Глава 1. СВОБОДА 2 страница

Так что боли он не боялся, даже ждал ее жестокое, острое прикосновение. Его страшил сам переход. Потому что он боялся потерять одно странное ощущение, которое его бабушка Нинель однажды назвала «следы прошлого».

Несколько лет назад он рассказал своей сумасшедшей бабушке, что когда смотрит на Луну или на огонь, или когда покурит сушеной конопли… или когда добавит в водку порошка из головок полыни… одним словом, когда добьется определенного состояния, у него возникает странная щемящая тоска и сознание, уносится в какие-то такие далекие дали, что, возвращаясь обратно, не может понять, где гуляло и что понимало там. И, что в тех далях ему открывается своя истинная сущность, и он знает свою цель и там он – настоящий, а в этой жизни никак не может понять, зачем живет, ради кого, ради чего и вообще,

НА КОЙ ПЁС

зачем все это нужно.

Единственное, что он может донести сюда – необходимость предупредить самого себя, что ему именно как Фрэнку Ройсфилду, внуку Нинель нужно вспомнить и узнать про себя что-то настолько важное, без чего он даже сам себе не был бы нужен, если бы помнил свое прошлое до этой жизни. Вот, такое странное ощущение. А поскольку он так и не вспомнил этого, а казнь должна была пресечь его существование, как Фрэнка Ройсфилда – то это для него не просто смерть, а полный

ПИЗДЕЦ

крах. Потому что он упустил последний шанс…

А Кели вернула ему этот шанс.

* * *

Часа через четыре у Фрэнка закружилась голова. Плечо, нога и ребра ныли. Казалось, будто чья-то жестокая рука медленно отрывает от них по кусочку, но это еще можно было терпеть, а боль в спине стала невыносимой. Перед глазами заплясали светящиеся точки. Ему не хотелось показаться слабаком, и он изо всех сил старался не потерять сознание, но с каждой минутой это становилось все сложнее. Он начал шататься в седле. Кели это заметила и подъехала ближе:

- Плохо?

- Так, - ответил он неопределенно и махнул рукой.

- Привал, - Кели притормозила.

Фрэнк был несказанно этому рад.

Вечерело. В лесу становилось прохладно. Фрэнка начало морозить. Но он знал: это вовсе не оттого, что температура воздуха опустилась на два-три градуса, а он без рубахи, в одних только цветастых повязках. Это от ран.

Кели увидела, что его трясет, и кинула ему куртку.

- На!

- Спасибо, добрая душа, - его вдруг разозлило, что она не сделала этого раньше, не дожидаясь, пока он начнет покрываться гусиной кожей.

Кели сводила лошадей к реке: напоить и обтереть. Вернувшись, она привязала их к дереву и спросила:

- Согрелся?

- Ага, - однако, его все еще продолжало трясти.

Кели искала что-то в своем поясе.

- На. Обезболивающее, - она подала ему сразу четыре таблетки.

Фрэнк разгрыз и проглотил их – запивать было нечем. Они удивительно быстро

ВЕРНУЛИ С ТОГО СВЕТА

заглушили боль. Затем в руках у Кели появился флакончик с розовой жидкостью. Она вынула лезвие, отхватила кусок от его штанины

ДАЖЕ НЕ СПРОСИЛА, МОЖНО ИЛИ НЕТ

смочила его этой жидкостью и протерла Фрэнку лицо.

- А, может, мои джинсы мне дороги, как память о днях, проведенных в тюрьме, - пошутил он.

- Переживешь.

- Действительно, переживу. Что бы я без тебя делал?

