Глава 9. 2 страница

***

- …с позором, к чертовой матери!
- За что?
- Бля, Майкл, ты еще спрашиваешь? За то, что этот пидор распустил свой вонючий язык, вот за что!!! Пиздец, я всегда знал, что он гомик!
- Джастин, тебя уже все поняли, дай другим сказать. Майкл, что думаешь ты?
- Веллинг, я думаю, что если Хартли не завяжет с наркотой, у него атрофируются не только мозги, но и яйца.
- Блядь, Розенбаум!!!
- Хартли, заткнись. Давай без предисловий, Майкл.
- Если мы выгоняем Эклза из братства, тем самым мы признаем, что в статье написана правда, которая, как известно, глаза колет. Если мы встаем на его защиту – мы поддерживаем нашего оболганного товарища. По-моему, все очевидно. И потом – я не думаю, что имел место злой умысел. Полагаю, инквизитора подставили так же, как и всех нас.
- Хорошо. Эшмор.
- Розенбаум прав. Сейчас мы должны выступить на стороне Дженсена, а там видно будет.
- Какой, нах, Дженсен!!! Он точно Дженни, блядь!!!
- Хартли, если ты не уймешься, я скажу, чтобы тебя вывели. Джонсон.
- Э-э… Ну, я – как все…
- Вот она – буриданова проблема выбора…
- Майкл!!! Так, я тоже согласен с тем, что нам не стоит выносить поспешных решений. В конце концов – Дженсен один из нас. А то, кого он предпочитает в сексе… Кстати, а он точно гей? Блин, Розенбаум, ты-то чего так уверенно киваешь? Ладно, будем считать, что это его личное дело. Пожалуй, стоит принять в братство пару парнишек из GSA, чтобы хоть на сторону не ходил, трепло озабоченное… Черт, да с кем же он так неудачно перепихнулся, с этим ДиДи Морганом, что ли?..
- Веллинг!
- Я занят. Что?
- Там Эклза спрашивают.
- Кто?
- Парень, высокий такой, лохматый. Не представился, пытался войти силой. Наши его скрутили, че дальше-то?
- Господи, ну кто там еще высокий и лохматый...
- Можешь не ходить, Том. Я знаю, кто это. Помнишь, тот клоун из журнала?
- Ну помню. И что ему нужно?
- Он и есть любовник Эклза.
- О-ху-еть, бля!!!
- Так, все, Хартли, на выход! Откуда такая информация?
- Я сам его нанял. Кто же знал, что у них все так хорошо срастется.
- Бля-я!!!
- Так ты полагаешь…
- Слив произошел через него, я уверен. Автор статьи – его главный редактор.
- Майкл, а когда ты собирался поделиться этим с нами?
- Эшмор, считай это разовой благотворительной акцией, потому как информация стоит денег, и только исключительность данной…
- Ладно, хватит! Ты… как тебя?
- Кори.
- Кори. Парня отпустить, Эклз уехал. Все понятно? Выполняй.
- Веллинг, кстати… Полагаю, если кто и может создать проблему…
- Я понял. Хартли.
- Ну?
- Займись журналистом. Позже.
- Вот это мы завсегда и с удовольствием…
- Без удовольствия, пожалуйста. Ну что - все решили? Хорошо. Эй, кто там! Пригласите Эклза.
- Веллинг, можно тебя? На минуточку... Том, ты с ума сошел? Хартли невменяем, он грохнет пацана к чертовой матери!
- Принцип встречного огня, Майкл. Новый скандал отвлечет внимание от старого, а Джастин и так позволяет себе слишком многое; если он спалится сам по себе, это будет покруче, чем сомнительные гейские откровения Эклза. Будет лучше, если все произойдет подконтрольно, он косячит – мы отдаем его газетчикам. А журналист… Ну что - журналист. Зато, если получится, на Хартли удастся списать и малолеток, и тренировки младших… Паршивая овца, понимаешь?
- Хм… Ну что ж, значит – прощайте, мистер Падалеки.
- Как? Ах да, точно. Вот ведь дал бог имечко… Ну что там еще?!!
- Том, он… он сломал Кевину нос!!!
- А если он еще раз попробует до меня дотронуться, сверну шею. Чего надо?
- Он всего лишь слегка подтолкнул…
- Довольно! Эклз, не кипятись. Так, закрыли дверь с той стороны, живо! Дженни, мы понимаем, ты расстроен… Но не забывай - ты наш брат. Глупо было скрывать от нас правду; черт возьми, в каком веке ты живешь, нестандартная ориентация давно уже ни для кого не является проблемой! Если бы ты захотел – ну приняли бы мы в братство несколько смазливых пе… прости, гомосексуалов, и жил бы ты себе спокойно, так нет… Видишь, к чему это привело?
- Том, если ты не прекратишь кудахтать, я и тебе нос сломаю. Последний раз спрашиваю – чего надо?
- Веллинг, подожди, дай я. Торквемада, кончай истерить. Братство тебя поддержит. Ты свой, а мы своих не бросаем.
