Классическая музыка 3 страница

После пятидесяти лет у Куперена резко ухудшается состояние здоровья: он ходит сгорбленным, печальным, обессиленным. Наступает время уступить свои места другим: должность органиста — кузену Николаю, должность королевского клавесиниста — дочери Маргарите-Антуанетте, должность органиста в королевской капелле — Гийому Маршану. Большую часть времени проводит у себя дома, не сетуя и не ропща. Куперен стоически ждет неизбежного конца, публикуя свои последние произведения.

Если не знать нравов французского двора, где не прощали независимости, где отлично умели «не делать ничего или делать очень мало для тех, кто пользуется всеобщим уважением», то может показаться странным, что смерть великого музыканта 12 сентября 1733 года прошла по- чти незамеченной. Ни одна газета не опубликовала даже краткого сообщения об его кончине. Лишь два месяца спустя появилась небольшая заметка о панихиде, состоявшейся по двенадцати умершим музыкантам, в числе которых значился и Куперен.

Как и многие другие великие музыканты, Куперен через сложное пришел к простому. Со временем клавесинный стиль Куперена стал все более чистым, более точным, более простым. Все меньшую роль в нем играли отдельные украшения, комбинации различных украшений, арпеджирование.

«Клавесинный стиль Куперена можно сразу же отличить от любого другого клавирного стиля, — отмечает Я.И. Мильштейн. — Ему свойственны вполне самобытные черты — и прежде всего органичное сочетание ясности, четкости (звуковой отточенности) и своего рода зыбкости, таинственности. Стиль этот, несомненно, порожден специфическими особенностями инструмента, но особенностями, преломленными сквозь призму творческого восприятия художника. Вместо одного непрерывно тянущегося звука мы обычно встречаем у Куперена звук часто прерываемый, короткий, обрамленный украшениями, мелизматикой, способствующей продлению звука. Причем украшения у Куперена как бы сгущают звуковую атмосферу, а отнюдь не разрежают ее; они скорее усиливают мелодическую линию, нежели облегчают. Украшения, то есть окружение основной ноты мелкими длительностями, мелизмами, арабесками, становятся органическими элементами музыкальной ткани, которая без них оказывается мертвой, безжизненной, нераскрывшейся. Вместо преимуществ постепенного увеличения силы звука, столь характерных для голоса и струнных инструментов, у клавесина, говоря словами самого Куперена, имеются другие преимущества, — „такие, как точность, четкость, блеск, широта диапазона“. Именно эти преимущества блестяще использует Куперен в своем клавесинном творчестве. Часто в связи с этим применяет он — особенно в медленных пьесах — лютневое и синкопированное изложение, которое, по его мнению, наиболее соответствует природе клавесина».

Второй трактат Куперена «Искусство игры на клавесине», опубликованный в 1716 году и переизданный, в расширенном и переработанном виде, в 1717 году, стал первым настоящим методическим руководством по клавирному искусству. Куперен собрал здесь свои принципиальные соображения и практические советы — советы подлинно крупного мастера, классика клавесина.

Музыкант обосновал необходимость ранних занятий детей уже в раннем возрасте: «дети должны заниматься с шести-семи лет». При этом он стремился к тому, чтобы обучение игре на клавире шло легко, успешно и основательно. Помимо принципа наглядности, он узаконил принцип постепенности и прочности обучения. Куперен разработал и специальную систему небольших предварительных пальцевых упражнений, способствующих достижению легкости и изящества исполнения. Творческое кредо выражал девиз музыканта: «Я гораздо больше люблю то, что меня трогает, нежели то, что меня поражает».

ДЖУЗЕППЕ ТАРТИНИ
/1692-1770/

«Джузеппе Тартини, — писал Давид Ойстрах, — принадлежит к числу корифеев итальянской скрипичной школы XVIII века, искусство которых сохраняет свое художественное значение до нашего времени. В музыке Тартини прежде всего привлекает ее выразительность, искренность, теплота, мелодичность. Музыке этой поры присущ декламационный, речитативный характер, когда, кажется, только слов и не хватает, чтобы полностью передать воплощенные в ней чувства и переживания». Джузеппе Тартини родился в 1692 году в небольшом истрийском городке Пиране. Отец его, флорентийский купец Дж. А. Тартини, поселился здесь еще в 1670-е годы и женился на уроженке Пирано Катерине Занграндо. С детских лет Джузеппе окружали музыкальные впечатления, связанные с народными итальянскими и славянскими певцами и музыкантами, что в дальнейшем сказалось на его творчестве.

