Плутая в дебрях 10 страница

Когда Сэмюель переехал в Вайн–Хилл, он очень удивился, что здесь не проводятся воскресные службы, что сюда очень редко заглядывают Божьи служители. Единственным постоянным посетителем был отец Джеймс О`Молли, католический священник, почти такой же старый, как и его прихожане в приюте для престарелых.

– Я не возражаю, если вы станете обучать членов моей общины, – с сильным ирландским акцентом сказал Сэмюелю Джеймс, когда они впервые встретились. – Вы учите их Слову Божьему, и я не против этого. Только постарайтесь не забивать им головы бунтарскими идеями.

Джеймс О`Молли приезжал каждый четверг и оставался надолго. И хотя они не всегда приходили к согласию по теологическим вопросам, священник любил Иисуса и людей, которых Господь ему доверил. Кроме того, всегда приятно иметь друзей.

– Вам нравится здесь, Сэмюель? – недоверчиво спросил Тимоти.

Неужели мальчик его жалеет? Сэмюелю это было ни к чему.

– Мне было уже не справиться с домом. Мне стало не по силам ухаживать за двором. Зато здесь я могу отдыхать и наслаждаться жизнью. Для меня готовят, стирают мое белье и все остальное. – И ему хватало времени на молитву и обучение тех, чьи сердца открыты для Иисуса. – Присаживайся и чувствуй себя как дома.

Тимоти сел в старое кресло лицом к окну. В этом кресле часто сидел Джеймс. Приют в Вайн–Хилле построили таким образом, что все окна выходили во двор. Живущие здесь могли любоваться мраморной статуей крестьянки, которая лила воду из кувшина в пруд, заросший лилиями. Сэмюель распахнул окно, чтобы Тимоти мог слышать пение птиц, когда они прилетали к кормушкам.

– Я могу любоваться садом и ни о чем не беспокоиться. Томас Гомес ухаживает за ним, и каждый сезон сажает новые цветы.

– У вас здесь хорошо, Сэмюель.

Временное жилище перед встречей с Эбби.

– Я виделся с твоей матерью на прошлой неделе. Она ничего мне не сказала о том, что ты собираешься приехать.

– Она сама не знала. Я преподнес ей сюрприз. Мы с бабушкой подумали, что будет неплохо съездить в Сентервилль.

– С какой‑то особой целью?

– Да нет. Наверное, можно сказать, что мне захотелось посмотреть, как идут дела в церкви моего отца.

– Ну и как? – осторожно поинтересовался Сэмюэль.

– Великолепное здание.

– Да, действительно. – Сэмюель поудобнее устроился в кресле и отставил трость. – Я должен чем‑нибудь угостить тебя. Может, хочешь содовой? Печенья? Чувствуй себя как дома. – В крошечной кухоньке стоял холодильник, микроволновка и висело несколько шкафчиков.

Тимоти налил чай со льдом в два стакана. Улыбающийся Сэмюель взял стакан, помешал напиток и сделал глоток. Тим даже не забыл добавить лимон.

– Великолепно. Как раз как я люблю. Итак, о чем мы говорили?

– Вы получаете записи собраний отца?

–Угу.

– И как?

– Твой отец – замечательный оратор.

– Да, я знаю, и все же… – Тим ждал, внимательно вглядываясь в лицо Сэмюеля.

Старик не собирался сплетничать об отце Тимоти, не собирался он и делиться своими мыслями по поводу манеры Пола Хадсона проповедовать. Он уже говорил обо всем этом с Господом. Много раз.

– Ты окончил среднюю школу. Что теперь собираешься делать? Тимоти откинул голову на спинку кресла.

– Я еще не решил. Наверное, стоит поработать годик, подумать, чего я хочу. Меня уже берут в четыре университета.

– Хорошо. А в какие?

– Калифорнийский университет в Лос–Анджелесе, университет в Беркли, Калифорнийский государственный в Сакраменто и альма–матер папы и мамы – христианский университет на Среднем Западе.

