|
Читайте также: |
Это было обязательным занятием в школе: раз в год всех учеников отправляли к психологу, который целый день занимался с ними. Но после того, как все стали собираться домой, она назвала несколько фамилий и попросила задержаться.
-Лоуренс остаетесь в кабинете, другие пока ждут в коридоре. – Кейн обнял Габриэля за талию и они вместе вышли, следом братишки Эванс, весело что-то обсуждая. Так было всегда: их четверку всегда оставляли, все те годы, которые здесь учился альбинос. А Кейн с ними впервые оставался, видимо из-за того, что парень стал общаться с их компанией. О чем она говорила с каждым из них? Никто друг другу не рассказывал, не было это принято.
Люци Лоуренс.
Его оставили и стали работать с ним первым. Женщина-психолог, лет эдак около сорока рассматривала юношу с каким-то скрытым раздражением: откровенно говоря, она недолюбливала эту компанию, слишком уж все в ней были неординарными мальчиками. Она усадила парня за первую парту.
-Давно мы с тобой не общались, Люци. Расскажи, как поживаешь, что нового? Как отношения с Габриэлем? Ты же был него влюблен, насколько я помню. – Она уже держала в руках свой журнальчик, в котором делала пометки свои и записывала все.
-Сносно, группа процветает. В учебе есть проблемы, но помогает Габриэль. А отношения с ним… все очень сложно. Он такой ветреный, но в то же время ранимый. Я не знаю что делать. Я запутался, честное слово. Я знаю, что он страдает, но он не говорит никогда, что с ним. Это тяжело, поверьте. – Люци закрыл лицо руками. Он не мог сказать одного: он любил Габриэля, но теперь был с учителем, который тоже ему был не безразличен. Люци всегда боялся стать хоть в чем-то похожим на альбиноса, но в данном случае он был, как и его возлюбленный – ветреным. Это слишком болезненное осознание для Лоуренса.
-Вот как… хм… а ты хочешь ему помочь… но почему? Что тебя ведет в этом желании, помимо так называемой любви? – Женщина села на свой стул, закинув ногу на ногу и смотря на парня из-под стекол очков.
-Мне его жалко. Он одинок, не смотря на то, что вокруг него так много людей. Он никого не подпускает к себе… а сейчас еще и новый ученик… они постоянно вместе… везде. Габриэлю нету совсем никакого дела до меня. От этого становится обидно и больно. – Женщина сделала несколько пометок для себя.
-Ясно. Так, теперь давай займемся тестами. – Дама достала тесты Роршаха и стала показывать. Первая картинка. – Что ты видишь?
-Мотылек. Черный, как ночь. – Люци внимателен, он старался думать о том, что отвечает, иначе это могло плохо кончиться.
-Хорошо. Следующая. – Он всматривался несколько секунд в картинку.
-Два странных человека. Близнецы. – Парень уверен был в своих ответах. – Извините, а мне обязательно проходить этот тест?
-Да. Следующая.
-Две женщины какие-то. – Он тяжело вздохнул. Ему не нравились такие тесты.
Через несколько минут Люци освободился и чуть ли не бегом покинул кабинет. Единственное отклонение, которое выявила она – это подчиненность. Лоуренс вечно был подавляемым, ведомым. Это было большим минусом. Ах да, и еще склонность к суициду из-за других, она чуть не забыла пометить это.
Следующим зашел Эрик, зевая. Эванс снова не выспался из-за своего любимого двоюродного братика, который снова решил развлечься посреди ночи. В отличие от друга, он сел на парту, сразу показывая, кто здесь главный. Он не признавал авторитет психолога, данная дама лишь веселила его, как и брата.
-Так, Эрик… Расскажи, что нового у тебя? – Аккуратным движением она поправила очки. Эванс хмыкнул, проводя ладонью по ежику волос.
-Вам-то какое дело? Все что происходит в моей жизни, касается только меня и никого более. Показывайте свои тесты. Я хочу уже пойти отоспаться, а не торчать тут с вами и тухнуть от скуки. – Она стала показывать картинки, записывая все его ответы. Четвертая уже картинка была.
-Что это?
-Шкура животного. – Равнодушно проговорил он, потянувшись довольно. – А следующее мотылек. Вы же знаете, что я помню все картинки и что говорил раньше на наших беседах. Так что все это бесполезно. Смиритесь, мадам. – Ежик спрыгнул с парты и пошел к двери. – Так что можете написать, что со мной все в порядке. Как и раньше. – Он вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Следующим шел Себастьян. Пометка в деле Эрика: «Высокомерен, считает себя самым главным, не проявляет уважения к другим. Возможны приступы жестокости и выплески агрессии.»