- Я польщен, Майкл. Одного не понимаю – чего вы хотите от меня конкретно здесь и сейчас?
- Том!
- Да закройте уже эту гребаную дверь!!!
- Том, Эклза к декану Харрису! Немедленно!
- Так, Эклз, послушай меня. Главное – не разговаривай ни с кем из посторонних. На тебя наверняка начнут охотиться газетчики, поэтому просто молчи, хорошо? Джонсон, вызови своих парней, пускай проводят. Ну и… вообще. Дженни, договорились? Мы тебя вытащим, не сомневайся, главное – не испорть все сам.
- Я понял.
- Вот и хорошо. Все, иди. Джонсон, проследи.
- …Ха!
- Черт, Джастин, ну что еще?!!
- Да все никак начитаться не могу. Не, он че, реально жопой на подиуме крутил?.. Бля, пиздец. Кстати, Том, тут про это, к сожалению, не написано, но это правда, что его мать бросила твоего отца чуть ли не в церкви и сбежала к какому-то актеришке?
- Эй, кто там есть! Хартли запереть и не выпускать, пока не придет в себя. Будет орать – вызовите Эвана, пусть загрузит его по полной. Задолбал, мудак.

***

Дом братства гудел встревоженным ульем. Джаред в полной мере оценил это сходство в тот самый момент, когда ему заломили руки за спину и, вытащив на улицу, подбили ноги, заставляя встать на колени. У пчел ведь есть специальные особи, которые охраняют леток? Или это у муравьев? Бля, самое главное, что все остальные, рабочие пчелы, продолжают просто деловито сновать туда-сюда, не обращая на задержанного нарушителя ни малейшего внимания. Вот только как-то очень быстро снуют. Да и слишком их много для полудня, когда занятия в самом разгаре.
Вернувшийся сучонок, тот, что не пустил Джареда в дом и вызвал подкрепление, несколько секунд любовался коленопреклоненным обидчиком молча, явно растягивая удовольствие. А потом невозмутимо сообщил, что мистера Эклза нет, равно как и информации о времени его возвращения, и что лично он очень сожалеет об имевшем место недопонимании и применении силы; после чего выразил надежду, что Падалеки все поймет правильно, и сделал парням знак отпустить свою добычу.
Джаред поднялся на ноги, разминая затекшие плечи, и с тоской окинул дом взглядом. Блядь, телефон Эклза выключен, сюда не прорваться… Ему все равно надо добраться до Дженсена. Любой ценой. Хотя бы затем, чтобы убедиться, что он в порядке. А потом просто взять в охапку и забрать отсюда. В братстве не прощают предательства, ведь так? Значит – сделать все, чтобы не дать причинить ему вред. А Дженсен… Он поймет. Ведь всё это просто дурацкое недоразумение; если бы Джаред мог хотя бы предположить, чем все закончится, когда откровенничал с этим чертовым параноиком… Черт, Падалеки больше никогда и ни с кем словом не обмолвится, пожалуйста, только пусть все обойдется… Эклз простил ему возможную измену, он простил даже то дебильное видео… Неужели он не простит глупую доверчивость и чрезмерно длинный язык?
Ладно, возможно, его и в самом деле нет. Джаред вернется позже. Окна комнаты Эклза выходят на другую сторону; в конце концов, если ничего не получится, так сказать, с парадного входа, Джаред просто залезет к нему в окно. Увидеть и поговорить – это все, что нужно Падалеки. Потому что, если он получит возможность увидеть и поговорить – остальное приложится, обязательно. Ведь приложится, правда?..
Джаред уже засунул руки в карманы и зашагал прочь, когда его словно ударило в спину. Анализировать это ощущение не было необходимости, он все понял, еще только начиная разворачиваться.
Дженсен показался на пороге дома в окружении четырех парней спортивного вида. Охрана?.. Конвой?.. Лицо бледное и спокойное, ничего не выражающий взгляд. Джаред хотел бы успокоить самого себя, что точно так же Эклз выглядел и тогда, в библиотеке, но грудь моментально пронзило болезненное понимание: все не просто плохо. Все хуже некуда.
Он рванул по газону, с отчаянием видя, что не успевает – вслед за Эклзом и его спутниками из дверей показалось еще несколько молодых людей, и двое из них уже заходили ему наперерез натренированными гончими.
Эклз даже не посмотрел в их сторону.
- Дженсен! – заорал Джаред за миг до того, как первый из парней врезался в него, сбивая с ног.
Они упали на редкость удачно для Падалеки, Джаред оказался сверху и, приложив нападающего локтем в лицо, получил возможность подняться на колени.
- Дженс, - хрипло выдохнул он, и даже не почувствовал, как на него навалился второй. Потому что успел поймать взгляд Дженсена, который хоть и не замедлил шаг, но все же повернул голову.
Холодный короткий взгляд, в котором не было ничего, кроме брезгливости и презрения. Ни гнева. Ни ненависти. Чуть-чуть приукрашенное отвращением, но все равно - безразличие. Самое страшное, что можно себе представить.