Отец готовил Джузеппе к духовной карьере и направил его в одну из духовных школ Каподистрии, однако юный Тартини предпочел юриспруденцию и в 1708 году отправился в Падую. Здесь он вскоре поступил на юридическое отделение университета — одного из старейших в Европе.

Впрочем, темперамент юноши бил через край, и он больше увлекался фехтованием, чем университетскими занятиями. Однако к этому времени он практически самостоятельно овладел скрипичной игрой: некоторое время учился у Джулио ди Терни, который позднее сам учился у Тартини!

Резкую перемену в его жизнь внесла любовная страсть. О Тартини ходило много легенд. Согласно одной из них, Тартини похитил племянницу кардинала Корнаро.

Уголовная полиция Рима настигла их в дороге. Ради спасения жены Тартини пришлось ее покинуть. Злосчастный супруг под страхом смерти пробирался к ней на свидания.

Они виделись тайком, раз или два в год. Он жил в Ассизи, в монастыре, под чужим именем, проводя время в игре на скрипке, под руководством наивного и простодушного монаха.

Тартини исполнилось двадцать четыре года, когда отважный фехтовальщик, удачливый любовник и супруг сделался первым скрипачом Италии XVIII столетия. Под чужим именем явился он в свой родной город и завоевал себе славу. Славой вернул себе жену. Открыл свое имя, получил прощение, и началась долгая славная жизнь скрипача, окруженного почитателями и учениками из беднейших семей.

Как бы там ни было, в 1710 году Тартини действительно вынужден был бежать из Падуи и скрывался в миноритском монастыре в Ассизах.

Здесь Тартини прожил более двух лет, и этот период во многом сформировал его творческую и человеческую индивидуальность. Именно в Ассизи окончательно определилось его музыкальное призвание. В Падую он возвратился благодаря случайному обстоятельству, о котором рассказал А. Гиллер: «Когда он однажды во время праздника играл на скрипке в церкви на хорах, сильный порыв ветра приподнял занавес перед оркестром… так, что его увидел народ, бывший в церкви.

Один падуанец, находившийся среди посетителей, узнал его и, вернувшись домой, выдал местопребывание Тартини. Эту новость тотчас же узнали его жена, а также кардинал. Их гнев за это время улегся…»

Он вернулся домой вполне зрелым музыкантом, да и характер его круто изменился. Им овладели религиозные настроения, он стал внутренне сосредоточенным, полностью преданным избранному искусству. Еще одно событие способствовало его музыкальному взлету. В Венеции Тартини услышал взволнованную игру знаменитого скрипача Франческо Верачини. Тартини покорил его сильный, свободно льющийся тон, исключительная техника.

Отказавшись от выступления, Тартини снова избрал монастырское уединение, на сей раз в Анконе. Здесь он решил добиться инструментального совершенства, и он достиг своей цели.

Как пишут в своей статье о музыканте Л.С. Гинзбург и В.Ю. Григорьев: «В своих занятиях он особое внимание уделял правой руке — развитию широкого насыщенного звука (при этом он пришел к необходимости удлинить смычок на шесть сантиметров по сравнению с кореллиевским. Тартини же приписывается введение каннелировки трости смычка) и расширению штриховой палитры, вводя в нее более виртуозные, в частности, прыгающие штрихи».

В 1721 году Тартини вернулся в Падую разносторонне развитым музыкантом и занял место первого скрипача, а вскоре руководителя капеллы храма Сан-Антонио. С тех пор он уверенно царствовал на скрипичном троне. В 1723–1726 годах уже прославленный артист состоял камер-музыкантом в пражской капелле графа Кинского, а вся остальная его деятельность была связана с падуанской базиликой дель Санто.

В 1723 году на выступлении Тартини в капелле графа Кинского побывал известный немецкий флейтист и теоретик Кванц: «Во время пребывания в Праге я слыхал также находившегося там на службе знаменитого итальянского скрипача Тартини. Он был действительно одним из величайших скрипачей. Он извлекал из своего инструмента очень красивый звук. Его пальцы и его смычок в одинаковой степени были ему подвластны. Самые большие трудности он выполнял без усилий. Трель, даже двойную, он выбивал всеми пальцами одинаково хорошо и играл охотно в высоких позициях».

