Хлоя, — говорю я и смотрю ей в глаза, но вместо Хлои на меня смотрит Джоан Хэзелтон.

— Ничего себе! — выкрикнул я вслух, и все в зале засмеялись. Джеффер-сон оглядел аудиторию, чтобы понять, какой идиот поднял шум.

— Ничего страшного, — сказал он, — я помню, каково это первый раз в жизни попробовать пиво.

— Ну что, вернёмся к нашим баранам? Как мы дошли до такого жуткого редукционизма? Отчасти, он возник как противовес доминирующей точке зрения модернизма, что существуют только факты, что позитивизм — единственно верный подход к знанию и что победа будет за научным материализмом. Кроме того, вниманием к интерпретации мы в известной степени обязаны, во-первых, традиции герменевтики и её последователям от Дильтея до Гадамера, утверждавшим, что смысл — это самодостаточное явление, которое нельзя полностью свести к фактам, а во-вторых, послед-ним открытиям структурализма, наглядно продемонстрировавшим, что смыслы, с которыми мы имеем дело в повседневной жизни, формируются обширными языковыми системами — об этом говорил Соссюр, и вы сами вчера могли в этом убедиться на примере слова «лук». И наконец, внимание

к интерпретации возросло благодаря важным работам Ницше и Хайдеггера, в которых подчёркивалось, что факты всегда встроены в культурный контекст и зависят от чьих-то интересов.

— Но существовала ещё одна сила, невероятно радикализировавшая все эти важные идеи: факты не окружены интерпретациями — фактов просто

нет, и точка. Ферри и Рено точно знают, что это была за сила: это был нарциссизм. «Факты»ограничивают моё эго,значит«факты»должны уйти.

— Так считают не только Ферри и Рено. К похожему выводу, хотя и другими путями, приходит Раймон Арон (Raymond Aron) в своей книге «Ускользающая революция: анатомия студенческого бунта» («The Elusive Revolution: Anatomy of a Student Revolt»), о которой упоминают сами Ферри и Рено. Арон, считавшийся «богом среди интеллектуалов шестидесятых», писал: «в послевоенное время Сартр лишился своего влияния — его место заняли Леви-Стросс, Фуко, Альтюссер и Лакан» — структуралисты, вскоре уступившие место постстуктуралистам, о которых мы поговорим чуть позже. Вам ведь интересно, да?

Джефферсон оторвался от записей, улыбнулся, затем быстро посмотрел обратно и продолжил, как будто пытаясь поскорее продраться через чащу теории к более понятным выводам и успокоить студентов, которым приходилось думать.

— Ферри и Рено говорят об огромном влиянии теоретиков постструкту-рализма: «Париж с радостью воспринял формулировку „ фактов не сущест-вует “,в результате чего была разрушена разумная вера в ограничениеобщества фактами», то есть в то, что в мире существует множество объек-тивных реалий, которые необходимо принимать во внимание (необходимо, например, уйти с пути приближающегося автобуса). Но именно «вследствие

исчезновения фактов,а значит,и ограничений, налагаемых фактами,

постепенно начала распространяться идея о том, что можно доказать справедливость любого утверждения и нет необходимости устанавливать какие бы то ни было нормы в игре желания». В общем, если на пути эгоистического желания вставали факты, эти факты должны были быть деконструированы, ведь «никто не вправе указывать, что мне делать!»

Дата добавления: 2015-11-14