Глава двадцать пятая

На следующий день, как только внимание зрителей сосредоточилось на продолжении битвы на воде озера, император незаметно уехал, сопровождаемый только императрицей, Нероном и Британиком. Большая часть свиты осталась в павильоне, прикрывая его отсутствие. Трибун Бурр оставил на озере первую центурию своей когорты, чтобы охранять павильон и прикрывать отсутствие императора. Остальные его люди построились в колонну позади пустых загонов для заключённых и сначала двинулись по редко используемой дороге между холмами и только потом выбрались на главную магистраль, ведущую в Рим. Вскоре после полудня они достигли городских ворот и сразу же увидели, какие меры безопасности уже успел принять префект Гета. Солдаты когорт городской стражи, которые обычно охраняли ворота в город и собирали въездную пошлину, были разосланы патрулировать улицы, а их место заняли преторианцы.

Внутри городских стен было тихо и спокойно, улицы были почти пусты, поскольку большая часть обитателей Рима в это время наслаждалась зрелищами на Альбанском озере. Все основные перекрёстки были заняты секциями караульной стражи. Когда колонна преторианцев пересекла Форум и приблизилась к императорскому дворцу, Катон заметил, что двери во все окрестные храмы закрыты, а перед входами в них сооружены баррикады, ощетинившиеся заострёнными кольями. Позади баррикад стояли солдаты‑преторианцы. Такие же оборонительные сооружения были возведены и перед дворцовыми воротами. Как только императорская семья и её эскорт без помех проследовали внутрь, ворота во дворец были закрыты и заперты тяжёлыми брусьями, задвинутыми в мощные железные скобы – для ещё большей безопасности.

– Дворец смотрится прямо как крепость, – тихо заметил Макрон, осмотрев все эти приготовления к обороне дворцового комплекса. Изнутри к стене по обе стороны от ворот были придвинуты фургоны, накрытые досками, образовав своего рода дополнительные площадки для защитников. На земле под фургонами уже лежали связки дротиков.

Катон пожал плечами:

– Возможно. Но одни только преторианцы могут даже не надеяться перекрыть все входы внутрь. На стены во многих местах совсем нетрудно взобраться. Это просто демонстрация силы. Префект всего лишь рассчитывает предупредить народ, когда люди вернутся с озера.

– Ну, они, конечно, будут тихо себя вести, как только увидят, что повсюду стоят солдаты, – уверенно сказал Макрон.

– Ты так думаешь?

– Конечно. Это ж сущее безумие – броситься на преторианцев и когорты городской стражи. Их просто всех перебьют.

– Но они уже на грани такого безумия. И голод окончательно доведёт их до ручки, им уже нечего будет терять. К тому же, в любом случае, преторианцы скоро тоже останутся без жратвы. И ослабнут, и даже, может быть, будут испытывать искушение примкнуть к голодной бунтующей толпе. – Катон понизил голос. – И когда это произойдёт, люди, которые прячут зерно, станут настоящими хозяевами Рима.

Он огляделся по сторонам, ещё раз осмотрел приготовления к обороне дворца, заметил, что на вершине Палатинского холма толпятся солдаты, расставленные по балконам и террасам.

– Дворец и впрямь выглядит как крепость, но он легко может превратиться в ловушку и даже в тюрьму.

Макрон повернулся к нему:

– Что ты хочешь сказать?

– А то, что императорская семья окружена войсками префекта Геты. Здание сената закрыто, и готов спорить, что скоро в городе введут комендантский час, и он будет сохраняться, пока кризис не разрешится тем или иным образом. В такой ситуации с императором и его семьёй может произойти всё что угодно, а Гета просто выдаст потом городу и миру любую сказку, какую только придумает. А как только спрятанное зерно начнут раздавать народу, он немедленно выразит благодарность и признательность тем, кто спас его от голодной смерти. К этому времени, когда Гета отменит комендантский час, в Риме, вполне возможно, будет уже новый император или вообще никакого императора не будет.

Макрон с минуту обдумывал эти слова, прежде чем ответить.

– Ты опять гоняешься за тенью, мой милый. Все нынешние события вызваны всего лишь тем, что корабли с Сицилии погибли в шторме. Освободители никак не могли этого предвидеть.

