Последние годы жизни отца.

Последние годы жизни Василия Филатова проходили в Вологодской области, а затем на юге России на реке Волга. Вот как рассказывает мама Олега об этом периоде жизни: “Ты помнишь, Олег, как я предварительно написала в Вологодское Облоно. Мне ответили, что учителя нужны, особенно математики. Отцу я сказала, чтобы он уходил на пенсию, из тех соображений, что ему уже далеко за 50 и, что он не сможет по состоянию здоровья заработать свои пенсионные 120 рублей. И я поехала в Вологодское Облоно и устроилась в Вытегорский район в рабочий поселок “Белый ручей”. Там действительно протекал “Белый ручей”, вода в котором была чистая, как хрусталь и водилась рыба форель. Поселок был расположен в хвойном лесу. Природа была изумительная, кругом стояли вековые сосны, ели. Воздух был напоен лесным ароматом. Ты помнишь, Олег, в каком восторге вы были! Рядом с домом находилась гора, которую называли “Медвежка”. Вы собирали в лесу и на горе малину, грибы, землянику. На машине с учителями ездили в глубь леса за черникой, брусникой, малиной. В доме, где мы жили, отопление было печное, и отец все лето пилил и колол дрова. Ты помнишь, Олег, как ты и девочки помогали отцу складывать дрова в сарай. В школе отец вел кружок раз в неделю по изучению истории КПСС, и каждый год изучение начинал с первой главы. Он подновлял старые конспекты и рассказывал учителям, а учителя отбывали повинность, и время зря не теряли, занимались кто проверкой тетрадей, кто готовился к урокам, а кто просто читал. Он не обращал внимания на такое поведение. Ему тоже надоело рассказывать на протяжении многих лет одно и то же. В школе было около 1000 учащихся - дети из поселков леспромхоза. Я вела уроки математики, физики в 5-8 классах и работала завучем начальных классов. И началась для меня работа в школе с утра и до позднего вечера, которая затем продолжалась дома и иногда заканчивалась далеко за полночь. Ваш папа потихоньку собирал документы на пенсию. Как я уставала, одному богу известно. Директор школы А.И. Лушичев попросил отца поработать вечерами - в школьном интернате, поучить детей шахматной игре, да и я была не против. Я ему говорила, что скоро и я выйду на пенсию, и что нам лучше было бы жить на юге, в низовьях реки Волги. Я мечтала, что мы купим там себе домик, посадим сад и проведем остаток своих дней в саду у реки. В то же время я настолько была поглощена заботой о своих детях и работой, такой ответственной, которая лежала на моих плечах, что иногда и не замечала его состояния. А он никогда своими планами не делился, не фантазировал, а всегда вел соглашательскую политику. Всегда и во всём соглашался, а когда ему не нравилось, не спорил, а молча уходил играть в шахматы. А впервые годы нашей совместной жизни, он мог по 2-3 дня молчать и думать о чем-то своем. Только сейчас, когда он перед своей смертью признался мне, кто он такой и это его отец Николай II, и мне стало ясно и понятно его поведение. Я так была потрясена, что потеряла дар речи. Я смотрела на него, уже сильно больного, ходившего с палочкой, и сердце мое сжималось от нестерпимого горя и страдания.