Они оба прекрасно знали ответ – без нее он был бы трупом с шестью дырами в башке… Но это лишь один ответ, а есть еще второй. И его знает только Фрэнк. Отсутствие тела дало бы ему возможность разгадать «следы прошлого», увидеть, что именно оставило эти следы. Только это уже не имело бы значения, потому что… потому что…. ему представилось, как небо оборвалось и хлестнуло своей плетью по рукам и ногам (или тому, что будет вместо них у той субстанции, которая останется от него после смерти) – и все, поздно, уже ничего не вернуть. После озарения и понимания он окончательно забудет себя, и будет блудить или летать неведомо где, не понимая, где он, кто он и что с ним…

Бабушка сказала, что это такое наказание за упущенный шанс и напрасно прожитую жизнь – Плеть Неба, отправляющая в полное забытье… А что? Вполне справедливо – чтоб ты понял, что потерял и мучился в этом забытьи от ощущения такой потери.

А она остановила эту Плеть!

Внезапно слезы навернулись ему на глаза. Он едва сдержал их. Так захотелось расцеловать Кели в знак благодарности.

Только он примерно представлял, как она к этому отнесется. И не стал ничего делать.

Потом Кели куда-то ушла. Ее не было довольно долго. Фрэнк даже подумал, что она не вернется – зачем ей полудохлый спутник? Но она вернулась. И поинтересовалась:

- Есть хочешь?

- А что, у тебя есть какая-нибудь заначка?

- Нет.

- А, - он засмеялся, догадавшись, - ты, наверное, хочешь угостить меня своим фирменным шашлыком?

- Готовить будешь ты, - категорично заявила Кели и швырнула к его ногам две довольно крупные тушки птиц.

ДОШУТИЛСЯ

Пришлось готовить. Собственно, Фрэнк и не собирался возражать. Сделать шашлык совсем не трудно. Пока он

ЕЕ ЛЕЗВИЕМ

разделывал птиц, она

КАК-ТО СЛИШКОМ УЖ БЫСТРО

развела костер.

* * *

Когда уже совсем стемнело, они сидели возле костра и ели вкусное нежное мясо.

- Что, Кели, твой шашлычок не столь вкусный получался? А? - подколол Фрэнк.

- Не столь, - мрачно согласилась она.

- А меня еще один вопрос волнует, куда мы едем?

- К телепату.

- Ну, это я уже в курсе. А к какому из них ты хочешь? Они в любом городе есть.

- Значит, в любой город.

- В Шэлд? - спросил Фрэнк, - в Шэлд тебя устроит?

- Мне все равно.

- Ну а мне тем более. К тому же почти все они – фуфло.

Разные глаза Кели: коричневый и золотистый, поблескивали в свете пламени костра. Когда она поправляла веткой дрова, свет падал на ее странные ногти и на них вспыхивали маленькие искорки… как бывает, когда лучик солнца попадает на песчинку под определенным углом и она переливается, словно малюсенький бриллиантик…

А уродливый шрам через всю щеку и впалые щеки совсем не портили ее. Может быть даже наоборот. Без этого ее лицо выглядело бы чересчур уж ангельским. И это было бы слишком противоречиво.

Когда Фрэнк был совсем маленьким, а его отец был жив, бабушка, которую в те годы еще не считали окончательно выжившей из ума, рассказывала ему, кто такие амуры.

- Это ангелочки, они стреляют из своих луков людям прямо в сердце. Но это не причиняет боль, - объяснила она, увидев испуганные глаза пятилетнего внука, - их стрелы заставляют любить.

В спальне у родителей были обои с изображенными на них маленькими голыми детишками с крылышками за спинам и с луками в руках. Их большие глаза на треугольных личиках томно смотрели со стен. Это они и есть, догадался маленький Фрэнк. Он любил разглядывать маленьких амурчиков. Художник очень детально прорисовал им все причиндалы. Только Фрэнка всегда смешило, что эти штуки у них такие несоразмерно огромные, чуть ли не в четверть самого ребенка.

Так вот, Кели очень походила на тех детишек с луками. Только, те были упитанные, а она худющая. Ну и, разумеется, у нее нет того, что имеется у них – между их пухленьких ножек. И еще у Кели корявый шрам – от левого виска, через щеку и до шеи.

ШРАМЫ НЕ КРАСЯТ ЖЕНЩИНУ, А ОНА – ИСКЛЮЧЕНИЕ

Фрэнк диву давался, глядя на нее. Она была тоненькая, но не производила впечатления слабой, в ней ощущалась прямо-таки стальная твердость, какой позавидовал бы любой мужик.