– Верно, не могли, однако они готовы воспользоваться этой внезапно открывшейся возможностью. Поверь мне, Макрон, если они намерены нанести удар, они это сделают очень скоро. Очень скоро.

Катон посмотрел туда, где трибун Бурр совещался со своими командирами. Позади них, из небольшой двери под лестничным пролётом, спускавшимся с роскошного крыльца перед главным входом во дворец, появился префект Гета. Бурр и прочие командиры, как только его увидели, вытянулись по стойке «смирно». Гета отдал несколько приказаний, и группа разошлась, а сам он вернулся во дворец. Тигеллин прошёл через двор к своей центурии и крикнул, чтобы все его слушали:

– Парни, префект говорит, что в ближайшие дни на улицах столицы вспыхнут беспорядки. Бунт, с которым мы имели дело в прошлый раз, был всего лишь зачином, преамбулой к тому, чего следует ожидать на этот раз. Поставок продовольствия в город, видимо, уже не будет, все запасы истощены. Запасов, что имеются во дворце, хватит только на то, чтобы мы пару дней продержались на половинном рационе. С нынешнего дня рационы уменьшаются ещё на треть.

Кто‑то застонал, кто‑то недовольно забурчал, кто‑то злобно выругался, а Тигеллин набрал в грудь воздуху и заорал:

– Молчать! Разговорчики в строю! Мне и самому не больше вашего хочется сидеть на урезанном пайке! Но приказ есть приказ, и его надо выполнять, а наш долг – охранять императора. Шестая центурия занимает посты в жилых покоях императорской семьи. Если не считать этих варваров, этих громил, германских телохранителей, мы – последняя линия обороны! – Он сделал паузу, давая всем время переварить его слова. – Всем надлежит соблюдать особую бдительность! И выполнять все приказы без всяких там пререканий. Без пререканий, господа! Времена нынче сомнительные, опасные. Когда всё кончится, единственное, что будет иметь значение, это как мы выполняли свой долг. Опцион Фусций разведёт вас по постам. На рассвете когорту сменят. Это всё.

Тигеллин передал опциону пачку восковых табличек и отступил в сторону, а Фусций вышел вперёд, расправил грудь и отдал приказ:

– Шестая центурия, за мной!

Гвардейцы двинулись за своим опционом, а Тигеллин какое‑то время шёл рядом с Катоном и Макроном.

– Будьте готовы выполнить мой приказ, – тихо сказал он им. – Каким бы ни был этот приказ. Понятно?

– Есть, господин! – так же тихо ответил Катон, и Тигеллин отошёл от колонны и остановился, глядя на проходящую центурию.

Опцион во главе колонны поднялся по широкой лестнице и через главный вход прошёл во дворец. Здесь повсюду были видны приготовления к обороне, предпринятые префектом: у всех входов и выходов стояли солдаты – у дверей в помещения для рабов, в комнаты слуг. Некоторые двери были вообще закрыты и заперты, да ещё и забаррикадированы тяжёлой мебелью. Императорские покои располагались на самой вершине Палатинского холма, их окна смотрели на Форум. Они состояли из целой серии спален, кабинетов и садов при них, террасами спускающихся по склону. В покои был только один вход со стороны других помещений дворца, но предприимчивый человек мог легко взобраться на стену снаружи, так что Фусций расставил своих людей с учётом такой опасности. Опцион сверился с восковыми табличками, что вручил ему Тигеллин, и ткнул пальцем в Макрона:

– Калид! Ты и Капитон, ваш пост на балконе императорского кабинета.

Макрон кивнул, и они с Катоном поднялись по лестнице на окружённый колоннами балкон. Фусций махнул рукой остальным солдатам и указал им на самый большой из террасных садов. Когда они ушли, Макрон повернулся к Катону:

– Чего это Тигеллин там вякал такое воодушевляющее? Единственное, что имеет значение, это как мы слушаемся приказов, а?! – Макрон надул щёки. – Кажется, ты был прав насчёт происходящего. Императору и впрямь грозит реальная опасность.

