Everything I am 31 страница

- Ты думаешь? - я с сомнением покосился на платок, - а хаффлпафского сочетания не нашлось, да?

Гермиона недоуменно посмотрела на платки и фыркнула:
- Это же не слизеринские цвета. У них серебро и более холодная зелень. И вообще, не привередничай!

- Вполне слизеринские, - уперся я, - что скажут, если увидят на мне такое?

- Ты слишком много думаешь о том, кто что скажет. Тебе не все равно? - нетерпеливо сказала Гермиона, - я лучше тебя разбираюсь в цветах, я взяла красно-желтый только для сравнения. Бери зеленый, пока я добрая!

- Вот, а теперь угрозы в ход пошли, - я рассмеялся и взял тот платок, на котором она настаивала. Гермиона потребовала от меня поднести его к лицу, я с неохотой выполнил - и она даже прихлопнула в ладоши:
- Гарри, дарю! Очень здорово, честно! И какие глазищи зеленые…

- Так, все, понял, хватит, - торопливо прервал я ее. До сих пор помню, как она о моей красоте рассуждала, я не знал, куда спрятаться.

- Отлично, только галстук не надевай, а то некрасиво будет, - она вприпрыжку унеслась наверх, потом степенно спустилась уже с пустыми руками. - Гарри, если я тебе больше не нужна, ты знаешь, где меня найти.

- Ты всегда нужна, - я подумал-подумал и протянул ей руку, - спасибо. - В следующую секунду я сообразил, что она сейчас обидится, это ведь не женская форма выражения благодарности… Ну не обниматься же мне с ней на глазах у младшекурсников, которые хоть за дальними столами и не слышат нас, зато наверняка прекрасно видят. Гермиона приняла рукопожатие. Ее небольшая ладонь оказалась на удивление крепкой.
- Я в библиотеке, - повторила она и ушла.

Я поднялся в спальню и с облегчением стянул водолазку, заменив ее рубашкой и платком. Он оказался шелковым, приятно холодил кожу - и скрыл еще один засос, который мне вчера достался от Снейпа. На сей раз я помнил о нем, но даже мысли не закралось свести с шеи чуть припухшую метку. Именно метку, другого слова не подобрать. Мне не было стыдно, я закрыл ее, чтобы избежать завистливых или любопытных взглядов, чтобы никто не обсуждал мою постель и возможные варианты.

Я завязал платок слабым узлом и подошел к зеркалу, чтобы поглядеть на сочетание с рубашкой в тонкую полоску. Что там было насчет моих глаз? Ну, зеленые. Они у меня всю жизнь зеленые. Я вгляделся в себя. Наверное, Гермиону удивил не цвет, а выражение. Оно не совсем такое, как обычно, но я не знаю, что изменилось. То ли усталое, то ли спокойное.
Я отошел от зеркала и устроился на кровати с конспектами по Чарам.

Суббота вообще самый тихий день недели. Впереди еще воскресенье, можно переделать уроки, чтобы освободить время на завтра, соседи гуляют или читают, уткнувшись в книжки, иной раз в комнате пусто целыми часами. Если бы не знание о том, что где-то за стенами замка идет война - жизнь казалась бы сказкой. Да и это знание поделено лишь на нескольких человек, не считая преподавателей. Кто-то что-то подслушал, у кого-то, как у Гермионы, тревожатся родители, а кто-то родился на белый свет Гарри Поттером и никуда не может деться от своего предназначения. Хотя в последнее время мне стало легче мириться с отсутствием выбора. Может быть, потому, что появилась цель, ради которой стоит хотеть остаться в живых.

Когда закончится сессия, мне позволят отправиться на Гриммаулд Плейс? Я не собираюсь на Тисовую улицу. Я и раньше туда не собирался, а теперь тем более. Ведь там не будет возможности прокрасться по коридору в мантии-невидимке, постучать - и, войдя, прижаться к неуступчивому человеку, глядящему на меня с неизменной насмешкой. Меняется только ее пропорциональное соотношение.

