже если бы судьба сейчас сделала ей подарок и вернула Криса, она не в силах была бы возвратить чувства, какие у нее были к нему четырнадцать лет назад. Крис нужен был Стефании, маленькой эмоциональной девочке, которая еще не знала, что через много лет будет уверена, что лучше навсегда расстаться с тем, кого любишь, чем быть с ним, а потом убить своей рукой.

Кели Крис не нужен. Ей вообще никто не нужен.

Но почему тогда так тяжело сознавать, что ей уже недоступны подобные чувства? Она устала от своей мрачности.

Ох, как же ей хотелось, чтобы память снова стерлась…

Только это произойдет лишь, когда она умрет. А до тех пор как бы она не старалась отодвинуть воспоминания на задворки сознания, снова засунуть их за экран – туда, откуда они были извлечены, они все равно будут выползать на поверхность, точно растения, способные пробиться даже сквозь асфальт. И Кели вынуждена будет постоянно сопоставлять прошлое и настоящее.

- Тебе нужны силы, тебе надо сосредоточиться на будущем, а не на сожалениях о прошлом, - посоветовал Голос.

САМ БЫ ПОПРОБОВАЛ ТАК СОСРЕДОТОЧИТЬСЯ, ХРЕНОВ, МУДАЦКИЙ ГОЛОС

Кели охватило такое отчаяние, что возникло желание позволить своей ненависти и злобе разгуляться на широкую ногу – сделать что-нибудь такое, что заставит ее полностью распрощаться с человеческими чувствами. Например – взять и перестрелять все население этой дыры, как однажды посоветовал ее дорогой проводник. Возможно, тогда ей не будет так больно думать о прошлом. И будет безразлично, что когда-то она умела любить, пусть даже и примитивно – как любят люди, а не так, как она может – как Стихии.

- Я ничего полезного не вспомнила, - недовольно сообщила гадалке Кели.

Та вздохнула:

- Я выпустила столько твоих воспоминаний, сколько смогла. Потом возможно вспомнишь больше. Единственное, чем я еще могу помочь, так это попробую погадать.

- Гадай.

Пока женщина доставала из стола карты и тасовала их, Кели вспомнила вопрос, который пришел ей в голову, когда она сидела на перилах балкона «Веселого путника»:

- Что за горы Меллисон и о чем они поют?

- Это граница теперешнего Мира. Край. В других местах, где Край, горы нельзя перейти или перелететь, а море нельзя переплыть, но там просто выходишь к краю. А тут по-другому. Те, кто пытался перейти Меллисон, сходили с ума или бежали оттуда, чтобы не сойти с ума. Или пропадали навсегда в этих горах.

Пропадали на границе Мира! Затерянная планета – Врата во все Миры Грани.

Кели перегнулась через стол и схватила гадалку за руки:

- Там Врата?

Женщина вздрогнула. Сначала Кели показалось, что она подобралась к разгадке, но гадалка изобразила на лице непонимание:

- Какие Врата?

Ах ты, сучка! И, что самое плохое, Кели не могла определить по ее ауре, врет ли гадалка. Хотя, вообще-то странно эльфину не знать таких элементарных вещей.

- Проехали. Гадай, - Кели села обратно в свое кресло, терпеливо наблюдая, как женщина раскладывает пасьянс. Гадалка претворилась, что изучает расклад, на самом же деле она исподтишка наблюдала за клиенткой. И высмотрев что-то, всплеснула руками и аж подскочила, «увидев», что выпало:

- Ты убивала тех, кто тебя любил! Вон сколько! Смерть! Смерть везде!

Ну, это тоже не новость. Одну смерть она очень хорошо вспомнила – правда смерть врага, а не друга.

- Ты можешь увидеть, что у меня был за враг, которого я убила очень жестоко?

Гадалка открыла еще несколько карт и ответила:

- От него тебе было много зла. Ты с ним знакома очень много лет. Прямо с детства. Возможно, ты когда-то дала себе клятву отомстить ему. Но вот тут падает, через него тебе пришлось убить еще кого-то, кого ты не хотела убивать. Видимо, того, кто был тебе дорог. Все, - женщина поглядела на посетительницу, словно ожидала благодарности за развернутый ответ.

Только Кели не думала благодарить. Она бросила на полированный стол пуговицу с эмблемой:

- Что это?

