Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Я более благородных кровей, чем ты!

Вступительное слово | Введение | Они и мы - люди | Пленник ученых | Звезды на небе | Друг знания | Месторождение фикха | Я не хочу, чтобы умерло знание! | Второй Бадр | Золото кыяса |


Читайте также:
  1. Quot;Зависть есть Беспокойство души, вызван­ное сознанием того. что желанным нам бла­гом обладает другой человек, которого мы не считаем более нас достойным владеть им".
  2. Аксиома позиций 4 Если мы решаем проблемы, то позиция, или установка, играет более важную роль, чем что-либо другое
  3. А]. [Стих 20]. "И всякий остров убежал, и гор не стало" означает, что не было более никакой истины веры и никакого добра любви.
  4. Более 40 видов мобильных телефонов.
  5. Более 45 видов наушников.
  6. Более 70% каменного угля сосредоточено в__________ странах
  7. Более 75°С у ворот и проемов

 

Ан-Нуман ибн Сабит, которому предстояло стать носителем этого великого титула, родился в Куфе, в семье эмигрантов, вынужденных покинуть родную Персию и обосноваться в Ираке. Это стало неизбежным, ибо былая мощь Иранского государства не могла устоять под натиском мусульманского вторжения. И при халифе Усмане ибн Аффане (прав. 644-656) сасанидская власть окончательно была свергнута, а в состав халифата вошли еще не покоренные при Умаре ибн аль-Хаттабе (прав. 634-644) ее восточные земли. Для истории это означало конец эпохи великих завоеваний, а для деда Абу-Ханифы, Зуты, - порабощение.
При взятии Кабула в 652 г. Зута был пленен арабским племенем таййимуллах-ибн-саляба и вместе со своим семейством переправлен в Куфу. Отец Абу-Ханифы, Сабит, родился после пленения их рода, или, если пользоваться формулировками средневековых авторов, уже «в Исламе», то есть после того, как Ислам пришел в их жизнь. Помимо Кабула, упоминается несколько городов в качестве места рождения Сабита: Термез, Неса и Анбар. «Не исключается, что он жил во всех четырех городах, перевозимый туда, где сохраннее».
Уже упоминавшийся внук Абу-Ханифы Исмаил отрицает позорный для любого аристократа факт порабощения. «Клянусь Богом! - заявляет он. - Ярмо рабства никогда не падало на нас!» В этих словах чувствуется задетое самолюбие отпрыска знатного рода, который, однако, не объясняет, для чего же богач Зута на-всегда сорвался с обжитых мест и вместе со своей семьей предпринял опасное и тяжелое путешествие в чужую страну.
Впрочем, пленение Зуты продолжалось недолго. И, возможно, оно длилось столь малый срок, что Исмаил решил им просто алъ-а'зам), ставшим, по сути, вторым именем ученого, особенно в тюркской и персидской среде. Не случайно квартал в Багдаде, где предано земле тело великого ученого, так и называется: аль-Азамий.
Я более благородных кровей, чем ты!
Ан-Нуман ибн Сабит, которому предстояло стать носителем этого великого титула, родился в Куфе, в семье эмигрантов, вынужденных покинуть родную Персию и обосноваться в Ираке. Это стало неизбежным, ибо былая мощь Иранского государства не могла устоять под натиском мусульманского вторжения. И при халифе Усмане ибн Аффане (прав. 644-656) сасанидская власть окончательно была свергнута, а в состав халифата вошли еще не покоренные при Умаре ибн аль-Хаттабе (прав. 634-644) ее восточные земли. Для истории это означало конец эпохи великих завоеваний, а для деда Абу-Ханифы, Зуты, - порабощение.
При взятии Кабула в 652 г. Зута был пленен арабским племенем таййимуллах-ибн-саляба и вместе со своим семейством переправлен в Куфу. Отец Абу-Ханифы, Сабит, родился после пленения их рода, или, если пользоваться формулировками средневековых авторов, уже «в Исламе», то есть после того, как Ислам пришел в их жизнь. Помимо Кабула, упоминается несколько городов в качестве места рождения Сабита: Термез, Неса и Анбар. «Не исключается, что он жил во всех четырех городах, перевозимый туда, где сохраннее».