Если, конечно, ничего не случится раньше. Почему-то мне сдается, Волдеморт дождется окончания учебного года. Я бы на его месте счел, что Поттера отправят назад к дяде с теткой и там достать его будет значительно проще.
Сердце начинает биться где-то в горле от подступившего внезапно страха. Нет, только не это. При такой перспективе… они же позволят мне находиться там, где поблизости есть члены Ордена Феникса? Чтобы в случае чего меня было кому поддержать, если буду падать…

Я не замечаю, что с силой прикусываю мякоть ладони. Мне хочется закричать, хочется сорваться с места и выбежать из спальни, пронестись бегом через несколько сотен ступеней и влететь в кабинет, в стенах которого я почему-то чувствую себя в безопасности. Но я не желаю показаться перепуганным ребенком, иначе он не подпустит меня больше к себе. Я глубоко дышу и превозмогаю порыв, который заставляет уткнуться головой в колени, спрятать лицо. Когда поднимаю глаза, Дин, к счастью, лежит на боку, спиной от меня и читает, облокотившись на подушку. Зато Рон выглядит настороженным, а Невилл смотрит с поразительным пониманием во взгляде. Мы глядим друг на друга, он слегка кивает, и у меня создается впечатление, что он понял, о чем я думаю. Невилл поднимается, бережно погладив гортензию по переливающемуся пурпуром бутону:
- Гарри, пошли побродим, у меня, например, уже башка не варит читать-начитывать, - предлагает он, даже не пытаясь сделать тон беззаботным. Я снова вспоминаю Отдел Тайн, его разбитое лицо и жестко горящие глаза.
- Пойдем, - я откладываю конспекты и встаю с кровати, заправляя рубашку под ремень джинсов. Рон провожает нас хмурым беспокойным взглядом.

***
Вечером во время ужина, когда мы приканчиваем десерт, в шуме голосов раздаются испуганные восклицания. Мы оборачиваемся к началу рэйвенкловского стола, недоумевая, что могло произойти. Луна Лавгуд сидит, глядя прямо перед собой, в руке у нее зажат лист пергамента. Сидящая рядом Мариэтта Эджком пытается вынуть письмо из судорожно стиснутых пальцев, но Луна даже не замечает этих попыток. Ее глаза смотрят без всякого выражения, они огромны и бессмысленны на застывшем лице.
Еще не разобрав в общем гаме, что произошло, я вскакиваю на ноги и начинаю пробираться сквозь густеющую толпу подходящих к месту происшествия студентов. Глаза Луны, прозрачные, неподвижные, пугают и заставляют предположить, что случилось худшее, чего можно бояться. Гермиона следует за мной, бесцеремонно работая локтями, но я оказываюсь рядом быстрее. Кладу Луне руки на плечи, не рассчитывая, что она обратит внимание. Необходимо увести ее отсюда, и побыстрее, ей нужно заплакать - или нужно заставить ее заплакать. Не знаю, почему я так уверен - обреченность ее позы бьет куда-то в середку моего существа, напоминая о собственном недавно пережитом отчаянии. К столу уже пропускают Флитвика, когда Гермиона добивается ответа на заданный в пятый раз вопрос «что произошло».

- Ее отца убили, - говорит Мариэтта вполголоса, забыв о том, что перед ней стоит ненавистная заучка Грейнджер. - Прямо в редакции. И всех сотрудников. И надругались над трупами, изуродовали.

Чу Чанг вскрикивает у меня за плечом, а я, кажется, даже не меняюсь в лице. Голос Захарии Смит спрашивает:
- Над зданием… висела Метка?

- Висела, - ломким, как весенний лед, голосом отзывается Луна. Ее губы искривляет улыбка, а глаза по-прежнему сухи, - обязательно висела. Отец готовил репортаж об Азкабане. Лучше бы бундящими шицами занимался… ха-ха.

Ее смех кажется настолько безумным, что кое-кто смотрит с испугом. Я склоняюсь к ней и приближаю губы к уху, пахнущему сладкими цветочными духами:
- Луна, ты меня слышишь? - я говорю тихо, но настойчиво, - слышишь меня?

Она слабо кивает, и Гермиона не позволяет Падме Патил протянуть стакан воды: «Подожди, дай Гарри».