Что-то едва уловимое очень глубоко в его душе, отзывалось на присутствие Кели весьма странным образом – ему вспоминались давние детские неосознанные желания, навеянные рассказами полоумной бабули. Они вызывали приятную сладкую боль узнавания и неведомым образом переплетались с мыслями о том, как он бесконечно благодарен Кели за то, что она для него сделала. И ему казалось, что вот-вот и станет понятно, почему это именно она… спасла его…

Но, едва эти ощущения начинали «забирать», как выразилась бы бабушка, его взрослый мозг тут же тормозил это, стараясь отгородить себя от сложных раздумий.

И мысли Фрэнка вновь возвращались к утренним событиям… опять-таки, к ней… Как она двигалась – с легкостью и грацией пантеры. И обладала реакцией хищника.

ИЛИ РОБОТА

- Ты просто супервоин. Я таких никогда не видел, - сказал Фрэнк.

Кели промолчала. В принципе, он еще днем понял, что комплементы ей до лампочки.

Всего через пару дней, вспоминая этот вечер, Фрэнк думал, что уже тогда какая-то его часть знала, к чему приведет их знакомство. А спустя еще некоторое время, стал понимать, почему …

- Дай сигарету, - попросил он, увидев, что она достала пачку.

Костер догорал, тлели раскаленные угли. По черным головешкам, точно глюки пробегали остатки жара, переливаясь всеми оттенками красного и оранжевого цветов – словно радуга, пропущенная сквозь огонь. Фрэнку всегда нравилось это зрелище – оно успокаивало и расслабляло. Но сейчас спокойствия не было. Предчувствия… вопросы… которые он пока еще не мог сформулировать, не давали расслабиться, точили его мозг, словно надоедливый червь. Мысли не складывались в слова. Сделав несколько глубоких затяжек, он почувствовал, что сейчас потеряет сознание – действие обезболивающего заканчивалось.

- Ложись спать, - сказала Кели и, достав из ботинка рукоять – щит, развернула его куполом.

- Класс! - восхищенно произнес Фрэнк, - у нас будет пуленепробиваемая палатка.

- Тонкий щит пули пробивают.

- У-у, - разочарованно потянул он, - а я-то думал...

Кели протянула ему флакончик с зеленой мерзостью. Он отстранил ее руку:

- Не буду я эту парашу…

- Прополощи рот и выплюнь.

- Где ты взяла эту пакость? Я так понимаю, что это типа зубы чистить?

- Да

- А у тебя нет, случайно, просто зубной щетки?

- Нет, - она настойчиво совала ему бутылек.

Сопротивляться не было сил. Фрэнк взял его и «пшикнул» себе в рот одну порцию. В этот раз средство показалось еще более отвратительным – его чуть не вывернуло на изнанку. И он решил, что ни за какие коврижки не согласится больше пользоваться им, не смотря на потрясающе освежающий эффект.

Засыпая, Фрэнк надеялся – сейчас он отоспится, а завтра утром ему станет лучше. Несколько раз он просыпался от боли и своих стонов. Тогда Кели без промедлений давала ему таблетку.

ОНА СПИТ ВПОЛГЛАЗА

Он опасался, что, в конце концов, Кели устанет и плюнет на него. Но она ни разу не высказала недовольства по поводу того, что он мешает ей спать, и терпеливо делала все, что от нее требовалось. Это очень трогало.

Один раз, когда он уже сам себе надоел своими волчьими завываниями, и увидел, что Кели не спит, а сидит возле него с озабоченным видом, сказал:

- Прости меня, Кели, я, наверное, так уже замучил тебя… скулю постоянно…

- Ты мне нужен, - устало, но без тени раздражения произнесла она.