Уже упоминавшийся внук Абу-Ханифы Исмаил отрицает позорный для любого аристократа факт порабощения. «Клянусь Богом! - заявляет он. - Ярмо рабства никогда не падало на нас!» В этих словах чувствуется задетое самолюбие отпрыска знатного рода, который, однако, не объясняет, для чего же богач Зута на-всегда сорвался с обжитых мест и вместе со своей семьей предпринял опасное и тяжелое путешествие в чужую страну.
Впрочем, пленение Зуты продолжалось недолго. И, возможно, оно длилось столь малый срок, что Исмаил решил им просто пренебречь. Как бы то ни было, дед Абу-Ханифы получил свободу. Более того, он, видимо, вновь сумел подняться по социальной лестнице. Все тот же Исмаил повествует, что в Куфе во время торжеств по случаю народного праздника (то ли Науруз, то ли Махраджан) Зута преподнес четвертому праведному халифу Али ибн Абу-Талибу сладкие угощения. Это свидетельствует, во-первых, о материальном достатке деда Абу-Ханифы, во-вторых, о его прочном социальном положении, ибо далеко не каждый куфиец имел возможность угощать главу государства дорогими лакомствами.
На этой встрече присутствовал и малолетний Сабит, сын Зуты. Достопочтенный Али произнес даже короткую молитву (ду'а) за мальчика, призвав на него и его потомство божественную благодать. Помня о том, что именно от Сабита на свет появится «величайший предстоятель», никто не должен сомневаться в том, что такая молитва действительно была прочтена. Однако есть обстоятельство, побуждающее насторожено относиться к данной истории, - комментарий, которым сопроводил ее описание все тот же Исмаил ибн Хаммад. «Мы надеемся, - говорит он, - что Бог принял молитву Али ибн Абу-Талиба в отношении нас (фи-на)». Столь тенденциозная концовка дает пищу для тех же размышлений, что и его высказывания по поводу порабощения Зуты.
Приняв Ислам и получив свободу, Зута и его семья тем не менее не могли стать полноценными членами арабского общества. Специфика последнего тех времен была такова, что бывшие рабы не могли влиться в его родоплеменную структуру и стать полноправными гражданами, а получали особый статус, нарекаясь словом навали (ед. ч. мавла.) Этот статус выражался в том, что мавали, подобно клиентам в римском праве, закреплялись за своими бывшими хозяевами-патронами, сохраняя от них личную зависимость, и ограничивались во многих, в первую очередь политических, правах. Таким образом, Зута стал мавлой (клиентом) племени таййи-муллах-ибн-саляба (ветвь арабского племени рабиа), юридическая зависимость от которого перешла также на его детей и внуков, среди которых был и Абу-Ханифа, взявших со временем патронаж одного из его лучших родов - кафал.
Институт клиентов, безусловно, нарушал провозглашенный Кораном принцип равенства всех верующих независимо от происхождения'. Нередко ограниченность правового статуса мавали усугублялась унижениями и оскорблениями со стороны более полноценных членов общества. Чистокровные арабы относились к мусульманам-инородцам свысока, издевались над нечистым выговором, иными привычками в быту, порой под страхом смертной казни запрещали родниться с ними. Наиболее националистически настроенные арабы говорили; «Молитву делают недействительной трое - осел, собака и мавла», вынуждая подобным отношением мавали строить себе даже отдельные мечети". Арабы такого типа не упускали возможности подчеркнуть свое «превосходство», забывая порой, что сами они были нередко потомками простых пастухов, неграмотных и неотесанных бедуинов. Поэтому, когда спустя время один из патронов Абу-Ханифы напомнит ему, что тот всего лишь его мавла, сын знатных предков, вспылив, ответит: «Клянусь Богом! Я более благородных кровей, чем ты!».
