Сентября 2001 (2000-09-02)

Странная девчонка

Когда-то Тори Эймос мечтала перерезать горло своей бабушке. Сегодня она точит нож на Эминема. Почему рождение ребёнка не сделало самую беспокойную певицу Америки мягче и добрее?

автор: Peter Ross

Отель Сандерсон – идеальное место для Тори Эймос. Как и она, отель словно всё время задаёт вопросы. Например: почему бы не набрать весь персонал из сверхъестественно красивых людей? Или вот ещё: зачем нам диван, если можно поставить огромные мягкие губы?

Только посмотрите на эти сжатые губы в холле. Вполне возможно, что плавящая мозг лондонская жара шутит над нами, но каждый раз, как кто-то проходит, этот диван словно приоткрывается в надежде, что на него откинется Звезда, которая сейчас находится в отеле. Но нет, это просто ещё один толстый журналист, собирающийся расспросить Звезду о роке, насилии, оружии, позах и о том, каково было маленькой девочка мечтавшей перерезать бабушке горло ножом для масла, наконец стать матерью. Какой любопытный! Диван с презрением ухмыляется при одной мысли об этом.

А потом появляется представитель компании East West, извиняется за задержку и возносит журналиста к небесам в лифте – естественно, оформленном в космическом стиле – и вводит в номер, где должна материализоваться Звезда. Комната полна загадочных вещей с недавно закончившейся фотосъёмки: ещё тёплая кровать, остатки земляники в миске, огромное яйцо. [вспомнили эту фотосессию, где Тори с большим белым яйцом? А я вспомнила!]

Когда появляется Тори (пожалуйста, давайте не будем называть её Эймос – сразу вспоминается персонаж из Эммердейла), я сперва её слышу, лишь потом вижу. «Привет!» звонко говорит она, скрытая за муслиновой занавесью в дверях.

Какой она сейчас окажется? Тори 38 лет, и 10 из них она знаменита, Так что у нас было предостаточно времени, чтобы научиться ясно представлять себе её огненно-рыжие волосы и пронзительный взгляд, её миниатюрную фигурку и пухлые губы. Но всё это недавно изменилось. Прошло два года после выхода её пятого альбома, To Venus And Back, и чуть меньше – со дня её последнего концерта в Британии. Для некоторых исполнителей это немного, но в случае с Тори, привыкшей давать по 300 концертов в год, это время кажется вечностью.

Что ещё необычнее, для нового альбома она примерила не один образ, а целых 13. Strange Little Girls – это коллекция каверов. Тори предлагает неожиданные интерпретации песен, написанных мужчинами о женщинах, и исполняет их с точки зрения героинь песен. Например, известную песню I Don't Like Mondays, написанную Бобом Гелдофом о калифорнийской школьнице Бренде Спенсер, которая ранила или застрелила нескольких своих одноклассников – Тори перепела от лица женщины-офицера полиции, которая застрелила Бренду. Тори снялась в образе всех героинь песен, в том числе и в образе полицейского. На некоторых фото у неё короткие тёмные волосы, на других она элегантная блондинка. Трудно поверить, что это одна и та же женщина.

Когда Тори появляется из-под муслиновых занавесей, словно невеста, поднимающая фату, журналист испытывает одновременно облегчение и лёгкое разочарование – Тори выглядит, как Тори. В ней всё те же метр шесьтдесят сантиметров роста. Волосы её всё такие же рыжие, что могут вызвать комплекс неполноценности даже у Irn-Bru [не знаю, кто или что это, даже не могу в сеть зайти, извиняйте – надеюсь, что не забуду исправить]. И она всё ещё может сказать нечто вроде «Ну а после того, как сделаешь Богу минет, можно и чем-нибудь другим заняться» таким тоном, будто раздаёт облатки.

Тори садится. Я приступаю. Когда впервые к ней пришла идея создать Strange Little Girls? «Ну…думаю, когда я нянчила дочку», отвечает она. «Наверное, это всё материнские гормоны. Мысли вроде как…приходят к тебе, когда ты по полдня возишься с ребёнком».

Нужно добавить, что у Тори сильный американский акцент, похожий на акцент комедианта Имо Филипса. На каждом предложении её мэрилендский тягучий выговор замедляется, повисает паузой, а после во весь опор несётся к главной мысли. При этом Тори умудряется обязательно вставить какое-нибудь откровенное высказывание.