Кажется, прежде чем отпустить, Джареда все же приложили несколько раз, причем весьма ощутимо. Он не пытался дать сдачи, закрывался абсолютно машинально, и думал лишь об одном: похоже, они с Дженсеном вкладывают в понятие измены слишком разный смысл. И то, что произошло сейчас… Дженсен не простит. Никогда. И разговорами уже ничего не исправить.

Глава 10.

-...в пятницу. С речью от имени братства должен был выступать Веллинг, ты его заменишь. С общей частью все понятно, можешь взять у Тома заготовки. Под конец дашь ненавязчивое опровержение этому пасквилю. Тон – легкая доброжелательная ирония, смысл – мы открыты для всех, но не все это ценят; пара шуток, но без неуместной веселости, главное - донести до присутствующей прессы, что, хотя мы и не придаем значения злобной клевете, но мириться с подобным отношением в дальнейшем не намерены. Да, и ты – не гей. Дьявол, что бы такого еще с твоей смазливой мордой сделать... Ладно, есть вещи, с которыми остается только смириться. Завтра принесешь мне текст, я посмотрю.
- Мистер Харрис, у меня создается впечатление, что вы меня не расслышали. Все, написанное в статье – абсолютная правда. И я - гей.
- Господи, Эклз, нашел, чем гордиться! Да кого, к чертовой матери, интересует твоя правда?.. Впрочем, вы, молокососы, действительно совсем распоясались в своей Дельте; ничего, вот пройдет бал, имейте в виду – конец вашей вольнице. Вы мне по три раза в день драг-скрин делать будете, а тот, у кого в койке обнаружится ссыкуха младше восемнадцати, вообще вылетит из университета без права на восстановление!..
- Мистер Харрис...
- Что?! Ты хочешь еще раз порадовать меня новостью, что ты гей? Так я уже понял! Дженсен, бог ты мой, ну не будь уже совсем идиотом. Держал себя в рамках приличий пять лет - и вдруг разошелся... Сказал бы раньше, есть же нормальные закрытые клубы!
- Сэр, при всем уважении...
- Помолчи. Я тебя выслушал, будь добр ответить мне тем же. Итак, в пятницу ты выступаешь с речью. Возможно, потом еще пара интервью в каких-нибудь приличных изданиях... Да, и не вздумай распускать язык по собственной инициативе, больше никаких несанкционированных откровений – надеюсь, это понятно. Так, теперь по поводу свадьбы...
- Свадьбы?..
- Полагаю, ждать окончания твоего обучения в сложившейся ситуации не стоит, промедление лишь подогреет слухи. Полагаю, пару месяцев нам хватит, чтобы все подготовить. Да и эта чертова сука Эстер, того и гляди, к праотцам отправится, и тогда все ее миллионы в буквальном смысле пойдут коту под хвост, на содержание какого-нибудь приюта для этих блохастых тварей... Но Данниль она любит, и значит, вы сможете рассчитывать на очень приличный свадебный подарок; а если удастся ее достаточно растрогать – возможно, и по завещанию что-нибудь перепадет. Кстати, навестите ее в следующие выходные. Хоть раз в жизни направите свою кипучую энергию в правильное русло; надеюсь, в тебе хватит гетеросексуальности, чтобы обаять старую деву?
- Мистер Харрис, я не вполне понимаю...
- Боже, Дженсен... Ну что ты не понимаешь? Что тебе предоставляется еще один шанс? Так вот, предоставляется. Почему? Дженсен, все мы совершаем ошибки и делаем глупости, особенно по молодости. Это не всем сходит с рук, но иногда можно и нужно сделать исключение. Я знал и уважал твою мать, я не хочу, чтобы ее сын так же глупо испортил себе жизнь, как она когда-то. И потом... Ты прости мне мой невольный цинизм, но это даже неплохо, что все так получилось. Потому что теперь ты точно никогда и ни в чем не сможешь упрекнуть мою дочь.
- Я и без того никогда и ни в чем не упрекал Данниль.
- Вот и еще одна причина, почему я не вижу необходимости слишком жестоко наказывать тебя. У вас получилось найти общий язык; учитывая ее характер, это уже достаточное наказание, ха. В любом случае, она по-своему привязана к тебе, а ты, я знаю, очень хорошо относишься к ней. Поверь старику, для счастливой семейной жизни этого более чем достаточно. Кстати, она уже звонила и просила за тебя.
- Спасибо. Ей.
- Все, Эклз. Иди. Завтра жду текст речи. Да, если тебя будут доставать газетчики...
- Я понял.
- Вот и хорошо. Иди.
...
- Боже, ну за что мне все это... Мало мне было проблем с дочерью, прости господи... теперь еще и зять - педик. Господи, ну за что, а?..