Себастьян прошел к окну и сел на подоконник, довольно улыбаясь. Сегодняшняя ночь была просто великолепна, хотя судя по взгляду Эрика, брат так не считал. Себастьян мало в чем отличался от брата в ответах, возможно потому, что договорились говорить одно и то же. Только вот ответ на шестой картинки отличался.
-Труп раздавленной лягушки. Очень похоже. А это лапки ее. А может ее препарировали. Или каток по ней проехал. Забавная картинка. – Лучше бы Эванс молчал… психолог чуть не свалилась со стула от такого простого описания к картинке. Модель потом стремительно покинул кабинет, когда у него заиграла мелодия мобильного. На все вопросы он ответил. Пометка в деле Себастьяна Эванса: «Возможна склонность к жестокости. Испытывает удовольствие при виде трупов. Явный садист.»
Троица ушла, оставив Кейна и Раммштайнера одних в коридоре. Кристиан нежно коснулся щеки альбиноса, а потом поцеловал его, скользя ладонями по талии гения. Ему нравилось прикасаться к седовласке.
-Я пойду, а то потом ругаться будет. – Габриэль кивнул, выпуская блондина из объятий. Кейн не горел желанием общаться с этой дамой, но выхода не было: это обязательный урок и потом тест. Так сказал ему директор. Так сказали одноклассники.
-Так, новенький. Как тебя зовут?
-Кристиан Кейн. – Дама с интересом осмотрела его, а потом что-то записала в свой журнал.
-Садись. Расскажи о себе. – Она внимательно следила за каждым его движением, каждой эмоцией. Но Кейн был спокоен и даже порой улыбался.
-Что вам рассказать? Я здесь новенький, правил ваших не знаю, но мне нравится это место. Оно порочно. В нем интересно наблюдать за другими. Именно поэтому вы здесь. Именно поэтому и я здесь. Мы с вами оба наблюдатели, вам так не кажется? Сейчас вы смотрите на меня как удав на мышку. Но, увы, для вас, я не мышь. – Психолог была явно в замешательстве от такого описания ее. Поняв, что ей с этим блондином не тягаться, она стала показывать картинки. Девятая. – Чаша или бокал. Хрупкий очень, с тонкой ножкой. – Прошло еще несколько минут, и она отпустила Кейна. Пометка в деле Кристиана: «Очень интересный молодой человек, с богатым внутренним миром, но судя по всему, у него есть много душевных переживаний, которые он тщательно скрывает. Скован в движениях и жестах, осторожен в словах поэтому.» - Габриэль, она тебя ждет. – Альбинос кивнул и пошел в кабинет, прикрыв за собой дверь. Он не любил, когда их разговоры слушали.
-Здравствуй, Габриэль. – Он кивнул в знак приветствия и расположился на своем привычном месте: первой парте ряда рядом с дверью.
-Здравствуйте. – Его голос как всегда отстранен и холоден, в нем нет абсолютно никаких эмоций. Он не позволял себе показывать их. Альбинос провел кончиком языка по своим губам, даже показывая сережку в нем.
-Расскажешь о себе? – Она осторожно всегда обращалась с этим парнем. Он, откровенно говоря, пугал ее.
-Вам рассказать о моих мыслях? Желаниях? Рассказать о том, что было или должно случиться? Что вы хотите услышать от меня? – Раммштайнер прикрыл свои алые глаза.
-О чем ты думаешь? – Гений хмыкнул и зевнул, откинув голову назад.
-О чем думаю? Хм… о том, что сегодня прекрасная погода. Люди счастливы, не смотря на беды, не смотря на боль, которую приносят друг другу. Они счастливы, смотря на смерть и кровь, которая везде. Даже ваши руки, уверен, в крови. Сколько людей покончили с собой после того, как пообщались с вами? Вы же абсолютно бестактны. Вы говорите, что делаете все это ради нас, но в реальности лишь тешите свое самолюбие. Вы жестокая и лицемерная дама в реальности, скрывающаяся за маской психолога. Вам нравится капаться в голове людей, вытаскивая их потаенные страхи, их самые больные темы. – Женщина оторопела от такого заявления. Она сжимала и разжимала пальцы, стараясь успокоиться. Этот мальчик… он говорил порой чересчур жестокие вещи. – А тесты можете мне не показывать. Я ничего не вижу в этих кляксах все равно. У вас еще есть вопросы?
-Да, еще один. Почему ты так груб? – Она сняла очки и потерла глаза, а Раммштайнер задумался. Был ли он груб? Вроде нет. Просто сказал ту правду, которую все старались избегать.
-Посмотрите на десятую картинку, и вы увидите червей. Это те черви, которые ползают в ваших мозгах, разъедая. Они не настоящие. Как и ваше обвинение в грубости. – Психолог и впрямь посмотрела на картинку нужную и вздохнула. Нет, сейчас она ничего не видела. – Скажите мне, зачем вы каждый год собираете именно нас? Хотите доказать что-то, ставя на нас свои клейма? Что-то в стиле: «они стали такими жестокими из-за общения друг с другом» или «слишком много времени проводят не в здоровой обстановке». Не лезьте к нам в душу. Кроме тьмы вы там ничего не увидите. До свидания. – Альбинос поднялся и пошел к двери, усмехаясь.
