Он не учил любви

Сложность рассматриваемых вопросов и, как следствие, их долгое обсуждение объясняются особым характером Исламского права в целом и иракской школы мусульманских правоведов в частности. Основополагающим началом мусульманской правовой доктрины выступал вполне конкретный сакральный текст, что сводило деятельность фа-кихов лишь к утонченному толкованию священного первоисточника. Факихи формулировали правовые нормы не с точки зрения каких-то общих принципов, а с точки зрения частных положений Корана и Сунны, считая своей задачей и вершиной возможностей лишь «извлечение» (истинбат) латентных, лежащих где-то в глубине священного текста правовых норм. Подобная герменевтика, предполагающая переход от одного частного положения к другому, требовала от юриста известной сноровки и филологической ловкости.
В добавление к этому иракцы в отличие от факихов Хиджаза занимались анализом не только жизненных проблем, имевших место быть на практике, но и казусов сугубо умозрительных, гипотетических, которые придумывались как бы наперед, на случай возникновения такой ситуации в будущем. «Мы должны быть готовы к испытанию до того, как оно придет, ибо, когда оно случится, мы уже будем знать вход и выход из него», - объяснял Абу-Ханифа свой метод правовых штудий.
Нормативная система, включающая такие юридические фикции, получила даже особое название аль-фикх ат-такдири - «гипотетическое, предположительное право». Излагая такие проблемы, иракские факихи использовали вопросительную фразу: а-ра'айта? («как ты смотришь на...?», «что ты думаешь по поводу...?»), за что их и прозвали а-ра'айта-юнт.
В результате подобного подхода перечень обсуждаемых вопросов расширялся до совершенно невообразимого горизонта. Какие только проблемы не поднимались на занятиях по фикху! Одной из излюбленных тем для обсуждения были, например, казусы, связанные с клятвенными обязательствами. В данных задачах требовалось найти способ обойти оговоренные в клятвах условия, с тем чтобы избежать нежелательных последствий, в них предусмотренных.
Такого рода упражнения развивали формальную логику, и в этом плане методы «гипотетического» права были незаменимы для развития у студентов юридического мышления. Однако далеко не все факихи разделяли такой взгляд. Как отмечалось выше, Абу-Ханифе вменялась в вину «бесполезность» его научных изысканий. Оппоненты несправедливо считали Имама «среди людей самым невеждой о том, что было, и самым знающим о том, чего не было», имея в виду под последним умозрительные казусы «гипотеги ческого» права.
Не исключено, впрочем, что многое из этого было преувеличено и ошибочно приписано Абу-Ханифе и его непосредственным ученикам. Однако сами последователи ученого видели в разветвленной казуальности фикха не оторванность от реальной жизни, а детальную и глубокую разработанность предмета, достойную восхищения. Поэтому как одно из достоинств Абу-Ханифе приписывали разработку пятисот тысяч правовых проблем.
И все же не без влияния Абу-Ханифы в Ираке стал преобладать дух казуистики. Многие представители «гипотетического» права, отмечает один из исследователей, «зарывались в бессмысленных тонкостях и бесплодных толкованиях», видя свою задачу «в выдумывании возможностей, которые никогда не осуществляются, в обосновании решений запутанных вопросов, причем хитроумнейшие тонкости казуистики переплетаются с полетом самой смелой, безудержной фантазии». «Хотя и другие школы не отставали в этом отношении, - продолжает он, - но более всего выдвинулась в измышлении всевозможных уловок ханафитская школа».
Плачевные результаты подобного подхода к Исламу в скором времени дали свои сомнительные всходы. «Преобладание стремлений к казуистическим толкованиям законов, - отмечено тем же ученым, - в религиозной науке придало учению Ислама постепенно характер законничества. Под влиянием этого направления и сама религиозная жизнь стала рассматриваться с юридической гочки зрения, что, конечно, не могло способствовать укреплению истинного благочестия и богопознания». Тот импульс, который Абу-Ханифа придал развитию фикха, надолго свяжет его имя с формалистами и законниками. Поэтому для тех мусульман, которые были больше ориентированы на этическую и психологическую стороны Ислама, для суфиев, имя Абу-Ханифы, как и имена других факихов, станет ассоциироваться с бездуховным буквоедством, а не благочестивым аскетизмом и мистикой «божественной любви».
Абу-Ханифа не учил любви,
У Шафии нет хадисов о ней.
Так говорится в стихах Санаи (которые приписывались также Лттару и Руми). Поэт часто противопоставлял слова суфи («суфий») и куфи («куфиец», то есть Абу-Ханифа). А в мистической поэзии синдхов это противопоставление выражалось именованием суфия словом ля-куфи - «не куфиец».
Впрочем, на практике, за пределами сугубо научных дискуссий, Абу-Ханифа хорошо представлял реалии жизни, отчетливо осознавал проблемы и нужды народа, за что и снискал его уважение и любовь. Поэтому его законничество не отравляло жизнь простых людей и в этом смысле не может быть поставлено ему в вину. А сам Имам во многом подпадал под идеал благочестия, рисуемый суфийскими учителями. «Он имел авторитет во всем, что касалось принципов суфизма», - напишет в своем трактате по суфизму аль-Худжвири, включивший Абу-Ханифу даже в перечень благочестивых предшественников суфиев «Он всадник на этой равнине», - скажут также об отношении Имама к мистическому пути. Вообще многие защитники Исламского мистицизма старались показать, что высказывания ранних суфийских авторитетов находятся в полном согласии с учениями отцов-основателей мусульманского права и богословия. Поэтому ныне наставники тарикатов не связывают личность Абу-Ханифы с буквоедством и законничеством, а, напротив, призывают следовать ему, как и любому из основателей укоренившихся мазхабов.

Дата добавления: 2015-07-11