- Ты можешь встать и выйти отсюда, правда, Луна? - продолжаю я мягко, но повелительно настолько, насколько могу, - ты с этим справишься.

- Я могу, - отвечает она тонким голосом, продолжая улыбаться. Мы, наверное, очень странно смотримся сейчас - с нашими-то репутациями чокнутых. Легкие волосы Луны шевелятся от моего дыхания, но она не двигается. Я сжимаю ладонями ее плечи:
- Тогда давай. Вставай.

- Зачем?

- Затем, что ужин кончился. Пойдем на улицу, - первое, что приходит в голову. И меня посещает ужасное сомнение, что я не справлюсь.
Но попытаться стоит. Я знаю, что такое чувство безнадежности. Его не вылечишь за одну ночь в больничной палате мадам Помфри. Лучше уж истерика и слезы, за которыми придет отупение, опустошение - и облегчение. Луна медленно, неуверенно оборачивается - глаза отсутствующие, но она хотя бы узнает меня.
- Гарри, - снова эта улыбка, - я и так видела фестралов… Теперь буду видеть в деталях, да? Каждую шерстинку…

Мне делается холодно, но я не позволяю себе поддаться панике.

- И солью угостить сможешь. А хочешь, пойдём погладим единорогов у Хагрида? - предлагаю я, не отпуская ее взгляд. Луна очень медленно поднимает руку, в которой по-прежнему зажат пергамент, и протягивает его мне - как ребенок, предлагающий игрушку:
- Вот.

Я беру помятый лист и складываю вчетверо, кладу за пазуху. Теперь вокруг стоит тишина, полная, словно в многолюдном Большом зале никого нет. Маленький Флитвик смотрит не на свою студентку, а на меня и, похоже, предоставляет мне полную свободу действий.
Как и всегда, когда мне так необходима помощь.

Я протягиваю Луне руку, она неуверенно принимает ее и поднимается, не пошатнувшись, не изменив удивленно-отрешенного выражения лица. Я думал, мне придется направлять ее, но она уверенно идет к выходу, и мне остается только следовать за ней, не успевая оглянуться, чтобы проверить, смотрят ли нам в спины, идет ли за нами Гермиона. Даже захоти я, мне не удалось бы увидеть лица Снейпа. Может быть, он был среди приблизившихся. Я не обратил внимания.

***
За порогом школы, куда мы дошли очень быстро, потому что Луна почти бежала, я раздумываю, куда пойти. Еще не поздно, теплый вечер располагает к прогулкам, но мне хочется усадить ее куда-нибудь.
- За хижиной Хагрида есть поваленное дерево, Гарри, - напоминает рядом со мной подоспевшая Гермиона.
Верно. То самое дерево.
- Идемте, - я киваю, и Гермиона обходит Луну, чтобы она оказалась между нами.

Мы идем молча, внимательно следя за отсутствующим лицом нашей спутницы, и когда добираемся до места, я позволяю себе выдохнуть. Теперь можно приводить ее в себя.
Луна Лавгуд. Мой утешитель в прошлом году. Человек, пошедший со мной на риск. Мы как будто члены одной команды, пусть не каждый день общаемся. Я не мог оставить ее в Большом зале, на любопытство и сочувственные вопросы не знающих, что такое смерть, остальных.

- Луна, - говорю я, сажусь перед ней на корточки и беру в руки безвольную ладонь, - Луна, а помнишь, как ты доказывала, что журнал твоего отца стоит десятка газет вроде «Пророка»? Помнишь, как Рита Скитер писала свое интервью, а потом Амбридж бегала по школе и пыталась отобрать его?

Я сознательно делаю ей больно. Я хочу, чтобы она хотя бы всхлипнула. Видеть это бесслезное отчаяние невыносимо.

- Помню, - улыбается Луна, - я еще удивлялась, что ты интересуешь людей больше морщерогого кизляка. Это было странно.