Эти слова резанули по самым глубоким стрункам его души…

Только это значило совсем не то, что однажды имела в виду другая девушка, которая однажды сказала ему эти же слова. В устах Кели это означало, что если бы он не был нужен, она не стала бы возиться с ним – он прекрасно это понимал. И все равно был ей благодарен. И не только благодарен – ее присутствие почему-то давало уверенность, что вот-вот откроется кое-что важное – то, что мучило его с раннего детства, но никогда не могло оформиться, как вопрос…

* * *

Утром лучше не стало. Только хуже. Даже чудодейственные таблетки, которыми Кели его пичкала его всю ночь, перестали помогать. Фрэнку впервые в жизни приходилось терпеть такую неимоверную боль. У него уже крыша ехала от нее. И оттого, что какой-то его части (в самой глубине его существа) не хотелось прощаться с проклятой болью.

Казалось, что все тело превратилось в одну саднящую рану. Боль летела по венам, разрывая нервные окончания. Походу, плюс ко всему, у него еще и пара ребер сломаны. Но он терпел – надо было ехать дальше. И не только из-за того, что это нужно было Кели. Ему тоже необходимо попасть в город – там можно достать лекарства. А, может быть, даже найти доктора, который зашил бы ему порез на спине. Кели очень качественно перевязывала его – сдвигала края раны и фиксировала их лейкопластырем (которого у нее, к слову сказать, было крайне мало) так, чтобы они по возможности срастались, и рана не кровоточила, но этого было явно недостаточно. Фрэнку постоянно казалось, что двинь он руками чуть сильнее, спина разорвется напополам и позвоночник вывалится наружу.

* * *

После завтрака – они доедали остатки вчерашнего шашлыка – отправились в путь. Ехали вдоль реки. Когда им встретился брод, они переправились на тот берег. Пока лошади пили, Фрэнк и Кели умылись и немного отдохнули. После воды Фрэнку стало легче. Он смотрел, как Кели корячится, запрыгивая на лошадь, и его разбирал смех.

- Знаешь, я прямо не могу смотреть, как ты залазишь на лошадь. Ты как радикулитный дед, который не может залезть на бабку. Извращение какое-то. Давай, я тебя правильно научу?

- Потом. Поехали.

- Ну, ладно. Но ты, хотя бы расслабляйся, когда скачешь, не напрягай так ноги, а то потом опять на задницу сесть не сможешь.

День выдался жаркий, и Фрэнк перестал мерзнуть, снял куртку. Солнце приятно грело спину, и на какое-то время он забыл о ранах. Ему интересно было наблюдать за Кели. Сегодня она управлялась с лошадью гораздо лучше, чем вчера. Но без изящества. Например, когда она пользовалась своим оружием, ее движения были настолько совершенны, что это завораживало, притягивало взгляд. Лучших, чем она, стрелков Фрэнк не встречал. Поэтому вызывало недоумение, что она так плохо ездит верхом.

На обед снова был шашлык. Только теперь его готовила Кели, потому что Фрэнку снова стало хуже. Когда они остановились на привал, он просто упал там же, где спрыгнул с лошади и с трудом произнес:

- Если ты хочешь, чтоб я тебя куда-то там вел, дай мне отдохнуть.

* * *

Выплевывая перья, которые Кели не удосужилась полностью убрать с кусков птицы, Фрэнк произнес:

- Да уж! Это, конечно, лучше, чем голодом сидеть, но я не высокого мнения о твоих кулинарных талантах.

И посмотрел на Кели. Как она отреагировала? Никак. Чего и следовало ожидать.

Доев последний кусок, она подошла к нему, размотала повязки, осмотрела плечо, ребра и ногу – осталась довольна. Но вид его спины не вызвал у нее одобрения. Рана уже начала затягиваться, но едва Кели прикоснулась к повязке, тряпка пропиталась кровью. Она разрезала лезвием старую повязку, сожгла ее, затем разорвала на лоскуты остатки цветастой тряпки, из которой делала повязки вчера, и перебинтовала его. На ногу этих тряпок не хватило, и она использовала свою футболку, которую достала из рюкзака.

- Хреново, - сказала она.

- Что именно хреново?

- Рана мокнет. Надо антисептик.

