Моим изнурённым уму и телу не хватает энергии, чтобы следовать за ней. Всё то же самое, всё по-прежнему, всё так же уныло, мрачно и страшно.

— Иногда, чтобы найти что-то новое, достаточно повернуть за угол,—говорит голос старика в моей голове.

— Я не говорю, что все художники избежали влияния бумерита, — продолжила Карлтон. — Отнюдь нет. Не буду вдаваться в подробности — просто расскажу об одном явлении, с которым все уже знакомы и без меня,

и попробую объяснить его причины. Считается, что одна из основных черт постмодернистского искусства — наряду с иронией, показным сарказмом, нарушением правил и трансгрессией — это неумолимая саморефлексив-ность. Художник,которому теперь недостаточно просто изображатьэффектные ситуации, стремится поместить в свою работу самого себя. Если вы снимаете фильм, снимите, как вы снимаете фильм. Если вы пишете роман, вставьте в него несколько абзацев о том, что происходит в вашей голове, пока вы его пишете. Если вы рисуете, постарайтесь на рисунке изобразить себя — явным образом или более тонко, например, обратив внимание зрителя на носитель, на котором находится произведение: сделайте несколько царапин на плёнке, позвольте камере дрожать в ваших руках, покажите, как вы монтируете фильм и пусть камера никогда не

¹⁰¹ «Аромат небес» (англ.). — Прим. пер.

забывает о вас, ведь вы — это самое интересное. В общем, вы должны любым доступным способом продемонстрировать своё эго!

— Например, если вас зовут Кен Уилбер, — я подскочил на стуле, — напишите роман, главного героя которого будут звать Кен Уилбер. — Почему она назвала моё имя? — Высокомерный нарциссизм такого приёма невозможно отрицать, и в то же время его нельзя назвать неожиданным. — Почему она это сказала? — Мы называем это ходом Филипа Рота. — Так почему она не использовала для этого грёбаного примера этого грёбаного Филипа Рота? Мы ведь с Карлтон даже не знакомы.

— В каком-то смысле саморефлексивность является важным исследова-нием мировоззрения плюралистического релятивизма, в котором любой субъект может стать объектом для самого себя, и на этом уровне мы видим практически бесконечную глубину рефлексивной рекурсии, встроенную в космос: мир — это бесконечный коридор зеркал, и многие художники-постмодернисты, обнаружив эту возвратность, сумели прекрасно её изобразить.

— Но оказавшись в руках бумерита, этот постформальный взгляд был использован для достижения доформальной нарциссической цели: чем бы ни было искусство, его первая и главная задача — изображать меня самого, поэтому я сделаю себя частью произведения, и пусть весь мир видит меня, восхищается мной и аплодирует мне. Мы уже говорили, что структуры постформального познания притягивают эмоциональный нарциссизм, и последние двадцать лет в постмодернистском искусстве служат железным доказательством этого факта.

Слушатели ёрзали на стульях, бормотали. Поднялся обычный шум, со-стоящий из хихиканья, кашля, нервных аплодисментов и насмешек. Несколько человек уставилось на меня как на живой пример бумерита, и, не понимая, почему это происходит, я испуганно вжался в свой стул.

— В связи с этим вспоминается, — добавила Карлтон, — книга Теда Николаса (Ted Nicholas) «Волшебные слова, которые принесут вам богатст-

во» («Magic Words That Bring You Riches»). Николас потратил миллион долларов на исследование, которое показало, что есть два слова, появление

которых в заголовке книги гарантируют её огромные продажи: это слова «you» («ты») и «free» («свободный») ¹⁰². Дело тут, конечно, в эпидемии

бумерита — «никто не вправе указывать, что мне делать!» — так почему бы не сыграть на этом, если вы что-то продаёте?

Ким наклонилась ко мне.

— Как убого, правда?

— Я с тобой согласен, Ким.

Загорелся слайд №2 — «Трансгрессия границ» — и милая крошка Марга-рет Карлтон рассмеялась в голос.

— Извините, не смогла сдержаться. Меня это очень смешит. — Она собралась, успокоилась, и тут её снова накрыл приступ смеха. — Простите, простите, пожалуйста.

— Ладно, хорошо, — пробормотала она себе под нос. — Теперь всё в порядке. В общем, все нити литературного бумерита сплелись в знаменитой афере Сокала. — И она снова залилась смехом.

— Ким, что происходит?

— Сейчас увидишь, — ответила она с ухмылкой.

— Значит так! Профессор физики из Нью-Йоркского университета Алан Сокал (Alan Sokal) отправил свою статью в очень влиятельный журнал «Social Text», являющийся одним из бастионов бумерита. Чтобы понять, что это была за статья, достаточно прочесть её название, насыщенное множест-вом ключевых слов постмодернизма, которые мы уже не раз слышали:

«Трансгрессия границ: На пути к трансформационной герменевтике

¹⁰² You (англ.) — ты, вы, Вы. Free (англ.) — свободный, бесплатный. — Прим. пер.