Так он и не стал работать вечерами в школьном интернате. Чего он боялся? Дома он до полуночи играл и читал. Не понятно! Или тени убийц преследовали его? Или на самом деле, кто-то шпионил за ним. Все-таки он согласился переехать в низовья Волги. В 1970 году (ты, Олег, тогда был Ленинграде, сдавал вступительные экзамены в Университет и жил у тети Оли) мы переехали в Астраханскую область в село Икряное, которое было расположено на берегу притока Волги, который назывался “Хурдун”. За мизерную цену мы купили домик с пятью сотками земли, на которой росло два маленьких деревца вишни. Сначала мы выращивали овощи, клубнику, посадили фруктовые деревья и виноград, разные лечебные травы - перечную мяту, радиолу розовую, зверобой, сельдерей, петрушку, укроп и множество других трав. С годами наш сад рос и радовал нас. С какой любовью я сажала эти деревья, эти истоки жизни. По ограде вокруг дома заплетался виноград, росло много цветов. Я вставала, когда только, только начинал пробуждаться наш сад. Слушала пение скворцов, которые поселились на вишневых деревьях. Собирала упавшие яблоки, абрикосы, персики. С любовью варила детям варенье. Мы с отцом из яблок и абрикос готовили детям пастилу, сушили ее на крыше дома, а затем закатывали в рулоны. Из пастилы потом готовили начинку для пирогов. Я постоянно заставляла отца есть абрикосы - эти “плоды жизни”. Он что-то равнодушно к этому относился, он больше любил мясные и рыбные блюда. Но я настаивала, и он съедал яблоко и несколько абрикосин. За этим я очень строго следила.

Он постоянно пропадал на реке. Вечером готовился - копал червей, подправлял удочки. Только - только рассвет занимался, а он уже был готов и уходил качаясь. Приносил улов: плотву, воблу, окуней, щук. С весны и до глубокой осени были на столе уха и блюда из рыбы.

Для него это были прекрасные мгновения жизни, когда он мог сидеть с удочкой на берегу реки. Он купил книгу “Рыболов-Спортсмен”. В книге описывались советы рыболовам, были в этой книге захватывающие рассказы о рыбной ловле с удочкой и стихи:

Разве позабудешь

Утренний туман

У костра потухшего

Наш рыбацкий стан.

Хороши, дружочек

Зори на реке.

Ты сидишь взволнованный

С удочкой в руке.

Замер неподвижно

Красный поплавок,

Но смотри внимательно

На него, дружок.

И, приходя домой, он торжественно произносил: “Лида, я наловил сегодня ершей, будем есть вкуснейшую уху”.

Его внук Антошка подбегал к нему с Настенькой, его внучкой, и он, показывая свой улов, рассказывал им: “Вот это щучка и лещик маленький попался”. А дети рассматривали и смеялись: “Смотри, Настя, а вот рыбка рот разинула - ей трудно дышать”.

У нас с папой была задача: дать Вам образование не какое-нибудь, а высшее, а для этого нужны были деньги, а у нас была только пенсия. Поэтому я, засучив рукава, стала шить и вышивать людям платья, блузки и открыла нелегальную мастерскую. К этому подключилась вся семья, дети обметывали рубцы. Ты помнишь, Олег, как ты сам пришивал бисер и бусы. Это значительно пополняло наш бюджет. И когда Вы приезжали, то от нашей пенсии вмиг почти ничего не оставалось. Наш домик из камыша и глины надо было постоянно ремонтировать, и отец все время этим занимался. Он сделал для окон вторые рамы, застеклил их, двери подновил, потолки подбивал. За 17 лет, которые мы прожили в Икряном, он несколько раз перекладывал печь. Олег, ты же вместе с ним однажды принимал участие в этом, и сам знаешь, что он очень хорошо владел плотницким инструментом. Все остальное время он читал, смотрел телевизор, разыгрывал шахматные партии.

В саду, под вишневыми деревьями, прогревал свои косточки.

Осень в 1988 году стояла изумительная, солнечная, безветренная. В саду стоял аромат яблок и цветов.

Мы сидели под вишнями, и пили чай, Отец меня спросил:

“Лида, скажи, пожалуйста, как ваша семья попала на Северный Кавказ?”

Я ему рассказала, что наша семья в 1943 году жила в городе Чимкенте, и мой отец с больным сердцем получил инвалидность. Жили они, пять человек, в комнате в 14 кв. метров. Страшно голодали. Дочь Ольга пригласила их приехать к ней на Кубань в Ставропольский край.