- До следующего города часов пять-шесть езды.

- Выдержишь? - спросила Кели, стоя у него за спиной.

- Без проблем. Только тебе не кажется, что я неэстетично выгляжу?

- Да?

- Да. Законопослушные горожане не ходят в окровавленных тряпках на голое тело. Но, если мой вид тебя возбуждает, то я, конечно, могу остаться и так.

Миг – и ее лазеры уткнулись дулами ему под ребра.

- Понимаю. Не возбуждает, - произнес Фрэнк, пытаясь разрядить обстановку, - да я и сам сейчас не очень-то себе нравлюсь. Но может быть в городе, когда я помоюсь, побреюсь, я тебе больше понравлюсь?

Щелкнули затворы.

- Между прочим, это больно, если ты не догадываешься! - крикнул он, - у меня к тому же ребра сломаны!

Кели убрала лазеры, достала из рюкзака куртку и подала ему.

НУ, ХОРОШО, ХОТЬ НЕ БРОСИЛА

Фрэнк принялся надевать куртку и рефлекторно застонал. Движения рук причиняли боль. Он устал от этой хр е новой боли и уже не верил, что когда-нибудь вновь почувствует себя полноценным человеком, а не измученным полудохлым калекой.

Кели достала таблетку и без предупреждения

КАКАЯ ЖЕ ТЫ НЕ ЛАСКОВАЯ

засунула ему в рот.

- Поехали, - сказала она.

* * *

До следующего города они так и не добрались. Фрэнк шатался в седле, в глазах темнело, в ушах звенело. Силы покидали его, ему казалось, что он держится в седле только благодаря своему упрямству. Кели тоже видела это. Поэтому, проскакав два с половиной часа, они снова остановились. Даже в таком плачевном состоянии Фрэнк ловко спрыгнул с лошади. Кели приподняла его курку, посмотрела на спину.

- Что, плохи дела? - спросил Фрэнк, созерцая перед глазами россыпь разноцветных звездочек. Он держался за гриву лошади, чтобы не рухнуть на землю и не опозориться перед спутницей.

- Да.

После этого Фрэнк позволил себе упасть на четвереньки и застонать:

- Дай мне выпить, Кели! Я не могу уже. Подохну сейчас.

Она достала из сумки начатую вчера бутылку водки, открыла, протянула ему. Фрэнк отпил из горла, поморщился, отпил еще:

- Ваше здоровье, господин Ройсфилд, - пробормотал он, заплетающимся языком и, передергиваясь, допил все, что там оставалось. Он хотел зашвырнуть бутылку подальше, но сил хватило лишь на то, чтобы откинуть ее всего на пару метров. Фрэнк едва сдержался оттого, чтобы заплакать от беспомощности и слабости.

* * *

Кели подумала, что ее проводник достоин уважения. Она знала, что такое ранения. На боль можно не обращать внимания или терпеть, но от большой потери крови бывает слабость и темнеет в глазах – никуда от этого не денешься, таков человеческий организм. Она, как выразился недавно ее проводник, «не высокого мнения»

о том, кто создал человеческие тела столь хилыми… Организм альфийца или эльфина намного прочнее и качественнее…

Фрэнк мужественно справлялся со слабостью, но порой ей казалось, что он вот-вот упадет. Рана в плече была не такой уж опасной – одна пуля прошла навылет и очень удачно, не повредив ни ключицу, ни сустав, вторая только разорвала мышцы. То же самое на бедре. Сломанные ребра срастаются быстро. А вот спина выглядит неважно. Повязка пропиталась кровью и лимфой. По идее, Фрэнку с такой раной нельзя не то, чтобы скакать на лошади, а вообще напрягать мышцы спины. Если они поедут дальше, он однозначно не дотянет до утра. А если не достанут лекарства, каким бы Фрэнк ни был выносливым, он умрет от заражения – ведь он обычный человек, а не эльфин. Замкнутый круг.

- Ложись на живот, - приказала Кели.