-Прощайте. Надеюсь, судьба нас больше не сведет вместе.
-О, как вы ошибаетесь, мадам. – Едва слышно проговорил Габриэль, распахивая дверь и выходя таки из кабинета. Ему наскучило уже разговаривать с этой дамой.
Пометка в деле Габриэля Раммштайнера: «Во всей их компании является скрытым лидером, психологически давит на людей окружающих, старается унизить и заставить почувствовать человека себя ненужным, никчемным. Относится к людям с пренебрежением. Явно страдает недостатком внимания, поэтому окружает себя большим количеством любовников (со слов Люци). По сути, кукловод, управляет другими…» Там было написано что-то еще ею, но это уже было не важно. Женщина с облегчением вздохнула – этот гений ушел, и теперь можно было немного расслабиться. Все же юнцы эти заставляли понервничать даже психологов своей нестандартностью видения.
Дополнительная глава 5. Жизнь тех, кто его "любил"
«Klopf-klopf, lass mich rein,
Lass mich dein Geheimnis sein
Klopf-klopf, klopf-klopf»
В парке на скамейке сидел мужчина сорока пяти лет, с легкой проседью уже в волосах, рядом бегал мальчишка тринадцати лет, играя футбол с ровесниками. Если вспомнить… то тогда альбинос был на год младше его сына, когда они познакомились, когда мальчишка пришел учиться в школу для мальчиков. Такой же резвый, живой… что с ним случилось? В какой момент он сломался? Тяжелый вздох. Он не знал и вряд ли уже узнает когда-нибудь, это осталось все в далеком прошлом, которое лишь изредка напоминало о себе образами во сне. Его чертами лица, размытыми, которые было тяжело удержать перед глазами. Порой ему даже казалось, что это было не с ним, в другой жизни с другим человеком. Но нет, это лишь самообман. Он смотрел за бегающим подростком, который после падения всегда поднимался и продолжал играть. Еще совсем чистый…
-Пап, ты видел, я гол забил! – Он улыбнулся и кивнул, смотря на довольного и гордящегося собой сына. Ему сорок пять, его волосы уже не такого рыжего цвета, какими они некогда были, да и теперь они были короткими. После того дня прошло уже четырнадцать лет, но он помнил, как позвонил лучший друг и коротко попросил включить телевизор. Словно это было не с ним…
«Будьте счастливы, а я ушел… прощайте. Было весело играть свою роль ученика.
Габриэль Раммштайнер или Таша Ито.»
Тогда это сообщение пришло на мейл, это было последним, что он получил от Габриэля. В этом мужчине уже было сложно узнать учителя биологии, слишком сильно изменился он за это время, у него была вполне счастливая семья, двое детей: сын и дочка, девочке было всего лишь семь лет и она только пошла в школу. Но сегодня она ушла с мамой по магазинам. Он помнил, что пожертвовал любовью этого альбиноса ради семьи и ребенка. Возможно, это была равноценная плата, но он все чаще думал, а правильный ли выбор тогда сделал? Возможно, если бы он остался с Габриэлем этого бы и не случилось. Тихие угрызения совести бывали лишь во снах теперь, это все оставалось прошлым.
«Links, rechts, gradeaus —
Du kommst hier nicht mehr raus
Links, rechts, gradeaus —
Du kommst hier nicht mehr raus
Der Wahnsinn hat mich eingesperrt
Und deine Heile Welt verzerrt,
Hat sich in deinen Kopf gepflanzt —
Lauf, Kind, lauf, so schnell du kannst
Du weisst nicht mehr, wer du bist,
Du weisst nicht mehr, was Liebe ist.
Dein Spiegelbild hat sich entstellt
Niemand ist hier, der zu dir halt.»
Он до сих пор работал фотографом, теперь уже имея свою студию. События четырнадцатилетней давности уже давно не мучили его, в отличие от старого друга. Свою любовь Каин похоронил еще до того, как альбинос сорвался на мотоцикле с обрыва, сам не понимая, как так это получилось. Но просто незадолго до этого он понял, что эти чувства ни к чему не приведут. Никогда. Следовательно, в них и не было смысла. Возможно, это было жестоко, возможно… но совесть не мучила фотографа. Ему было все равно, теперь альбиноса не было, он ведь умер. Да и… Габриэль сам был виноват во всем, по его мнению. Каин все еще жил с Люци и они были вполне счастливы. Четырнадцать лет спокойной не обремененной воспоминаниями жизни. Любовь прошла, не оставив и следа. Только лишь фотографии у Люци в альбоме с одноклассниками. Он слышал, что Эвансов хотели посадить, поймав на очередном убийстве и изнасиловании трупа, но в итоге они откупились и потом пропали. Тогда, когда они последний раз виделись с Раммштайнерами, он хотел помочь юноше, найти этих ублюдков, но потом… он понял, что это ничего не изменит. Лучше было жить своей жизнью и не вмешиваться в чужую.