Они сели на поезд и поехали. В Гудермесе с папой случился инфаркт. Его сняли с поезда, положили в больницу. Они отошли, сели на лужок. Идёт женщина и спрашивает: “Откуда Вы и куда путь держите?” Мама всё рассказала. Женщина пригласила их в село, которое называлось Новогрозненск. Она говорила, что там много пустых домов с огородами. Родители на краю села заняли домик, за ним тянулись поля с круглыми большими тыквами. Антонина, моя сестра, устроилась на работу в контору нефтепромысла секретарём-машинисткой. Рядом с домиком был родник с хрустально чистой водой. А в лесу полно было диких фруктовых деревьев, на которых росли кизил, яблоки, груши, а на полянах росло много клубники. Они не верили своим глазам. “Я хоть немного поживу в раю”, - говорил мой отец.

Мебели у них не было, только кровать, которую они с собой привезли. Они достали несколько досок и положили их на тыквы. И сколько было смеху, когда тыквы выкатывались из-под досок, и они оказывались на полу”. Во время моего рассказа ваш отец сидел, опустив голову, задумчиво глядя куда-то вдаль, слушая меня и не перебивая, и вдруг он начал рассказывать о себе: Ты знаешь, Лида, ведь у меня было четыре сестры. Я был самый младший в семье. Все меня очень любили”. - “Что же ты раньше молчал? Где они живут?” - “Я же вам говорил, что все родственники погибли в гражданскую войну”. – “Ты говоришь, четыре сестры, а кто же твои родители?” - “Мы жили одно время на Урале, потом они пропали, и я остался один”. - Он побелел, ему трудно было говорить.

Я смотрела на него и думала, как он смог всё это вынести? Как смог? И сразу у меня перед глазами возникли раненые солдаты, их стоны и мой отец. О, Матерь Божья! И я сказала: “Господи, дорогой мой мученик, как же ты смог столько лет с камнем на душе прожить со мной, со своими детьми. Я разрыдалась. Он стал меня успокаивать и просить прощения. “Ты прости меня, дорогая Лидочка, не мог я”. Тут уж я начала догадываться и догадалась, о ком идет речь, и слушала, как умела слушать ответы учеников, не перебивая. А сердце мое начинало предчувствовать какую-то беду и сверлил вопрос: “А почему он это мне рассказывает? Что он собрался умирать? Нет, Господи, помоги мне!”

Отец схватился за голову и, качаясь, причитал:

“Для чего я остался живой, почему я не погиб? Эти воспоминания не давали мне жить! Они мучили меня и терзали всю жизнь. Меня поддерживала только просьба отца продолжить наш род. И это давало мне силы жить. Я всю жизнь молчал, только для того, чтобы выполнить завещание отца”. На этом наш разговор оборвался. Тут прибежал внук и закричал: “Деда, а деда, пойдем, я тебе что-то покажу”.

Дед встаёт и идёт за внуком. После этого откровения я старалась не надоедать ему своими расспросами, потому что я чувствовала, что воспоминания даются ему с трудом. Я вспомнила разговор, когда ты, Олег, приехал со своими детьми, и девочки были дома. Это было летом в 1984 году. Он тогда об этой истории рассказывал всем нам. Мне казалось, что он каждый раз переживал эту трагедию.

Все было бы прекрасно, если бы здоровье отца было нормальным. Но оно постоянно скрипело и давало о себе знать. Утром он вставал с головной болью, болями в спине, пояснице, ногах. Я постоянно делала ему массаж, а когда были сильные головные боли, то приходилось парить ноги в настоях различных трав. Потом он пил чай с мятой, лимоном, кровообращение восстанавливалось, он выходил в сад и занимался по хозяйству. Днем обязательно спал. Очень редко выдавались дни, когда у него не болела голова, тогда он собирал удочки и уходил на реку. Поселок Икряное окружено водной гладью с камышами и аистами, журавлями, цаплями, которые белели повсюду и украшали водное пространство. Глядя на эту божью благодать нельзя было ею не восторгаться. Но вот, Олег, настал момент, когда вы все разлетелись из родительского гнезда. Ты тогда уже закончил пединститут, потом ты переехал в Петербург. Женился. Ольга закончила в Астрахани художественное училище, а потом в Ленинграде институт имени Репина. Работала в Астрахани искусствоведом. Наташа окончила сначала музыкальную школу в с. Икряное, затем Ленинградское музыкально-педагогическое училище, и осталась жить и работать в Ленинграде. Ирина окончила Московский текстильный институт и работала в Астрахани на трикотажном комбинате инженером-химиком. Вы приезжали к нам в наш сад. Отдыхали, купались, загорали. Когда приезжали дети, да еще с внуками у отца лицо светилось счастьем.