Фрэнк послушно лег на траву. Кели сняла повязку, сожгла ее. Края пореза между полосками лейкопластыря сильно разъехались в стороны, оголяя мышечные волокна и в одном месте даже ребро. Дорога плохо отразилась на ране – она гноилась, от нее в стороны расходились красные полосы. Похоже, действительно начиналось заражение. И теперь уже не имеет значения, срастаются края пореза или нет, все равно в рану занесена инфекция. Несколько часов – и она, попав в кровь, разлетится по всему организму, если это уже не произошло. Кели потрогала его лоб – горячий-горячий. Он вообще весь горит.

Сколько он сможет продержаться? Очень жаль было бы терять такого проводника. Вряд ли она сможет найти кого-то лучше.

* * *

Фрэнк чувствовал себя печкой, которую затолкали в сугроб: внутри пылает огонь, а снаружи все обросло льдом.

- Тебе холодно? - спросила Кели.

- Нет пока.

Однако от Кели не укрылось, что он весь мокрый от пота и дрожит, как больной щенок.

Фрэнк не заметил, когда она успела переодеться, но сейчас на ней были брюки из той же ткани, что и рубаха – получился комплект.

ТЕТРАТКАНЬ, МАТЬ ЕЕ

Кели сделала ему новую повязку. Теперь на это пошли ее джинсы. Она разорвала их на длинные лоскуты и, перевязывая его, сообщила:

- Тряпок больше нет.

- Это радует. Значит, следующая повязка будет из того, в чем ты сейчас, - говоря это, он сообразил, что такие слова могут вызвать ее неудовольствие. Но, в этот раз Кели не ткнула его лазерами в бока. Видимо, пожалела несчастного инвалида – а состояние у него и впрямь было плачевное. Она раскинула над ним палатку из рукояти-щита и спросила:

- Куда ехать? Я привезу лекарства.

Фрэнк дрожащим голосом объяснил:

- Выезжаешь на дорогу – и прямо – до Шэлда. Никуда не сворачивая. Он ближе всего.

- Сколько до него?

- Часа три.

- Выдержишь?

- Ну, ведь тебе же нужен проводник? Значит, придется выдержать, - Фрэнк с трудом выдавил из себя слова – в горле стоял ком, потому что он чувствовал, что умирает.

- Шесть часов. Жди.

* * *

Кели уехала. Фрэнк изо всех сил старался не потерять сознание, но с каждой минутой все труднее и труднее становится не отключиться. Он так ослаб, что едва мог двигаться. О том, что он смог бы дальше продолжать путь, и речи не могло быть. Правильно, что она поехала одна.

Он то засыпал, то просыпался от боли. И, проснувшись, снова думал о Кели. Что она за человек? Она так рисковала, вытаскивая его. Для чего она так упорно пытается его спасти?

И ПОЧЕМУ ИМЕННО Я?

Разве для того, чтобы сопроводить ее к телепату, необходим бандит, приговоренный к расстрелу? Может быть, она не говорит правду? А может, просто не знает сама? Скорее всего. Но почему? В ней есть что-то маниакальное. Словно она повторяет чьи-то слова, не понимая их смысл. Хотя, ему-то какое до нее дело? Он выполнит свое обещание и уйдет с легким сердцем. И пусть Кели сама разбирается со своей жизнью.

Ему вспомнилась Нют. Они были вместе почти два года. Она тоже была солдатом. Но смогла бы она вот так же хладнокровно все спланировать и потом с такой блестящей точностью осуществить?

Фрэнк понимал, что в своей операции Кели во многом ставила на него: если он не растеряется в первые три секунды, она будет продолжать. А если растеряется – оставит все, как есть. Ей не нужен именно он. Ей подошел бы кто угодно, лишь бы он оказался достойным спутником,

ПРОВОДНИКОМ

который не испугается опасностей. В нем она почему-то увидела такого. И Фрэнку очень-очень захотелось оправдать ее надежды.