Тартини оставался в Падуе до конца жизни, лишь изредка и ненадолго выезжая в Венецию и другие города Италии, где искусство его высоко ценилось. Только однажды надолго он покинул Падую. В 1723 году его пригласили в Прагу на коронацию Карла VI. Там его услыхал большой любитель музыки, меценат граф Кинский и уговорил остаться у него на службе. В капелле Кинского Тартини проработал до 1726 года.

Известно, что граф Миддльтон предлагал ему 3000 фунтов стерлингов в год, по тем временам баснословную сумму, но из Падуи Тартини более не выезжал.

В 1728 году маэстро открыл в Падуе школу скрипичной игры. К Тартини потянулись скрипачи из различных городов Италии, из других стран. За ним закрепилась слава «учителя наций» («Maestro delli nazioni»). У него учились Нардини, Пасквалино Вини, Альберги, Доменико Феррари, Карминати, знаменитая скрипачка Сирмен Ломбардини, французы Пажен и Лагуссе и многие другие.

В повседневной жизни Тартини был очень скромным человеком. Де Бросс пишет: «Тартини вежлив, любезен, без высокомерия и причуд; он рассуждает как ангел и без всякой предвзятости о достоинствах французской и итальянской музыки. Я был очень доволен как его игрой, так и разговором».

Тартини был очень добр, много помогал бедным, бесплатно занимался с одаренными детьми бедняков. В семейной жизни он был очень несчастлив, вследствие нестерпимо скверного характера жены. Знавшие семью Тартини утверждали, что она была настоящая Ксантиппа, а он добр как Сократ. Эти обстоятельства семейной жизни еще более способствовали тому, что он всецело ушел в искусство. До глубокой старости он играл в базилике Сант-Антонио. Рассказывают, что маэстро уже в очень преклонном возрасте ходил каждое воскресенье в кафедральный собор в Падуе играть Адажио из своей сонаты «Император».

Гинзбург и Григорьев отмечают, что «в творческой натуре Тартини сочетались яркая эмоциональность, темпераментность и склонность к углубленному мышлению, к логическим обобщениям. Наряду с исполнительской, композиторской и педагогической деятельностью его привлекала также область музыкальной науки, и он оставил несколько теоретических трактатов, посвященных гармонии, „мерам и пропорции“, украшениям. Не все они были изданы, но в той или иной мере они были связаны с практическим опытом эрудированного и разностороннего музыканта…

Если еще в 30-е годы Тартини много внимания уделяет развитию виртуозного начала, то в дальнейшем он все больше внимания обращает на глубину и, вместе с тем, художественную простоту выражения человеческих чувств. В это время и в концертах, и в сонатах композитор пользуется более скромными технико-выразительными средствами, что отвечает его стремлению к ясности и выразительности музыкального языка, способного говорить сердцу человека.

Тартини, находившийся в эту пору в расцвете своего исполнительского мастерства и славившийся не только искусством „пения“ на скрипке, но и исключительной виртуозностью, начинает отказываться от применения самых высоких позиций, от обильных двойных нот, слишком быстрых темпов, витиеватых украшений, характер и мера использования которых все больше связывается с аффектом».

Обладая большой работоспособностью, даже в преклонном возрасте Тартини продолжал играть в капелле свои произведения и давать уроки ученикам. Правда, в 1760-е, когда у него стали сильно болеть руки, музыкант стал реже появляться в храме со скрипкой в руках. Тем не менее уроками продолжал заниматься помногу часов каждый день.

Тартини дожил до 78 лет и умер от скорбута, или рака, в 1770 году на руках у своего любимого ученика Пьетро Нардини.

Посетивший в том же году Падую известный английский писатель Чарлз Берни писал: «Он одним из первых познал и учил силе смычка, а его знание грифа видно из тысячи прекрасных пассажей, которые толькоон один и мог создать. Его ученик Нардини, игравший мне многие из лучших сольных пьес Тартини и, по моему мнению, отлично, если говорить о точности и экспрессии, — уверял меня, что его дорогой и уважаемый учитель, как он постоянно его называл, превосходил его в исполнении тех же пьес и в патетических, и в блестящих частях, как он превосходил любого другого из своих учеников».

