Примечания к главе 8

¹ Маклаков, ук. соч., стр. 561.

² Число назначенных членов не могло превышать числа членов избранных — оно могло быть только меньше его.

³ Маклаков, ук. соч., стр. 591.

⁴ Маклаков, ук. соч., стр. 585.

⁵ Маклаков, ук. соч., стр. 445.

⁶ Маклаков, ук. соч., стр. 585.

⁷ Маклаков. Вторая Государственная Дума. Париж (без даты), стр. 8; см. также: Маклаков. Первая Государственная Дума. Париж, 1939, стр.18.

⁸ Шипов, ук. соч. стр. 335; см. также стр. 341.

⁹ Милюков. Три попытки. Париж, 1921, стр. 24.

¹⁰ По Маклакову, ук. соч., стр. 437.

¹¹ Маклаков, ук. соч., стр. 551.

¹² Маклаков, у к. соч., стр. 461.

¹³ Маклаков, ук. соч., стр. 464.

¹⁴ По Маклакову, ук. соч., стр. 470.

¹⁵ Маклаков, у к. соч., стр. 471.

¹⁶ По Маклакову, ук. соч., стр. 439.

¹⁷ Маклаков, ук. соч., стр. 419.

¹⁸ Маклаков, ук. соч., стр. 420.

¹⁹ Имеется в виду вооруженное восстание в Москве в декабре 1905 года.

²⁰ Маклаков, ук. соч., стр. 429 и далее.

Глава 9

ПАРТИЯ КОНСТИТУЦИОНАЛИСТОВ-ДЕМОКРАТОВ

И СОЮЗ 17 ОКТЯБРЯ

Меньшинство на последнем земском съезде. — Возникновение Союза 17 октября. — Противопоставление программы и основных позиций «октябристов» позициям кадет. — Накануне Первой Думы: предвыборный союз кадет с социалистами. — Отставка Витте и назначение Горемыкина председателем Совета министров.

На земском съезде в ноябре 1905 года, так же как на съезде в ноябре 1904 года, наряду с радикальным большинством было и меньшинство. Однако между этим меньшинством (на съезде 1905 года) и тем, которое было на съезде в 1904 году, существовала серьезная разница. В 1904 меньшинство высказалось против конституционного строя, в то время как в 1905 меньшинство было за конституцию. К этому меньшинству принадлежали отчасти давнишние конституционалисты, как Гучков, а отчасти и такие люди, как Шипов¹, из меньшинства съезда 1904 года, которые тогда еще были против конституции, но теперь, после того как она стала свершившимся фактом, ее признавали. Нельзя забывать уже подчеркнутого обстоятельства, а именно, что вся деятельность таких людей, как Шипов, с самого начала фактически служила делу конституции, так что для них теперь было вполне естественно ее поддерживать. Меньшинство ноябрьского съезда (1905) расходилось с большинством не в вопросе принятия или непринятия конституции, а в том, что они согласны были на пожалованную царем конституцию и отвергали концепцию учредительного собрания как источника нового государственного порядка.

Особенно ясно высказал это Свечин². Он отклонял возможность учредительного собрания, покуда в России существует законная государственная власть. Кроме того он указывал, что существуют разные позиции по отношению к Манифесту 17 октября: одни хотят идти дальше, другие находят, что и так уже зашли слишком далеко. Свечин критиковал обе эти позиции и предлагал принять позицию самого Манифеста. Это было предпосылкой октябризма. Маклаков считает, что меньшинство на последнем земском съезде защищало принципы либерализма, так же как это делали затем октябристы в Первой Думе³.

Контраст между меньшинством и большинством на съезде отнюдь не ограничивался вопросом конституции, а распространялся и на многие другие проблемы. Прежде всего меньшинство абсолютно четко отвергало революцию и решительно осуждало революционный террор. Гучков предложил съезду ввести следующую фразу в резолюцию, требовавшую отмены смертной казни: «Съезд осуждает насилия и убийства как средство политической борьбы»⁴. Однако большинство отклонило даже это скромное предложение. Независимое поведение Гучкова на съезде повысило его авторитет. Либеральный социолог М.М. Ковалевский, также принимавший участие в съезде, сказал Маклакову: «Я видел на съезде только одного государственного человека, это Гучков»⁵.