- А помнишь, как ты сказала, что фестралов вижу не только я, а потом мы летели на них, и остальным казалось, что они мчатся в пустоте? - это воспоминание вызывает во мне эхо прежней боли, мы летели к смерти Сириуса, неотвратимо и скоро.
Луна продолжает отсутствующе расправлять складки юбки. Она больше не улыбается и молчит, все больше отдаляясь в этом молчании. Ее ладонь бессильно лежит в моей руке. Я поднимаю глаза к Гермионе, спрашивая помощи. Она стоит, прикусив верхнюю губу, и выглядит сейчас очень взрослой. Надо как-то вывести Луну из болевого шока, молча пытаюсь сказать я, и Гермиона кивает:
- Я понимаю, Гарри, - Луна даже не шевелится, словно ее нет здесь, реплика проходит мимо слуха. Гермиона замахивается и коротко бьет ее по щеке, так, что Луна вздрагивает всем телом и механически хватается за лицо:
- Вы что? - Это так по-детски, так беспомощно, что я скриплю зубами, а Гермиона заносит руку второй раз. Луна смотрит на нее с испугом: - Не надо, не надо… Гарри! - Она соскальзывает с бревна и прижимается ко мне, прячет лицо. А потом начинает обиженно всхлипывать. Я глажу ее по светлым волосам.
Постепенно всхлипы переходят в рыдания, не самые сильные, но достаточные для того, чтобы начать ощущать мир вокруг себя. Ладонь Гермионы ложится мне на локоть, и я поднимаю глаза:
- Угу?

- Вот, - подавленно говорит она, протягивая небольшой пузырек, - дай ей. А то, боюсь, от меня не примет.

- Ты молодец, - говорю я шепотом, обнимая Луну, все еще плачущую, но уже затихающую.

- Куда уж там… - она вздыхает и садится на древесный ствол, подпирая голову руками. Трет лицо, потом смотрит на нас, сидящих на траве: - успокоительное возьми.

- Сейчас. Луна, - говорю я осторожно, - ты должна кое-что сделать. Ты сможешь.

- Что? - ее голос абсолютно безжизнен, но это лучше, чем надрывное веселье последнего получаса.

Я не глядя протягиваю руку, и Гермиона вкладывает в нее пузырек:
- Выпей это.

- Зачем…

- Просто выпей, - Гермиона присаживается рядом, и Луна с недоверием косится на нее, - там только хорошие травы.

- Гермионины лекарства плохими не бывают, - подтверждаю я.
И они всегда на травах…

- Зачем… - слабо противится Луна, и я решительно говорю:
- Открывай рот. Давай.

Это срабатывает, она послушно осушает небольшую склянку, и Гермиона немедленно убирает ее за пазуху.

- Откуда у тебя с собой? - негромко говорю я, - ты же не успела никуда сбегать?

- Это мое собственное, - неохотно отвечает Гермиона, - экзамены на носу.

Ну да, а тут еще с Роном сложности.

- Спасибо, - говорит Луна внезапно и дотрагивается пальцами до ладони Гермионы. Та с недоумением разрешает взять себя за руку. - Я знаю, ты хотела как лучше.

Гермиона вздыхает, но смотрит по-прежнему прямо и открыто:
- Больно щеку?

- Нет, все в порядке. Правда. Ребята, - она прижимает ладони к вискам, - я теперь осталась совсем одна… Только двоюродная тетка в Монтане. Я не хочу ехать в Америку. Меня же не могут заставить?

- Конечно, нет, - говорю я, - ты будешь учиться в Хогвартсе до окончания. Не бойся.

- Это хорошо. А то я ее почти не знаю… Как мне теперь жить? У меня был только отец, - она выглядит растерянной, а по щекам текут медленные неудержимые слезы. Луна не вытирает их, и капли падают на юбку, оставляя темные пятнышки. Мы сидим молча, позволяя ей говорить, и сквозь сочувствие горю у меня пробивается слабое чувство успокоения. По крайней мере, она не наглотается таблеток и не надышится лютневидок. Я тоже терял. Я знаю, что это такое. Но с этим можно справиться и жить… если ты не один.

- Ты не будешь одна, - в такт моим мыслям негромко говорит Гермиона, - конечно, жаль, что мы на разных курсах и факультетах, но это в конечном итоге неважно. Ты не будешь одна, честное слово.