Гадалка недоуменно уставилась на нее:

- Пуговица.

Ну, что за тупость!

- Чей это знак? - Кели ткнула ногтем в летучую мышь.

- Государственный герб, - произнесла гадалка, пожав плечами, - это же любой ребенок знает.

- Изначально, - раздраженно пояснила Кели, - кто его придумал? Откуда он взялся?

- Он появился после Войны. Может, до Войны.

Кели нетерпеливо застучала ногтями по гладкой столешнице:

- Как это было?

- Возможно, это был герб какого-то государства. Никто уже не помнит этого. После Войны такое началось! Землетрясения, наводнения, думали, что конец света, там не до чего было. Планета раскололась. Не знаю, что стало с другими Кусками нашей Земли, этого никто не знает. Но те, кто выжил на нашем Куске, старались спастись.

- Герб! - крикнула Кели, - расскажи про него!

- Я ничего больше не знаю. Может быть, тебе надо со стариками поговорить. Может быть, те, кто родился до Войны, что-нибудь знают, - посоветовала женщина и добавила, - ты, как будто вчера родилась, спрашиваешь о том, что в школе учат.

В ШКОЛЕ?

А Ковбой не показывал ей этот герб. Ну, в принципе, он и не мог показать и рассказать абсолютно все. Это просто невозможно.

Кели щелкнула по пуговице и та улетела куда-то в угол:

- Ладно. Как я убивала друзей?

- Этого я не вижу, - ответила гадалка, - вижу только то, что из всех, кто был тебе дорог, в живых остался только один.

Это еще Ковбой говорил.

- Почему я его не убила? - как бы глуп ни был этот вопрос, но ответ очень важен. Если судьба заставила ее убить всех, а одного оставила, значит, он для чего-то нужен!

- Не знаю.

ОБЛОМ, ТВОЮ МАТЬ

- Помоги вспомнить его! - в отчаянии крикнула Кели.

- Попробую.

На столе появился еще один расклад. Гадалка долго рассматривала его, краем глаза поглядывая на посетительницу. Потом сказала:

- У него есть семья – жена и дочка. Но любит тебя. Только семью не бросит. Да ты и сама не хотела, чтобы он бросал их ради тебя.

Кели тяжело вздохнула. Она не помнила его. Проснулись лишь отголоски воспоминаний, смутные ощущения, что она никогда не была с ним счастлива, что он заставил ее вдоволь намучиться…

- Как его зовут?

- Карты не могут назвать имя, - женщина отвела глаза.

«Хорошей гадалке карты не нужны», – вспомнила Кели чьи-то слова поняла: несомненно, вот этой, что сидит перед ней они точно без надобности.

Гадалка молчала, пытаясь «высмотреть» в картах что-нибудь еще. Потом наконец-то сообщила:

- Это был последний человек, с кем у тебя был секс.

Вообще-то это Кели не интересовало, но она с удивлением осознала, что это событие произошло всего лишь два месяца назад. И вдруг отчетливо вспомнила:

Она не хотела прощаться. Не потому, что тяжело расставаться с ним. Причина вообще не в нем.

Она сидела на трапе Ковбоя и курила, глядя на флот призраков, который через три часа должен отправиться в систему Кентавра к Затерянной планете. Только видела она вовсе ни корабли вокруг, ни солдат, занятых последней проверкой призраков, а сопределье – мир энергетических структур, который в последнее время стал для нее более реален, чем физический мир, где у нее не осталось почти ничего.

Еще пару часов назад она была уверена, что полетит на главном флагманском корабле. Но Музыка Сфер, которая мучила ее уже несколько дней, переросла в непреодолимый зов, который сводил с ума. А перед глазами, заставляя зрительные рецепторы игнорировать происходящее вокруг, светились закручивающиеся в воронку Сферы, сияющие ярче иллюминации Джеты. Они звали ее – именно ее – так настойчиво, что сопротивляться их зову не хватало сил.