Из меньшинства этого земского съезда (в ноябре 1905) и возникла впоследствии партия октябристов (Союз 17 октября), во главе которой сначала, некоторое сравнительно короткое время, стоял Шипов, а затем ряд лет ее возглавлял Гучков. Большинство же состояло из членов конституционно-демократической партии, возникшей за несколько недель до съезда. Впрочем, конституционно-демократическая партия все же не совпадала с большинством съезда в той мере, в какой партия октябристов совпадала с его меньшинством. Некоторые представители меньшинства, как например Маклаков и Свечин, примкнули к партии кадетов. Внутри конституционно-демократической партии всегда существовала либеральная группа, противопоставлявшая свои мнения мнениям радикального большинства. Однако она не была достаточно влиятельна, чтобы добиться принятия своих позиций. В лучшем случае, этой группе удавалось заставить партию принять компромиссное решение, к которому сама она пассивно примыкала, хотя часто такое решение было не менее вредным, чем точка зрения большинства. Представителями этого либерального меньшинства внутри партии кадетов, кроме Маклакова и Свечина, были Н.Л. Львов и П.Б. Струве; оба они, однако, вскоре покинули партию.

* * *

Вскоре после 17 октября стали формироваться многочисленные политические партии, стоявшие правее кадетов. Отчасти они держались просто враждебно по отношению к новому государственному строю, отчасти они симпатизировали принципам, провозглашенным Манифестом 17 октября, а отчасти это были группы, представлявшие чисто местные интересы⁶. Во время частых общих поездок из Москвы в Петербург Шипов и Гучков часто обсуждали необходимость объединить маленькие группы и партии, у которых была общая цель: мирным путем осуществлять принципы конституционной монархии, провозглашенные Манифестом 17 октября. Необходимость эта стала особенно острой после земского съезда в ноябре 1905 года, когда очень усилился контраст между радикальным большинством и либеральным меньшинством. Меньшинство высказало «особое мнение» по поводу резолюций последнего земского съезда и тем самым определенно отмежевалось от его решений. Тот факт, что большинство уже в середине октября организовалось в политическую партию (конституционно-демократическую), должен был сделать совершенно естественным решение противопоставить партии кадетов хоть в какой-то мере организованную большую политическую группу, представлявшую идеологию меньшинства. При всех условиях приближение выборов в Думу делало необходимым создание подобной группы.

Вскоре после этого состоялось в Москве совещание приверженцев этой идеи. Решено было создать не партию, а союз, так чтобы отдельные партии и группы, которые пожелают к нему примкнуть, могли сохранять свою независимость. Союз назвали Союзом 17 октября, а членов союза так же как и думскую фракцию, стали называть октябристами. Группа, от которой исходила инициатива, обратилась с призывом к общественности и одновременно объявила и основные тезисы своей программы. В воззвании подчеркивалась необходимость объединения всех тех, «кто искренно желает мирного обновления страны, кто отвергает одинаково и застой, и революционные потрясения и кто признает необходимость создания сильной и авторитетной власти, которая, совместно с народным представительством, могла бы внести в страну умиротворение путем созидательной законодательной деятельности»⁷. Отклик на призыв был положительным. По всей провинции стали возникать группы октябристов. В Москве основан был центральный комитет, председателем его был избран Шипов.

