Тема свободы как первейшее условие человеческой активности и бытия.

Проблема свободы центральна. Но если не выводить свободу из природы, то необходимо признать, что она предполагает существование духовного начала в человеке. Терминология Сартра прикрывает трудность проблемы. Это вообще нужно сказать о его терминологии. Психологически Сартр говорит много интересного и верного о свободе. В известном смысле верно, что человек обречен на свободу, что свобода его фатум. Акт всегда есть выражение свободы. Свобода есть основа вне эссенции, т. е. она в neant, а не в бытии. Свобода есть возможность разрыва с миром. Свобода совпадает с neant в глубине человека. Человек всегда выбирает себя, это тоталитарный выбор, мгновение выбора. Ничто внешнее не должно определять выбора человека. Свобода не связана с разумом. Но это предполагает, что свобода внемирна, внеприродна по своему источнику. Свобода не может быть выражена в категории бытия, она не может быть рационализирована. Моя свобода не зависит от моей натуры, иначе она не была бы свободой. Свобода есть выбор существа, а не его основа. Свобода есть свобода действия. Для Сартра свобода всегда существует в известном положении, в известных условиях человека. Свобода всегда есть риск. Личность есть свобода. Свобода налагает на человека ответственность[1].

Свобода, одно из важнейших экзистенциалистских понятий, также характеризуется Сартром в негативных терминах. Это всегда свобода "от" – от общества, от других людей и даже от самого себя.

"Свобода" и "ничто" выступает в сартровский философии, по сути дела, как коррелятивные термины: человек свободен именно потому, что у него "нет никакой природы", которая бы могла предопределить его к тому или иному способу поведения и деятельности. Человек может и должен полагаться только на себя, не уповая ни на какие внешние указания, идущие от истории, социальных институтов, морально-культурных установлений, от тех или иных авторитетов и т.п. Более того, предполагается даже сознательная отстраненность от данных извне указаний. Человек выбирает сам, полностью принимая на себя все возможные последствия своего деяния, не имея надежной опоры ни вне, ни внутри себя: ему ничего не предшествует, ибо он, по Сартру, есть "абсолютное событие", и у него нет никакой преданной ему природы, он "ничто" и рождает из себя ничто. Поэтому основное переживание человека, его самый сокровенный экзистенциальный опыт – это "опыт ничто", или, что в данном одно и то же, "опыт свободы". Понятно, что оборотной стороной этого опыта является чувство тревоги.

Ничто нечеловеческое не властно над человеческим, человек – это cause sue, причина самого себя, это, наконец, свобода.

Свобода, одно из важнейших экзистенциалистских понятий, также характеризуется Сартром в негативных терминах. Это всегда свобода "от" – от общества, от других людей и даже от самого себя (никакой поступок, согласно Сартру, не предопределяет нашего дальнейшего поведения, прошлое ни в какой степени не властно над человеком).

"Свобода" и "ничто" выступает в сартровский философии, по сути дела, как коррелятивные термины: человек свободен именно потому, что у него "нет никакой природы", которая бы могла предопределить его к тому или иному способу поведения и деятельности. Человек может и должен полагаться только на себя, не уповая ни на какие внешние указания, идущие от истории, социальных институтов, морально-культурных установлений, от тех или иных авторитетов и т.п. Более того, предполагается даже сознательная отстраненность от данных извне указаний. Человек выбирает сам, полностью принимая на себя все возможные последствия своего деяния, не имея надежной опоры ни вне, ни внутри себя: ему ничего не предшествует, ибо он, по Сартру, есть "абсолютное событие", и у него нет никакой преданной ему природы, он "ничто" и рождает из себя ничто. Поэтому основное переживание человека, его самый сокровенный экзистенциальный опыт – это "опыт ничто", или, что в данном одно и то же, "опыт свободы". Понятно, что оборотной стороной этого опыта является чувство тревоги.

Человек, говорит Сартр, страшится своей безосновной свободы, страшится быть единственным источником ценностей, ему тяжко нести бремя ответственности, и он пытается "списать" свои действия на якобы не зависящие от него объективные причины, пытается скрыться за какой-нибудь маской. Таково "не подлинное", "неаутентичное" существование. Но и в этом случае любая маска, любая роль – результат, в конечном счете, своеобразного выбора. Человек, по Сартру, поистине "осужден быть свободным". Другими словами, человеческое бытие и свобода – это одно и то же. Свобода как сама ткань человеческой экзистенции и есть ее полная автономность. Ничто не может ни обосновать, ни "извинить" человека – ни "Я", ни характер, ни его психологические особенности, ни среда.