– Кажется, ты уже передумал становиться ковбоем? – улыбнулся Сэмюель.

Тимоти криво усмехнулся:

– Может быть, мне стоит вернуться к этой идее. Перееду в Монтану. Подальше от всех, кто хочет как‑то влиять на мою жизнь. Я все еще не знаю, что выбрал для меня Господь. Спрашиваю Его уже два года, перебрал почти все.

Тимоти говорил о Боге так, словно был знаком с Ним очень близко.

– И не можешь придумать, куда пойти учиться?

– Я даже не уверен, что вообще хочу учиться, Сэмюель.

– Денежные проблемы?

– Дело совсем не в деньгах. Мама и папа откладывали деньги на мою учебу с самого моего рождения. Их, конечно, немного, но можно подрабатывать. Папа подталкивает меня к христианскому университету Среднего Запада. Семейная традиция в третьем поколении, как он говорит, будто все уже решено. – Саркастическая улыбка парня напомнила Сэмюелю его отца, Пола Хадсона. – По–моему, впервые отец мной доволен. – Он тряхнул головой и отвернулся. – Но все дело в том, что я абсолютно уверен – Господь этого не хочет.

– Откуда ты знаешь?

– Я ощущаю какое‑то беспокойство. Я подавал документы, только чтобы угодить отцу. А теперь жалею об этом. – Он поднялся и высунулся из окна, глядя во двор. – Все так сложно.

– Когда придет время, ты узнаешь, чего от тебя ожидает Господь.

– Очень надеюсь. Но если я пойду не в христианский университет, отец расстроится. А я не знаю, как поступить правильно.

– Все зависит от того, кому ты хочешь угодить.

Тим смотрел на Сэмюеля, и было видно, что он все прекрасно понимает.

– А как насчет заповеди чтить отца и мать?

– Первая и наибольшая заповедь – возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, всей душой и разумением, Тимоти. Вторая – возлюби ближнего твоего, как самого себя. На этих двух заповедях утверждается весь закон и пророки Ветхого Завета[65]. Верность этим заповедям Христос доказал Своей жизнью, смертью и воскресением. Мы должны следовать за Иисусом, а не за людьми, как бы сильно мы их ни любили.

– Все ясно и просто в теории, Сэмюель. Но очень трудно соблюдать эти заповеди в жизни.

– А никто и не обещал, что будет легко. С самого начала времен идет великая духовная битва. Даже Иисусу пришлось в ней сразиться. Помнишь, как Он молился в Гефсиманском саду? «…Не Моя воля, но Твоя да будет»[66]. Вся жизнь такова. Разум и сердце – поле битвы с сатаной. Христос и Слово Божье – твоя сила и защита.

Тимоти снова сел. Наклонившись вперед, он уперся локтями в колени.

– Я беспокоюсь о маме. – Он резко поднял голову. – Она ничего вам не рассказывала?

– Она много о чем рассказывает мне.

– О чем‑то таком, что мне следует знать?

– Нет, раз она сама тебе ничего не сказала. – Юнис всегда обращалась к Эбби за советом. Несколько раз она приходила и к нему в тревожные минуты, но так и не решилась сказать, что же ее беспокоило. Ее скрытность подсказывала Сэмюелю, что дело касалось Пола, но он никогда не считал себя вправе расспрашивать ее либо давить на нее.

Тим пожал плечами:

–У мамы с папой что‑то разладилось. Не знаю, что именно. Отец часто раздражается, скрытничает. Они с мамой разговаривают, словно чужие. И только на бытовые темы.

– Брак – очень нелегкое дело, Тимоти.

– Да, я слышал. Но разве у них не должно получаться лучше, чем у остальных? Они оба заняты исключительно церковными делами. Мама стала какой‑то нервной. Она никогда не была такой. – Тимоти еще раз пожал плечами и выглянул в окно. – Мне кажется, она изо всех сил старается занять себя. Пытается создать видимость благополучного брака. Она уверяет, что все замечательно, но у меня такое ощущение, что все как раз наоборот. Не знаю, верит ли она сама в это или только надеется. Возможно, она притворяется больше ради себя самой, чем для окружающих. Я ничего не знаю, Сэмюель. Но я очень хочу разобраться, что же происходит. Выглядит все как обычно, но… чего‑то не хватает.

