В. Г. Белинский о воспитании, возрастных особенностях детей и воспитательных задачах детской литературы

Белинский, считая критику суждением о литературе, утверж­дал, что она призвана анализировать не только произведения сло­весного искусства, но и действительность, их породившую, поэто­му является интеллектуальным сознанием общества. В литературе он видел огромный воспитательный потенциал. Исходя из это­го, в рецензиях и статьях часто обращается к вопросам просве­щения, говорит о предназначении молодого поколения, его вос­питании и образовании, оценивает учебники и учебные пособия.

Характерно, что первое дошедшее до нас произведение буду­щего великого критика целиком посвящено вопросам воспитания и написано в декабре 1827 г., когда Белинский был студентом первого курса Московского университета. В нем утверждается, что человек «родится не разумным, но только способным быть разумным». Его природные способности развиваются воспитани­ем и обучением. Ум его просвещается науками, а душа возвыша­ется и облагораживается изящными искусствами. Поэтому «вос­питание есть первое благо человека, первая необходимость: от него зависит судьба всей жизни».

Мысли о воспитании и воспитательной роли литературы на­шли всестороннее образование и развитие в последующие годы, особенно в статьях о детской литературе, и получили наиболее яркое выражение в известном афоризме: «Детские книги пишут­ся для воспитания, а воспитание — великое дело: им решается участь человека».

Белинский резко критиковал современное ему воспитание, ко­торое чаще всего ограничивалось, по его словам, вскармлива­нием. Взрослые убивают в ребенке живые чувства, учат его ка­заться, а не быть, считают, что он должен уметь скрывать свои переживания и желания, ничему не удивляться. Ради приличия дети должны жертвовать «всеми своими чувствами, даже самыми святыми, самыми человеческими».

В ранних статьях он призывал воспитывать в детях человеч­ность, под которой понимал «живое соединение в одном лице тех общих элементов духа, которые равно необходимы для всего че­ловека, без которых он не человек». Позднее уточнил это понятие и задачей воспитания стал считать развитие прирожденных духов­ных качеств, в результате чего человек станет вровень с самим собой. Под человечностью он стал понимать бесконечное уваже­ние к человеку, кем бы он ни был, невзирая на его возраст, на­циональность и социальную принадлежность.

В отличие от Симеона Полоцкого и Джона Локка, которые считали душу ребенка чистой доской, Белинский утверждал, что результаты воспитания зависят не только от среды и мастерства воспитателя, но и от природных данных воспитываемого: ребе­нок — это «дерево в зерне, человек в возможности»..

Животное становится подобным своим родителям без всяких стараний и усилий. «Но человек, родившийся не только львом или тигром, но даже человеком в полном значении этого слова, может сделаться и волком, и ослом, и чем угодно».

Бездарные и тупоумные люди, по мнению критика, так же редко встречаются, как и уроды. Только воспитание (вернее, от­сутствие воспитания) делает их такими. Воспитатель сравнивает­ся им с садовником, который и на дикой яблоне может привить садовую яблоню, окультурить ее. Из этого вытекает огромная от­ветственность воспитателей. Они способны сделать дурного чело­века менее дурным, посредственного — вполне хорошим, злого-— менее злым и даже добрым, очеловечить «самую ограниченную и мелкую натуру». В воспитании Белинский видел все: «и жизнь, и смерть, и спасение, и гибель человека».

Основную роль в очеловечивании детей должны играть роди­тели. В учебных заведениях готовят ученых, инженеров, врачей. Но кто не стал человеком, тот будет плохим гражданином, негод­ным специалистом, способным принести только пред. Поэтому значение человека для общества определяется не только уровнем его квалификации. Очеловеченный, честный и умный сапожник, владеющий своим ремеслом и получающий от него все, что ему нужно, выше и ценнее плохого генерала, малоспособного ученого или бездарного поэта.