ПЬЕТРО ЛОКАТЕЛЛИ
/1695-1764/

Локателли прославился как выдающийся виртуоз XVIII столетия, новатор в области скрипичной техники. Он открыл новые выразительные возможности скрипки, которые значительно обогатили скрипичное искусство.

К сожалению, о его жизни известно очень мало. Пьетро Антонио Локателли родился в Бергамо 3 сентября 1695 года. Здесь скорее всего мальчик и получил первые уроки игры на скрипке. В раннем возрасте Пьетро отправился в Рим, чтобы совершенствовать свое искусство под руководством Корелли. В «вечном городе» он находится до 1714 года. После концертов в Италии и Европе Локателли приобретает славу виртуоза. Примерно в 1721 году музыкант поселяется в Амстердаме. Вскоре там выходит изпечати его первый опус — Двенадцать concerti grossi.

В 1725 году Локателли занимает должность камерного музыканта в капелле принца Филиппа Гессен-Дармштадтского в Мантуе. Позднее он служит у курфюрста Фридриха-Августа в Саксонии, выступает в Берлине и Касселе. В 1729 (по другим сведениям — в 1732-м) году, после ряда концертов в Италии, Испании, Англии, Локателли навсегда остается в Амстердаме. Здесь он организует первые открытые публичные концерты, преподает, помогает изданию музыкальных произведений. Однако главными для него остаются интенсивные концертные выступления как скрипача и дирижера. В 1738 году Локателли встречается с Антонио Вивальди. Он приехал в дмстердам на празднование столетия основания местного театра. К приглашению приложил руку Локателли.

На торжественном вечере дирижировал Вивальди. Другими концертами дирижировал Локателли. Два великих музыканта много музицировали вместе.

Сохранилось свидетельство немецкого теоретика, композитора и музыкального писателя Ф.В. Марпурга. За год до смерти Локателли он писал о приветливости и общительности итальянского скрипача, снискавшего в Голландии популярность и любовь. «Раньше, — пишет Марпург, — он играл очень гармонично, никого не оставляя равнодушным, но в то же время настолько резко, что для нежного уха (слуха) это было невыносимо».

«Последнее замечание можно отнести за счет субъективности восприятия Марпурга: яркий и импозантный стиль исполнения Локателли, как и сильная энергичная манера звукоизвлечения, казались необычными для эстетических представлений немецкого музыканта, — отмечают Л.С. Гинзбург и В.Ю. Григорьев. — Но из его отзыва с явной несомненностью следует, что исполнительскому искусству Локателли были свойственны гармоничность, сила и убедительность».

Ч. Берни замечал, что игра Локателли больше поражала, чем восхищала. При этом он имел в виду исключительную силу и виртуозность его игры. Другие современники также подчеркивали в исполнительском стиле итальянского мастера, прежде всего, энергию, оригинальность выражения, темпераментность. В то время поиски скрипачом виртуозности далеко не всегда и не всеми воспринимались положительно. Более того, многим они казались чрезмерными. Локателли приходилось выслушивать упреки в «злоупотреблении природой скрипки», что его технические находки «ужасно поражали слушателей» и «приводили к монотонности стиля». Но Локателли не жертвовал выразительностью: его сонаты, концерты, сюиты показывают глубокое понимание музыки, яркую образность.

В Амстердаме были опубликованы практически все напечатанные сочинения Локателли.

После издания в 1733 году своего произведения «Искусство скрипки» — «12 концертов или скрипичных соло с 24 каприччо ad libitum для первой (солирующей) и второй скрипок, альта, виолончели и баса», Локателли входит в ряд наиболее интересных скрипичных композиторов Европы.

В этих каприччи Локателли предстает подлинным новатором скрипичной техники, подготовившим, а в известном смысле и предвосхитившим, технику Паганини.

«Это была пора, — пишут Л.С. Гинзбург и В.Ю. Григорьев, — когда сольное виртуозное начало пробивало себе путь, оформлялось как яркое инструментальное начало, имеющее право на существование. Кроме того, уже начинали проявлять себя, пока еще подспудно, тенденции массовому, демократичному театрализованному искусству. И здесь Локателли прозорливо уловил тенденции искусства. Для того чтобы облегчить выполнение некоторых технических приемов и способов звукоизвлечения, он один из первых утончил струны, что дало необыкновенный успех, особенно в игре флажолетами, в быстрых пассажах и звучании верхних позиций. Паганини перенял это именно от Локателли».