– Когда ты говоришь «хочу разобраться», ты имеешь в виду, что хочешь все исправить, так?

– Конечно, если это в моих силах.

Сэмюель вспомнил о тех жертвах, которые пришлось принести Юнис Хадсон, и подумал, а способен ли ее сын на такое.

– Почему мать отвезла тебя в Лос–Анджелес?

Тимоти насторожился:

– У нас с папой появились трения.

– И почему она тебя там оставила?

– Она сказала, что мне нужен простор, чтобы понять, кто я такой, кроме того, что я сын Пола Хадсона.

– Думаешь, ей легко было решиться?

– Конечно, нелегко. – Тим скривился. – Да и сейчас непросто. Она плачет всякий раз, когда уезжает.

– Хочешь совет?

– Да. Это одна из причин, по которой я здесь.

– Ладно, слушай. Бери пример с матери. Не вмешивайся. Отойди. Молись. И увидишь, чего желает Господь.

– Я подумал, если поговорить с отцом…

И тут Сэмюель увидел в Тимоти Пола Хадсона.

– Так, – он слегка улыбнулся, – ты знаешь, как поступать правильно. Верно? Ты вообразил, что можешь указать своему отцу, как ему следует жить, как сделать мать счастливой. – Сэмюель покачал головой. – Горячая, самонадеянная молодежь.

Лицо Тимоти стало пунцовым.

– У меня появилось ощущение, что их брак начинает разваливаться, а я не хочу наблюдать со стороны и молчать.

– Кто‑то из них просил твоего совета?

–Нет.

– Тогда не нужно вмешиваться. Позволь Господу творить, лепить и переделывать. И рушить тоже. Помни об этом. То, каким мы видим Бога, определяет и то, как мы Ему служим. И зачастую это значит, что мы не должны вмешиваться в дела Божьи. – Яснее выразиться уже невозможно.

– Советуете мне уповать на Господа?

– Именно.

– Но я слишком нетерпелив.

Сэмюель улыбнулся:

– Не нужно представлять себя Одиноким ковбоем[67]. Люди начинают создавать своих собственных божков, когда Господь не подстраивается под их расписание, программу, план, расчеты. И все из‑за иллюзии контроля над собственной жизнью. Пока не случается несчастье.

Как и надеялся Сэмюель, Тимоти сменил тему разговора, спросив о его здоровье. Сэмюель рассказал ему про инсульт. И хотя это был микроинсульт, он все‑таки внес изменения в его жизнь.

– Больше всего мне жаль, что я не могу водить машину, я ведь не желаю размазать кого‑то по асфальту. Одно дело убить себя, а другое – прихватить с собой еще кого‑то. – У него по–прежнему были права и его автомобиль, правда, ни то, ни другое больше не было ему нужно.

Сэмюель пригласил Тимоти пообедать с ним в столовой на первом этаже. Он позвонил менеджеру, Глэдис Таунсенд, и сказал, что у него гость.

– Почти все спускаются к обеду, – сообщил он Тимоти.

Для некоторых это был единственный шанс побыть на людях, если они не посещали многочисленные кружки, которые работали всю неделю. В этих кружках можно было заняться всем чем угодно: от складывания паззлов до тай ши. Сэмюель ходил в кружок живописи маслом. Раз в неделю. Правда, он не показывал свои картины никому, у кого еще было неплохое зрение.

Сэмюель представил Тимоти своим соседям по столу: Бесси Энрайт, Тому Ориону, Фоли Хаддлстону, Лорейн Крамер и Шарлотте Уитком. Обменявшись приветствиями, все, кроме одного, сказали, что рады новому знакомству.

– Еще один длинноволосый хиппи. – Том Орион наклонился вперед, приподняв подбородок. – Хорошо, что не красится в синий цвет, как мой внук. У вас есть татуировки?