На мгновение я задумываюсь, как будут обстоять дела с этим обещанием, когда Гермиона и Рон помирятся. Но сейчас загадывать бессмысленно. Поэтому я поднимаюсь на ноги, отряхивая брюки от приставших травинок, и поднимаю Луну. Гермиона встает без моей руки, легко и быстро, а Луна - еле-еле, словно после приступа рыданий ее покинули все силы.

- Ее надо отвести в замок, проводить до гостиной и передать с рук на руки, - шепчет Гермиона, пользуясь тем, что Луна поправляет растрепанные волосы и воротник форменной блузы.

- Это что, должен сделать я?

- Гарри, она тебе больше доверяет, - отводит глаза Гермиона, - пожалуйста, давай это будешь ты.

М-да.

- Ладно, - я пожимаю плечами, - в Хогвартс так в Хогвартс.

***
На пороге рэйвенкловской гостиной Луна оборачивается ко мне:
- Спасибо, Гарри. Дальше я сама.

- Подожди, - напряженно говорю я, - можно войти с тобой? На минуту.

- Конечно, - она не кажется удивленной. Называет пароль. Это целая фраза, которая заставляет меня усмехнуться. «Любопытство сгубило кошку». Шутники в Рэйвенкло учатся, ничего не скажешь.

Мы входим в гостиную, такую же как наша, только отделанную в других тонах, и на меня обращаются взгляды. Не более удивленные, чем взор, которым одарил меня их портрет-привратник, но все же. Я осматриваюсь по сторонам и вижу Падму, беседующую с Чу. Это удача.

- Падма, - окликаю я, и секундная тишина наполняется прерванными разговорами и шепотками. Рослая черноволосая девушка подходит ко мне:
- Да, Гарри?

- Пожалуйста, отведи ее в спальню и проследи, чтобы она легла и укуталась, - прошу я, отведя рэйвенкловку на два шага в сторону и следя краем глаза за потерянно стоящей Луной, устало сгорбившей плечи. Падма внимательно смотрит на меня, потом кивает с неожиданной симпатией во взгляде:
- Конечно. Не проблема. Все будет нормально.

- И хорошо бы кто-нибудь посидел с ней, пока она не заснет, - продолжаю я, не обращая внимания на то, что к нам начинают прислушиваться, - она уже приняла успокоительное, так что это недолго.

Я опускаю, что успокоительное было сделано Гермионой и наверняка по отысканному где-нибудь малоизвестному рецепту. Это необязательно упоминать. Здесь нас и так не слишком любят. Чу прожигает мне взглядом дыру в спине, но Падма реагирует совершенно спокойно:
- Хорошо, не волнуйся. Я за всем прослежу.

- Спасибо.

Я смотрю, как Падма подходит к Луне, обнимает ее за плечи и уводит наверх. Луна идет покорно, опустив голову, и только один раз оглядывается. Она не машет мне рукой, но я киваю в ответ на взгляд, и девушки уходят.

Жаль, что мы с Роном так обидели сестер Патил на четвертом курсе.

- Спокойной ночи, - говорю я, обращаясь ко всем, но глядя на Эрни. Он подходит ко мне и неожиданно протягивает руку:
- Спокойной ночи.

Я отвечаю на пожатие и выхожу, не обращая внимания на шум, поднявшийся за моей спиной. Я иду в гриффиндорскую гостиную, чувствуя, как жжет сухие глаза, как подрагивают крепко стиснутые в кулаки пальцы.

Значит, теперь это пришло и в Хогвартс.
Война.
Вызов. Я должен суметь на него ответить.

Кстати, а где был Дамблдор, когда Луна получила за ужином письмо?
Я останавливаюсь и машинально дергаю уголок шейного платка, припоминая. Кажется, его не было сегодня - или он рано ушел. Его очень не хватало.

А еще рэйвенкловцы как пить дать решат после сегодняшнего, что я ухаживаю за Луной Лавгуд.

Глава 32. Случайное совпадение.

