Предпосылки подчиненного положения матери

Теперь представим себе, что дочь выросла: она стала взрослой, и, может быть, добилась успеха, заслужила признание, сумела подняться над условиями, в которых живут ее родители. Так выглядит классическая ситуа­ция социального взлета, со всеми ему сопутствующими – чувством вины, неловкостью и непониманием, о ко­торых рассказывает Анни Эрно в романе «Площадь» (1983) или «Женщина» (1987). Идентичность дочери не будет выстраиваться, как в предыдущем случае в со­ответствии с подчиненным положением матери: здесь материнская подчиненность возникает, как только ее взрослая дочь освобождается от своей зависимости от матери. Ситуация, безусловно, гораздо менее серьезная, даже если она порождает массу затруднений. У дочери достаточно причин испытывать легкий стыд за мать, но она предпочитает не слишком его демонстрировать. Что касается матери, ей остается только обижаться на дочь за то, что она не гордится матерью, даже если она все понимает и смиряется с этой ситуацией.

Кино предлагает нам пример немного более сложной ситуации, которая интересна тем, что являет собой диамет­ральную противоположность той, что изображена в филь­ме «Иллюзия жизни», но с разницей в несколько лет. Речь идет о фильме «Тайны и ложь» (1996) Майка Ли. Фильм рассказывает историю с того момента, на котором она за­кончилась в предыдущем варианте: похоронами черноко­жей женщины, которую оплакивает дочь. Только на сей раз у дочери такая же черная кожа, как и у матери, хотя покойница – не родная, а приемная мать девушки. Гор­тензия, молодая чернокожая женщина из среднего слоя буржуазии, начинает розыски своей настоящей матери и, благодаря службе усыновления, находит ее. На этот раз проблема в том, что ее биологическая мать – белая.

«Здесь явно какая-то ошибка!» – восклицает мать, когда впервые встречается со своей биологической до­черью. «Это розыгрыш! Это просто нелепо. Я не могу быть вашей матерью! Я не могу больше с вами видеть­ся!» Белая мать должна была бы восприниматься как «вышестоящая» по сравнению с чернокожей дочерью. Но эта разница в происхождении перечеркнута соци­альным положением матери: она из рабочей среды, жи­вет вдвоем со своей законной дочерью, в ссоре со всеми остальными членами семьи. Неимущая, безработная, почти алкоголичка, она уже ничего не ждет от жизни и сама прекрасно осознает это несоответствие: «Я, навер­но, должна была вас разочаровать? Что ж, я – такая, ка­кая есть», – говорит она дочери после первой встречи.

Чувствует ли мать свою вину за то, что покинула свое­го ребенка сразу после рождения? Уравнивают ли их существующие обстоятельства: низкое социальное поло­жение матери и более низкий расовый статус дочери? Возможно ли, чтобы отношения двух женщин достиг­ли гармоничной стадии – после столь неудачного зна­комства с собственной дочерью, которую мать когда-то бросила, к тому же чернокожей, но более образованной и лучше устроенной в жизни? Мать сначала ее оттал­кивает, правда так робко, точно влюбленная девушка, но затем пытается неуклюже ввести ее в свою семью. Она организует обед по случаю дня рождения законной дочери и приглашает вторую. Нетрудно предположить, что законная дочь враждебно («Ты мне испортила праз­дник!») встречает новоявленную родственницу, тем бо­лее что мать решила рассказать ей об ее отце («Он сбе­жал, но он был очень мил. – А мой отец, он тоже был милым?» – задает вопрос чернокожая дочь.). Эта сце­на позволит брату матери и его жене раскрыть осталь­ным свой секрет: они не могут иметь детей, и это поло­жит конец всем «тайнам и лжи», и наступает всеобщее примирение – благодаря неуместному появлению еще одной дочери, в конце концов, становится возможным разговор о ребенке, которого так не хватает. «Намно­го лучше говорить правду. Тогда никто не страдает», – мудро заключает Гортензия.

Дата добавления: 2015-11-14