– Нет, сэр.

– А у меня есть.

Шарлотта пришла в ужас:

– Том, никому не интересно на них смотреть.

Бесси похлопала Тимоти по руке:

– Он слишком молод, чтобы быть хиппи.

– Но ведь у него длинные волосы.

– Длинные волосы – это просто прическа, – возразила Лорейн. – У моего любимого актера в сериале «Дни и годы» тоже длинные волосы.

– Да это же дурацкая мыльная опера! Неудивительно, что у тебя вместо мозгов каша.

Лорейн надела очки и посмотрела на Тома поверх них:

– Лучше уж смотреть мыльные оперы, чем слоняться по вестибюлю и ругаться с персоналом.

– Я не ругаюсь.

– Ты постоянно скулишь и ноешь, – вмешалась Шарлотта, поддерживая Лорейн.

– Орион, – вдруг произнес Тимоти. – В сентервилльской школе был тренер по фамилии Орион.

– Мой сын.

– Как только он пришел, наша футбольная команда начала выигрывать.

Было очевидно, что Тимоти унаследовал от матери ее деликатность. Том Орион моментально забыл про свои жалобы. А Шарлотте, Лорейн и Бесси манеры и внешний вид Тимоти стали нравиться еще больше. Они минут десять послушали воспоминания Тома о футбольных матчах, а потом Шарлотта перебила его и спросила, есть ли у Тимоти девушка.

– Нет, мэм. Во всяком случае, ничего серьезного.

– А у меня есть внучка, очень симпатичная.

– Он живет не в Сентервилле, Шарлотта, – вставила Лорейн. – Он здесь в гостях.

– Как жаль, из них бы получилась прекрасная пара.

Лорейн погладила руку Шарлоты:

– Твоей внучке уже сорок четыре.

Но Шарлотта не собиралась сдаваться.

– А сколько вам лет, Тимоти?

– Только исполнилось девятнадцать.

Сэмюелю понравился и обед, и беседа. Тимоти явно чувствовал себя свободно со всеми. Даже Том развеселился и заговорил про старые времена в Сентервилле, когда в городе было больше садов и виноградников, чем районов. Они прекрасно посидели, пока не появилась бригада уборщиков и не попросила выйти, чтобы можно было привести зал в порядок. Тимоти помог дамам подняться и пожал руки Фоли Хаддлстону и Тому Ориону.

Уходя, Том сказал Сэмюелю:

– Хороший парень. – Это была наивысшая похвала старого сварливого мясника.

Бесси Энрайт проводила их до самого лифта.

– У тебя такой милый внук, Сэмюель.

Сэмюель не стал говорить, что они не родственники. Через десять минут она вовсе забудет, что Тимоти приходил к ним.

Сэмюель и Тим вошли в лифт.

– Тебе понравился обед?

– Вкусная еда. Очень приятные люди.

– Одинокие люди. Некоторых совсем забыли. С тех пор как я сюда переехал, Бесси Энрайт не навестил ни один родственник. Ее дети и внуки живут на западе.

Сэмюель сказал об этом Юнис, и в следующий же свой визит она зашла и к Бесси, принесла африканскую фиалку для ее коллекции.

– Ты поживешь у родителей, пока не решишь, где будешь учиться?

– Нет. – Тимоти покачал головой. – У меня билет на автобус на сегодняшний вечер. Со следующей недели я выхожу на работу. На стройку.

– На стройку?

– Буду подносить раствор. – Он усмехнулся. – Говорят, от этой работы прекрасно развивается мускулатура. – Он согнул руку.

– За тобой заедет мать?

–Нет.

– Бабушка?

– Она уехала вчера.

Сэмюель не мог даже предположить, что Пол Хадсон выделит время в своем графике, чтобы подвезти сына.

– Как же ты доберешься домой?

– Так же, как и сюда, пешком.

Три мили в сорокаградусную жару! Сэмюель был тронут, что Тимоти пошел на такие жертвы ради встречи с ним.