В этот момент за стеной, внутри кабинета раздались шаги, и Макрон с Катоном быстро выпрямились по стойке «смирно», повернувшись спиной к пилонам по обе стороны от двери, ведущей с балкона внутрь. Боковым зрением Катон увидел Клавдия. Император прохромал к своему письменному столу и опустился на табурет с мягкой подушкой. Двое германцев‑телохранителей молча заняли посты по обе стороны и чуть позади своего хозяина. Перед столом появились префект Гета, Нарцисс и Паллас, за ними Агриппина. Нарцисс оглянулся на гвардейцев, охраняющих вход с балкона, и на мгновение на его лице мелькнуло удивление, но он тут же заставил себя забыть про это и принять обычное нейтральное выражение.

Клавдий ткнул пальцем в Гету:

– Твой рапорт, префект.

– Государь, у меня во дворцовом комплексе шесть когорт. Три стоят на постах до утра, три отдыхают. Остальные когорты взяли под контроль городские ворота, Форум и здание сената. Я приказал приостановить заседания сената, пока мы не справимся с кризисом.

– Да неужели? – Император метнул в префекта острый взгляд. – И от чьего же имени ты отдал такой приказ?

– От твоего, император. Ты в тот момент ещё был в пути, возвращался в город. Я решил, что это будет самое лучшее – действовать сразу и быстро, чем откладывать решения и рисковать. Так будет безопаснее для самих сенаторов.

Клавдий подумал и кивнул:

– Очень хорошо, только я не п‑п‑потерплю, чтобы мои командиры и впредь отдавали подобные п‑п‑приказы от моего имени. Это п‑п‑понятно?

– Да, государь. Прошу прощения.

Возникла напряжённая пауза, потом Клавдий заговорил снова:

– Итак, господа, что будем делать? В Риме миллион людей населения, и почти ничего, чтобы их к‑к‑кормить. Я полагаю, во все г‑г‑города и сёла в радиусе по крайней мере ста миль разосланы п‑п‑приказы направить сюда всё продовольствие, какое они т‑т‑только могут собрать. Так?

Нарцисс кивнул:

– Так, государь. Я повсюду разослал курьеров сразу, как только узнал, что корабли погибли. Они повезли приказ реквизировать любое имеющееся продовольствие и средства транспорта и направить всё это в Рим.

– И тоже от моего имени, надо полагать?

– Да, государь, – ответил Нарцисс. – Как уже отметил префект, нельзя было терять времени.

– Понятно. – Клавдий посопел. – Т‑т‑такое впечатление, что управление Р‑р‑римом может отлично осуществляться и в моё отсутствие.

Снова возникла напряжённая пауза, прежде чем Клавдий заговорил снова:

– Как бы то ни было, даже если п‑п‑продовольствие будет реквизировано, оно прибудет в Рим в недостаточных количествах, чтобы спасти народ от голода. Так или не так?

– Увы, государь, это так, – ответил Нарцисс. – Именно поэтому ты и твоя семья должны уехать из Рима, пока опасность не минует.

– Уехать из Рима?

– Да, государь. И чем скорее, тем лучше. Прежде чем толпа вернётся с Альбанского озера и узнает, что произошло с кораблями, вёзшими зерно. Как только они об этом узнают, начнётся паника и беспорядки. И императорская семья окажется в опасности.

– Ерунда, – перебил его Гета. – Мои люди позаботятся об их защите.

– У тебя под командой девять тысяч человек, – сказал Нарцисс. – Толпа тебя пересилит, соотношение будет сто к одному. Даже преторианская гвардия не сможет устоять при таком перевесе.

– Ничего, сыграем и в такую игру. Пусть только попробуют сюда прорваться, сам тогда увидишь, что произойдёт.

– Если они перелезут через стену и ворвутся во дворец, понятно, что произойдёт. Они тут всех перережут. Невзирая на лица и ранги. Именно поэтому императорскую семью следует вывезти в такое место, где они будут в полной безопасности. Вне города.