квантовой гравитации». — Карлтон широко улыбнулась, но сдержалась и продолжила.

— В статье Сокала, помимо всего прочего, утверждалось (приведу более-менее точную цитату, изобилующую всем необходимым жаргоном): квантовая теория поля доказывает положения психоанализа Лакана о том, что аксиома равенства в математической теории множеств соответствует омонимической концепции политики феминизма, гласящей, что любая реальность сконструирована обществом и что мы способны преодолеть любые сдерживающие нас ограничения. Статья была допущена к публика-ции. — Карлтон сделала три глубоких вдоха, разгладила волосы.

— Как известно, эта статья была мистификацией, — и Карлтон снова расхохоталась, но на этот раз её смех сквозь слёзы продолжался недолго. — Сокал написал её как пародию на литературный дискурс бумеров. Он намеренно включил в неё самые нелепые утверждения, сформулированные на языке прогрессивного бумерита. Цитирую: «В многомерной нелинейной логике теории нечётких систем можно наблюдать зачатки эмансипаторной математики, однако этот подход до сих пор испытывает влияние кризиса позднекапиталистических производственных отношений». Но не всё потеряно: «Таким образом, бесконечномерная группа инвариантности уничтожает различия между наблюдателем и наблюдаемым; ранее считав-шиеся постоянными и универсальными константы Ньютона и Эвклида теперь неизбежно должны рассматриваться в рамках истории своего возникновения; мнимый наблюдатель полностью децентрирован и лишён какой бы то ни было эпистемической связи с точками пространства-времени, которое больше не может определяться исключительно средства-ми геометрии». — Карлтон оторвалась от записей. — «Social Text» незамед-лительно опубликовал эту статью.

— Из этого можно сделать вывод, что бумеры просто не могут устоять перед обещанием трансгрессии. Самое распространённое в местах обитания бумерита слово — это трансформация: трансформационное образование, трансформационный диалог, трансформационный бизнес, трансформацион-

ные колонии строгого режима — мы трансформируем весь мир! — Слуша-тели рассмеялись. — Сотые обезьяны всего мира — объединяйтесь! Вам нечего терять, кроме своей скромности. — А потом сморщились и застона-ли. — В общем, Сокал умело использовал всё это, не забыв об обязательном слове «трансгрессия».

— Все эти трансгрессии, низвержения и деконструкции превратились в полностью изолированную систему с собственным языком (непонятным абсолютно никому, включая бумеров), утратившую всякую связь с окру-жающим миром, поскольку, во-первых, бумерит полностью отрицал существование объективной истины, которая могла бы исправить его совершенно очевидную ошибку, во-вторых, потому что под прикрытием нарциссизма индивидуалистическая самость бумерита чувствовала себя как дома, и, в-третьих, возникла необходимость экономической поддержки бумеров, находящихся в замкнутой системе классических и особенно альтернативных высших учебных заведений.

Закончив своё выступление на этой чрезмерно серьёзной ноте, которая, по-видимому, должна была компенсировать предыдущее легкомысленное хихиканье, Маргарет Карлтон ушла со сцены, вцепившись в свои записи и как будто стараясь сдержать очередной приступ неконтролируемого смеха.

Я занимаюсь любовью с Джоан, растворяюсь в небесах, парю в веч-ности болезненного и счастливого освобождения. И точно как в случае с экстази, оргазм становится большим шагом назад, ужасной утратой блаженства. Это был третий порядок во плоти, и это будет длиться вечно, когда человеческое сознание соединится с кристаллическим Кремниевым городом: квантовые компьютеры, микрофотоны, сияю-щий оптический экстаз… Итогом всему этому станет кремниевое просветление, экстатически-блаженное бестелесное возбуждение цифрового трансцендентного ума, несущегося со скоростью света к собственному космическому сознанию, к шокирующему, потрясающе-му постижению, обретаемому на краю вселенной.

— Кен, — говорит Джоан, — давай хотя бы до второго порядка добе-рёмся, а?

Лиза Пауэлл вышла на сцену. Загорелся слайд №3, грозно возвестивший: «Постструктурализм über alles¹⁰³».

— Я понимаю, как сложно нашим критикам поверить, что мы в ИЦ в своих работах активно используем выводы структурализма и постструкту-рализма, ведь нашу обширную критику крайнего постмодернизма можно принять за полное отрицание постмодернизма. Но в действительности я, как

и многие мои коллеги, не раз открыто заявляла о своей приверженности идеям конструктивного постмодернизма. Ещё раз подчёркиваю: мы критикуем крайний деконструктивный постмодернизм, который, в отсутст-вии интегральных толкований второго порядка, позволил злобному зелёному мему устроить бунт под видом плюрализма.