Они поговорили про университет, спорт, миссионерские поездки Тимоти в Мексику, о занятости его матери, о политике. Но ничего не было сказано о Центре новой жизни или о его пасторе.

– Пожалуй, пора идти.

Тимоти встал, и Сэмюель вдруг почувствовал сожаление. Возможно, ему уже не придется увидеть Тима на этом свете. Он поднялся с кресла, чтобы проводить молодого человека до двери.

– Сэмюель, могу я вас кое о чем попросить?

– О чем угодно, в любое время.

– Вы не могли бы помолиться за моего отца?

– Господь не допускает, чтобы я не делал этого. – Он молился за Пола Хадсона еще до того, как узнал его. Он прекрасно помнил тот первый разговор с ним много лет тому назад. Тогда он был уверен, что Пол призван Господом служить в Сентервилле.

И снова в глазах Тимоти промелькнуло беспокойство. Он нес свое бремя и сомневался, может ли от него избавиться.

– Что беспокоит тебя, сынок?

– У меня такое ощущение, что в ближайшее время моего отца ожидают очень крупные неприятности.

Сэмюель не стал спрашивать, почему ему так кажется.

– Рад был повидать вас, Сэмюель. – Тимоти протянул руку, в глазах его блеснули слезы. Он крепко пожал руку старику. Настоящее мужское пожатие. Тимоти обнял его, и Сэмюель вдруг увидел того маленького мальчика, который с радостным криком влетал в их с Эбби дом. – Я скучал по вам. – Голос его стал хрипловатым. – Больше, чем по кому‑либо в этом городе, я скучал по вам и по маме. И Эбби… – Тим вдруг смутился, еще раз сжал руку Сэмюеля и отпустил. – Спасибо за все.

– Я пока еще не умер.

Молодой человек робко улыбнулся:

– Да, знаю, но когда я учился вождению, вы сказали, что жизнь нельзя принимать как что‑то само собой разумеющееся. Есть вещи, которые лучше сказать при случае. Я люблю вас, Сэмюель. Вы были для меня лучшим дедушкой, чем мой собственный.

Сэмюель был не в силах говорить от переполнявших его чувств. Тимоти помог зажить ране в его сердце, которая появилась после гибели сына во Вьетнаме. Уже стоя в дверях, Сэмюель вдруг почувствовал толчок Святого Духа. За семьдесят лет жизни во Христе он привык чутко реагировать на такие знаки.

– Погоди‑ка, сынок. У меня для тебя кое‑что есть. – Он подошел к секретеру и открыл ящик, перебрал какие‑то бумаги, пока не нашел то, что искал. Потом написал записку, подписав в конце свое имя, и вложил ее в конверт. Затем достал из ящика ключи и вернулся к Тимоти, который все еще стоял в дверях.

– Пустячок, который немного тебе поможет. – Он протянул юноше ключи от «де сото».

– Вы шутите?

– Я никогда не шучу такими вещами. Можешь мне поверить. – Он передал Тимоти конверт. – Это доверенность, выписанная на твое имя. Тебе только нужно заскочить в Управление автомобильным транспортом, и машина твоя.

– Я не могу забрать вашу машину, Сэмюель. Я же знаю, как вы ее любите.

– Я не люблю ее. Она мне нравилась. А люблю я тебя. И еще хочу тебя спросить – что мне делать с машиной, если я больше не могу ее водить? – Он показал на коридор. – Иди прямо по коридору, в конце будет лестница. Спустишься по ней в гараж. Машина твоя с одним условием: ты ничем не связан. Если она тебя не устроит, можешь продать ее и потратить деньги на обучение.

Тимоти стоял в нерешительности.

– Даже не знаю, что сказать.

– Ничего не говори. Просто иди и забери машину. Потом позвонишь, скажешь, как она ездит.

Тимоти обнял Сэмюеля и пошел по коридору. Сэмюель смотрел, как он вертит на пальце ключи от «де сото». У выхода на лестницу Тим остановился. Улыбнулся и помахал рукой.

– Спасибо, Сэмюель!