Но если он умрет, Кели не прольет ни слезинки. Найдет другого и все. Он понял это, когда она осматривала его рану. Ее взгляд лишь на пару секунд изменился – в нем появилась озабоченность. Но в целом Кели не проявляла к нему ни сострадания, ни тем более жалости. Хотя в том, что она вернется, он не сомневался. Если бы Кели решила его бросить, то не оставила бы свой щит и не стала бы успокаивать ложью. Так бы и сказала: «я ухожу» – ее стиль общения, два – три слова. Безжалостная и бесчувственная Кели. Он вспомнил, как она произнесла свое имя

КЕЛИ

словно звон колокольчиков на ветру, или шум дождя. Имя, полное романтики, а принадлежит мрачному расчетливому существу, не знающему тепла. Только трезвый рассудок и никаких эмоций.

Фрэнк почувствовал, что погружается в темноту. Так обидно умирать от дурацкого заражения после того, как выжил в такой круговерти.

* * *

Кели вернулась, как и обещала, через шесть часов, или около того. Фрэнк спал неспокойным сном, лежа на животе. Когда она убрала щит и приподняла его куртку, он проснулся.

- Я принесла медикаменты. Ты не умрешь. Раздевайся.

- Совсем раздеться? - он даже смог пошутить.

- В этом нет необходимости. Только куртку.

- О! Ты научилась разговаривать? - он сел, истратив на это последние силы. На раздевание их уже не осталось. Пришлось Кели делать это самой. Сняв с него куртку, она подложила ему под живот свой рюкзак. Фрэнк навалился на него и замер в изнеможении. Кели влила ему в рот водки, от чего у него сразу начало двоиться в глазах и появилась надежда, что он может быть все-таки выживет… Если лечение не убьет его.

- Будет больно, - предупредила она, достала рукоять и вставила ему между зубов.

Он хотел сказать, что потерпит, но получилось только нечленораздельное мычание. Разрезав лезвием бинты-тряпки, она сняла повязку. Промокнула рану чем-то ужасно жгучим, похлеще, чем водка – словно тысячу иголок загнали под кожу.

ДАЖЕ РУКА НЕ ДРОГНУЛА

Фрэнк завыл от боли, рукоять выпала изо рта. Кели терпеливо вставила ее обратно.

- Будет больно, - повторила она и ловко, точно заправский доктор, поставила несколько очень болезненных уколов: один – в плечо, два в бедро и с десяток вокруг раны на спине. Фрэнк извивался, словно угорь, брошенный на горячую сковородку, стонал, но терпел, стискивая зубами рукоять. После этого Кели обработала рану чем-то пенящимся и холодным, что было, пожалуй, даже приятно. Затем очень аккуратно, но до невыносимого болезненно сопоставила края пореза и залепила их длинной широкой полосой бактерицидного пластыря. И, когда Фрэнк уже почти потерял сознание, засадила ему укол в вену – очевидно, какой-нибудь пенициллин или еще что-нибудь против заражения.

- Теперь выживешь, - пообещала Кели.

- Сомневаюсь, - едва слышно прошептал Фрэнк, ощущая, что умирает.

* * *

Однако он не умер. Напротив. Утром ему стало лучше. Весь день он провалялся на солнышке, чувствуя, что постепенно выздоравливает. Ему – к великой радости Кели – даже не хотелось разговаривать. Поэтому день прошел в молчании. Единственное, что его омрачило – это болезненные лечебные процедуры, самое настоящее издевательство над его нервами. Вечером, сменив повязку, Кели вкатила ему в вену еще одну дозу лекарства и сообщила, что рана больше не представляет опасности для его жизни. После этого они поели отвратительный, непрожаренный шашлык, какие-то овощные консервы, хлеб с сыром и легли спать.

* * *

А следующим утром – на четвертый день его новой жизни – Фрэнк уже почти не чувствовал ни боли, ни слабости, ни головокружения, ни противной дрожи в руках и ногах.

Увидев, что он проснулся, Кели убрала щит.

- Умывание, - констатировала она, оторвала кусок бинта, который появился после посещения ею города, намочила его из розовой бутылочки и вытерла ему лицо. Правой рукой протянула Фрэнку зеленую дрянь. Он попытался было сопротивляться, тогда в ее левой руке возник лазер. Пришлось подчиниться.