Унижения выходцев из Ирана встречались повсеместно. Арабы «не называл и их по кунье, а звал и только по именам и прозвищам, - отмечает средневековый историк Ибн-Абдальбарр, - не шли с ними в одном ряду и не пускали их вперед в торжественных выходах, а если они присутствовали на трапезе, то сидели перед ними. Если же угощали мавлу из уважения к его возрасту, достоинствам и знанию, то сажали его в проходе для разносчика хлеба, чтобы не было ни от кого скрыто, что это не араб. Не звали их читать молитву над покойником, если присутствовал араб, даже если присутствовавший был ничтожным человеком. А тот, кто сватался к женщине из них, обращался не к ее отцу или брату, а к ее патрону, и если тот давал согласие - женился, а если нет - отказывался. А если ее выдавал замуж отец или брат без согласия своего патрона, то брак был недействительным; даже если он совокупился с ней, это считалось сожительством, а не браком».
Со всем этим мракобесием пришлось столкнуться и Зуте, и Сабиту, а позднее и самому Абу-Ханифе. Когда на своей свадьбе Зуфар ибн аль-Хузайл, араб по происхождению и один из первых учеников Абу-Ханифы, попросит своего учителя прочитать проповедь по случаю его венчания, родственники вознегодуют, сказав, что это могла бы сделать и родня, более благородная по крови. «Приди мой отец, я поставлю Абу-Ханифу превыше и его!» - отрежет Зуфар.
И тем не менее именно происхождение из числа мавали будет способствовать в дальнейшем становлению Абу-Ханифы в качестве мусульманского ученого. В ту эпоху многие персы были отмечены печатью мусульманской науки и знания. Причина этого кроется в том, что их униженное положение, препятствия продвижению по социальной лестнице оставляли порой единственный путь для самореализации - религиозную науку, где единственным критерием, вне зависимости от происхождения, была степень и глубина образованности. Несмотря на трудности усвоения тонкостей арабского языка и невзирая на насмешки арабов, мавали уверенно входили в первые ряды знатоков Корана и Сунны. Уже в преддверии рождения Абу-Ханифы выходцы из Ирана составили авангард религиозной науки в целом и мусульманского фикха в частности. Именно из их большинства сложился основной корпус знатоков шариата в разных концах халифата.
По этому поводу сохранилось немало свидетельств, ярких высказываний и метких сравнений. Но, пожалуй, интереснее всего констатация факта была запечатлена в известном историческом анекдоте - диалоге двух современников Абу-Ханифы.
Однажды представитель династии аббасидских халифов Иса ибн Муса, страдавший на почве арабского национализма крайней ксенофобией, решил поинтересоваться у городского судьи Куфы Ибн-Абу-Ляйли о том, кто составлял цвет и гордость мусульманско-правовой науки в предшествующем им поколении:
- Кто являлся факихом Басры? - спросил он у него.
- Аль-Хасан ибн Абу-аль-Хасан, - был ответ.
- А затем кто?
- Мухаммад ибн Сирин.
- А кто они [по происхождению]?
- Мавали.
Иса стал в таком же ключе расспрашивать о наиболее значимых цитаделях и ареалах распространения науки права: Мекке, Медине, Йемене, Хорасане, Сирии, аль-Джазире и др. Но каждый раз на его принципиальный вопрос «кто они [по происхождению]?», словно приговор, звучал неизменный ответ: «Мавали». После третьей неудачи «он изменился в цвете», и чем больше он слышал это не-навистное слово мавали, тем ему становилось все хуже и хуже: «его лицо стало серым», затем «он вскочил», и было видно, как «вены вздулись на его шее», затем «лицо его потемнело настолько, что стало чермым-чернущим», ввергнув в немалый ужас Ибн-Абу-Ляйлу, почувствовавшего приближение чего-то неладного. Обезумевший Иса «бился в ярости, задыхаясь от гнева», но, наконец, «переведя дыхание», решился на последний вопрос:
- Кто факих Куфы?!!
- Клянусь Богом! - вспоминал позднее попавший в передрягу судья. - Если бы я не был напуган, то ответил бы ему: «аль-Хакам ибн Утайба и Хаммад ибн Абу-Сулайман», но я заметил в нем недоброе и сказал:
- Ибрахим и аш-Шаби.
- А они кто?!! - отчаянно спросил Иса.