Старик поднял руку в ответ, но сдержался, не стал давать советов по вождению. Дверь за Тимоти захлопнулась.

Сэмюель закрыл дверь своей квартиры. Когда он переезжал сюда, он раздал почти все свои вещи, но с машиной расстаться никак не мог. В последние несколько месяцев он регулярно спускался в гараж и проводил там пару часов, полируя свою машину, проверяя, все ли в порядке. Он даже садился на водительское сидение и включал мотор, чтобы убедиться, что он работает. И сам не знал, зачем это делает.

– Зато теперь знаю, Господи. – Улыбаясь, он уселся в свое кресло–качалку.

Всему свое время. И для всего оно наступает.

Сэмюель наслаждался осознанием того, что избавился еще от одной ненужной вещи. Он ясно представил, как Тимоти едет по автостраде 99 к пересечению с 5–м федеральным шоссе – локоть выставлен в открытое окно, ветер треплет волосы.

Как же это приятно, Господи. Как хорошо, что я подарил молодому человеку машину.

Особенно приятно, когда знаешь, что выполнил Божью волю.

* * *

Пол испытывал противоречивые чувства к своему сыну. Он им гордился, но при этом не возлагал на него особых надежд. Он не ожидал, что Тимоти вообще сможет поступить в университет, тем более в Калифорнийский. Его сын уже задумывается о будущем, рассматривает различные варианты. А слушает ли он своего отца? Хотя, с другой стороны, почему он должен его слушать? Теперь Пол совсем не знал своего сына. Он разговаривал с ним по телефону раз в неделю или две, и разговоры эти были короткими и пустыми. И в том, что они не могли нормально общаться, не было ни его вины, ни вины Тимоти. Их личности были несовместимы. Обычно Юнис помогала им находить общий язык, но в последнее время она перестала это делать.

Может, до нее дошли слухи? Пол старался назначать Шиле встречи в такое время, когда в церкви никого не было. Ни он, ни она не хотели разрушить свой брак, хотя их семьи были далеки от идеала. Они оба могли многое потерять, если поползут сплетни. Она – его прихожанка и нуждается в утешении. Ей необходим хотя бы один мужчина, находящий ее привлекательной и желанной, и с ней, в отличие от Юнис, он чувствует себя по–настоящему сильным.

Но в последнее время ему пришлось поволноваться. Шила стала рисковать, и ему это не нравилось. Поцелуй в щечку на выходе из церкви, звонок домой, записка на столе. Сегодня утром, когда Шила с ним заговорила, Тимоти едва не просверлил его глазами. Лучше бы обратил внимание на девушек, которые наблюдали за ним и перешептывались. Если Тимоти поделится с Юнис своими подозрениями, Пол расскажет ей всю правду. Ведь он просто консультирует Шилу. Юнис поверит. Она всегда верит. И даже если Юнис начнет задавать вопросы, он спросит ее, что бы он был за пастор, если бы отказал в помощи жене одного из самых щедрых спонсоров церкви.

Нужно позвонить аптекарю и заказать еще таблеток. Желудок снова его мучает. Ему не нравилось, что Шила заигрывает с ним на людях. Конечно, это всего лишь признак ее низкой самооценки. Роб совсем не уделяет ей внимания, поэтому она и обратилась к Полу. Он позвонит ей и еще раз с ней поговорит. Роб снова уехал. Может, просто зайти к ней домой? Там уж никто не сможет их подслушать или увидеть.

Машина Юнис была уже в гараже. Они с Тимоти отправились есть гамбургеры в «Закусочную Чарли», Пол отказался идти с ними. Ему не улыбалось сидеть напротив Тимоти и играть в гляделки. А то и еще хуже, придется отвечать на вопросы Юнис. Даже если Тимоти что‑то подозревает, он не станет ничего говорить. Ни к чему обижать мать.

Пол вспомнил, что когда‑то сам был в таком же положении, в каком находился сейчас его сын. Потом Пол радовался, что ничего не сказал своей матери. Стаскивая на ходу пиджак, он прошел через кухню. Наверное, лучше было бы позвонить Шиле еще из церкви.