Родители воспитывают детей своим примером и любить их должны не для себя, а для самих детей, действовать во имя их будущего, не надоедать им постоянными назиданиями, а быть им друзьями. И овца любит своих ягнят, кормит их молоком, обли­зывает, защищает от врагов. Но как только ягненок перестает питаться молоком и начинает щипать траву — их родственные от­ношения прерываются. Люди же должны отвечать за своих детей до полного их возмужания, пока те не станут гражданами. По­добные мысли встречаются у Симеона Полоцкого и Кариона Ис­томина. Но отождествлять взгляды великого критика с воззре­ниями даже самых прогрессивных деятелей XVII века неправо­мерно. Речь может идти только о дальнейшем развитии традиций. В отличие от Полоцкого, Белинский был противником физических мер воздействия па детой. Предлагаемые им меры взыскания ограничивались суровым взглядом, холодным, но все же вежли­вым обращением, косвенным упреком, деликатным намеком. Высшей мерой наказания предлагался отказ взять ребенка на прогулку с собой или запрещение присутствовать на семейном чтении. И самая крайняя мера, применяемая в редчайших слу­чаях,— пребывание в отдельной комнате. Любое наказание долж­но быть соразмерно с виной: только тогда оно приведет к раскаянию, слезам и исправлению.

В середине 30-х годов взгляды Белинского на задачи воспи­тания носили общегуманистический характер. Накануне 40-х годов он проповедовал примирение с действительностью. Это от разилось в некоторых статьях по детской литературе. Так, его ре­цензия 1836 г. на книгу Ксенофонта Полевого «Михайло Василье­вич Ломоносов» завершается знаменитыми словами: «Зрелище жизни великого человека есть всегда прекрасное зрелище: оно возвышает душу, мирит с жизнью, возбуждает деятельность». Но в начале 40-х годов он отказывается от примирения с действи­тельностью и переходит на новые идейные позиции: к социализ­му, атеизму, революционности, а позднее — к материализму. Он стал призывать человека к борьбе за свои права, отстаивать себя, бороться за свое счастье.

Если раньше, в период примирения, он находился под влия­нием философии Гегеля, то в 1841 г. резко критикует немецкою философа, заявляя — «лучше умереть, чем примириться...». «...Что мне в том, что я уверен, что разумность восторжествует, что в будущем будет хорошо, если судьба велела мне быть свидетелем торжества случайности, неразумия, животной силы? Что мне в том, что моим или твоим детям будет хорошо, если мне скверно и если не моя вина в том, что мне скверно?». Он резко выступа­ет против подавления и унижения человека, против сил, застав­ляющих его страдать.

«Какое имеет право подобный мне человек стать выше челове­чества, отделиться от него железною короною и пурпурною ман­тией? Какое право имеет он внушать мне унизительный трепет? Почему я должен снимать перед ним шапку?..

Люди должны бить братьями и не должны оскорблять друг друга пи даже тенью какого-нибудь внешнего и формального пре­восходства... Социальность, социальность или смерть. Вот девиз мой. Что мне в том, что живет общее, когда страдает личность? Что мне в том, что для избранных есть блаженство, когда боль­шая часть и не подозревает его возможности?

Я не хочу счастья и даром, если не буду спокоен насчет каж­дого из моих братьев по крови».

В последний период деятельности, в статьях после 1840 г., пе­ред воспитанием критик ставил задачу готовить борцов, способ­ных не только ненавидеть несправедливый общественный строй, но и бороться за новый. Он верил, что «настанет время,... когда никого не будут жечь, никому не будут рубить головы... Не будет богатых, не будет бедных, ни царей и подданных, но будут братья — будут люди».

Чтобы достичь в воспитании максимального эффекта, нужно хорошо знать и учитывать возрастные особенности, природные наклонности, потребности и вкусы детей. Дети, по мнению крити­ка, имеют общие им всем родовые особенности. Но в каждом ре­бенке в то же время он видел индивидуальные черты, у каждого из них «своя натура, свои интеллектуальные средства, нравствен­ные наклонности, характер». Эти индивидуальные качества с воз­растом меняются, ибо у семилетнего ребенка потребности не те, что у ребенка трех лет, «а потребности двенадцатилетнего дитяти далеко не те, какие у семилетнего». В то же время и дети одного возраста могут быть различными по развитию: «Один в 18 лет смотрит ребенком, а другой в 14 лет обнаруживает интеллектуальную зрелость юноши», а также есть разница между мальчи­ками и девочками.

Белинский высоко оценивал умственные способности детей и считал, что они «неопытны и легкомысленны, но отнюдь не глу­пы». В то же время он выступал против преждевременного раз­вития детей, которое иссушает их чувства, убивает живость, делает их нравственными уродами.

Детские книги, по мысли Белинского, являются лучшим сред­ством воспитания.

Дата добавления: 2015-10-16