* * *

Небезынтересно сравнить главные пункты программы октябристов — т. е. программы русского либерализма — с главными пунктами программы конституционно-демократической партии, т. е. русского радикализма. На самом деле, правильнее наверное говорить не о пунктах программы, а об основных моментах идеологии и ею определенного поведения. Программа конституционно-демократической партии, принятая на съезде, вообще не упоминала о конституционной монархии. Она говорила только о российском государстве или о державе российской. Статья 13 гласит: «Конституционное развитие российского государства определяется основными законами». Из этого вытекает, что кадеты, правда, не требовали основания республики в России⁸, но что они не были и сторонниками монархии. Они считали правильным сохранять пока этот пережиток прошлого, не имевший в их глазах никакой ценности, до тех пор, пока суверенная воля народная определенно не выскажется за его устранение.

Напротив, в основных тезисах программы октябристов мы читаем, что к главным целям союза относится «развитие и укрепление начал конституционной монархии и установление тесного единения монарха с народом»⁹. Из полного текста программы и из речей выдающихся октябристов на партийных съездах (особенно из речей Гучкова) ясно, что для октябристов монархия представляла собой воплощение великой русской исторической традиции и поэтому в ней видели и для будущего ту силу, которая одна только и сможет осуществить обновление России. Так, на первом всероссийском съезде Союза 17 октября, состоявшемся в Москве с 8 по 12 февраля 1906 года, Гучков сказал: «... Мы не можем относиться отрицательно к тому, что создано старой Россией... монархическое начало, которое сыграло в России такую огромную роль, тоже должно быть перенесено обновленным в новую Россию»¹⁰. На том же съезде Шипов подчеркнул: «Мы — искренние монархисты по убеждению; мы видим в конституционной монархии противодействие идее деспотизма олигархии или массы. Монарх — выше всех политических партий, и поэтому свобода и право каждого гражданина наиболее обеспечены при конституционной монархии»¹¹. Эти слова Шипова легли в основу дальнейшей разработки программы. Программа указывала на то, что монарх, несмотря на ограничение его воли правами народного представительства, получил большую власть вследствие того, что превзойден бюрократический абсолютизм и возникло единение с народом. Монархия имеет отныне новое задание: она должна стать миротворящим началом, поскольку предоставление свободы в политической, национальной и социальной борьбе открывает многочисленные возможности именно для этого задания¹².

В той же речи Шипов сказал: «Мы наравне с левыми партиями одинаково понимаем, что будущее России заключается в широких демократических реформах». Однако, в отличие от этих партий, — подчеркивал он, — октябристы считают, что в основу этих реформ должен лечь не один только принцип свободы, но и нравственное начало. «Исходной идеей Союза 17 октября, — закончил свою речь Шипов, — является признание высших начал свободы, правды и любви»¹³. По моему мнению, едва ли можно оспаривать, что существует известное родство между принципами октябристов и христианских демократов; возможно, что из Союза 17 октября развилась бы в дальнейшем православная христианско-демократическая партия.

Из различного подхода к монархии совершенно естественно вытекало, что кадеты отвергают принцип пожалования конституции монархом, в то время как октябристы приветствуют пожалованную конституцию.

Программа к.-д. требовала всеобщего избирательного права. Кадеты были убеждены, что подлинным народным представительством могло называться только собрание, возникшее из всеобщего прямого равного для всех и тайного голосования. Программа к.-д. требовала введения парламентаризма (ст. 19). Она не высказывалась прямо за упразднение верхней палаты, однако признавала, что по этому вопросу существуют разногласия внутри партии (ст. 14), из чего ясно, что партия не считала принципиально нежелательным упразднение верхней палаты. Во всяком случае, кадеты не предусматривали, в качестве верхней палаты, преобразованный Государственный Совет, а новую палату, которая избрана будет демократизированными органами самоуправления.