Паллас покачал головой:

– Даже речи о таком не может идти. Император должен оставаться в городе, подавать пример народу. Фигурально выражаясь, разделять их страдания весь период, пока мы не справимся с нынешними трудностями. Если ты покинешь Рим, государь, они будут кричать, что ты бросил их на произвол судьбы. Ты потеряешь уважение народа, их любовь, их преданность. Такие потери долго потом придётся восстанавливать, годы понадобятся, если вообще этого можно будет добиться. Как один из твоих ближайших советников я убедительно настаиваю на том, что ты должен оставаться во дворце, под защитой префекта Геты и его великолепных солдат. Пока они в твоём распоряжении, я не верю, что ты и твоя семья подвергаются какой‑либо опасности.

Нарцисс сделал полшага к императору:

– Государь, я протестую!

– Хватит! – Клавдий поднял руку. – Придержи язык, Н‑нарцисс! Я должен подумать. – Он почесал свою растрёпанную седую шевелюру. С минуту он молчал, потом поднял взгляд на жену: – А ты что думаешь, моя м‑м‑милая? Что я должен делать?

Агриппина лёгкой походной обошла стол и опустилась перед ним на колени.

– Мой дражайший, Паллас прав. На тебя ведь все люди смотрят. Ты не можешь бежать, когда они более всего в тебе нуждаются.

– Император не бежит, – прервал её Нарцисс. – Он всего лишь проявляет благоразумие в интересах и для блага Рима. Что это может принести империи, если мы поставим под угрозу его жизнь и жизнь его семьи?

Агриппина обернулась к нему и злобно на него посмотрела:

– Ты что, защищаешь жизнь императора или свою собственную?

Катон смотрел на Нарцисса. Тот со свистом втянул в себя воздух и ледяным тоном ответил императрице:

– Я посвятил всю свою жизнь службе императору, государыня. Я от зари до зари думаю только о его безопасности, только этим заняты мои мысли. – Нарцисс сделал паузу, затем кивнул в сторону Палласа: – Не имею понятия, какие мотивы движут моим коллегой, но он подвергает жизнь императора реальной опасности. Паллас, друг мой, зачем ты так последовательно подрываешь все мои усилия, все меры, которые я предпринимаю, чтобы уберечь императора от его врагов?

Второй императорский советник, такой же вольноотпущенник, бросил на Нарцисса ледяной взгляд и ответил спокойным и ровным тоном:

– Мы всего лишь советники императорского величества. Я считаю недостойным и неподобающим навязывать своё мнение столь настырным образом, как это делаешь ты. Император сам в состоянии принимать решения.

– Отлично сказано! – воскликнула Агриппина и улыбнулась. Потом обернулась к мужу и взглянула ему в лицо с выражением искреннего обожания: – Это ты сам должен решить, мой дорогой. Должны мы оставаться здесь и смело смотреть в лицо всем бедам, что обрушились на наш народ, или же поступить разумно, как предлагает наш добрый Нарцисс, и бежать из города и спрятаться, пока не минует опасность?

Клавдий полным любви взглядом посмотрел на неё, по‑прежнему стоящую на коленях, и погладил её по щеке.

Агриппина чуть повернула голову и поцеловала его в ладонь, потом прихватила губами его палец. Глаза императора на мгновение затуманились, ресницы затрепетали, прежде чем он убрал руку.

– Я принял решение. Мы ос‑с‑стаёмся в Риме. Это самое лучшее, что мы можем сейчас сделать. По к‑крайней мере, сегодня.

Катон отметил, как при этих словах опустились плечи Нарцисса. Паллас постарался удержаться от усмешки, а Гета сложил руки за спиной, большим пальцем правой руки расчёсывая ладонь левой.

– Хорошо сказано, супруг мой, – заявила Агриппина и поднялась на ноги. – Смело сказано. Но одной смелости мало, чтобы поддержать и укрепить человека. Ты весь день ничего не ел. Идём, тебе следует подкрепиться. Поедим вместе, в моих покоях. Я велю чего‑нибудь принести. Твои любимые блюда, хочешь?

– Грибы! – радостно заулыбался Клавдий. – Как ты добра ко мне, Агриппина!

Он легко поднялся на ноги, выпрямил спину и повернулся к остальным:

– Я сообщил вам своё решение. Пусть объявят всем, что император остаётся в Риме.