Эта абсолютная "неоправдываемость" человеческого существования сродни его полной случайности. В этом смысле человеческая реальность есть некоторый "излишек" по отношению к "бытие-в-себе", которое не нуждается в человеке, ибо оно самодостаточно и полно собой. Напротив, это человеку как "бытию-для-себя" не достает "в себе". Именно вследствие недостатка бытия человек стремится основанием своего способа быть, восполнить "случайность" своего бытия.

К числу основополагающих категорий, с помощью которых, по Сартру, можно описать человеческую реальность, относятся категории "делать", "быть" и "иметь". Фундаментальный проект зачастую выступает в неадекватной форме: человек хочет быть Богом через обладание миром. Однако человеческий опыт с очевидностью свидетельствует о крахе этого проекта, что выявляет еще одну существенную характеристику человеческой реальности: она есть незавершенная целостность, то есть полный синтез невозможен, человек всегда не закончен, он постоянно открыт для новых возможностей, он, наконец, должен все время себя "делать", "изобретать". Человека "не открывают", человека "изобретают".

Категория "делать" получает, таким образом, в сартровской философии привилегированной статус, это означает, что человек должен постоянно делать себя, следовательно, постоянно ставить под вопрос свое существование, что равносильно императиву "не быть", – и только так он сохраняет себя как человека. Аутентичный способ существования, поэтому не просто соответствует сути человеческого существования, это тот способ существования, который практикуется сознательно, ибо позиция аутентичности должна быть еще завоевана. Проекты "быть" и "иметь" затемняют, по Сартру, незавершенность и неопределенность человеческого существования, снимают всю его напряженность, сводя его к указанным целям и подчиняя человеческое бытие чему-то внешнему и ставшему. Так человеческие ценности оказываются "записанными в вещах", а наше поведение "извинительным", ибо в этом случае основанием нашего действия является не свобода, а какая-либо внешняя причина. И нужно поистине "обращение", чтобы увидеть эти спонтанно практикуемые проекты в их истинном свете. Но здесь мы уже, по Сартру, вступаем в область морали.

Свое основное философское произведение "Бытие и нечто" Сартр закончил обещанием написать труд по морали, так как онтологические исследования не давали полного и ясного ответа на вопрос, в чем же состоит подлинное существование, каков аутентичный императив нашего поведения, в чем заключается смысл свободы и т.п. При жизни Сартра такого труда так и не появилось. Только после смерти были опубликованы фрагменты, хотя и довольно пространные, получившие название "Тетрадей по морали" и следующие по времени написания непосредственно за "Бытием и ничто".

В "Тетрадях по морали" изменены многие акценты и введены новые важные темы. Онтология "Бытия и ничто", признает Сартр, – это онтология "до обращения", хотя и там, уточняет он присутствует тема аутечности, но, добавим мы, последняя дана по преимуществу в негативно-изобличительном тоне – в форме постоянного уличения человека в "дурной вере", то есть в стремление так или иначе избавиться от тяжкого груза свободы.

Было отмечено, что человек, по Сартру, – это стремление стать Богом; таков фундаментальный проект человека и его основная страсть. В конце онтологических изысканий в "Бытии и ничто" Сартр определяет эту страсть как пустую и бесполезную, ибо человек "напрасно губит себя" "ради рождения Бога".

Крах этого фундаментального проекта – одна из существенных характеристик человеческого существования. Но в то же время, как пишет сподвижница философа С. де Бовуар, человеку не позволено существовать без стремления к такому бытию, которым он никогда не будет.

В "Тетрадях по морали" Сартр пытался очертить позитивные моменты краха первоначального человеческого проекта. Именно крах продвигает человека к "обращению", да еще тревога, не дающая закостенеть в однажды достигнутом результате, к которому приходят разными способами, в том числе и неаутечными.