Октябристы по этим пунктам сначала придерживались точки зрения, не противоречившей принципиально кадетским позициям. Однако эту точку зрения они выражали умеренно, в согласии с существовавшими историческими обстоятельствами. Так же как и кадеты, октябристы были сторонниками всеобщего, равного и, само собой разумеется, тайного голосования. Октябристы высказывались за то, чтобы правительство было составлено из рядов думского большинства, а это бесспорно представляло собой шаг в направлении парламентского строя. Однако они не настаивали на его немедленном формальном введении. Октябристы осуждали превращение Государственного Совета в верхнюю палату при сохранении назначенных членов; они считали такое решение нежелательным и противоречащим Манифесту 17 октября. В принципе, однако, они видели в верхней палате нужное и полезное учреждение. В резолюции центрального комитета октябристов от марта 1906 года (резолюция эта ссылается на закон о Государственном Совете от 20 февраля) ясно указано, что Государственный Совет не может расцениваться как настоящее представительство мнений страны. Поэтому центральный комитет октябристов считал нужным ограничение полномочий Государственного Совета. Резолюция подчеркивает, что Государственный Совет чрезвычайно важен для обеспечения преемственности законодательства и для того, чтобы препятствовать недостаточно зрелым постановлениям Думы. Поэтому должно оставаться в силе право Государственного Совета отвергать постановления Думы, а таким образом отвергнутые постановления должны возвращаться в Думу. Но если Дума останется при своем первоначальном решении, то, по мнению октябристов, проект уже не должен возвращаться в Государственный Совет, а должен быть представлен царю, которому и должно принадлежать право окончательного решения¹⁴.

Очень важно еще следующее различие: программа к.-д. в числе основных гражданских прав не упоминает о праве собственности, в то время как у октябристов право собственности включено в список основных гражданских прав. (Пункт третий тезисов). Конечно, это не означало, что они считают частную собственность неприкосновенной при любом положении. Октябристы допускали возможность экспроприации поместий в пользу крестьян для решения аграрной проблемы. Однако они считали экспроприацию мероприятием, которое применимо лишь с величайшей осторожностью и в том случае, если не дано никакой другой возможности. В основных тезисах (пункт 4) подчеркивалось, что экспроприация поместий допустима для расширения крестьянского землевладения только при справедливом возмещении убытка и только в интересах государства. Что касается аграрной программы к.-д., я уже подробно ее проанализировал. При этом было совершенно ясно, что кадеты предполагают провести программу экспроприации гораздо шире, чем октябристы; в отношении же компенсации за экспроприированное имущество они отнюдь не собирались придерживаться принципов гражданского права.

Однако, самое серьезное различие между кадетами и октябристами заключалось не в программе, а в том, что в противоположность кадетам октябристы готовы были поначалу мириться с тем, что они считали недостатками конституции, для того чтобы возможно скорее и энергичнее приступить к подготовлению либеральных реформ в Думе в рамках пожалованной конституции. Они были убеждены в том, что мирная и дельная работа в Думе и проведение в жизнь либеральных реформ со временем неизбежно должны повести к демократизации конституции. В основных тезисах их подчеркивалось, что особо важен возможно более скорый созыв Думы с целью приступить к решению крестьянского вопроса в смысле установления равноправия крестьян с другими гражданами. Дальше мы читаем в основных тезисах, что Дума должна немедленно заняться разработкой рабочего законодательства, а также разработкой законов, направленных на развитие самоуправления, на преобразование судебного ведомства, администрации и налогового ведомства и на развитие системы народного просвещения (пункт 4 а-е). Наоборот, кадеты считали, что серьезная дельная работа в Думе нежелательна. На апрельском съезде (1906 г.) конституционно-демократической партии Милюков сказал: «Не надо расширять деятельность Думы до органической работы, но надо выводить ее за пределы, которыми слева хотят ее ограничить. Задачей Думы является принять меры, чтобы вся тяжесть войны и ответственность за столкновение с властью пала на власть»¹⁵. Значит, по мнению конституционно-демократической партии и ее лидеров, прежде всего надо было добиться капитуляции государственной власти и коренной демократизации конституции, ибо только таким образом могли возникнуть предпосылки для «органической работы».