- Арабы! - потворствовал чиновник.
- Бог превелик!!! - вскрикнул тот, успокоившись.


Столица знаний


Во многом успех Абу-Ханифы на религиозно-научном поприще определил и город, в котором ему было суждено расти и получать образование. Куфа наряду с Джабией, Фустатом, Кайраваном и Басрой была первоначально основана как военный гарнизон в эпоху великих завоеваний. Уничтоженная пожаром в конце 638 г., она была отстроена заново. Тогда в центре предполагаемого строительства встал хороший лучник и выстрелил в четыре противоположные стороны, с тем чтобы место падения стрел обозначили начальные границы будущего поселения. Так с совершенно чистого листа была открыта первая страница истории знаменитого иракского города.
Границы халифата ширились неумолимо быстро, что крайне осложняло административное управление из первой столицы мусульманского государства - Медины. По мере торжествующего шествия Ислама город Пророка все более оставался на окраине, вдали от эпицентра политических процессов. В результате в начале 657 г. четвертый халиф Али ибн Абу-Талиб вступил в Куфу с наме-рением разместить здесь свою резиденцию.
Куфе наряду с Басрой суждено было стать ведущим религиозно-научным центром не только Ирака, но и всего халифата. Именно ей предстояло стать сосредоточением оживленной научной деятельности, какой не было, по всей вероятности, в те времена ни в каком другом городе. В Куфе и Басре получили начало мусульманское богословие, арабская грамматика и филология. В области фикха эти города представляли рационалистическую тенденцию в Исламской религиозной науке и в этом качестве противостояли традиционалистской школе, более представленной на родине Ислама - в Хиджазе (Мекке и Медине).
Школа Хиджаза была ориентирована на буквал истское понимание Исламских первоисточников - Корана и Сунны, стремилась не выходить за их рамки. В Ираке же религиозная традиция подвергалась рациональному осмыслению, благодаря которому вопросы решались в том числе и с помощью умозрительных методов. Как правило, данное различие объясняется тем, что в Хиджазе исторически проживало много сподвижников Пророка - основных носителей традиции, выраженной в передаваемых из уст в уста хадисах («изречениях Пророка»), в то время как иракская школа мусульманской учености формировалась вдали от родины Ислама и, не имея в своем арсенале такого же количества хадисов, была вынуждена обращаться к умозрительным приемам.
Количество сподвижников Пророка исчисляется тысячами. Ибн-аль-Асир в своем шеститомном своде собрал имена и сведения о 7703 из них (как мужчинах, так и женщинах). Но не все сподвижники могли рассказывать предания/хадисы о Пророке. Подавляющее большинство из них не занимались религиозной наукой и хранили воспоминания о Пророке при себе. Тех же, кто был не только хранителем, но и передатчиком религиозного знания и внес вклад в становление мусульманской учености, на общем фоне было очень мало. Ибн-аль-Каййим установил всех «сподвижников Божьего посланника, с чьих уст сохранились фетвы». Он разделил их на несколько групп. В первую входят лишь семь человек - это те, кто оставил после себя много знаний. Далее идут тринадцать человек, «фетвы каждого из которых можно собрать в небольшую брошюрку». И наконец третья группа включает тех, «с чьих уст передано лишь один-два вопроса». Ибн-аль-Каййим называет всех 126 поименно. Таким образом, получается всего 146 человек.
В Куфе из первых семи человек проживали двое: Али ибн Абу-Талиб и Абдаллах ибн Масуд. Из тринадцати человек второго эшелона в иракские города (включая Басру) переехали четверо: Анас ибн Малик, Абу-Муса аль-Ашари, Сад ибн Абу-Ваккас и Сальман аль-Фариси, не считая малозначительных для фикха фигур. К тому же знание других выдающихся факихов первого поколения принесли в Ирак их многочисленные ученики и последователи, Всего же в Куфе побывало около 1500 сподвижников Пророка. Были среди них и те, кто навеки вписал свое имя в анналы истории Ислама. Так, «в Куфе побывало триста "присягнувших под деревом" и семьдесят участников битвы при Бадре». Ибн-Саду удалось установить имена, а в большинстве случаев биографические сведения о полутора сотнях сподвижников Пророка, которые проживали и обосновались в Куфе. По логике, присутствие в Ираке такого числа носителей предания не могло пройти бесследно. Поэтому распространенное мнение о том, что Куфа «не была обителью хадиса», следует признать ошибочным.