Гета, Паллас и Нарцисс склонили головы и отступили в сторону, а Клавдий с женой, держась за руки, вышли из кабинета. Гета последовал за ними. Двое императорских советников были последними, кто покинул помещение – так требовал принятый этикет. Как только префект претория вышел из кабинета, Паллас обернулся к Нарциссу. На его лице было выражение ледяного высокомерия.

– На твоём месте, – бросил он, – я бы воспользовался своим собственным советом и как можно скорее убрался из города. Пока это ещё возможно.

– Что?! И бросить императора на произвол твоих друзей?! – Нарцисс говорил очень громко, чтобы Катон и Макрон могли его услышать.

– Моих друзей?

– Освободителей! Ты же на них работаешь! И ты, и Гета. Интересно, что они тебе пообещали в качестве награды?

Паллас насмешливо покачал головой:

– Ты не на ту собаку лаешь, мой друг. Я не имею ничего общего с Освободителями. Могу тебе в этом поклясться. Жизнью своей клянусь!

– Лжёшь!

– Отнюдь. – Паллас встал прямо перед Нарциссом и ткнул ему пальцем в грудь. – Ты доживёшь и сам убедишься, что это истинная правда, но я бы не поручился, что ты проживёшь хоть немного дольше. – Он помолчал и оглядел императорского советника с головы до ног. – Это было истинное наслаждение, работать рядом с тобой все эти годы, Нарцисс. Ну, по крайней мере, большую часть этого срока. Мы хорошо служили Клавдию, но император ведь не вечен. И встаёт один‑единственный вопрос: кто наследует Клавдию. Ты сделал свой выбор, решил, кому будешь служить, а у меня выбор свой. Прощай, Нарцисс. – И он протянул руку, но его коллега не сделал ни единого движения ему навстречу. Паллас грустно покачал головой: – Я бы предпочёл, чтобы мы с тобой расстались друзьями. Жаль. Прощай.

Паллас повернулся и вышел из комнаты. Нарцисс смотрел ему в спину, не скрывая ненависти во взгляде. Когда шаги его соперника стихли, он повернулся к балкону и подошёл поближе к Катону с Макроном.

– Всё слышали?

Катон кивнул:

– Каждое слово.

– Они хотят убить Клавдия. Я в этом уверен. Все эти идиоты лишь играют им на руку. – Нарцисс горько скривился. – Эта маленькая сука всё время обводит его вокруг пальца, вертит им, как хочет. И им, и этим ублюдком, Палласом. Надо действовать, и быстро! – Он замолчал и удивлённо уставился на них: – Как это случилось, что вас поставили на пост именно здесь?

– Фусций получил от Тигеллина готовый приказ, где распределялись все посты охраны.

– От Тигеллина? – Императорский советник напряжённым взглядом уставился на него. – Он, значит, хотел расставить своих людей как можно ближе к императору. Он дал вам какие‑нибудь инструкции?

– Он велел нам быть готовыми действовать.

– И всё?

Катон кивнул.

Нарцисс озабоченно потёр челюсть.

– У Освободителей есть свои люди рядом с императором. Префект и некоторые его командиры участвуют в заговоре, и они взяли под контроль весь дворец. Можно считать, что они скоро выступят. Может, даже нынче ночью. И уж наверняка не позднее завтрашнего полудня.

– Это почему же? – спросил Макрон.

– Потому что к тому времени закончится представление на озере. Большая часть народа на ночь останется там, на озере. Они отправятся обратно в Рим при первых лучах зари, а к полудню будут в городе. Если бы здесь было какое‑то продовольствие, чтобы их накормить, ничего бы не случилось. А при нынешнем положении вещей нам нечем их остановить, если они начнут бунтовать. Я так полагаю, что к тому моменту Освободители уже завладеют властью. Император будет мёртв, и они вывалят на рынок всё зерно, которое до того тайно хранили. Толпа будет страшно благодарна любому, кто её накормит. – Нарцисс смотрел на них с циничной улыбочкой. – И как только они заполучат расположение и поддержку народа, они начнут убирать тех, кто был лоялен по отношению к предыдущему режиму. В каковом случае меня уже вполне можно считать мертвецом. Меня и Британика.

– А как насчёт остальных? – спросил Катон. – Почему бы им заодно не отделаться и от Агриппины с Нероном?

