Рудольф фон Иеринг. Борьба за право

Цель, руководившая мною при разработке и опубликовании этого сочи­нения, с самого начала была не столько теоретическая, сколько этико-практическая: я имел в виду содействовать не столько научному познанию права, сколько развитию того настроения, которое должно служить для права последним источником его силы, - развитию мужественного и стой­кого правового чувства. [с. 3]...

Цель права есть мир, средство для достижения этой цели - борьба. До тех пор, пока право должно держаться наготове против посягательств со стороны беззакония - а это будет продолжаться, пока стоит свет, - оно не может обойтись без борьбы. Жизнь права есть борьба, борьба народов, го­сударственной власти, сословий, индивидуумов.

Всякое право в мире было добыто путем столкновений, каждое важное правоположение надо было сначала отвоевать у тех, кто ему противился, и каждое право - все равно, отдельного ли лица или целого народа - предпо­лагает постоянную готовность его отстаивать. Право есть не просто мысль, а живая сила. Поэтому-то богиня правосудия, имеющая в одной руке весы, на которых она взвешивает право, в другой держит меч, которым она его отстаивает. Меч без весов есть голое насилие, весы без меча- бессилие права. Тот и другой атрибуты дополняют друг друга, и действительное правовое состояние существует лишь там, где сила, с какой правосудие держит меч, не уступает искусству, с каким оно применяет весы.

Право есть непрерывная работа, притом не одной только государствен­ной власти, но всего народа. Вся жизнь права, взятая в ее целом, являет перед нами такое же зрелище неустанного напряжения и труда со стороны всей нации, какое представляет деятельность последней в области эконо­мического и духовного производства. Всякое отдельное лицо, которому приходит нужда отстаивать свое право, имеет свою долю участия в этой национальной работе, по мере своих сил способствует осуществлению на земле идеи права.

Конечно, не всем достается здесь одинаковая роль. Тысячи индивидуу­мов без помехи и толчка проходят свою жизнь по выровненным путям пра­ва, и, если сказать им: «Право есть борьба», - они не поймут этого, так как право известно им лишь как состояние мира и порядка. И они вполне правы с точки зрения своего собственного опыта точно так же, как прав богатый наследник, который, заполучив без всяких усилий плоды чужого труда, оспаривает положение, что собственность есть труд. В обоих случаях за­блуждение имеет ту [с. 5] причину, что две стороны, которые содержат в себе как право, так и собственность, в субъективном отношении могут разъединяться таким образом, что одному выпадают на долю наслаждение и мир, а другому - труд и борьба. [с. 6]...

Выражение «право», как известно, употребляется в двояком смысле -в объективном и субъективном.... В обоих направлениях право встреча­ется с противодействиями, в обоих ему приходится их преодолевать, т. е. путем борьбы завоевывать или отстаивать свое существование. В качест­ве предмета своего обсуждения я избрал собственно борьбу во втором случае, но я не вправе уклоняться от доказательства того, что мое утвер­ждение, будто борьба лежит в самой сущности права, имеет силу и для первого случая.

Что касается осуществления права со стороны государства, положение это не подлежит спору и потому не нуждается в дальнейшем разъяснении: поддержание правового порядка государством есть не что иное, как непре­рывная борьба против посягающего на него беззакония. Но иначе обстоит дело с вопросом о возникновении права, не только об его первоначальном возникновении на пороге истории, но об его ежедневно повторяющемся перед нашими глазами обновлении, упразднении существующих учрежде­ний, замене имеющихся правоположений новыми - словом, о прогрессе в праве. Здесь, по моему мнению, указывающему и для формировки права тот же самый закон, которому подчиняется все его бытие, противостоит другой взгляд, который пока пользуется еще всеобщим признанием, по крайней мере в нашей романистической науке, и который я по имени двух его главных представителей вкратце обозначу как савиньи-пухтовскую теорию о возникновении права. Согласно этой теории, право образуется столь же незаметно и безболезненно, как и язык; для него не требуется напряжения, борьбы, не требуется даже искания: здесь дейст­вует тихая сила истины, без потрясений, медленно, но верно пробиваю­щая себе дорогу, власть убеждения, постепенно покоряющего людей и получающего себе выражение в их деятельности, — новое правоположе­ние столь же легко вступает в жизнь, как какое-нибудь грамматическое правило. [с. 7]...