***

Потолок был серым. В углу – неопрятный комок паутины, которая словно дышала под струями воздуха из этого долбаного кондиционера. Надо его просто вырубить к чертовой матери, ночи уже достаточно холодные. Кстати, крайне верно подмечено – холодные. Потому что теперь уже никто не будет прижиматься, согревая своим телом. Почти над самой кроватью – обвалившаяся штукатурка. Интересно, почему Джаред не замечал этого раньше? Ах да, он никогда не смотрел в потолок. Даже когда у него была такая возможность. Смотреть в глаза того, кто в эту минуту с тобой, и видеть, как в них загораются звезды - это всегда было более важным. Ну что ж, теперь у него будет много времени, чтобы в полной мере насладиться деталями интерьера. Не будет больше никаких глаз. Кстати, всего остального – тоже.
Падалеки не знал, сколько времени провел, лежа на кровати и изучая облупившуюся штукатурку на потолке. Он словно выпал из реальности и погрузился в мертвый вакуум, в котором для минут и часов просто не было места. Как и для чувств. И для мыслей.
Впрочем, нет - одна мысль размеренно стучала в висках эхом слишком молодого и слишком живучего сердца. Доигрался. Доигрался. Доигрался...
И можно хоть голос сорвать, утверждая, что «не хотел»... Какая теперь разница?
Джаред всегда гордился, что ему неизменно удавалось выпутываться из любых неприятностей с минимальными потерями; сейчас он впервые в жизни об этом пожалел. Потому что пока не нарвешься хотя бы один раз так, чтобы по собственной вине и действительно всерьез, в глубине души сохраняется наивная детская убежденность – с тобой никогда не произойдет ничего по-настоящему плохого. Как бы все ни было ужасно, в последний момент обязательно появится человеколюбивый коп, которому почему-то будет не насрать на оглушенного мальчишку в руках двух громил; из ниоткуда примчится Ники с залогом и командой спецназа; Энди не захочет подавать заявление об изнасиловании, а потом невероятно вовремя увлечется Вегой... Надежда, что Дженсен с легкостью все поймет и простит – из этого же списка, верно?..
Падалеки всегда считал свои приключения охренительным жизненным опытом. Ну что ж, пора понять – он ошибался.
Для того чтобы научиться делать выводы из позитива, для начала надо по самое не хочу нажраться дерьма. Пережить предательство - чтобы начать ценить доверие и верность. В полной мере насладиться последствиями собственной глупости – чтобы привыкнуть задумываться о том, к чему могут привести твои слова и поступки. Раз за разом нарываться на безразличие и равнодушие, чтобы понять - в этом мире тебе никто ничего не должен.
Разумеется, в этом есть своя прелесть – пребывать в счастливом неведении относительно того, как на самом деле обстоят дела за пределами твоего личного придуманного мирка, в котором плохие вещи происходят только с плохими людьми, а хорошие люди всегда находят выход из самой сложной ситуации. И вполне возможно, кому-то посчастливится прожить до глубокой старости, так ни разу и не столкнувшись с реальностью.
Только жить подобным образом – значит, вечно балансировать на грани. И, если сорвешься, падать будет безумно больно. А еще, летя в пропасть, ты рискуешь разрушить все то, что было тебе дорого, что составляло смысл твоей глупой удобной жизни...
По крайней мере, Джаред – разрушил. И некого в этом винить, кроме себя. В очередной раз. Впрочем, как всегда.
За окном сгущалась темнота. Падалеки лежал и смотрел в потолок.
«Господи! Они убили Кенни!!! Сволочи!!!»
…Почему-то этот рингтон Дженсену понравился. Ну, не то чтобы понравился, но он вполне добродушно хмыкнул и покачал головой, когда в том баре, в Палм-Спрингс, Падалеки неожиданно позвонила Мэган. А потом преувеличенно серьезно заметил, что налицо интеллектуальный рост, раз от Бон Джови Джаред уже дорос до Саус-парка...
- Слушаю.
Разговаривать не хотелось. Ни с кем. Как и смотреть на номер абонента. Может, вообще выкинуть этот долбанный телефон к чертовой матери?
Вот только молчание в трубке словно прошлось наждаком по нервам. И заставило взвиться над кроватью, садясь еще за секунду до того, как раздался ровный спокойный голос:
- Где ты?
Во всем гребаном Лос-Анджелесе внезапно закончился воздух.
- Здесь… в смысле, в мотеле… Дженс…
- Открой.
Никогда в жизни Джаред не передвигался так быстро. Он еще и сам не успел осознать, что делает – а уже замер перед настежь распахнутой дверью, не зная, что думать и чувствовать, потому что с другой ее стороны действительно стоял Дженсен.
Джинсы, футболка, кожаная куртка. Может, его все же выгнали из этого проклятого... может, он пришел…
Глупые, отчаянные мысли захлестнули волной, вновь лишая возможности дышать.
- Ну что ж ты в темноте-то сидишь? – короткий равнодушный вопрос, два шага в комнату, щелчок выключателя.
Свет ударил по глазам, Джаред автоматически заслонился рукой. Он уже понял, что ошибся. Блядь, ну почему он всегда ошибается, что бы ни думал и что бы ни делал…
Падалеки машинально последовал за Дженсеном. Так уже было, всего несколько дней назад, но в этот раз Эклз вряд ли позволит снять с себя куртку.