– Почему? – горько переспросил Нарцисс. – Да потому что, как я полагаю, они тоже участвуют в этом заговоре. Зачем ещё Агриппине было убеждать императора остаться во дворце? И теперь Клавдий полностью в их власти.

Катон напряжённо думал.

– Нет, это не имеет никакого смысла. Агриппина не может участвовать в заговоре Освободителей.

– Это почему?

– Она была в нашей колонне, когда Освободители напали на императорский кортеж на Форуме. Они пытались убить её сына, и это им чуть не удалось. – Катон хорошо помнил этот инцидент, но некоторые его подробности всё ещё оставались без должных объяснений. Он продолжил развивать свою мысль: – После этого Нерон говорил со мной. И сказал, что наградит меня, когда станет императором. Как мне показалось, он был в этом совершенно уверен.

– И что?

– Если он верит, что станет императором, это значит, что такую мысль заронила ему в голову именно Агриппина. Ты же сам говорил, что она использует его для осуществления своих собственных честолюбивых замыслов. В таком случае, зачем ей что‑то замышлять вместе с Освободителями?

– Он прав, – заметил Макрон.

Нарцисс раздражённо выпустил воздух сквозь сжатые зубы.

– Ну хорошо. Тогда, если она не участвует в заговоре Освободителей, почему она старается удержать Клавдия в Риме, где опасность наиболее велика? Этому может быть только одно стоящее объяснение. Она осуществляет собственный заговор! Она действует совместно с Палласом с целью убрать императора и посадить на трон своего сынка. Ни для кого не секрет, что она не жалела сил, чтобы сделать Клавдия послушным своей воле. Сперва соблазнила его, потом убедила жениться, потом заставила усыновить своего сынка и в конце концов сделать Нерона наследником трона.

– Ну вот, теперь всё складывается в логически безупречную картину, – кивнул Макрон. – Стало быть, мы имеем дело не с одним заговором, а с двумя. Освободители желают убрать всю императорскую семью, а Агриппина стремится заменить императора своим сыночком. С ума можно сойти!

Да, это имеет смысл, думал Катон. Но есть одна маленькая деталь, и она портит всю картину.

– Ты прав. У неё и у Палласа есть чёткая мотивация и имеются в распоряжении средства, если они намерены нанести свой удар прежде Освободителей и таким образом обезоружить их. Но есть кое‑что, что выпадает из общей картины. Кое‑что такое, чего я до сих пор никак не могу объяснить.

– Ну, говори же! – прошипел Нарцисс. – У нас времени почти не осталось! Пора действовать! Так что это за проблема?

– Это имеет отношение к тому дню, когда Освободители напали на императора и его свиту на Форуме. Их главарь, Цестий, оттолкнул Британика в сторону, прежде чем броситься на Нерона.

– И что с того?

– Почему Освободители не использовали реальный шанс убить одного из сыновей императора? Всего‑то требовалась пара секунд, чтобы уложить Британика, а потом заняться Нероном. Так почему Цестий пощадил Британика?

– Не знаю! – раздражённо буркнул Нарцисс. – Возможно, Цестий его просто не узнал. Сейчас на это нет времени, Катон. Займёмся этим потом. А сейчас надо спасать императора, мы обязаны его защитить. Я не знаю, насколько широко распространился заговор в среде преторианцев. Нам известно про Гету, Синия, Тигеллина, и у меня есть имена ещё нескольких подозреваемых, но это всё. Их может быть гораздо больше. Единственные вооружённые люди, на которых мы можем положиться, это германцы‑телохранители. Я намерен собрать их всех и расставить как можно ближе к императору, чтобы помешать любому убийце прорваться к нему сквозь их ряды.

– Этого будет недостаточно, чтобы его спасти. Освободители и Паллас – если согласиться с твоим мнением насчёт него и императрицы – это не единственная угроза. Нужно помнить и про толпу, её каким‑то образом надо взять под контроль. Иначе им удастся то, что не удалось заговорщикам.

– Чтобы этого добиться, толпу нужно накормить, – ядовитым тоном ответил Нарцисс. – А я вовсе не умею добывать зерно волшебством.

– Да, это невозможно, – согласно кивнул Катон.