И еще знаки. Много-много. Так много, что пренебрегать ими просто невозможно. То песня заиграет, где поется, например: «твое время пришло», или «разожги этот огонь». То взгляд упрется в рекламу «горячо», которой до этого не было. То, проходя мимо солдат, она услышит обрывки фраз подобного смысла. Так всегда бывает – перед контрольными точками сценария Игры система подкидывает подсказки, чтоб те, кому предстоит принять участие в этой точке сценария, не промахнулись. Судьбе не важно, какой дорогой ты подойдешь к контрольной точке, главное чтоб ты попал туда и сыграл роль, отведенную тебе. Правильность направления как раз и можно определить по знакам.

И амазонка поняла – пришел тот час, о котором говорил Великий Хранитель. Судьба подала ей знак. Только это не рядовая контрольная точка, где отметиться не так уж сложно. Это – Конец Эпохи… Последний Аккорд

Стефания давно ждала его. Но сейчас почувствовала, что не готова. Если к этому вообще можно быть готовым. В душу закрался страх. Стефания боялась ни того, что у нее не получится сыграть Последний Аккорд. Она боялась превратиться в то, во что неизбежно превратится…

…Командует флотом Радужного Королевства Стивен Хэндерсон. И ей надо успеть покинуть базу, пока он не узнал, что она не летит с ним, и не отправился сюда расспрашивать, почему она отказывается принимать участие в сражении за пять часов до начала операции. Поэтому времени в обрез. Сейчас она докурит и отправится в путь. Правда, на Ковбое нет

НИ ОДНОГО ПРОДУКТА

запасов еды и питьевой воды и она уже не успеет запастись.

ЧЕРТ С НИМИ. ОНИ НЕ ПОНАДОБЯТСЯ

Она ведь не собирается неделями куролесить по разным Граням. Она намеревается лететь в совершенно определенное место. Хранитель еще месяц назад велел ей держать свой личный скутер, заправленным так, чтобы посадочного топлива едва хватило на приземление – для того, чтобы у нее не возникло искушения улететь с Затерянной планеты, не выполнив задание. Ее полет будет недолгим…

Вот какая простая причина того, что Кели чуть не сыграла в ящик от голода – ее полет, вопреки ожиданиям, несколько затянулся…

Стефания щелчком запульнула бычок в сторону – он прочертил в воздухе дугу маленькой оранжевой кометой – и сказала себе:

ЧЕГО ЖДЕШЬ, ЗАХОДИ В КОРАБЛЬ!

Но продолжала сидеть… Взяла еще одну сигарету, прикурила – если она будет столько курить, ей не хватит даже тех грандиозных запасов сигарет, что всегда хранятся на ее корабле.

Однако чего же она, в самом деле, ждет? Просто оттягивает момент, который ее пугает или хочет все-таки, чтобы Стивен нашел ее здесь?

Стефания уткнула голову в колени – как тяжело. Умереть гораздо легче – рука с сигаретой свесилась вниз… Как она устала… от всего… от жизни, от войны, от людей, от их непонимания и невежества, от себя самой и больше всего от груза вины и от того, что чем дальше – тем все безразличнее, получит ли она Приз… слишком уж дорого он обходится…

Да и сам Приз уже давно кажется ей абсурдом. Когда-то она хотела обрести его… именно его. А теперь, учитывая, какой она стала – нужно ли ей вообще обретать то, что есть ее суть Приза?...

…Руки легли ей на плечи. Она подняла голову. Стивен смотрел на нее с тревогой и недоверием:

- Ты уверена, что тебе действительно пора? - спросил он.

- Да.

- Почему?

- Время пришло.

Он сел рядом и обнял ее. Они долго молчали. Любые слова тут бесполезны. Стивен гладил ее по волосам. Стефания снова курила…

Наконец-то он спросил:

- Зачем ты отключила комлог? Не хочешь со мной разговаривать?

- Не знаю, - и посмотрела ему в глаза. Бесстрастно, как смотрят на незнакомого человека. Когда-то она любила его… по крайней мере, хотела так думать, а теперь все изменилось. Без любви куда проще. Без нее ты сильнее, без нее легче справляться…

Стивен сел на ступеньку перед ней и, глядя в глаза, спросил:

- Ты боишься?

И что она должна ответить? Что и правда боится своей сущности больше, чем смерти и ненавидит ее так, что готова была бы вынести любые, самые извращенные пытки, если бы кто-нибудь избавил ее от такой судьбы? И что даст это признание? Что, ей станет легче, если Стивен пожалеет ее?

Дата добавления: 2015-07-19