Джаред тяжело опустился на кровать. Он смотрел в пол, поднять глаза было не просто стыдно – до одури страшно. Дженсен остался стоять, прислонившись к стене и скрестив руки на груди.
- Джаред, я пришел попрощаться.
Голос спокойный и равнодушный. Как обычно. У Дженсена Эклза, студента юридического факультета Калифорнийского университета, будущего партнера в фирме и жениха мисс Данниль Харрис, всегда такой голос.
Джаред медленно поднял голову. Глаза Дженсена, это наваждение дягиля и полыни, эти темные зеленые омуты - не были пустыми, нет. Просто в них внезапно появилось нечто, отделяющее настоящего Дженсена от внешнего мира. Заслон. Преграда. Стена. Нет, пожалуйста, только не так. Джаред не умеет понимать его, он может его только чувствовать… Но он не в состоянии чувствовать сквозь стены.
Пожалуй, последний раз что-то похожее Джаред переживал в ту ночь, когда до него дошло, что Блонди уехал. Высасывающая все пустота, закручивающаяся тугой спиралью где-то в сердце. Самое время было оправдываться, что-то объяснять... Но он просто не нашел, что сказать. Да и не факт, что смог бы.
Дженсен выдержал вежливую паузу и пожал плечами.
- Знаешь, это даже забавно, - с неестественным смешком заметил он. – Похоже на дурацкую нравоучительную пьесу. По всем законам жанра мне остается только раскаяться в своих заблуждениях, на которые меня толкнула преступная слабость плоти, и с рыданиями вернуться в объятья своих настоящих друзей. Не поверишь, мало того, что братство решило меня поддержать, а Веллинг даже всерьез настроился провести кастинг в GSA на роль моих фаворитов, так еще и этот старый лис Харрис не только не разорвал нашу с Данниль помолвку - он настаивает, чтобы мы поженились как можно быстрее. Вот так всегда и бывает – чем меньше нуждаешься в сочувствии и понимании, тем с большей легкостью и то, и другое получаешь. А самое главное, от тех, от кого не ждешь. Так что ты не переживай уж слишком сильно – все обошлось. В очередной раз. Ну, это если ты вообще переживал. Я не очень рассчитываю на ответ, но мне бы хотелось напоследок узнать – Джаред, зачем ты это сделал?
Если молча сидеть и ждать, дождаться можно только одного – он развернется и уйдет.
- Дженсен, не надо, пожалуйста, - глухо произнес Джаред, вновь опуская глаза в пол. – Я знаю, что виноват, но я… я не хотел. Все получилось случайно, пойми. Я и подумать не мог, что Морган…
Новый короткий смешок.
- Господи, Джаред. Опять та же песня. Скажи, а у тебя специально что-нибудь в этой жизни происходит? Детский сад... Знаешь, Джаред, я не очень верю в случайности. Обычно они гораздо более закономерны, чем мы можем себе представить. А уж как можно случайно разболтать другому человеку чужие тайны?.. Впрочем, я должен был подумать заранее, что ты не станешь держать язык за зубами, и не потому, что не хочешь – ты не умеешь. И не видишь смысла учиться. Понимаешь, дело даже не в том, что ты рассказал этому уроду все, что я полагал сохранить между нами. Просто, как ни странно, в одном ты был прав. Мы слишком разные. И дело не в одежде или ресторанах. Мы не понимаем друг друга. Я не могу посмотреть на мир твоими глазами, а ты не в состоянии почувствовать, как окружающую действительность воспринимаю я. У нас разные цели и ценности. Я никогда не смогу понять, как это - жить под одной крышей с бывшим парнем и искренне считать такие отношения дружбой; а ты никогда не осознаешь, как трудно мне довериться другому человеку, и как много для меня значит такое доверие. Во многом я сам виноват - я действительно доверился тебе, совершенно упустив из виду, что ты – вечный ребенок, ты живешь своими эмоциями, для тебя все – игра, в которой достаточно сказать «я случайно, я больше не буду» - и разбитая ваза уже вновь стоит на столе целехонькая. А я… наверное, я бы тоже так хотел. Но не умею. Есть вещи, которые уже не склеить. Я не понимаю тебя и не могу тебе больше верить, а секс сам по себе не в состоянии привязать меня к другому человеку. Наверное, мне самому было бы проще, не относись я ко всему так серьезно, но этого уже не изменить. Джаред, мы не сможем быть вместе. А мне предоставляется шанс все исправить в той, уже практически моей, жизни. И не остается ничего другого, кроме как воспользоваться им.
В глазах все плыло. Слезы? Ну и черт с ними. На самом деле, грудь Джареда разрывало отчаянное желание крикнуть, что если люди хотят – они в состоянии научиться понимать и чувствовать друг друга, но, самое ужасное – в этом-то и было все дело. Дженсен не хотел. Больше не хотел. И он говорил не на эмоциях – он все обдумал и принял решение. Наверное, они действительно разные. Джаред бы так не смог.