— И структурализм, и постструктурализм имеют свои слабые места, которые, к сожалению, делают их лёгкой добычей бумерита. Особенно это касается постструктурализма. Для тех, кто слышит об этом впервые, я приведу историческую справку.

Я с некоторым беспокойством осознал, что, скорее всего, опять не смогу угнаться за ходом мысли Пауэлл. Ладно, когда будет перерыв, Ким мне всё объяснит.

— Да, Ким?

— Что «да»?

— Ты ведь мне всё объяснишь, когда будет перерыв?

¹⁰³ Превыше всего (нем.). — Прим. пер.

— Вообще-то, сегодня не такой уж плохой день. Будет максимум десять минут сложного материала. Просто пропусти это через себя. В конце всё станет понятно, я тебе обещаю.

— Супер.

— На самом деле та школа структурализма, которую связывают с имена-ми Соссюра, Леви-Стросса, Роланда Барта, раннего Фуко и Жака Лакана, сделала многое для включения интегральных толкований в теоретическую социологию. Как утверждает Соссюр, и как мы сами могли убедиться на примере слова «лук», значение слова зависит от системного контекста и

общей структуры,в которой оно находится.Эта школа структурализма

пытается показать, насколько важны холистические структуры в конструи-ровании социальных реалий. Но проблема с формулировками (например, утверждение о внеисторической природе этих структур) не позволила этой школе дорасти до серьёзной научной дисциплины. Однако Деррида, Лиотар и, в какой-то мере, Фуко, подхватили некоторые оригинальные идеи структурализма и создали постструктурализм, представляющий собой смесь интегральных догадок с атавизмами зелёного мема и анархического плюрализма, позволившими постструктурализму моментально завоевать бешеную популярность. Если на зелёном уровне находится 20% населения,

а на втором порядке — всего 2%, нетрудно догадаться, какие составляющие постструктурализма могли рассчитывать на большее признание! И посколь-ку постструктурализм был адресован этим 20% зелёного населения, а не 2% интегрального, он был обречён на успех, который не заставил себя ждать.

— Мальчики и девочки, угадайте, что случилось. Вчера вечером на мой концерт пришла Дарла. Я чувствовал себя, словно проглотил десяток неоновых колибри. В общем, похоже, она вернулась из странствия по неведомым галактикам, — сказал Стюарт вчера за обедом.

— Не может быть, — сказал я. — Я думал, Дарла вернулась к своему жениху, и поэтому с тобой случилось это опустошающее… ну… что-то. Так что же произошло?

— Очевидно, у них ничего не получилось. В среду мы с Дарлой встреча-емся в Милуоки. А после этого планируем сделать кое-что ещё.

— А после этого планируем сделать кое-что ещё, — услужливо повторила Хлоя.

Я повернулся и посмотрел на Стюарта. Выражение его лица было немного туповатым и, определённо, означало: «Господи, как прекрасна жизнь».

— Мать вашу за ногу, — произнёс Джонатан, который тоже заметил эту глупую ухмылку на месте, где раньше находилось лицо Стюарта. — Что случилось с тем дерзким, прямолинейным Стюартом, которого мы все знали

и любили? Где тот Стюарт, который пел про раковые опухоли, ковровые бомбардировки, выпущенные кишки и секс со шлюхами в Амстердаме? Ну да, у него было несколько песен о поисках Бога, но в них он скорее отдавал должное дьяволу. — Джонатан потянулся к Стюарту, схватил его за грудки

и закричал, — Кто ты такой, и что сделал с нашим Стюартом?

— В мире музыки появился ещё один пай-мальчик, — горестно заключи-ла Хлоя.

Стюарт довольно улыбнулся.

— За неделю до того, как Дарла ко мне вернулась, я успел переспать с пятью девушками. Это была часть работы над пластинкой, которую я хотел закончить, прежде чем приму целибат.

— Подожди, подожди, — не выдержал Джонатан. — Секс с пятью девуш-ками был частью работы над пластинкой?

— Да, именно так.

— И что же ты такое записывал? Крики этих пяти бедняжек, умоляющих, чтобы ты с них слез? О, я уже слышу твою запись: «911! Кто-нибудь,

позвоните в 911! Оттащите от меня этого кобеля!» Классный альбом, Стюарт.

— Это было частью проекта, который я назвал «Наблюдение за состоя-ниями». После него я собирался на год принять целибат.

— А целибат тебе был нужен, потому что...

— Потому что секс сводит людей с ума, а если ты артист, так вообще спишь с кем-нибудь после каждого выступления. Все твои партнёрши говорят: «Да нет, всё нормально. Я понимаю, что это на одну ночь. Я на это согласна». А потом оказывается, что не согласна. Что бы ни говорили женщины, они просто не приспособлены к анонимному траху без обяза-тельств. Так что в итоге мои партнёрши всегда страдали, а я чувствовал себя как последний сукин сын. И мне это надоело.