Её сложно интервьюировать. Она старается говорить честно, но её ответы довольно туманные, густо пересыпаны метафорами, а записанные на бумаге, они кажутся ещё более бессмысленными.

Тори разговаривает так, будто её собеседник прочёл те же книги (увесистые тома по этнологии, мифологии, пулевых ранениях), пережил то же самое (религиозное воспитание, изнасилование, международную известность) и понимаешь, что творится с её голове (ну уж это одному Богу известно). Такое ощущение, что она разговаривает сама с собой.

Лучшая стратегия с Тори – постоянно переспрашивать её и уточнять непонятное; но времени в обрез, её время расписано по минутам, а объяснять каждую метафору глупцу с диктофоном Тори замучается. Она или выскажет всё так – или никак. Так что задавайте вопросы, помолитесь, а потом трижды стукните каблуками [намёк, скорее всего, на «Волшебника страны Оз»]. Следующая остановка – Ториленд, а нём иногда очень странно.

Она давно не выступала с концертами. Это из-за рождения дочери? [странное замечание, поскольку Тори стабильно ездила в туры раз в два года как минимум]

«Да, конечно. Это было сложное время», говорит Тори. «У меня было три выкидыша. Второй, правда…был неожиданностью. Мне в принципе было плоховато, и я даже не знала, что беременна. Поэтому второй был не таким трагичным, как первый и третий. Третий был даже спокойным. Я была в турне с Аланис [Мориссетт], мы давали двойные концерты. Я была беременна, но потеряла ребёнка. Сразу после концерта в Лондоне. Я отыграла концерт в Королевском фестивальном зале в ноябре [1999 года], и случился выкидыш». [концерт в Королевском фестивальном зале был 29 октября 1999 года, но не будем строги в Тори]

Её глаза проясняются, она даже смеётся. «А потом внезапно в январе я свалилась с кишечным гриппом, который оказался Наташьей».

Наташья Лориен Хоули родилась 5 сентября 2000 года. Тори и её муж/звукоинженер Марк Хоули, рождённый в Линкольншире, которого она встретила во время одного из турне («Я посмотрела, кто делает такой шикарный звук, и увидела чьи-то симпатичные икры»), живут в Корнуолле, но по совету врача Тори рожала в Вашингтоне.

Это были беспокойные девять месяцев. Тори полностью изменила свою жизнь, чтобы всё прошло хорошо. Она одержима своей музыкой, она шлифует свои песни до мелочей – процесс, который она называет «насилованием мозга» – но во время беременности она отложила работу в сторону.

«Я много играла на рояле, переехала в пляжный домик во Флориде и помогала разбивать тропический сад». Она делает паузу, и её поразительные глаза словно мерцают, пока она признаёт в очень приятной вещи. «В моём саду есть дурман». Дурман – галлюциногенное растение, известное также как дурман вонючий. «Мы с дочуркой наблюдаем за ним».

Теперь, когда у Тори есть Наташья, она старается не рисковать. Частные самолёты в прошлом – «Маленькие самолётики, музыканты, но не великие события» – но материнство принесло и более глубокие изменения: «Когда я вижу, как она пытается обнять океан, у меня сердце дрожит от нежности».

Мы знаем, что когда Тори говорит о воде и влаге, нужно обратить на её слова внимание. Когда в 1996 году случился первый её выкидыш, она искала выход из отчаяния у воды, слушая музыку волн, стараясь расслышать «древние женские ритмы». Её альбом 1998 года From The Choirgirl Hotel, в котором много отсылок к тому выкидышу, просто пропитан водными образами, например «она убеждена, что удержит и айсберг, но не смогла удержать жизнь ребёнка» [песня Spark, в оригинале she's convinced she could hold back a glacier, but she couldn't keep Baby alive].

Тори говорит о Наташье с любовью, согревающей, кажется, всё вокруг: «Она растопила что-то во мне. Бог мой, она…Она была нужна мне больше, чем я могла себе представить».

Наташья также разбудила в Тори общественную активистку. Предыдущие её песни чаще касались личных проблем (она даже пела о том, как мастурбирует, пока вся её семья молится в гостиной. Но Strange Little Girls касается серьёзных общественных вопросов, таких как контроль оружия и домашнее насилие.