Известие о несчастье, постигшем Луну, облетает школу почти мгновенно. В воскресенье о смерти ее отца от руки Пожирателей смерти знает весь Хогвартс, и Дамблдор, как я и ожидал, сообщает о том, что она вольна продолжать обучение или прервать его по своему желанию. «Никто не принудит вас покинуть Хогвартс против воли», сказал он ей после завтрака. Луна сообщила мне эту новость с тенью улыбки на обкусанных до корок губах.
Глаза у нее запали, она кажется тяжело больной - но несмотря на то, что мадам Помфри рекомендовала ей минимум двое суток постельного режима, мы сидим сейчас на камнях около озера. В эту бухту когда-то приводили меня Гермиона и Рон.

- Когда я не одна, мне легче, - говорит она, оправдываясь, - но понимаешь, Гарри, когда сидишь в гостиной, кажется, вот-вот с ума сойдешь от того, сколько вокруг лиц и как шумно. В спальне слишком тихо, и я чувствую себя как на необитаемом острове. А стоит выйти - все провожают взглядами. Мне вообще-то всегда это было безразлично, а теперь вот…

Она смотрит вдаль, в глазах отражается небо, и они сейчас кажутся голубыми, а не водянистыми. Наверное, она бы понравилась мне, если бы я интересовался девушками. Она не такая всевидящая как Гермиона, но чуткая и уравновешенная, даже несмотря на понесенную утрату.

- Я знаю, - говорю я в ответ на ее последние слова, - меня это преследует всю жизнь. Я привык, но временами безумно раздражает.

- Ах да… - она как будто просыпается на мгновение, - еще бы тебе не знать… Мальчик-который-выжил, да?

Я сердито смотрю на нее, и Луна машет рукой:
- Извини, я не думала, что тебя так достало это прозвище.

- Ничего, второе еще лучше, - я смотрю на нее, но Луна непонимающе морщит тонкие брови:
- Еще одно?

- «Золотой мальчик». Нигде не слышала?

- Слышала, - безучастный тон Луны может нагонять сон, но я не испытываю скуки, разговаривая с ней. За невыразительными интонациями скрывается живой ум, и мне хочется, чтобы она поскорее вернулась к нормальному состоянию. Я не в первый раз за минувшие сутки провожу аналогию между своей недавней обреченностью - и ее нынешним убитым видом.

- Это тоже я, - сообщаю я, пожимая плечами, - ты, часом, не знаешь, отчего я такой драгоценный?

- Потомственный гриффиндорец, - она загибает пальцы, - с чередой славных подвигов, с предстоящей Битвой впереди. По-моему, так.

- Пожалуй, - обескураженно соглашаюсь я, - а что, моя биография предусматривает даже «предстоящую Битву»?

- Ага, - она срывает травинку и сует в рот, меланхолично жуя, - а я - местная сумасшедшая с верой в необычных существ.
- И в то, что, умирая, мы не исчезаем бесследно, - добавляю я, вспомнив давний разговор накануне праздничного вечера на пятом курсе.

- Ага.

Мы долго молчим, и я уже подумываю о том, что неплохо бы пойти в замок на обед, когда рассеянно блуждающий взгляд натыкается на фигуру, бредущую в нашем направлении. Я лежу на камнях, отгораживающих бухту от основных тропинок, и практически незаметен, особенно если смотреть против солнца. А мне рыжие волосы приближающегося видны отчетливо. Это Рон.

Я поворачиваюсь к Луне и замечаю, что она снова плачет. Это не мешает ей разговаривать, крупные слезы медленно ползут по щекам и падают на нагретый солнцем валун. Я прокашливаюсь, и она торопливо смахивает их тыльной стороной руки.

- Луна… - начинаю я, - мы не могли бы спрятаться куда-нибудь или незаметно уйти?

Она оглядывает местность:
- Если очень постараемся. А что?

- Сюда идет Рон Уизли, - говорю я хмуро, - мне бы не хотелось с ним лишний раз пересекаться.

Луна не кажется удивленной; наверное, ей все равно, но она указывает на удачно лежащие камни правее от нас:
- Если спрятаться вот здесь, а потом незаметно перебраться на ту сторону, он нас не заметит. Если он сюда идет.