-На сегодня закончили! – Сказал он, собрав волосы в хвост. Ему сорок три года, он был счастлив, живя именно такой жизнью.
«Links, rechts, gradeaus —
Du bist im Labyrinth
Links, rechts, gradeaus, links, rechts, gradeaus.
Keiner kann dir sagen, welche Tueren die richtigen sind,
Mein verlornes Kind.
Links, rechts, gradeaus —
Du bist im Labyrinth
Links, rechts, gradeaus, links, rechts, gradeaus.
Keiner kann dir sagen, wer die guten und die boesen sind,
Mein verlornes Kind.»
Залог счастливой семьи – это откровенность перед своей второй половинкой. Тогда, когда Катарина застала их с Габриэлем в постели одной, он честно рассказал ей все. рассказал о своих чувствах к этому парню. Она тогда запретила с ним видеться и даже разговаривать. Другой бы возможно обвинил ее в том, что из-за того, что она не пускала Леонарда к парню, гений покончил с собой. Но он не винил ее, он сам был виноват, что довел все до этого. Он решил устроить семью, не заботясь особо о чувствах Габриэля. Сейчас его сыну было столько, сколько альбиносу, после года знакомства. Он помнил, каким был альбинос, когда только перевелся в школу и помнил, как через некоторое время замкнулся. Это он только спустя четыре года узнал, что директор насиловал паренька. Это многое объясняло… Габриэль словно был в лабиринте, из которого никак не мог найти выхода, он запутался в том, что было правильно и нет, поэтому… поэтому все так получилось. Нейтон тяжело вздохнул, смотря на сына. Он не мог жаловаться на жизнь: у него была дружная семья, любимые дети и работа. Кстати, самое забавное, после того звонка, Каин и Леонард больше не общались. Наверное, потому, что Леонард чувствовал свою вину в смерти этого гения. Он понимал одну простую очень вещь: не оставь тогда они его одного, он бы жил. Или… или не запри в доме. Возможно, если бы Каин тогда не поймал Габриэля дома и не посадил на цепь, если бы Раммштайнер все же пошел служить богу, он бы был жив. Но это возможно, никто не мог предсказать точно будущего.
«Du hast mich oft aus dir verbannt,
An meinem Zorn dein Herz verbrannt.
Dein zweite ich, die zweite Haut
Hab ich in deinem Kopf erbaut
Wenn ich in deine Seele tauche
Und dich fuer meine Lust gebrauche,
Dann werd ich deine Sinne blenden —
Das Spiel kannst nur du selbst beenden
Klopf-klopf, lass mich rein,
Lass mich dein Geheimnis sein
Klopf-klopf, klopf-klopf
Klopf-klopf, lass mich rein,
Lass mich dein Geheimnis sein
Klopf-klopf, lass mich rein,
Lass mich dein Geheimnis sein»
Ночью во сне он приходил снова и снова. Эта улыбка, в которой был лишь холод и безразличье, его взгляд, пустой, лишенный эмоций. Он ничего не говорил, не упрекал и не обвинял.
-Я все понимаю. Живите дальше и отпустите в конце концов меня. У вас счастливая семья, учитель. Не загоняйте сами себя в лабиринт, в котором и погибните. – Отпустить? Забыть? Наверное, именно так и следовало сделать, но школьная фотография в альбоме не позволяла совсем выкинуть из жизни альбиноса. Хоть его и не было нынче в живых. Чувства так и не прошли до конца, остались где-то внутри, порой обжигая сердце. В отличие от Каина, Нейтон все же скучал поэтому странному юнцу, который все время отрицал свои чувства, который вел непонятную некому игру, стараясь скрыться за ней, не подпуская никого слишком близко. Возможно, именно это и сыграло свою роль, что в конечном итоге Габриэль остался один. Не играй он чувствами других, ему бы верили и не использовали так. Хотя о чем это? Просто Леонард пытался найти оправдание поведению Раммштайнера, которого не было, да и своему поведению тоже. Но чем больше он думал на этот счет, тем дальше уходил от ответа. Отпустить… он должен был, но судорожно хватался за воспоминания, за те остатки прежней жизни, которая затерялась. Он был хорошим отцом, верным мужем, но он уже не был самим собой. А был ли другой выход, чтобы продолжать жить?
Дата добавления: 2015-11-16; просмотров: 46 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Дополнительная глава 3. Дневник Габриэля Раммштайнера | | | Schools and Schools |