- А мне… шанс исправить?.. – с трудом выдавил он.
- Лимит доверия исчерпан, Джаред. Ты подставлял меня так упорно и последовательно, что впору уже задуматься о злом умысле. Настолько плохо я о тебе думать не хочу, но и снова рисковать всем, что у меня есть - больше не вижу смысла. Но знай - то, что для тебя было просто игрой в отношения – для меня было предельно серьезно.
Его вечная, так и не разрешенная проблема – где найти правильные слова в нужной ситуации, особенно если все упреки почти справедливы.
- Для меня это тоже серьезно, Дженс… поверь.
- Прости, больше не могу. И, пожалуйста, не оскорбляй мой интеллект утверждениями, будто я тебе небезразличен. О людях, которые дороги, и у которых есть основания что-то скрывать, не сплетничают с коллегами по работе.
- Ты не понимаешь…
- Вот именно. О чем я и говорю. Я не понимаю тебя. Впрочем, у нас это взаимное.
Самое ужасное, что он прав, Джаред его действительно не понимает. Никогда не понимал. Но, черт возьми, он хотя бы старался… И у него почти получалось, когда Дженсен не закрывался и не прятался… Только как это объяснить человеку, который для себя все уже решил? Чертов замкнутый круг, почти все то же самое они проходили в Баннинге, но тогда Дженсен сам решил дать ему шанс…
Падалеки вдруг совершенно не к месту подумал - а ведь его никогда не бросали. Он всегда уходил первым. Ну, кроме того, самого первого раза… Он знает, как расставаться, но не имеет ни малейшего представления о том, как удержать того, кто уходит. И сейчас он уже ничего не сможет изменить. Отчаяние. Страх. Дженсен, не надо…
- Знаешь, это даже забавно – второй раз в жизни я оказываюсь на пороге того, чтобы все ради тебя похерить – и второй раз не получается. И оба раза по твоей милости. Потому что, пожалуй, говорить о вине в такой ситуации неуместно. Наверное, я должен быть тебе благодарен, сейчас мне даже удалось по-новому посмотреть на тех, кто меня окружает.
Господи, ну вот как объяснить, что просмотреть-то по-новому можно, только сами люди от этого не изменятся?
- Дженс, разве не ты сам мне об этом говорил – они все, абсолютно все играют в свои собственные игры… Пожалуйста, мы не должны…
- Больше нет никаких «мы».
- Значит… Все кончено?.. – во рту пересохло настолько, что Падалеки сам себя едва расслышал.
- Да.
- А как же… Наш мир… Таким, как мы захотим… - еле слышно прошептал Падалеки, чувствуя, как горло перехватывают болезненные спазмы.
Дженсен отреагировал быстро, точно у него давно был готов ответ на этот вопрос. Словно он тоже спрашивал себя об этом.
- Я надеялся, что у нас получится. Прости. Я ошибся.
Джаред поднял голову, начиная понимать, что сейчас видит Дженсена в последний раз. Так близко – и так недосягаемо далеко.
- Я не смогу без тебя… - сорвалось с губ глупое и бесполезное признание, а в голове, казалось, метался, заходясь хриплым воем, смертельно раненный зверь.
Смотреть и запоминать, так, чтобы до мельчайшей черточки, чтобы навсегда сохранить в памяти, потому что это неизбежно - вновь и вновь думать о нем, неважно, бессонными ли ночами или в чужих объятьях… Чертовы слезы, они мешают, лицо Дженсена расплывается; Джаред знает, что это лишь дело времени - скоро предательница память превратит его черты в размытый образ, который можно будет примерить на кого угодно, и даже почти поверить в сходство. Он уже терял его однажды, он знает, как это будет… А значит, сейчас смотреть и запоминать, смаргивая слезы, и к черту, что мужики не плачут. Он вечный ребенок, ему можно. А слезы – они просто мешают смотреть.
То, что ресницы Дженсена дрогнули, и в глазах промелькнула глухая, звериная тоска - это показалось. Это все из-за слез. Потому что его голос остался ровным.
- Сможешь. И так будет лучше для нас обоих. Прощай, Джаред.
Джаред опустил глаза. Не потому, что он запомнил. Просто не было сил больше смотреть. Иначе все могло закончиться истерикой. А это уж точно не нужно ни одному из них.
Джаред даже не пошевелился, когда Дженсен оторвался от стены и, положив что-то на стол, вышел из номера, бесшумно прикрыв за собой дверь.
…На следующий день пожилая горничная-мексиканка долго крутила в пальцах обнаруженную на столе в 132 номере мужскую золотую печатку с черным камнем, потом собралась с духом… и вернула ее на место, со всей присущей ее родному языку экспрессией высказавшись по поводу разных, прости господи, нехороших людей, которые разбрасывают такие вещи где ни попадя, причем не иначе как с единственной целью – ввести в искушение порядочную женщину.