- Сюда, - вздыхаю я, скатываясь с валуна и пробираясь к незаметной тропинке. Ну и глаза у нее. Я бы и не заметил, что здесь можно выбраться.

Когда Рон перелезает через нагромождение камней, мы уже вне пределов его видимости. Я на какой-то момент забываю о том, что торопился уйти, и бросаю взгляд ему в спину.
Рон стоит ссутулившись и смотрит на воду. Я видел его, что называется, во всех видах и сейчас могу сказать с уверенностью, что он не подозревает о наблюдении. Наверное, его привели сюда воспоминания о том, как они с Гермионой допоздна бродили около озера вечер за вечером. А теперь не перекидываются ни словом уже второй день, даже в Большом зале, когда мы приходим туда поесть. Рон по-прежнему сидит с нами рядом - на сей раз ему хватило ума не кидаться сразу же к Лаванде Браун, но тягостное молчание уничтожает аппетит. Чего он ждал, когда демонстрировал свое презрение ко мне и моим личным отношениям? Когда посылал к черту Гермиону за то, что она взяла мою сторону?
Что я осознаю свои ошибки и немедленно покаюсь? Я не привык отказываться от сделанного выбора, даже если это секс со Снейпом. Кстати о выборе - ненавистное слово сразу вызывает в голове цепочку ассоциаций - он появился у меня в глобальном плане не так уж давно. Хотя Снейп не обсуждал со мной мой треклятый долг, я не могу найти никого иного, кто мог заронить в меня пусть слабую, но надежду. Странно.

Рон внезапно бьет себя сжатым кулаком по ладони, так, что вздрагивают плечи, а потом отходит к ближайшему валуну и усаживается, поставив локти на колени. Мне не хочется выходить к нему. Пусть хоть раз представит себя на моем месте. О-ди-но-чес-тво. Это очень длинное слово, Рон. И очень унылое чувство. Что ты о нем знаешь, ты, выросший в многодетной семье младший сын?
Луна трогает меня за плечо. Хрупкие пальцы на мгновение задевают мою шею:
- Гарри, я пойду?

Я покидаю свой наблюдательный пункт и спрыгиваю на траву рядом с ней:
- Нет, я к тебе присоединюсь. Если, конечно, не возражаешь.

- Не возражаю, - без кокетства говорит она, опустив прямые ресницы.

Я все утро изучал Травологию, чтобы материал по Чарам немного уложился в голове. Потом около трех часов в комнату заглянула Парвати и сказала с наигранным равнодушием, что меня спрашивает Луна Лавгуд, стоящая в нашей гостиной. Я кивнул и спустился вниз, провожаемый взглядами. И мы вышли из замка, бродили, изредка перебрасываясь репликами, а потом дошли до бухты. Часа полтора прошло. Значит, сейчас около пяти. У меня есть еще два часа свободного времени, которые нужно как-то убить, желательно не сидя сиднем и глядя в одну точку. Это будет совсем ненормально, учитывая, что между нами нет никакой договоренности на что-то личное предстоящим вечером.
Интересно, если до Снейпа дойдут слухи о моих «свиданиях» с Луной, он станет ревновать? Ах да, он не ограничивает меня в выборе любовников… А любовниц?

Но тело не откликается на картинку, которую услужливо подсунуло воображение. С Луной приятно общаться. А целоваться… едва ли я буду целоваться в ближайшие сто лет с кем-то, кроме Снейпа. Если, конечно, наши с ним странные отношения не изменятся в худшую сторону.

- Гарри! - голос Гермионы выводит меня из задумчивости. - Луна! - она подбегает к нам и останавливается, словно споткнувшись.

- Что? - спрашиваю я. Лицо Луны равнодушно, но челюсти так стиснуты, что это заметно.

- Ребята… - Гермиона мнется, глаза у нее несчастные. Слишком много вокруг меня в последнее время несчастных глаз. - Пожиратели смерти уничтожили почти квартал в Сити, - тихо говорит она, растерянно глядя на нас, - был разгар рабочего дня, есть погибшие и раненые… Гарри, что происходит?