К теме домашнего насилия Тори обращается в своём жутком кавере на песню Эминема ‘97 Bonnie and Clyde. Изначально герой песни за рулём едущей к озеру машины рассказывал своей маленькой дочери о том, как они сейчас сбросят тело его убитой жены в воду. Песня настолько энергичная и развязная, что происходящее кажется чем-то весёлым. Однако в своей леденящей душу версии Тори поёт песню от лица умершей женщины.

«Когда я только услышала её, больше всего меня ужаснуло осознание того, что люди получают удовольствие, танцуют под песню о парне, который зарезал свою жену», рассказывает Тори. «Полмира танцуют под неё по щиколотку в крови. Но надо понимать: после того, как вы зарезали жену, вы не можете больше решать, с кем она дружит. Я должна была дать ей голос».

Исполнение Тори обретает ещё больше пронзительности и силы, если вспомнить, что она сама была жертвой насилия. В 1985 году, когда она жила в Лос-Анджелесе, угрожая пистолетом, её изнасиловал мужчина, которого она согласилась подвезти после концерта. Она написала об этом Me And A Gun, песню а капелла, которая стала эмоциональным центром её дебютного альбома 1991 года Little Earthquakes: «просто я и пистолет, и мужчина у меня за спиной, и я пела "свят свят", пока он застёгивал штаны» [в оригинале it was me and a gun and a man on my back and I sang 'holy holy' as he buttoned down his pants].

Теперь она говорит: «Я жива, мне очень повезло ещё. Если вы когда-нибудь разговаривали с кем-нибудь, кто пережил нечто столь же кошмарное – похищение или изнасилование – вы поймёте, что память не даёт жить потом».

Поэтому Тори и выбрала песню Эминема. Тори не хочет, чтобы её дочь выросла в мире, где сексуальное насилие подаётся под видом развлечения. «Знаете, я не в восторге от огламуривания насилия. Его изображают в некоторых из этих ужасных, завязанных на жестокости фильмах для взрослых. Порнография оказалась во власти насилия. В «самой свободной стране мира» люди ещё и выбирает, что их больше всего заводит в этой…низости и деградации».

«И тут не поможет закатывать глаза и жаловаться… Я считаю, что нельзя толком понять происходящее, пока не подключишься к этому току, пока не примешь вызов, пока не вступишь в диалог».

Реакция самой Тори была вполне определённой. У неё репутация скорее ребёнка, нежели женщины, этакой чудачки-мечтательницы постоянно в мыслях об эльфах. И хотя это может частично быть близко к истине, Тори, несомненно, Добивается Своего. В 1994 году она помогла создать RAINN, Национальную сеть помощи жертвам насилия, жестокости и инцеста – американской ассоциации, которая предоставляет телефонную службу легальной, медицинской и психологической помощи.

Тори даже ходит на выборы – этого не делает даже наша родная Рыжая Перчинка [Джерри Холлиуэлл из незабвенных Spice girls]. В этом году Тори голосовала за Ральфа Надера и тем самым непреднамеренно помогла Джорджу Бушу оказаться в Белом доме. Она восхищается тем, что Надер готов бороться с эксплуатацией природных ресурсов и загрязнением окружающей среды, которые являются побочными продуктами американского благополучия. Также она верит, что протесты антиглобалистов в Сиэтле и Генуе – положительная вещь, потому что благодаря им больше людей узнают о современных мировых проблемах.

Тори выросла в Мериленде. Её отец Эдисон – священник-методист с шотландскими корнями, который в молодости выглядел, как Джеймс Дин. Её мать Мэри Эллен – на четверть чероки, но полностью предана христианству. При рождении Тори назвали Майрой Эллен, но она сменила имя, когда переехала в Лос-Анджелес. «Вот на меня заглядывался парень. Но стоило ему услышать, что меня зовут Майра Эллен, как весь интерес пропадал», объясняет она.

Тори выросла в тени двух сильных женщин. Первая – мать её отца, Эдди Аллен, ярая кальвинистка. Юной девушкой она приехала из Аппалачских гор и поступила в университет Вирджинии, где стала экспертом по поэтам-романтикам. Она использовала свои литературные таланты, наставляя свою внучку, что секс до свадьбы – прямой путь в ад. Тори представляла себе, как убивает Эдди Аллен.