Он читал и рассказывал внуку Антону сказки русских писателей. Внучке Лёле пел колыбельные песни. Для него это было счастливое время, когда заживали душевные раны. За домом росли две громадные владимирские вишни со скворечниками. Сидят на скамеечке дед Василий и внук. Дед внуку говорит:

“Видишь скворечники”?

“Угу”.

“Видишь, что в них скворчики живут”?

“Вижу”.

“Так вот, скворчик-отец кормит птенчиков, называется он самцом. Видишь, как он корм им кладет в клювики - это самец, а вот мама подлетела - это самочка. Самец видишь, как заботится о своих птенчиках”.

“Да вижу, вижу, вон он полетел”, - внук прыгает от радости и говорит: “Деда, а ты тоже самец”?

Дед смеется вместе с внуком:

“Да ты, я смотрю, растешь с юмором”!

Да, внук в доме творил чудеса. Деду некогда было скучать. Он вертелся около деда, поучал его: “Дед, ты не так рубишь, дай-ка я” и однажды чуть не отхватил себе палец. Когда дед играл в шахматы, а я уходила, то внук не чувствуя никакой опеки, что хотел, то и делал. Он выгребал золу из печки, загружал золой свои машинки и катал их по ковру. Без конца стаскивал книги с полок, строил из них домики, гаражи. Дед только сложит книги, а внук тут, как тут. А дед: “Лида! Да что же это такое, что же это он делает! Боже мой”. Я приходила с бидоном молока и журила деда: “Матерь Божья! Ты что же дед? Все играешь в шахматы? Ты что не видишь, что Антон творит?- Опять ковер в золе!” Так вот мы и прыгали с дедом около внуков.

Здоровье твоего отца за сентябрь месяц сильно пошатнулось, ходил он с палочкой, ел без аппетита. И однажды, когда приехала Ольга с Ириной, рассказал нам про свой сон:

Я из одной комнаты вхожу во вторую. В ней вдруг стало темно, я вхожу в третью, в ней тоже темно, а четвертой комнаты уже нет, одна темнота и я просыпаюсь.

Да, сон, конечно, неприятный. - И тут Оля начала про свой сон рассказывать. Затем Иринка, а я готовила поздний завтрак, т.к. отец вместо завтрака рано утром пил только чай. Я резала огурцы, помидоры и разные травы: укроп, петрушку, особенно было много сельдерея, а на столе уже лежали виноград, персики и абрикосы. Фрукты у нас в саду оставались на деревьях до конца сентября, и “гвоздь” стола - клубника, которая все лето была на столе. А что еще надо для полноценной жизни?

Да, кроме этого нужно спокойное будущее.

А я была неспокойна, меня что-то точило, я места себе не находила, у меня все из рук валилось, я не могла сшить синюю кофточку для себя. Я уже вторую неделю не могла сшить ее.

Да что это со мной творится? - спрашивала я сама себя, - никогда со мной такого не было, а это посмотри, все из рук валится. Я могла сидеть в оцепенении, как будто под гипнозом. С большим трудом я пересиливала себя и принималась за повседневные дела. Сгребаю опавшие листья. Вышел дед из дома, кричит:

“Лида, смотри, Антошка открыл калитку и убежал”.

“Баба, а ты меня не догонишь”! - пришлось бежать.