— Значит, этих пятерых ты решил отодрать на прощание? — улыбаясь, спросил Джонатан.

— Теперь я с Дарлой, так что это не важно. С ней моя жизнь поднимается на новый уровень.

— Уверена, что не только жизнь, — вставила Хлоя.

— С ней я как будто просыпаюсь! И уже точно не знаю, нужно ли мне воздерживаться от секса. Чувствую себя так, как будто попал в театральное представление на Пасху.

— То есть, если я всё правильно рассчитал, твой целибат продолжался целых 8 часов? — усмехнулся Джонатан.

— В прошлом году я держал целибат одиннадцать месяцев. Было очень интересно, но сейчас я постигаю атомную мистику романа с Дарлой.

После этих слов мы все надолго замолчали.

— Ну ладно, а до этого? Расскажи про секс с пятью девушками? Как оно вообще? — внезапно проснулся Скотт.

— Всё смешать, разрушить, деконструировать. — Могучий мозг Лесы Пауэлл заработал над заданной темой, от чего воздух в комнате нагрелся.

— Как структурализм, так и постструктурализм, как правило, уделяют основное, и даже чрезмерное, внимание вербально-лингвистической стороне реальности, за что мы должны сказать отдельное спасибо Леви-Строссу. Это лингвистическое измерение обычно называют «Знаком», и структурализм с постструктурализмом поклялись Знаку в любви до гроба. Но структурализм не подходил протестующим в Париже и Беркли студен-там-бумерам, потому что, провозгласив всемогущество лингвистических структур (и Знака), он не оставил возможности восстать против этих структур. Вот поэтому-то парижские студенты и калякали на стенах города надписи «К черту структурализм!» А их американские собратья в это время кричали «Долой систему».

— Таким образом, все традиционные системы были отнесены к структу-рализму,в то время как постструктурализм был приспособлен…догадай-тесь к чему? Правильно: к низвержению, трансгрессии и деконструкции. Приведу небольшой отрывок из стандартного учебника по теме — он наглядно показывает, что же на самом деле происходило. «В качестве альтернативы структурализму постструктуралисты предлагают ещё более знаковую версию Знака. Они, как правило, различают два возможных уровня его существования. С одной стороны, есть конвенциональный уровень, на котором Знак существует как нечто стабильное, навязанное и предсказуемое». Бу-у-у! — выкрикнула Пауэлл и усмехнулась. — «С другой стороны, существует неконвенциональный уровень, на котором проявляется творческая, анархическая, хаотическая природа Знака». Ура-а-а! — радост-но закричала она и продолжила читать. — «Поэтому, когда мы видим истинное лицо Знака, то понимаем, что он разрушает навязанную общест-вом систему смыслов и вообще любые системы, контролируемые общест-вом».

Пауэлл подняла глаза от текста.

— Теперь-то всё ясно? Есть плохой Знак — конвенциональный, подав-ляющий и отупляющий, а есть хороший — анархический, неконвенцио-нальный, вызывающий, ниспровергающий, превосходящий и... бла-бла-бла-бла...

— Ричард Харлан, которому принадлежат эти слова, считает, что выпол-няемые Знаком функции отрицания и деконструкции эволюционируют и, я цитирую, «антисоциальный Знак берёт верх над социальным. Об этом превосходстве говорят многие постструктуралисты, включая Дерриду, Кристеву, позднего Барта, Фуко периода генеалогии, Делеза, Гаттари и Бодрийара».

Пауэлл взглянула на слушателей.

— В этом Харлан абсолютно прав. А поскольку для антисоциального Знака нет разницы между досоциальным и постсоциальным, он тут же стал питательной почвой для бумерита и пропаганды злобного зелёного мема. Доструктуралистские импульсы восстали под маской постструктурализма. Участниками всех таких восстаний — от Беркли до Парижа — руководили не постконвенциональные, а доконвенциональные желания, такие как нарциссизм и раздутое эго, стремившееся к безраздельному господству.

А потом, первый раз за время семинара, Лиза Пауэлл захохотала в полный голос. Стало заметно, что она действительно расслабилась, раскрепости-лась. Это было похоже на пересечение звукового барьера, когда после оглушительного звукового удара полёт становится ровным и мягким. И возможно, даже немного увлекательным.

— Чёрт, Ким, она, похоже, действительно улыбнулась.

— Вообще-то, таких приятных людей, как Пауэлл надо ещё поискать. Вначале бывает трудно, потому что ей приходится таскать на себе всю эту тяжёлую интеллектуальную артиллерию, но после определённого момента ей становится легче. Это всегда происходит — она заметно расслабляется, её тело как будто размякает у всех на глазах. На самом деле, это даже мило.

Дата добавления: 2015-11-14