В каприччи мы видим не только новые виртуозные приемы — значение их гораздо глубже. Локателли впервые подходит к скрипичной технике с позиций раскрытия физических возможностей человеческих рук, нахождения способов их наибольшего приспособления к инструменту в связи художественными задачами. Так, он вместо распространенного прием; «растяжки» четвертого пальца, столь часто применяемого итальянской школой, Корелли и даже Тартини, применяет прогрессивный способ, актуальный и сейчас, — прием оттяжки первого пальца вниз, гораздо более естественный и рациональный.

Впервые Локателли выходит и за рамки квартового охвата позици: плавного перемещения руки вдоль грифа, применяя смелые скачки большие расстояния, зачастую связанные и с перебросками смычка в быстром темпе, что связано с опережающими движениями плеча и предплечья по отношению к кисти. Именно использование «внепозиционного» движения руки вдоль грифа (прием, усовершенствованный Паганини) дало ему возможность исполнять немыслимые для старой техники неливанные пассажи через весь гриф вплоть до семнадцатой позиции. Локателли вводит комплексное движение пальцев, создавая типологические фактурные приемы, равно как и в штрихах — не просто вводит прыгающие штрихи — staccato и рикошет, но создает оригинальный штриховые сочетания, которые впоследствии найдут широкое применение в скрипичной литературе.

Интересным является и то, что Локателли стремится возможно более широко раскрыть выразительные возможности скрипки как самостоятельного инструмента, способного решать задачи и без поддержки баса: В этом отношении интересно сочетание трели с проведением мелодии на соседней струне (прием самоаккомпанемента), который использовал Тартини в сонате «Дьявольская трель».

Локателли называл себя «итальянским мастером музыки, живущим в Амстердаме». Он всегда живо интересовался музыкальной жизнью Италии. Музыкант занимался и педагогической деятельностью. Он сумел воспитать целый ряд профессиональных скрипачей.

Пьетро Локателли очень ценили в Амстердаме. После его смерти 30 марта 1764 года в некрологе было написано, что он в равной мере был знаменит как своими сочинениями, так и манерой их исполнения, и заслуженно считался одним из первых скрипачей в Европе. И.И. Кванц ставит Локателли-скрипача наравне с Тартини.

ЖАН-МАРИ ЛЕКЛЕР
/1697-1764/

Леклера можно с полным основанием считать основоположником французской классической скрипичной школы. В своем творчестве он органически синтезировал разнообразнейшие течения той поры, отдав дань французским национальным традициям, обогатив их новыми средствами выразительности.

Его игра отличалась нежностью и выразительностью тона. Особенно поражало слушателей виртуозное мастерство игры двойными нотами и аккордами.

Жан-Мари Леклер родился 10 мая 1697 года в Лионе в семье мастера-ремесленника. Его отец, по профессии галупщик, женился в 1695 году на девице Бенуа-Феррье и имел от нее восьмерых детей — пять мальчиков и трех девочек. Жан-Мари был старшим ребенком.

Согласно старинным источникам, мальчик уже в одиннадцать лет дебютировал в качестве танцора в Руане. Однако биограф музыканта Лоранси, не отрицая его деятельности в этой области, высказывает сомнение, действительно ли Леклер выезжал в Руан.

С детства, кроме мастерства галунщика, Жан-Мари начал осваивать и профессию музыканта. Первоначальное скрипичное образование мальчик, вероятно, получил у отца, который также числился виолончелистом и учителем танцев. Отец приобщил к музыке не только старшего сына, но и остальных. Братья Жана-Мари играли в лионских оркестрах.

В ноябре 1716 года Леклер женился на Марии-Розе Кастанье, дочери продавца ликеров. В том же году его зачислили в списки приглашенных в лионскую оперу.

Вероятно, с подачи родственников жены в Италии, Жана-Мари пригласили в 1722 году в Турин первым танцором городского балета. Впрочем, его пребывание в пьемонтской столице было кратковременным. Через год Леклер уже в Париже. Здесь он публикует свое первое инструментальное сочинение — сборник сонат для скрипки, посвятив его господину Боннье, государственному казначею провинции Лангедок. Последний за деньги приобрел себе титул барона де Моссон, имел собственный отель в Париже, две загородные резиденции — в Монпелье и замок Моссон. Леклер прожил два месяца у этого мецената.