Полу стало стыдно, потом он разозлился. Чего ему стыдиться? Консультирование прихожан – часть пасторской работы. Он ведь не подстраивает встречи с Шилой, не стремится к уединению. Если бы он этого хотел, то снял бы номер в какой‑нибудь небольшой гостинице. Возможно, в том уютном мотеле в Марипоса. Где никто их не знает. Они могли бы вместе пообедать, погулять, поговорить и…

Он быстро прервал свои размышления. Он всего лишь утешал одинокую женщину, чей муж был слишком глуп, чтобы понять, чего себя лишает. Пол ослабил узел галстука и расстегнул воротник. Раздраженный, сердитый, он чуть не налетел на Юнис, выходившую из спальни.

– О, извини, – рассмеялась она, перекидывая ремень сумочки через плечо.

– Куда ты идешь?

– В магазин. – Она обошла его.

Он пошел за ней следом в прихожую.

– Сейчас же вечер воскресенья.

– Ты же сам говорил, что у нас кончился кофе, и тебе нужен крем для бритья. Я составила список.

– А где Тимоти?

– Пошел прогуляться. Он сказал, что до автобуса у него еще полно времени.

– Тебя долго не будет?

– Максимум час.

Часа вполне хватит.

Целый час – это замечательно. Ему хотелось поговорить с Шилой без помех.

Юнис нахмурилась.

– Могу отложить до завтра, если хочешь. – Она сняла с плеча сумку. – Наверное, так даже лучше. Уже поздновато.

– Нет, что ты. Иди. У меня полно работы.

Пол подождал, пока дверь гаража не закрылась. Он чуть приоткрыл шторы в спальне, чтобы убедиться, что Юнис едет вверх по холму. Потом перевел взгляд на телефон. Все‑таки ему претила мысль звонить из спальни. Пол швырнул пиджак на стул и направился в свой кабинет. Закрыв дверь, он повернул ключ в замке и уселся за стол. Он должен поговорить с Шилой о ее поведении. Интересно, надолго ли уехал Роб? Шила острее нуждалась в Поле, когда Роб был в отъезде.

Полу не требовалось искать ее номер телефона.

* * *

Стивен заметил серебристый «лексус» перед домом. Было только девять часов утра, он ожидал первого клиента не раньше одиннадцати.

Из машины вышла Кэтрин.

О, помоги мне, Господи! Стивен положил карандаш на чертежную доску. Он не стал дожидаться, когда она постучит.

– Привет.

– Привет, – довольно резко ответила она. Кэтрин вошла в кабинет, не взглянув на бывшего мужа. Она снова отрастила свои белокурые волосы и носила их распущенными. В то время, когда он ухаживал за Кэтрин, он как‑то сказал ей, что ему нравится, когда у женщины длинные волосы. Возможно, из‑за этого через несколько лет она подстриглась. Сначала Кэтрин отрезала только несколько дюймов. А к концу их семейной жизни она носила уже очень короткую стрижку и укладывала волосы с помощью геля. Он был просто взбешен. И она об этом знала.

Она по–прежнему была в отличной форме. Наверное, посещала спортзал. Возможно, даже обзавелась личным тренером. Стивен вдруг спохватился и остановил поток мыслей. Она еще и рта не успела открыть, а он уже мысленно смешал ее с грязью, принялся искать недостатки, отыскивать слабости. Видит Бог, у него самого их пруд пруди.

– И зачем ты купил этот дом, Стивен? Почему не перестроил или не отремонтировал что‑нибудь в Сакраменто? Или в Роузвилле? Почему выбрал Роквилль?

Она не собиралась быть дружелюбной.

– Он мне понравился.

Стивен не собирался рассказывать ей, как Господь привел его сюда, что в подвале он проводит занятия по изучению Библии. Она на взводе и не готова его слушать.