***

Джаред сам толком не знал, что привело его в кампус. Ему просто действительно было больше некуда идти. Впервые в жизни Падалеки ощущал себя абсолютно одиноким, это он-то, казалось бы, давно привыкший жить в дороге и только изредка общаться с друзьями по телефону. Возможно, это потому, что никогда прежде он не попадал в такую ситуацию - на месте его больше ничего не держало, а уехать не было сил. И поговорить было не с кем. То есть вообще. Нет, Брок звонил за последние два дня четыре раза, и, похоже, объяснения Джареда, что возвращаться он не собирается, его мало устраивали, потому что каждый следующий звонок неизменно начинался с вопроса о том, когда Падалеки прекратит валять дурака и вернется домой. Только Джаред не мог и не хотел никуда возвращаться по той же простой причине, по которой никак не мог найти в себе достаточно сил, чтобы уехать из ЭлЭй вообще – вдруг Дженсен одумается. Просто – вдруг.
Морган звонил раз пятнадцать в первый день, а потом прекратил. Слава богу, а то Падалеки уже всерьез подумывал о покупке новой симки. Или, что более логично – телефона с возможностью создания «черного списка». Потому что номер терять не хотелось… Мало ли что. Ну, вдруг.
От звонка Чаду его удерживало отчаянное нежелание слышать вполне предсказуемое «я предупреждал». А если уж совсем честно - он вообще не хотел с ним разговаривать. Пожалуй – тоже впервые в жизни. Потому что о чем может гей, которого мотает по стране, как кусок дерьма по пляжу во время прилива, разговаривать с женатым гетеросексуальным отцом маленького ребенка, совладельцем гаража с автомастерской, и почти хозяином купленного в кредит дома. Они - разные. Слишком. Черт, кажется, Джареда уже можно смело показывать в зверинце – потому что других существ одной с собой породы он не встречал. Никогда.
И вот теперь он стоял неподалеку от дома Дельта Тау, прислонившись плечом к узловатому стволу старого дуба, и курил, выдыхая аккуратные колечки дыма. Хоть какое-то занятие. За те два часа, что он здесь торчит, увидеть Дженсена ему так и не удалось. Он не собирался к нему подходить, честно, даже показываться ему на глаза - и то не планировал. Просто хотел увидеть. Хотя бы издалека. Наверное, чтобы напомнить самому себе, какого черта он до сих пор делает в этом проклятом городе.
За спиной раздалось деликатное покашливание.
Джаред спокойно подумал, что если сейчас его попросят затушить сигарету, он с удовольствием подчинится. И забычкует окурок прямо о лоб ревнителя чистоты воздуха.
Кто-то со вздохом прислонился к дереву с другой стороны. Джаред равнодушно посмотрел в ту сторону.
- А, это вы.
Интересно, каким образом Майкл Розенбаум умудряется почти всегда сохранять на своем лице выражение искренней удовлетворенности этой жизнью? Впрочем, ему-то с чего быть ею недовольным…
- Прекрасная погода, мистер Падалеки, не находите?
Погода как погода. Лично для Джареда сейчас шел мелкий осенний дождь.
- Не нахожу.
- Огонька не будет?
Джаред удивленно приподнял бровь, увидев в руках Майкла пачку каких-то тонких, откровенно бабских сигарет. Ну и кто после этого педик?
- Могу угостить Мальборо, - неожиданно для самого себя буркнул Падалеки, протягивая зажигалку.
Розенбаум весело отмахнулся.
- Да что вы, спасибо, конечно, но из меня тот еще курильщик. Для меня и эти слишком крепкие.
- Тогда зачем? И вообще, я думал, в братстве не принято.
Майкл вполне уверенно затянулся, заставляя Джареда усомниться в искренности собственных слов относительно навыков курения, впрочем – искренность и Розенбаум… Даже звучит как-то странно.
- Запретный плод, мистер Падалеки, - хитро прищурился Майкл, выдыхая струйку дыма. – На самом деле, у нас курят почти все, только почему-то упорно скрывают это друг от друга. – И, вообще без перехода, резко и серьезно: - Вы ведь понимаете, что своими визитами сюда лишь компрометируете его еще больше?
Странно, но этот вопрос вообще не отозвался в душе никакими эмоциями.
- Никого я не компрометирую, - устало произнес Джаред, вновь устремляя взгляд на дом братства. – Я просто стою и курю.
Розенбаум хмыкнул и ничего не ответил.
Около минуты они дымили молча, а потом Падалеки все же решился задать вопрос, который неожиданно сформулировался у него в голове накануне днем, почему-то в тот самый момент, когда он, бездумно гоняя по Пасифик-Кост-Хайвей, выполнял коронный тройной обгон по встречке на повороте.
- Что вы на самом деле собираетесь с ним сделать, Майкл?
Розенбаум почти естественно поперхнулся дымом.
- Не понял.
- Все вы поняли.
- Его простили. Действительно простили. И братство выступит в его защиту. Разумеется, если не вмешаетесь вы, и это не приведет к очередному показательному выступлению. Тогда даже я не смогу его спасти.