Далее, кадеты вели себя по отношению к борьбе с революцией совершенно иначе, чем октябристы. Всю ответственность за революционные крайности они возлагали только на непреклонность правительства и отказывались хотя бы даже только с нравственной точки зрения осудить и самые жестокие проявления красного террора. В то же время кадеты решительно требовали отмены смертной казни и законов о введении чрезвычайного положения или военного положения. Октябристы же осуждали красный террор так же, как злоупотребления властью государственных органов при борьбе против революционных эксцессов¹⁶. Они считали абсолютно оправданной борьбу правительства с революцией. Характерно, что резолюция, требовавшая отмены законов о введении чрезвычайного положения и военного положения — законов, бесспорно вызывавших немало существенных возражений — принята была на съезде октябристов лишь очень небольшим большинством голосов. Была сильная группа, считавшая неправильным лишать правительство какого бы то ни было законного средства борьбы с революцией в такой опасный момент (хотя отлично при этом понимая недостатки данных средств)¹⁷.

Таким образом, октябристы желали сотрудничать с правительством при проведении либеральных реформ и при борьбе с революционными эксцессами¹⁸. Наоборот, кадеты твердо решили не искать примирения с государственной властью. Шипов подчеркнул это в присутствии царя на совещании в декабре 1905 года. Он сказал: «Радикалы требуют созыва учредительного собрания; они в Думу пойдут для проведения этого требования. Мы же, члены Союза 17 октября, хотим укрепления власти и проведения возвещенных Вашим Императорским Величеством реформ»¹⁹.

Бескомпромиссные позиции кадет по отношению к правительству, так же как и по отношению к правее их стоявшим группам, еще укреплялись тем, что они не вступали в предвыборное соглашение с либеральным Союзом 17 октября²⁰, хотя это и было бы совершенно естественно, поскольку Союз этот, так же как и сами кадеты, происходил от тех же самых земских съездов. Наоборот, кадеты заключили предвыборное соглашение с социалистами, которые до тех пор действовали лишь как подпольная группа. Позиция к.-д. по отношению к Союзу 17 октября, так же как и к другой меньшей либеральной партии, возникшей именно в то время под названием Партии Государственного Порядка, была непримиримо враждебна, хотя сам Милюков и вынужден был признать на партийном съезде в январе 1906, что эти партии теперь переняли ту роль, которая изначально должна была принадлежать кадетам²¹. В той же речи Милюков высказал несколько странную надежду, что несмотря на эту роль, «поддержка правительства окрасит обе эти партии в цвет черной сотни»²². Действительно, эта надежда Милюкова в значительной мере исполнилась, но никак не благодаря поддержке правительства двум названным партиям, а вследствие пропагандных усилий самих кадет, которые в данном случае и были увенчаны успехом. Ведь на самом деле еще и в наши дни многие убеждены в том, что октябристы были не либеральной, а реакционной партией. Я надеюсь, что данные мною пояснения будут содействовать устранению такого убеждения и правильному освещению роли той партии, Которая больше всего сделала для укрепления конституционного строя в России. Предвыборное соглашение с социалистами обеспечило кадетам победу на выборах. Оно же, однако, лишило их свободы не только во время предвыборной кампании, а и в самой Думе²³.

Избранная кадетами политическая линия исключала всякую возможность соглашения с правительством и вообще лишала их нужной гибкости; однако надо сказать, что уход Витте и назначение Горемыкина на пост председателя Совета Министров сильно осложняли и для правительства задачу сотрудничества с народным представительством. Нет сомнения, что Витте искренно искал соглашения с представителями общественности. Он придавал этому соглашению настолько большое значение, что сначала старался не вырабатывать окончательной программы; иными словами, разработку ясной и четкой правительственной программы он принес в жертву усилиям достигнуть соглашения с общественностью. Конечно это была ошибка. Четко выработанная программа скорее облегчила бы соглашение с оппозицией, так как все определенное всегда обладает притягательной силой. Такое поведение Витте осуждено было представителями общественности, а у царя вызвало недоверие. Шипов пишет: «самое страшное и пагубное... отсутствие у правительства определенной программы, основанной на определенных политических убеждениях... Только при этом условии возможны доверие и поддержка общества. Постоянные сомнения, искания компромиссов, влекущие за собой неизбежные затем уступки, лишают правительство возможности овладеть общественным движением и сделаться его руководителем»²⁴. В том же приблизительно смысле высказался Николай II в разговоре с Коковцовым. Царь сказал: «Я хочу честно исполнить мое обещание, данное Манифестом 17 октября, и дам народу право законодательной власти... Я готов дать все, что нужно на самом деле, но уступать на каждом шагу и не знать, где остановиться — это выше моих сил, и я не вижу, чтобы мои новые министры имели перед собой ясную программу и готовы были твердо управлять страною, а не только все обещать и обещать»²⁵. В оправдание Витте надо, однако, сказать, что его колебания были последствием того, что он нигде не находил понимания и поддержки.