Макрон недовольно засопел.

– В любом случае, мы по уши в дерьме. Я уже это говорил. Положение отвратное, от него так и воняет.

Катон поглядел на друга:

– Вот оно! – пробормотал он. – Вот в чём дело!

– О чём это ты, приятель?

– О Цестии. Ты помнишь, как мы с ним встретились в первый раз? В таверне?

– Да. И что с того?

– А помнишь, как от них воняло?

Макрон кивнул:

– Дерьмом воняло.

– Именно! Дерьмом! – воскликнул Катон, и его глаза возбуждённо заблестели. – И где они так перемазались, чтобы от них так воняло? В канализации, вот где! А ещё точнее, в Большой Клоаке, которая протекает прямо под центром города, прежде чем слить дерьмо в Тибр.

– Очень интересно. И что с того, что Цестий и его приятели испоганились в Клоаке, возясь в дерьме? Нам‑то от этого какой прок?

– Сам подумай, Макрон. Где Большая Клоака сливается в Тибр?

– Невдалеке от Боариума. Возле склада Гая Фронтина.

– Совсем рядом, если быть точным. – Катон не мог сдержать улыбки – как всё‑таки умно придумали эти заговорщики! – Ну, теперь‑то понимаешь?

Макрон недоумённо посмотрел на Нарцисса:

– О чём он толкует?!

Нарцисс погладил челюсть.

– Кажется, я понял.

– Другого объяснения нет, – сказал Катон. – Мы знаем, что зерно вывезли со склада. В какой‑то момент между его покупкой и нашим появлением там, когда мы обыскивали этот склад. Тогда его перевезли в другое место. Я всё думал, как им удалось это проделать, чтобы никто ничего не заметил. Теперь знаю. У них там должен быть ход в канализацию. И они использовали тоннель, чтобы вывезти зерно незаметно. Именно поэтому, вероятно, Цестий и его люди и оказались в тот вечер в той таверне – отпраздновать завершение своих трудов. – Он повернулся к Нарциссу, его глаза возбуждённо блестели. – Надо снова посетить этот склад. Мне нужны люди, которым можно доверять. Преторианцев брать нельзя. Значит, это должны быть германцы. Дай мне человек пятьдесят и факелы, и мы найдём это зерно!

– Не знаю, не уверен, что я могу их отпустить. Они мне нужны здесь.

– Если мы не добудем зерно, безразлично, где они будут находиться.

Императорский советник никак не мог прийти к окончательному решению. Но потом всё же кивнул:

– Хорошо. Но я могу дать только двадцать человек. Не больше. И тебе придётся взять с собой одного из их командиров. – Нарцисс ещё подумал. – Центуриону Плауту можно доверять. – Он поглядел на небо над городом. Быстро темнело, но на горизонте ещё светилась пастельно‑розовая полоска. – Отправляйтесь поскорее. И возьмите с собой Септимия. Снаряжение оставьте здесь. – Тут Нарцисс ткнул пальцем в сторону обоих легионеров: – Хорошо бы, чтоб ты оказался прав, Катон. Если с императором что‑нибудь случится, потому что рядом не оказалось достаточно людей для его охраны, это будет твоя вина, Катон.

– Спасибо за добрые напутствия и слова ободрения, – кислым тоном ответил Катон. – Вот ещё что. Как нам выбраться из дворца, не поднимая тревоги?

Нарцисс не мог сдержать улыбки:

– Есть один выход. Неужели ты думаешь, что императоры строили этот дворец без тайных входов и выходов, а? Ход тянется до самого Большого цирка. Калигула пользовался им время от времени, когда отправлялся на скачки инкогнито. О нём не было известно даже преторианцам, он держал это в секрете, чтоб они не попытались держать его под присмотром во время его похождений.

Макрон засмеялся:

– Не очень‑то это ему помогло.

– Веди‑ка нас к этому тайному ходу, – сказал Катон. – И вели своим германцам идти туда же, с оружием и в полной готовности. – Он кивком указал на заходящее солнце. – Думаю, нам предстоит долгая и кровавая ночь. И только боги знают, что нам принесёт утренняя заря.

Дата добавления: 2015-11-16