Однако Ирак в целом и Куфа в частности никогда не являлись лидирующим центром хадисоведения. Напротив, этот регион всегда считался рационалистской оппозицией традиционалистскому Хиджазу. Видимо, объяснение этому следует искать в том, что почти никто из названных сподвижников Пророка не осчастли-вил Ирак своим долгим пребыванием. Али ибн Абу-Талиб прожил в Куфе лишь четыре, да и то самых беспокойных, года своей жизни, в течение которых он, как халиф, был вынужден решать массу острейших политических проблем. Ибн-Масуд, командированный в Куфу вторым праведным халифом Умаром ибн аль-Хаттабом, уже во времена его преемника вернулся в Медину (хотя и успел заложить основы куфийской правовой школы), точно так же как и Сад ибн Абу-Ваккас. Не пробыл долго в Ираке и Сальман аль-Фариси, ибо умер уже в 36 х., причем в Ктесифоне (Мадаине). Закрепись они в Куфе, возможно, научно-религиозные традиции этого города были бы более близкими к хиджазским.
На духовную и политическую атмосферу, царившую в Куфе, за-метное влияние оказали события января 661 г. Тогда группа заговорщиков из секты хариджитов пытается реализовать свой план по убийству трех видных политических деятелей: главы государства Али ибн Абу-Талиба, наместника Египта Амра ибн аль-Аса и наместника Сирии Муавии ибн Абу-Суфьяна (халиф в 661-680 гг.). Итог драмы был таков: Амр остался невредим, Муавия ранен, а халиф трагически погиб. Али был похоронен на следующую ночъ после смертельного ранения то ли на южной окраине Куфы, то ли во дворе своей резиденции. По преданию, он завещал скрыть свою могилу, чтобы хариджиты не осквернили могилу и не надругались над его телом. Но с течением времени стало общепризнанным, что халиф был предан земле в пригороде Куфы, местечке Наджафе, где позднее и был сооружен пышный мемориальный комплекс.
Мученическая смерть Али сдетонировала появление мощного религиозно-политического движения шиитов (от арабск. ши'ат Али - «партия Али»), начавших борьбу за водружение на престол халифа представителей «рода Пророка», сохранившегося благодаря браку Али и дочери Пророка Фатымы. Тот факт, что жизнь и смерть праведника были тесно связаны с Куфой, превратил город в объект шиитского паломничества и духовный центр их движения. Значи-тельную часть шиитов, в том числе и Куфы, составляли мавали, что в своей совокупности повлияет как на становление взглядов Абу-Ханифы, так и на те политические процессы, в водовороте которых ему придется оказаться.
Сложная политическая жизнь раннего халифата неизменно проецировалась в сугубо богословское измерение. Так, неоднозначность вопроса о праве на верховную власть породила движение мурджиитов (от арабск. ирджа' - «откладывание суждения»), до сих пор остающегося наименее изученным в истории раннего Ислама. Мурджииты отказывались судить не только о политических разногласиях между сподвижниками Пророка (прежде всего о военном конфликте Али и Муавии), но и о внутреннем мире каждого человека вообще, что было призвано остановить нескончаемые религиозно-политические войны. Одним из ведущих центров мурджиизма была Куфа, а одним из последователей этого движения станет Абу-Ханифа.
После трагической гибели Али ибн Абу-Талиба Омейяды, пришедшие к власти, перенесли столицу государства в Дамаск. Но Куфа продолжала оставаться значимым центром шиитского движения. А свое значение города мусульманской науки она вместе с Басрой станет постепенно утрачивать лишь при Аббасидах, после основания новой столицы халифата - Багдада.


Дата добавления: 2015-07-11; просмотров: 63 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Отец Ханифы| Плод любви

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.007 сек.)