С таким же взглядом на происхождение права я сам оставил в свое вре­мя университет, и еще много лет после того находился я под его влиянием. Можно ли считать его правильным? Надо согласиться, что и в области пра­ва, точно так же как в языке, играет роль непреднамеренное и бессозна­тельное, пользуясь традиционным выражением - органическое развитие, идущее изнутри. Такому развитию подлежат все те правоположения, кото­рые постепенно отлагаются благодаря однообразному самостоятельному завершению правовых сделок в общежитии, а также все те абстракции, следствия, правила, какие наука выводит аналитическим путем из сущест­вующего права, сообщая им этим сознательный характер. Но сила обоих этих факторов- общественной жизни и науки- ограниченна: она может регулировать, облегчать движение в пределах имеющихся уже путей, но она не в состоянии прорвать плотин, мешающих реке пойти по новому на­правлению. Это может сделать лишь закон, т. е. преднамеренное, к этой именно цели направленное действие государственной власти, и потому-то не случайностью, а глубоко в самой сущности права коренящейся необхо­димостью объясняется тот факт, что все коренные реформы процесса и вещного права связаны с законом. [с. 8]...

Все великие приобретения, на какие может указать история права: от­мена рабства, крепостного состояния, свобода земельной собственности, промыслов, вероисповедания и пр., - все это пришлось добывать лишь та­ким путем ожесточеннейшей, часто целые столетия продолжавшейся борь­бы... [с. 9]

Таким образом, право в своем историческом движении являет перед на­ми картину искания, усилий, борьбы - словом, тяжелого напряжения. Че­ловеческому уму, бессознательно работающему над образованием языка, не приходится при этом преодолевать каких-либо враждебных противодей­ствий; у искусства не бывает никакого другого врага, кроме его собствен­ного прошлого, представляемого господствующим вкусом. Право же как целевое понятие, будучи поставлено среди хаотического движения челове­ческих желаний, стремлений, интересов, постоянно должно ощупью оты­скивать надлежащий путь, а отыскав его, уничтожать преграждающие его препятствия. Нет сомнения, что и развитие права точно так же отличается закономерностью, единством, как и развитие искусства и языка; тем не ме­нее оно весьма отличается от последнего по способу и форме своего прояв­ления, так что в этом смысле мы должны решительно отвергнуть выстав­ленную Савиньи и так быстро получившую всеобщее признание параллель между правом, с одной стороны, языком и искусством - с другой. Ложная, но безопасная как теоретическое воззрение, в качестве политического принципа параллель эта заключает в себе одно из самых роковых заблуж­дений, какие только можно представить: в области, где человек должен действовать, притом действовать с полным, ясным сознанием цели и с при­ложением всех своих сил, она успокаивает его тем, что все здесь делается само собою, что самое лучшее для него сложить руки и с полным доверием ожидать того, что мало-помалу будет произведено на свете народным пра­вовым убеждением, этим якобы первоисточником права. [с. 10]...

Обращаюсь к борьбе за субъективное или конкретное право. Она возни­кает в том случае, если последнее подвергается нарушению или встречает себе препятствие. Так как против этой опасности не гарантировано никакое право, ни индивидуальное, ни народное, - обладатель права, заинтересо­ванный в его сохранении, всегда наталкивается на кого-либо другого, заин­тересованного в его попрании, - то отсюда происходит, что борьба эта по­стоянно возобновляется во всех сферах права: в низменностях частного права, как и на высотах права государственного и международного. [с. 12]...

При всяком нарушении права перед субъектом последнего возникает вопрос, должен ли он отстаивать это право. [с. 13] оказать противнику со­противление, следовательно, бороться или же, примирившись с претер­пленной несправедливостью, тем самым избегать борьбы: то или другое решение ему непременно надо принять. Каково бы решение это ни оказа­лось, в обоих случаях оно связано с жертвой: в одном право приносится в жертву миру, в другом - мир праву. [с. 14]...