Вторая женщина, чей образ незримо присутствовал в жизни Тори – бабушка её матери, чистокровная чероки по имени Маргарет Литтл. И хотя она умерла ещё до рождения Тори, дедушка Тори много о ней рассказывал внучке. Он рассказывал, что Маргарет носила томагавк в переднике и что во время Гражданской войны, когда солдаты сожгли все посевы южан, его мать сама впряглась в плуг и пахала землю.

Секс, грех и борозды сожжённой земли – легко увидеть, как всё это отразилось в Тори. Нотации Эдди Аллен производили эффект, обратный желаемому. В юности Тори фантазировала о сексе с Иисусо Христом и Робертом Плантом. Из авторов песен лишь Ник Кейв может соперничать с Тори в смешении священного и мирского.

В песнях Тори постоянно говорится о сексе и религии, а её невероятные живые выступления балансируют между божественной одержимостью и страстным самозабвением. Раньше она говорила, что во время концертов ей комфортнее, чем в постели с мужчиной – но с тех пор, как она встретила Марка, всё изменилось.

Рассказывая о своём кавере на песню группы 10сс I'm Not In Love, Тори говорит, что ей легко было вжиться в неё, «потому что я принимала этот род…силы за афродизиак в таких вот отношениях, как в песне. Ролевые игры и прочее безумие - но это часть нашей жизни, наверное», Она смеётся. «Это часть взросления. Но сегодня эротика для меня - иное. Ну вот что для меня эротично, а?»

Я не знаю. Что же?

«Ну…чувство безопасности. Чувство, что тебя уважают. Это ощущение, что ты такая маленькая-премаленькая, малюсенькая – Земля».

Хорошо, поняли. А с тех пор, как Тори с Марком стали родителями, их сексуальная жизнь изменилась?

«Сегодня для меня самое сексуальное в мужчине – когда он заботится о детях», отвечает она. Мы можем принять это за ответ «да». «Да» в лучшую сторону.

До Марка Тори семь лет жила с Эриком Россе, продюсером первых двух её альбомов. В третьем альбоме, Boys For Pele 1996 года, Тори разбиралась с их разрывом. Но, кажется, не всё было благополучно, потому что Тори начала встречаться с теми, с кем не нужно было встречаться. «Я вдруг понимала, что сижу и скулю у телефона… Я унижала себя», рассказала она в интервью Dazed And Confused. «Понимаете, вот я заключила контракт на миллион долларов – а потом позволяла на себя срать какому-то парню. Я просто становилась мясом. Меня презирали».

Примерно в это время её будущий муж вмешался в жизнь Тори. Они ещё не были парой. Она просто стояла у микшерного пульта, и она сказал: «Ответь, почему женщины не обращают внимания на хороших мужчин, но гоняются за теми, кому не нужны – которые поиздеваются над ними и бросят? Вот ответь». Но Тори не нашла ответа.

В феврале 1998 года Тори и Марк поженились, неожиданно для многих выбрав венчание по правилам Англиканской церкви. Тори и Марк пережили один выкидыш, и Марк сказал, что хочет знать, какой Тори будет в 80 лет. [люблю логику этого журналиста]

Замужество приятно удивило её. Она не ожидала страсти. Тори признаёт, что ей очень хорошо, но поднимает глаза к небу со словами «Я боюсь, что это может кончиться».

Правда?

«Я такая вроде как. Может, это от моих шотландских предков? Это так…по Джону Ноксу».

Всё может быть – с той разницей, что в жизни Тори, в отличие от Джона Нокса, нет места чувству вину. После первого выкидыша она говорила, что чувствует себя виноватой, и спела об этом на альбоме From The Choirgirl Hotel. «Но теперь я этого не чувствую», говорит Тори. «Я не могу найти этого в себе. Мне было больно. Я скучала по ним. Я продолжала носить их в себе и после выкидышей. А теперь…я иногда машу им рукой».

Машет рукой? Они всё ещё общаются?

«Да, конечно. Но, понимаете, их души уже не со мной. Где бы они ни были – они могут уже быть людьми, чьими-то детьми. Где-то на этой планете. Я не знаю, куда души уходят, если уходят с Земли. Но если бы хоть кто-нибудь знал – это же изменило бы всё, да? Но никто не знает».

Альбом Strange Little Girls выходит на лейбле East West records 18 сентября

Дата добавления: 2015-11-14