Если еще можно понять, что Витте должен был уйти, нелегко постигнуть, почему на его место был назначен Горемыкин. Ни представители общественности, ни бюрократы не находили объяснения его назначению. В правительственных кругах высказывались по этому поводу весьма скептически. Когда Витте (бывший, надо сказать, личным врагом Горемыкина) узнал от царя, кто станет его преемником, он сказал Коковцову, что Иван Логгинович, конечно, не управится с этим разбушевавшимся морем²⁶. Но и обычно крайне сдержанный Коковцов счел своим долгом предупредить царя, что назначение Горемыкина чрезвычайно затруднит достижение некоего modus vivendi с Думой. Он сказал царю, что полное безразличие Горемыкина ко всему, отсутствие в нем всякой гибкости и прямое нежелание сблизиться с представителями новых элементов в государственной жизни неизбежно поведут к дальнейшему усилению оппозиционных настроений²⁷.

Царь, однако, остался при своем решении. На соображения Коковцова он возразил, что Горемыкин наверное и сам подаст в отставку, если заметит, что его уход может облегчить отношения правительства с Думой. Очевидно Николай II устал видеть во главе правительства человека, всегда имевшего самостоятельное мнение и собственную инициативу. Что касается Горемыкина, то могла быть полная уверенность, что он никогда не проявит собственной инициативы. Поэтому нельзя было никак ожидать, что он займет отрицательную позицию по отношению к новому строю и особенно к Думе. Маклаков справедливо подчеркивает, что назначение Горемыкина ни в коем случае не было признаком желания отклониться от принципов манифеста 17 октября²⁸. Однако для введения нового конституционного строя, конечно, требовалось нечто большее, чем просто пассивное поведение, и поэтому назначение Горемыкина все же было в высшей степени неудачным решением.

Критика общественности направлена была не столько против личности Горемыкина, сколько против того, что накануне созыва Думы составлено было правительство исключительно из бюрократов, что даже не подумали о возможности составить правительство из общественных деятелей, которые смогли бы найти с Думой общий язык. Это было мнение не только кадет, а и октябристов. И умеренные представители общественности не согласны были наряду с пожалованной конституцией принять и «пожалованное» стране правительство.

Преобразование правительства накануне созыва Думы, назначенного на 27 апреля, имело чрезвычайно отрицательные последствия, тем более, что царь четко высказал желание, чтобы ни один член правительства Витте не вошел в состав нового Совета Министров. Поэтому за краткие дни до созыва Думы во главе всех министерств появились новые люди, просто не имевшие времени для того, чтобы ознакомиться с работой предшественников и предстать перед Думой с серьезной программой. Это никак не могло быть благоприятной предпосылкой для встречи с Думой. То же самое надо сказать о назначении таких людей, как Стишинский и Ширинский-Шихматов, о которых широко было известно, что у них нет никаких симпатий к конституционному строю.

Таким образом, можно сказать, что накануне созыва Думы как правительство, так и оппозиционные круги сделали все, что только было в их силах, для того чтобы сделать невозможным сотрудничество между Думой и правительством.

Дата добавления: 2015-07-11