- Лекарство, - она подала таблетки. Он выпил их.

Кели подошла к лошади, из сумки, привезенной из города, вытащила банку зеленого горошка – себе, а перед Фрэнком поставила две банки тушенки.

- Завтрак, - опять констатация факта. И равнодушие в глазах.

Фрэнк не выдержал:

- Моя принцесса, что за казарменный тон?

Кели молча откупорила тушенку, подала Фрэнку обычную вилку, которая в числе прочих полезных вещей, появилась в результате ее поездки в город. Себе она взяла ложку.

После завтрака Кели как обычно достала свое любимое многофункциональное лезвие – необходимо вырыть могилку для мусора.

- Раздевайся! - приказала она.

- Зачем?

- Повязку менять.

Он разделся. Снова привычная процедура: у него в зубах рукоять, а она делает прижигания и уколы. Сегодня все это было не так уж больно.

- Ну, как там заживает? Затягивается порез? - спросил он Кели, наслаждаясь почти вернувшимся нормальным состоянием здоровья.

- Да.

- Спасибо! - поблагодарил он, - если бы не ты, я бы к этому часу уже точно ласты завернул.

- Ты мне нужен живым.

Почему же словосочетание «ты мне нужен» словно переворачивает все в его душе? С ним никогда еще не происходило ничего подобного… Прямо стыдно… И, чтобы не выдать своего странного ощущения, он выбрал, может быть, даже излишне грубый тон:

- На хрена? В чем смысл моей помощи? Ты что, не можешь сама найти колдуна? В любом городишке его дом знает каждая собака.

Кели внимательно посмотрела на него, он прочел в ее глазах удивление пополам с разочарованием. Примерно такой взгляд может быть у ребенка, который целый день просидел голодом, дожидаясь маму, чтобы та накормила его, а сам даже не догадался, что можно сходить на кухню, посмотреть в кастрюле. А когда мама пришла и сказала ему об этом, он почувствовал себя полнейшим идиотом.

Кели примерно так и чувствовала себя. Действительно, неужели она сама не нашла бы телепата, если их тут пруд пруди? Получается, что проводник нужен ей для чего-то другого. Для чего же тогда? Ради чего она терпит его присутствие и теряет столько времени?

Тут еще Фрэнк подлил масло в огонь:

- А, Кели? Зачем я тебе? Может быть, откроешь мне страшную тайну?

- Отстань! - раздраженно крикнула она.

И Фрэнк отстал. Сейчас ему не хотелось придраться к ее грубости и скудословию. Он был счастлив, что Кели не пришлось сегодня ночью рыть для него могилу своим замечательным лезвием.

Из сумки она достала ему рубашку и джинсы. Его собственные штаны, рваные и заляпанные кровью – не особенно годились для поездки в город, если только за последний месяц там не сменилась мода, и не стали одеваться в стиле «раненный бандит».

- Переодевайся, - сказала Кели и села напротив.

Фрэнк встал – какая радость, что он опять может это делать – положил пальцы на пояс брюк и уже, взявшись за пуговицу, чтобы расстегнуть ее, заметил взгляд Кели. Она не отвернулась, не отвела глаз – смотрела на его руки так внимательно, что у него дыхание перехватило. Он, конечно, не ждал, что ее глаза скажут: я не могу устоять перед тобой. (А ведь раньше ему ни раз доводилось видеть такие взгляды). На это было бы глупо надеяться. Фрэнк отдавал себе отчет в том, как он сейчас выглядит: небритый, грязный, полудохлый, волосы, как сосульки, да плюс ко всему в бинтах весь, как древнеегипетская мумия – не слишком эстетичный вид. Но и того, что увидел, он никак не ожидал увидеть. Кели сверлила его взглядом, просвечивала насквозь, словно рентгеновские лучи: изучала, словно решала для себя, на что он способен.

Дата добавления: 2015-07-19