“Ну и внук у тебя, ха, ха”! - смеялись женщины, всё время сидели на скамейках у своих домов и грызли семечки.

А внук уже - около магазина. Рядом проходила автомобильная трасса. Я еле догнала его, схватила за руку. Он смеется, он играл со мной в перегонки. Этот малыш наши души согревал, своим детским лепетом и своей шалостью.

И отец вдруг обращался ко мне: “Знаешь, передо мной постоянно всплывают видения, когда я играю в шахматы. Вдруг вижу избушку - всю в пушистом снегу, кругом высокие сугробы, вижу женщину светловолосую и мужчину с бородой, - смотрю, будто это отец рядом со мной, и как будто ходит мама рядом, и зовет меня, и протягивает руки”.

Он встает и, вздыхая, начинает ходить, выходит во двор и садится на пенёк.

Всё чаще утром он вставал с головной болью, хватался за голову и молча лежал. Я подходила к нему и начинала массажировать ему голову или готовила чай, а на душе было плохое предчувствие. Он стал передо мной исповедываться.

“А сегодня передо мной проходили войска в заснеженном лесу, ветки деревьев засыпаны снегом. Идут войска с санитарными повозками, женщины держат на руках раненых. Всё, всё всплывает перед моими глазами. Я видел дорогого отца, застреленного в висок, и кровь ручейком текла из виска, это преследовало меня все утро. Боже мой, что они сделали с ним! Боже, Боже! Помилуй меня! Господи”! И стал тяжело дышать, закашлялся. Успокоился, лег и заснул. А вы, дети его, были далеко от него. Ты в Ленинграде с Наташей, Оля с Иринкой ближе, в двух часах езды от нас. Господи, помоги нам, Господи, помилуй нас. Я вызвала скорую. Дед стал отекать, особенно ноги, лицо, глаз не видно было, он смотрел на меня и молча говорил: “Видишь, я умираю” - и вышел на крыльцо.

“Пойдем, здесь сильный ветер”.

И мы пошли. Он положил свою руку на мое плечо, и только мы вошли в комнату, он упал. Я сразу не поняла, в чем дело. Он споткнулся о свою палку, упал на её конец и ударился лбом. Тут подошла скорая. А я поднимаю его и кладу на диван и смотрю, что это, а нос обмяк и ушел весь в подушку, и думаю, да что же это такое?

А отец уже не дышал и врач уже не мог вернуть его к жизни. Меня как громом ударило, я стояла как столб, а уши сразу заложило, и я ничего не слышала, что говорил врач, а медсестра подошла и стала кричать:

“Давайте его положим на диван”.

“На диван, разве он умер? Умер? Умер”?

“Да, умер”.

Положили его на диван, закрыли белой простыней и со слезами на глазах мы с Антошкой пошли за врачом, за документами.

Мы с Антошкой получили документы о смерти моего мужа и отца своих детей, и деда своих внуков. Мы горько плакали, и слезы его лились на маленькие ручки, сжатые в кулачки.

Поехали мы в Астрахань к Ольге с Ирой. Когда мы вошли, они сразу догадались, что случилось что-то страшное. Никто этого не ждал, - он все время болел, только в воскресенье они были дома и вдруг так неожиданно папа умирает.

Приехал ты и Наташа из Ленинграда, Ольга и Иринка. Умер отец в 12 часов дня, 24 октября 1988 года в Икряном, Астраханской области. Семью нашу и детей его уважали, ведь его дочери окончили среднюю школу в Икряном, и поведение их было безупречным.

Ты Олег, позвонил мне не задолго до смерти отца и сообщил мне, что выехать в очередной отпуск в Ялту. Когда твой папа умер, Ирина позвонила тебе домой в 17 часов, но ты был на работе. Трубку сняла Анжелика, и Ирина сказала ей об этом. Анжелика сообщила тебе. Ты пошёл к своему начальству, чтобы они тебе помогли с билетом, но они не смогли и тогда помощь оказали тебе пограничники, я это точно помню. Они позаботились о железнодорожном билете. И ты поездом доехал до Волгограда, а там почтовым самолётом “Як-40”, и ты успел вовремя.