Тем не менее опыт все-таки показывает, что многие люди в подобном положении принимают... решение: мир для них дороже права, защита ко­торого сопряжена с усилиями. Как отнестись нам к такому явлению? Должны ли мы просто сказать, что это - дело индивидуального вкуса и темперамента: один сварливее, другой миролюбивее; что с точки зрения права то и другое в одинаковой степени законно, так как предоставляет субъекту выбор, будет ли он настаивать на своем праве или же поступится им? Я считаю такой взгляд, с которым, как известно, приходится встре­чаться в жизни, в высшей степени несостоятельным, противоречащим внутренней сущности права. Если бы было возможно, чтобы он стал где-нибудь всеобщим, то само право было бы обречено на гибель, так как он проповедует малодушное бегство перед беззаконием, для существования же права необходимо мужественное сопротивление последнему. Этому взгляду я противопоставил следующее положение: сопротивление наглому, затрагивающему самую личность беззаконию, т. е. нарушению права, но­сящему по своему приему характер его попрания, характер личного ос­корбления, есть обязанность. Это - обязанность правомочного по отношению к себе самому, потому что таково повеление нравст­венного самосохранения; это- обязанность по отношению к об­ществу, потому что таково необходимое условие для существования права.

Борьба за право есть обязанность правомочного по отношению к себе самому.

Защита собственного существования есть высший закон всего одушев­ленного мира; он проявляется у каждого создания в инстинкте самосохра­нения. Для человека дело идет не только о физической жизни, но вместе с тем о его моральном существовании, а одним из условий последнего слу­жит отстаивание права. В праве человек имеет и защищает условие своего морального бытия... [с. 16]

Так отбросим же этот принцип, эту мораль спокойствия, которой нико­гда не руководствовался ни один народ, ни один индивидуум со здоровым правовым чувством. Она есть [с. 28] признак и порождение болезненного, расслабленного правового чувства, есть не что иное, как грубый голый ма­териализм в области права....

Сделав вещь своей, я положил на нее печать своей личности, и кто по­сягает на нее, посягает на эту последнюю; удар, направленный на мою вещь, попадает в меня самого, который в ней невидимо присутствует: соб­ственность есть лишь распространенная на вещи периферия моей личности.

Такая связь между правом и личностью сообщает всем правам, какого бы рода они ни были, ту несоизмеримую ценность, которую я в противопо­ложность чисто вещественной ценности, присущей им с точки зрения ин­тереса, называю ценностью идеальной. Ею объясняются те самопо­жертвование и энергия при защите права, какие изображены мною выше. Это идеальное понимание права не составляет привилегии выше одарен­ных натур, но одинаково доступно как для самого развитого, так и для са­мого грубого человека, как для самого бедного, так и для самого богатого, как для самых цивилизованных народов, так и для диких племен; в этом-то именно и обнаруживается, насколько подобный идеализм коренится в сокровеннейшей сущности права: он есть не что иное, как здоровое состояние правового чувства. Таким образом, то же самое право, которое как будто ограничивает человека исключительно низшей областью эгоизма и расчета, с другой стороны, вновь [с. 29] подымает его на идеальную высоту, где он забывает всякие умствования и выкладки, которым научился там внизу, и масштаб выгоды, который он обыкновенно применяет во всех остальных случаях, забывает это для того, чтобы выступить бескорыстным поборни­ком одной только идеи. Будучи прозой в сфере чисто вещественного, право в сфере личного, в борьбе за право с целью защиты личности, становится поэзией: борьба за право есть поэзия характера.

… Право есть для [с. 30] личности моральное условие ее существова­ния, а защита его - ее собственное моральное самосохранение. [с. 31]...

При всем огромном различии в том масштабе, каким измеряют ценно­сти вещей богач и бедняк, масштаб этот, как уже разъяснено выше, со­вершенно утрачивает свою силу при поругании права, так как в этом слу­чае дело идет не о материальной ценности вещи, а об идеальной ценности права, об энергии правового чувства в его частном приложении к имуществу, и главная роль принадлежит здесь не качествам спорного объекта, но качествам правового чувства. Лучшим доказательством этого является английский народ: его богатство нисколько не повредило его правовому чувству.

С какой энергией обнаруживается последнее даже в чисто имущест­венных вопросах, в этом нам довольно часто приходится убеждаться на ставшем у нас на континенте типической фигурой англичанине-путешественнике, который с таким мужеством сопротивляется попыт­кам обмана со стороны трактирщиков и извозчиков, как будто бы под­вергалось опасности право старой Англии, - который при случае откла­дывает свой отъезд, целые дни проводит в одном месте и издерживает в десять раз больше денег, чем сколько он отказывается уплатить. Народ смеется над этим и не понимает его - лучше было бы, если бы он его понимал.