– И сколько денег ты на него угрохал? Никогда не замечала, чтобы ты сорил деньгами. В этом захолустном городишке живут одни неудачники. У большинства домов здесь даже нет фундамента. А этот трейлерный парк! И повсюду бродят эти мексиканцы.

– Это поденщики. К девяти их всех обычно нанимают. – Двое из них посещают его занятия по средам вечером. Прекрасные парни, одинокие, их семьи остались на юге.

– Никто в здравом уме не захочет жить в Роквилле, особенно если у них есть деньги, чтобы поселиться в другом месте. Даже Сентервилль лучше. Мне кажется, Бриттани не стоит здесь жить.

Стивен моргнул от удивления. По прошествии четырех лет Кэтрин вдруг высказывает мнение, где жить их дочери? Он уже открыл было рот, чтобы сказать, что Бриттани приходилось жить в местах и похуже, чем Роквилль, но вовремя остановился. Не теряй голову, Декер. Не попадайся на ту же удочку.

Кэтрин посмотрела в сторону лестницы второго этажа.

– Наверное, Бриттани видела, как я приехала. Не можешь позвать ее?

– Она сегодня рано ушла.

Кэтрин вскинула голову, но Стивен не видел ее глаз за стеклами солнечных очков.

– Ты сказал ей, что я приеду?

– Я же не знал, что ты приедешь, Кэтрин. Ты уже давно не даешь о себе знать. – Стивен очень старался говорить спокойно, но она все равно пыталась найти повод для ссоры.

– Я не знала, когда смогу приехать. Ясно?

Он пропустил ее сарказм мимо ушей.

– Бриттани обычно уходит рано утром и возвращается после полудня.

– А куда она ходит?

– Я не знаю.

– И не спрашивал?

– Когда я приглашал Брит пожить здесь, я кое‑что ей обещал, Кэтрин. Одно из условий – я не вмешиваюсь в ее дела, если она сама не хочет посвящать меня в них. Пока она здесь не появилась, я совсем ничего не знал о ее жизни.

Бриттани всегда уходила утром, но ни разу не сказала, куда идет, что собирается делать. Он был рад уже тому, что она возвращалась, и еще больше радовался, если она не приходила пьяной или обкуренной. Конечно, его интересовало, куда она ходила каждый день. Конечно, он хотел ее спросить. Но Стивен молчал и ждал. Он не хотел поступать с Бриттани так, как Кэтрин поступала с ним: подвергать допросу с пристрастием. Он чувствовал, что Бриттани одной ногой уже стоит на той дорожке, которая ведет в никуда.

Кэтрин подошла к чертежной доске и взглянула на чертежи.

Стивен подавил в себе желание свернуть их в рулон. Кэтрин тяжело вздохнула.

– Наверное, многого не понадобится, чтобы Бриттани сбежала снова. – Она невесело усмехнулась. – Достаточно одного вида моей машины.

У Стивена появилось желание спросить почему, но он сдержался – он же хочет разрушить стену, которую они возвели между собой. Сейчас его бывшая жена обходит свои укрепления, проверяет пушки. Она рассматривала его чертежи офисного здания. Тянет время?

– Может, сварить кофе?

Она удивленно посмотрела на Стивена:

– Кофе?

– Я могу сделать перерыв. Работаю с семи утра.

– Хорошие чертежи. – Он не ожидал комплимента, поэтому застыл на месте от удивления. – И где строишь?

– На северо–востоке. – Он направился к лестнице. – Пошли наверх. Посмотришь дом.

Она подчинилась.

Он вытащил из шкафчика кофе и фильтры, пока Кэтрин осматривалась. А Стивен осматривал ее. Она похудела, побледнела. Даже когда они были на грани развода, она продолжала тщательно следить за своей внешностью. Ее дорогие джинсы были ей велики, загар почти сошел. Но ногти по–прежнему были накрашены красным лаком. Она наконец сняла очки, сложила и засунула в карман пиджака. Кожа вокруг покрасневших глаз припухла. Никакой макияж не мог скрыть ее возраст, следы бессонных ночей, пристрастие к выпивке и разочарование.

Дата добавления: 2015-11-16