Если она считает, что этот вопрос уместно задать мне…
Я хмурюсь. Мне никогда не нравилось быть надеждой магического мира. Я воспринимал это определение как клише, как досадное недоразумение, корежащее нормальную, обычную жизнь. И вот теперь передо мной стоит мой друг, который никогда раньше не напоминал, что я отличаюсь от обычных людей, и просит объяснить происходящее в мире. Таким тоном, словно я по меньшей мере Дамблдор.

- Война, ты же сама говорила, - отвечаю я ровно, бросая косой взгляд на Луну и опасаясь вновь увидеть слезы. Но она держится спокойно и даже смотрит с тенью интереса в глазах:
- Война? Идет война? Что вы знаете и скрываете от остальных?

Гермиона нервно хрустит пальцами, а я пожимаю плечами:
- Почти ничего. Только некоторые политические новости, - я перевожу взгляд на Гермиону, - как ты узнала? «Пророка» же сегодня нет?

- У Лавинии Дженнингс брат работал в одном из офисов. Сити ведь деловой район. Она магглорожденная, и ей никто не объяснял, что надо держать в секрете происходящее, - губы Гермионы вздрагивают. - Ну а теперь уже поздно. То, что случилось… - она умолкает, глядя на Луну, та кивает, - и то, что произошло сегодня… Конечно, магглы не знают об уничтожении редакции магического журнала. Для них взрывы в Сити - просто провокация, очередные теракты… Но маги-то знают все! Гарри, меня убивает бездействие Министерства и безмолвие Дамблдора! Неужели и в этот раз все промолчат?

- Конечно, промолчат, - Луна выплевывает травинку, - директор не хочет паники, он ждет какого-то конкретного срока. Что-то должно случиться, так он сказал.

- Не через год ли? - с нехорошим предчувствием спрашиваю я.

- В мае, кажется, - она кивает.

О Боже. Да нет, нет у нас впереди года! Эти провокации унесут жизни огромного количества людей - пока я не выйду к нему. А когда выйду - где гарантия, что ожидание не было напрасным, что я справлюсь?

Мысль о собственной смертности приводит в ужас.
Я не хочу умирать.
Я не хочу, чтобы именно мне суждено было принимать решение.
Я не хочу - но буду.
Я могу прятаться от него всю жизнь - но я знаю, что не сделаю этого.
Каждый день добавляет имена к списку жертв Риддла, и этому надо положить конец.

- Что такое «теракты»? - терпеливо спрашивает Луна уже в четвертый раз.

- Гарри…

Я научился блокировать сознание.
Я освоил огромное количество защищающих тело и разум чар.
Я пусть и несовершенно, но умею обороняться.
Настало время учиться наступать.

- Извините, - говорю я, поворачиваюсь и скорым шагом ухожу обратно по дорожке, по которой мы только что пришли с Луной, а она и Гермиона стоят и смотрят мне вслед.

«Запомните, Поттер, страха не знают только безумцы, - обронил он однажды, - нормальные люди должны испытывать это чувство. Вопрос в том, как они поступают, когда ощущают страх. Отступают - или стиснув зубы идут вперед. Смелость заключена в преодолении себя».
Я испытываю страх. Я уже почти хочу проверить, способен ли я с ним справиться.
Завернув за поворот, который делает петляющая между деревьями дорожка, я останавливаюсь и обхватываю себя руками за плечи. А потом начинаю пробираться к замку прямо через подлесок, чтобы ни с кем не столкнуться. Несмотря на противоречивые чувства, переполняющие меня, я не испытываю желания сдаться. Еще поборемся, не так ли? Тебе не так долго ждать меня, Ридлл.
Я иду на легилименцию.

***
- Можно?
Я притворяю за собой дверь и медлю перед тем, как наложить запирающее заклинание. После секундной заминки накладываю: пусть будет. В последнее время мне не хочется, чтобы нас могли увидеть.
Закончив, я оборачиваюсь - и мимо плеча пролетает луч заглушающего заклятья. Похоже, наши мысли движутся в одном направлении.

Дата добавления: 2015-11-16