В немногих защищаемых им рублях действительно скрывается старая Англия; у него на родине его поймет всякий, и [с. 32] поэтому там не так легко решаются надувать его. Поставим на его место австрийца с тем же общественным положением и теми же средствами: как он поступит? Если я могу доверять своим собственным опытам на этот счет, то из сотни авст­рийцев не наберется и десяти, которые стали бы действовать так же, как англичанин. Остальных пугает неприятность спора, привлечение внимания, возможность нелестных подозрений, каких совершенно нечего бояться англичанину в Англии, и с которыми у нас он спокойно мирится, - словом, они платят. Но в рубле, который отказывается дать англичанин и который уплачивает австриец, содержится более, чем думают: в нем содержится честь Англии и Австрии, содержатся века их обоюдного политического развития и их социальной жизни.

До сих пор я старался доказать первое из двух выставленных выше по­ложений: борьба за право есть обязанность правомочного перед самим собою. Теперь я обращаюсь ко второму положению: защита права есть обязанность перед обществом. [с. 33]...

Конкретное право не только воспринимает от абстрактного жизнь и силу, но и в свою очередь дает ему то же. Сущность права есть практи­ческое осуществление. Правовая норма, никогда не получавшая себе такого осуществления или опять его утратившая, не может более претендовать на такое наименование: она стала испорченной пружиной в механизме права, которая не участвует в его работе и которую можно удалить без всякого изменения последней. [с. 34]...

Кто защищает свое право, тот в узких пределах последнего защищает право вообще. Поэтому интерес и последствия такого его образа дейст­вий простираются гораздо дальше его личности. Замешанный здесь общий интерес есть не просто идеальный - защита авторитета и величия закона, но это интерес вполне реальный, в высшей степени практический, ощути­мый и постижимый для каждого, кто даже совсем не способен понять при­веденного идеального соображения, именно: обеспечение и поддержание в общественной жизни твердого порядка, в котором в большей или меньшей мере заинтересован каждый. Если хозяин не осмеливается более применять устав о слугах, кредитор - описывать имущество должника, покупающая публика - настаивать на точном весе и на соблюдении такс, то при этом не только подвергается опасности идеальный авторитет закона, но стоит на [с. 35] карте реальный порядок гражданской жизни. [с. 36]...

Право и справедливость проступают в стране не через то только, что судья неустанно готов выполнять свои обязанности и что полиция рассыла­ет своих агентов, но каждый со своей стороны должен содействовать этому процветанию. Каждый призван и обязан подавлять гидру произвола и без­закония, где только она осмеливается поднимать свою голову; каждый, пользующийся благодеяниями права, должен в свой черед также поддер­живать по мере сил могущество и авторитет закона - словом, каждый есть прирожденный борец за право в интересах об­щества. [с. 37]...

Здесь мы достигли идеальной вершины борьбы за право. Восходя от низменного мотива материального расчета, мы поднялись до точки зрения морального самосохранения личности и наконец пришли к участию от­дельного индивидуума в работе над осуществлением правовой идеи в ин­тересах общества.

В моем праве попирается и отрицается право вообще, в нем оно защищается, утверждается и восстанавливается. Какое высокое значение получает благодаря тому борьба субъекта за свое право! Как высоко этот общий и потому идеальный интерес в праве стоит над сферой чисто инди­видуального, над миром личных интересов, целей и страстей, в которых профан видит единственные побудительные мотивы к тяжбе! [с. 38]...

...Мое право есть право вообще, вместе с первым нарушается и утверждается также последнее. Как это ни странно, однако верно, что именно у юристов такая точка зрения встречается не особенно часто. По и х представлению, в споре из-за конкретного права закон остается абсо­лютно в стороне: ведь при таком споре все дело идет не об абстрактном законе, а об его воплощении в виде данного конкретного права, как бы о снимке с последнего, где оно лишь фиксировалось, но где само оно непо­средственно не присутствует. [с. 40]...

...Борьба есть вечная работа п р а в а. Без борьбы нет права, как без труда нет собственности. Наряду с положением: «В поте лица твоего будешь ты есть хлеб свой» стоит одинаково верное положение: «В борьбе обретешь ты право свое». С того момента, когда право отказывается от своей готовности к борьбе, оно отка­зывается от самого себя - и относительно права также имеют силу слова поэта:

Das ist der Weisheit letzter Schluss:

Nur der verdieht sich Freiheit wie das Leben,

Der taglich sie erobern muss.

(Вот мудрости последнее решенье: Свободы, как и жизни, лишь достоин тот, Кто ежедневно с бою их берет.) [с. 64]

Цит. по: Иеринг Р. фон. Борьба за право. М., 1991.

Дата добавления: 2015-07-19