При "обращении" меняется наше отношение к этому проекту. Сам проект не только не отменяется, а, напротив, целиком принимается на свой счет, то есть мы сознательно берем на себя ответственность за все наши цели и желания, в том числе и спонтанно, бессознательно выбранными. Наши цели желаемы нами – вот решающая причина быть ответственными за них. Таким образом, преследуемые цели расцениваются как свободно выбранных, центр тяжести переносится с них на свободу (а стало быть, на ответственность), и целью свободы становиться сама свобода.

При "обращении" меняется отношение к миру и к другим людям. Бытие уже не является объектом утилитарно-эгоистического "присвоения" по типу "иметь" и "быть", а "раскрывается". Человек начинает осознавать себя как существо, благодаря которому "имеется бытие". То же самое логично сказать и об отношении к другим людям. Если в "Бытии и ничто" другой человек – это всегда угроза моей свободе и индивидуальности, возможность подчинения и подавления, то теперь я – основа бытия другого, благодаря мне "имеется другой", я – условие раскрытия его возможностей. Так, на место обладания, отрицания, конфликта встает великодушие. И как следствие этого – максима: ничего не требовать от других, но самому способствовать их раскрытию. Человек становится, таким образом, подлинным Творцом, он сам должен решать о смысле бытия, наследуя тем самым миссию недостающего Бога.

Подлинная мораль, по Сартру, – это всегда утверждение свободы и автономии индивида, его права на риск и ответственность, это независимость каких-то из вне идущих указаний. Любые апелляции к долгу, обязанности, необходимости и пр. суть, по Сартру, попытки ввести в свободный акт человека внешний и чуждый ему элемент, иное, чем он сам, "Другого". Этот "Другой" есть либо скрытый проводник угнетения и насилия, либо олицетворение стремления уйти от ответственности, а чаще – и то, и другое вместе.

"Другим" в сартровской концепции становится и любое универсальное предписание морали, неважно, исходит ли оно из признания преданного морального порядка, человеческой природы, божественного установления или социального института.

Универсальность и категоричность морали на дает, по его мнению, должного ни человеку, которому предстоит эти требования выполнять, ни его конкретным проектам, ни ситуации, в которой он действует. Такая мораль абстрактна, она не учитывает всей неповторимости человеческой личности и ее жизни. Одновременно она освобождает человека от риска и ответственности. Она, заключает Сартр, есть способ "выйти сухим из воды" и "спастись в абсолюте" как некоем надежном убежище. Никто заранее не знает, как поступать в каждом конкретном случае и никто не может ничего предписывать другому. Автономия – это постоянный риск и полная ответственность. На место абстрактной морали, одновременно и отчуждающей свободу и оправдывающей человека, должна встать "конкретная мораль", предполагающая всякий раз поступок, соответствующий только этой данной ситуации и следующий лишь "логике эффективного действия"[2].

Проект "делать" конкретизируется в "Тетрадях по морали" следующим образом. Теперь – это "делать необходимое" в данной конкретной ситуации, в силу чего этот проект и не может быть универсальным. Конкретная мораль, стало быть, предполагает творчество и свободу, независимость от любых преданных человеку оснований и сущностей, например, от априорно существующего добра, добродетели в себе, долга как такового и т.п. Конкретная мораль – это всегда живой, индивидуальный опыт "делания", а не приобщения к некоему уже существующему ценностному порядку, при котором, по Сартру, мое действие лишается автономии и творчества. Сартру важно зафиксировать именно это различие "быть" и "делать" как двух самостоятельных свободных проектов, соответствующих неаутентичному и аутентичному способам существованиям. Наша моральность, по Сартру, отнюдь не итог некоего натаскивания и не "результат упражнения", в ходе которого укрепляются, как мышцы, наши природные свойства и задатки, это – необходимое действие, всякий раз другое в каждой конкретной ситуации. Поэтому в морали, как отмечает Сартр, нет ни трамплина, ни достижения ни заслуг, в ней "всегда все заново".

Значимость индивидуального действия, его неповторимость и уникальность постоянно подчеркивалось Сартром на протяжении всего его творчества. И даже тогда, когда Сартр задался целью выявить смысл социально-исторического действия, он продолжает утверждать, что "единственная практическая и диалектическая реальность всего – это индивидуальное действие" и что "основание коллективных объектов следует искать в конкретной деятельности индивидов".

Дата добавления: 2015-10-16