Ира с Ольгой заказали гроб, гроб для своего любимого отца, для любимого мужа и любимого деда.

До твоего приезда, твой друг Володя Акименко, договорился с экскаваторщиком, который и вырыл могилу на кладбище.

Ты и Володя вынесли его на улицу и уложили его в гроб, обитый красным ситцем, одели его в серый костюм и голубое нижнее белье, в белую сорочку с красными полосками и коричневые полуботинки. Выглядел он празднично одетым, морщины с лица исчезли, волосы были черные, и ни один седой волос не светился в его голове. Он помолодел, и такое было благородное лицо, такое красивое, и не было скорби на его лице. Может быть, он в этот момент переживал какие-то прекрасные мгновения жизни, которые мы не умеем ценить. А сколько их было, конечно больше, чем горестных, иначе бы мы не смогли прожить столько лет, сколько нам сейчас.

Лежал он в гробу такой красивый, ни одной морщинки на лице не было, а в голове ни одного седого волоса. Только шея была залита черно-сине-красной кровью. Было сильное кровоизлияние.

Везли его в гробу на грузовой машине. А я смотрела, и слезы лились и лились, я смотрела на красный гроб, и не верила, не верила, что его нет. Боже! Как жестоко ты поступил - взял и умер. О Господи! Сердце у меня онемело, я только видела гроб, такой красный и почему-то скамейка оказалась в кузове рядом с гробом. Как жестоки законы жизни! Как жесток мир, окружающий нас!

Мы подъехали к могиле, и я почувствовала такую страшную боль в душе, какую никогда ещё не чувствовала, я сдерживала рыдания! Ты покидаешь нас, а дети твои съехались, посмотри, какие они уже взрослые, красивые, прощаются с тобой, стоят на краю могилы, черной и страшной. И мне показалось, что его отец подошел и прощается с сыном, целуя его в лоб. Тень его промелькнула рядом с гробом.

На кладбище уже ждал священник. После похорон, ты со своим другом Акименко Володей и Анжеликой, поехали на завод “Красные баррикады”, который строит огромные морские буровые вышки, и заказали там металлические ограду и памятник, и привезли на кладбище, где их и установили. Анжелика покрасила памятник светло-голубой краской.

Жизненный путь человека. - Пока живешь, он, кажется таким длинным, иногда день, кажется длиннее года, а когда человек умирает, мы говорим, как мало он жил! И так много сделал полезного для России. Мы подошли к этой черной могиле, бросили горсть черной земли, которая стучала о крышку гроба - Стук конца жизни - очень жестоко, да жестоко! Могила его находится на возвышенности за селом, откуда видна Волга и пароходы.

И вот уже 10 лет, как нет этого замечательного, доброго, красивой души человека, СЫНА ВЕЛИКОЙ РОССИИ, и Великих родителей. Но остались его дети и внуки, которые продолжили его родословную, и будут продолжать.

Господь послал мне тяжелую ношу, и я ее терпеливо несла. А сейчас я не должна упасть духом: целый мир ушел. Пусть покоится твоя душа. Аминь!

“Как он, почивший вечным сном,

В гробу из дома унесённый,

Уж не вернется в этот дом

К семье, печалью удрученный”.

А.Плещеев.

Самые близкие люди для человека на земле - это его мать и отец. И поэтому человек должен знать о том, какую жизнь они прожили, какую память о себе оставили, и где находятся памятные места. Памятными местами для православного человека являются могилы его предков. И от того, как люди относятся к памятным местам в той или иной стране, так о ней и судят люди. В России очень много неизвестных могил. Их очень много. Кто в них захоронен, мы до сих пор не можем установить. И понятно, что сделать это тяжело, но это наш долг перед ними, это долг нации.

Дата добавления: 2015-10-21