В 1726 году музыкант снова едет в Турин, где королевским оркестром в городе управлял знаменитый ученик Корелли и первоклассный скрипичный педагог Дж. Б. Сомис. Благодаря урокам Сомиса Леклер добился поразительных успехов. Снова в Парщк он приехал в 1728 году. После блестящего дебюта скрипача в парижских «Духовных концертах» Леклер окончательно оставил деятельность танцовщика и балетмейстера.

Тогда же ему начинает покровительствовать сын незадолго перед тем умершего Воннье, который поселяет Леклера в своем отеле на улице Св. Доминика. Своему покровителю Леклер посвятил несколько своих произведений, опубликованных в 1730 году.

С 1733 по 1737 год Леклер был придворным музыкантом. Причиной его ухода была забавная история, происшедшая между ним и его соперником, выдающимся скрипачом Пьером Гиньоном. Они настолько ревниво относились к славе друг друга, что не соглашались играть второй голос. Музыканты пришли, наконец, к договоренности ежемесячно меняться местами. Гиньон уступил Леклеру начало, но когда месяц истек и тому предстояло пересесть на вторую скрипку, он предпочел покинуть службу.

В 1737 году Леклер отправился в Голландию. В Амстердаме он занял должность придворного музыканта инфанта Филиппа в Амстердаме. Здесь же Леклер познакомился с великим скрипачом Пьетро Локателли. Этот оригинальный и сильный композитор оказал на Леклера большое влияние.

С 1748 года Леклер служил в Париже у герцога Грамона. Он пишет музыку для его домашнего театра. Больше Францию музыкант не покидает. Благодаря многочисленным выступлениям в концертах, а также изданию своих сочинений, Леклер решил материальные проблемы. Он разбогател настолько, что в 1758 году купил двухэтажный дом с садом на улице Карем-Пренан в предместье Парижа. Леклер жил в этом доме, без слуги жены, которая чаще всего гостила у друзей в центре города. Пребывание известного музыканта в столь отдаленном месте беспокоило его почитателей. Герцог де Грамон неоднократно предлагал поселиться у него, но Леклер отказывался.

Как пишет Л.Н. Раабен: «23 октября 1764 года рано утром садовник, по фамилии Буржуа, проходя около дома, заметил приоткрытую дверь. Почти одновременно подошел садовник Леклера Жак Пейзан и оба заметили валяющиеся на земле шапку и парик музыканта. Испугавшись, они позвали соседей и проникли в дом. В вестибюле лежал труп Леклера.

Он был убит ударом в спину. Убийца и мотивы преступления так и остались не раскрытыми.

Полицейские протоколы дают подробное описание вещей, оставшихся от Леклера. Среди них стол в античном стиле, отделанный золотом, несколько садовых кресел, два трюмо, инкрустированный комод, еще один маленький комод, любимая табакерка, сшинет, две скрипки и др. Самую главную ценность составляла библиотека. Леклер был образованным и начитанным человеком. Его библиотека состояла из 250 томов и содержала „Метаморфозы“ Овидия, „Потерянный рай“ Мильтона, произведения Телемака, Мольера, Виргилия».

Единственный сохранившийся портрет Леклера написал художник Алексис Луар. Он хранится в кабинете эстампов Национальной библиотеки Парижа. Луар изобразил музыкант вполоборота, держащим в руке страницу исписанной нотной бумаги. У него полное лицо, пухлый рот и живые глаза. Современники утверждали, что он имел простой характер, но был человеком гордым и склонным к рефлексии. Цитируя один из некрологов, Лоранси приводит следующие слова: «Он отличался гордой простотой и светлым характером гения. Он был серьезен и вдумчив и не любил большого света». Меланхоличный и склонный к одиночеству, он чуждался жены и предпочитал жить вдали от нее и детей.

Слава музыканта была исключительной. Он в совершенстве владел тогдашней техникой игры и особенно славился исполнением аккордов, двойных нот, абсолютной чистотой тонирования. Один из друзей Леклера и тонкий знаток музыки Розуа называет его «глубоким гением, который превращает в искусство саму механику игры». Очень часто по отношению к Леклеру употребляют слово «ученый», что свидетельствует об известном интеллектуализме его исполнительства и творчества и заставляет думать, что многое в его искусстве сближало его с энциклопедистами и намечало пути к классицизму. «Его игра была мудрой, но в этой мудрости не было никакой нерешительности; она была следствием исключительного вкуса, а не от недостатка смелости или свободы».