- А вы его спасли?
- Можете думать об этом все, что вам угодно.
- Имейте в виду, я убью любого, кто причинит ему вред.
- Я это уже слышал. И, простите, но в вашем исполнении это всего лишь громкие слова, мистер Падалеки. Потому что сами вы все еще живы.
Видимо, Розенбаум и Эклз все же хищники одной породы. Уж очень схожая манера атаковать – быстро и больно. Может, Дженсен действительно, сам того не подозревая, встретил своих? Настоящих. Тех, кого он будет понимать, и кому сможет верить…
Та-ак, вот только не при Майкле. Если сейчас Джаред взвоет и начнет разбивать кулаки об этот гребаный дуб, получится некрасиво.
Зазвучавшая неизвестно откуда надрывно-трагическая музыка настолько соответствовала внутреннему раздраю Джареда, что тот вздрогнул и покосился на Розенбаума, дабы убедиться, что не он один слышит эти рвущие душу аккорды. Разбирайся Падалеки в классической музыке хоть немного, он обязательно узнал бы «Реквием ре-минор» Моцарта.
- Вам никогда не приходило в голову, что телефон был создан исключительно ради дурных новостей? – невозмутимо ответил на его немой вопрос Розенбаум и извлек из кармана мобильный. – Я отвечу, вы не возражаете?
Падалеки раздраженно передернул плечами. Позер чертов.
-...разумеется, дорогая. Представь себе. Да, и сегодня тоже, - быстрый веселый взгляд в сторону Джареда. Падалеки нахмурился. – Даже не знаю... Дорогая, я слишком джентльмен... Да, но принципы есть принципы. Услуга за услугу, пойдет?.. Ну, полагаю, об этом мы договоримся. Что?.. Я сделаю лучше. Я передам ему трубку.
Майкл ослепительно улыбнулся и протянул телефон Джареду. Тот ответил злым вопросительным взглядом исподлобья.
- С вами хочет поговорить мисс Данниль Харрис, - любезно пояснил Розенбаум. – Полагаю, вы не собираетесь огорчать леди отказом.
- Для этого я слишком джентльмен, - сквозь зубы процедил Джаред, выхватывая у него телефон. Майкл одобрительно усмехнулся.
- Слушаю.
- Мистер Падалеки? – ровный голос, вежливая интонация.
Наверное, это правильно – раз уж Эклзу комфортно рядом с этой девушкой, их голоса и должны звучать похоже, одинаково спокойно и равнодушно. Спокойствие и равнодушие – вот девиз мира, который выбрал Дженсен. Ради которого отказался от него, Джареда.
- Мисс Харрис?
- Мистер Падалеки, я хотела б поговорить с вами. Лично. Надеюсь, вы найдете возможность уделить мне немного времени, поверьте, я не собираюсь злоупотреблять вашей любезностью.
Джаред горько усмехнулся. Он в жизни не сумеет подобрать правильные слова, чтобы отказать в той же манере, изысканно и элегантно. Да и не хочет он отказывать, если уж совсем честно. Ему просто все равно.
- Разумеется, мисс Харрис.
- Кафе Lost Souls, в девять, вас устроит?
- Вполне.
- Это в Даунтауне, четвертая вест-стрит...
- Я найду.
Пауза.
- Спасибо, мистер Падалеки.
- К вашим услугам, мисс Харрис.
Осталось только вежливо дождаться, пока леди отключится первой.
Джаред вернул телефон Майклу и неожиданно натолкнулся на серьезный внимательный взгляд.
- Что? – невольно вырвалось у Падалеки.
Блин, он реально только моргнул, и вот уже глаза Розенбаума вновь лучатся безмятежностью и доброжелательностью.
- Ничего. Рад был повидаться с вами, мистер Падалеки.
Майкл уронил сигарету, раздавил окурок каблуком, и неторопливо убрал телефон в карман. Потом кивнул и пошел прочь.
Джаред пожал плечами и снова устремил взгляд на дом братства. Черт, если даже Дженсен появлялся, он вполне мог это пропустить...
- Кстати, мистер Падалеки.
Ну что еще?
Впрочем, стоило повернуться и посмотреть вслед Майклу, хотя бы ради того, чтобы на секунду увидеть, кто на самом деле скрывается под маской умиротворенного и вечно довольного собой интригана. Холодный жесткий взгляд. Кажется, Джаред уже видел его таким, в их самую первую встречу. Зверь. Хитрый, незаметный... и опасный. Одной породы с Эклзом. Похоже, Дженсен действительно нашел свою стаю.
- Я не хотел вам об этом говорить, но... Уезжайте из города. И быстро. В братстве простили Эклза. Не вас. И еще одно. Даже не вздумайте вымещать свою злость на той леди, с которой вы только что разговаривали. Поверьте, мистер Падалеки, если вы ее расстроите... Короче, не советую.
Джаред провожал Розенбаума взглядом, пока тот не вышел на дорожку и не скрылся за кустами.

Дата добавления: 2015-10-16