Вот отзыв другого современника: «Леклер первый сомкнул приятное с полезным в своих произведениях; он очень ученый композитор и играет двойные ноты с таким совершенством, которое трудно превзойти. Он обладает счастливым соединением смычка с пальцами и играет с исключительной чистотой; и если, возможно, его иногда упрекают в том, что в его манере передачи есть известная холодность, то это происходит от недостатка темперамента, который обычно является абсолютным хозяином почти всех людей». Приводя эти отзывы, Лоранси выделяет следующие исполнительские качества Леклера: «Обдуманная смелость, несравненная виртуозность, сочетаемая с совершенной коррекцией; быть может некоторая суховатость при определенной четкости и ясности. Помимо этого — величавость, твердость и сдержанная ежность».

Леклер — признанный мастер сонатного жанра, создатель французского скрипичного концерта. По поводу его произведений сочинялись стихи, писались восторженные рецензии.

Леклер был и превосходным педагогом. Среди его учеников — известнейшие скрипачи Франции — Л'Аббе-сын, Довернь и Бертон.

ПЬЕР ГАВИНЬЕ
/1728-1800/

Пьер Гавинье — яркий представитель французской скрипичной школы, сыгравший большую роль в развитии музыкально-исполнительской культуры. Гавинье родился 11 мая 1728 года в Бордо в семье скрипичного мастера. Отец и дал ему первые навыки скрипичной игры.

С шести лет Пьер жил в Париже. Игра выдающихся скрипачей, навещавших отца, пробудила в мальчике глубокую любовь к скрипке. Уже в тринадцатилетнем возрасте он успешно дебютировал в парижских «Духовных концертах».

Содержательные программы духовной и светской музыки, первоклассный состав оркестрантов, талантливые руководители, наконец, выступления крупнейших иностранных артистов сделали «Духовные концерты», основанные в 1725 году, значительным художественным явлением музыкальной культуры Европы того времени. Немалая заслуга в этом принадлежит и Гавинье.

В 1762 году музыкант становится концертмейстером оркестра этих концертов и остается на этом посту до 1764 года. С 1773 по 1777 год Гавинье вместе с Ф.-Ж… Госсеком и своим учеником С. Ледюком возглавлял уже само общество, много сделав для его развития. Когда же открылась Парижская консерватория, Гавинье в 1795 году стал первым профессором скрипки.

Лучшие качества Гавинье — музыканта и человека — нашли воплощение в его педагогической работе, которой он отдавал много душевных сил, будучи для учеников истинным другом и наставником. Кроме преподавания в Консерватории он воспитывал скрипачей и в оркестре «Духовных концертов».

Гавинье учил простоте, естественности и правдивости выражения чувств, умению глубоко проникать в стиль и замысел композитора, прививал навыки ансамблевой игры. Маэстро широко применял на уроках метод показа и до конца своих дней блестяще исполнял в классе все изучавшиеся произведения. Гавинье называл учеников «мои дети» и с тех, кто готовился стать профессионалом, не брал платы за обучение. Ему удалось воспитать блестящую плеяду учеников: М.-А. Генен, Н. Капрон, И. Бертом Эмбо, С. Ледюк, Л.-Х. Пезибль, А.-Л. Бодрон, Ж. Лемьер, Ж. Вердигье, А. Робино, Де Блуа, П. Вашон.

О широте взглядов артиста свидетельствовал богатый репертуар. В отличие от большинства современников, он исполнял не только собственные сочинения, но все лучшее, что появлялось в скрипичной литературе его времени. В репертуар музыканта входили концерты и сонаты Корелли, Джеминиани, Локателли, Вивальди, Тартини, Я. и К. Стамицев, Леклера, Мондонвиля, Блаве, Берто и многое другое.

Эта способность постижения различных стилей и жанров, высокоразвитый вкус сочетались у Гавинье с яркой музыкальной индивидуальностью, а его «умение с точностью и вкусом выражать все стили» (Буажелу) значительно расширяет прежние представления о зарождении — искусства интерпретации.

Дата добавления: 2015-07-11